Часть 2. О выдающемся российском физике Виталии Гинзбурге

Часть 2.

Виталий Лазаревич Гинзбург считал себя в немалой степени представителем школы Ландау и его учеником. Хотя сам Ландау как-то сказал: "Гинзбург - не мой ученик, он примазался". Однако именно с Ландау Гинзбург сделал свою наиболее значительную работу по макроскопической сверхпроводимости. Уравнение Гинзбурга-Ландау применяют вот уже более полувека физики, работающие в области сверхпроводимости. Но роль Гинзбурга в физике не ограничивается его научными достижениями. Как и Ландау, Гинзбург - великий учитель физиков.

…Рано утром 10 ноября 2009 г. мне позвонил мой друг профессор Анри Рухадзе, известнейший физик-теоретик по плазме, и сказал: "Вчера умер последний великий физик ХХ века. Если учесть все сделанное Виталием Лазаревичем в физике и воспитании физиков, то он может стать в один ряд с Ландау". Рухадзе имел в виду семинар Гинзбурга, охватывавший всю московскую (и не только) физику с 1950-х по начало 2000-х годов, проведший ровно 1700 заседаний. Благодаря этому семинару у физиков существовало корпоративное ядро, в котором формировались и фильтровались новые идеи. Там многие люди получили путевку в большую науку.

Помимо научных монографий, у Гинзбурга есть две книги смешанного жанра: "О физике и астрофизике" и "О науке, о себе и о других", неоднократно переиздававшиеся. В них, наряду с научными обзорами, актуальных физических проблем, содержится ряд очерков исторического, общественно-политического и мемуарного характера. В 1998 году, прочтя обе эти книги, я написал для журнала "Земля и Вселенная", две довольно пространные реферативные статьи о них. В процессе подготовки этих статей я несколько раз их обсуждал с Виталием Лазаревичем.

Что касается книги Коры, то В.Л. написал  20-страничную "Записку" под названием "Еще раз о Л,Д. Ландау и еще кое-о чем" (1999). Но он не захотел ее широко публиковать, а ограничился рассылкой всего 20-ти человекам (так он сам уточнил; в том числе получил ее и я). Вместе с тем Гинзбург не делал тайны из текста Записки и даже обращался к тем, кто ее в будущем захочет использовать и опубликовать.  На 1-й странице Записки есть такие слова " ясно, что в "ландауведении" не сказано последнее слово - еще будут появляться различные материалы (и, к сожалению, "материалы", т.е. разная чушь). Поэтому я решил написать не для печати, но в основном для тех, кто может еще захотеть внести вклад в "ландауведение", а если более серьезно, то кое-что из неопубликованного". На последней странице Записки написано еще определеннее: "Известное изречение "рукописи не горят", конечно, неверно - очень многое сгорело (в смысле пропало). Но этот текст, скорее всего, сохранится и, возможно, кем-то когда-то будет использован или даже опубликован. На этот случай еще раз подчеркну, что писал, "как пишется", 1, 2, 3 мая 1999 г., и пусть будущие читатели, если они будут, меня не ругают за небрежность изложения и т.п.".

В телефонном разговоре с В.Л., состоявшемся  в конце мая 2003 года, я задал ему вопрос о возможности ссылаться на эту Записку. Ответ был неожиданным: "Считайте, что я разрешаю Вам опубликовать эти материалы после моей смерти". Комментировать это место тогда я не стал. Главное, я услышал, что могу ее цитировать   и  при этом должен сам решать, что стоит цитировать, а что - нет. Догадаться же о том, какие именно места в Записке нежелательны для цитирования, по-моему, нетрудно. Они выделяются в тексте по наличию нескольких колоритных инвектив по отношению к отдельным лицам, или же (что труднее учесть) затрагивают совсем уж интимные стороны жизни героев. Вот избранные цитаты из Записки Гинзбурга.

Много места в ней посвящено пост-катастрофическому периоду жизни Ландау. Так, В.Л. констатирует, например, что "Наум Натанович.Мейман  говорил, что, по его мнению, Дау даже не мог читать. И я поверил, ибо читающим Дау не видел. А из Записок Симоняна  и "книги Коры" очевидно, что Дау читал газеты и журналы. Правда, Дау прогнал Наума, кажется, на довольно ранней стадии за защиту Жени (ниже Женя это Е.М. Лифшиц). М.б., тогда Дау и не читал".

Далее приведу обширную цитату, в которой В.Л. высказывает свое мнение о мотивации лиц, осуществивших публикацию "книги Коры".

"Теперь о книге Коры. Какой-то ее текст ходил по рукам давно. Мне дал его Халат  и, кажется, он у нас сохранился. Опять же, кажется, что тот текст не совпадает с опубликованным" . Когда мы (мы это Нина  и я) были в Израиле , то видели в газете (кажется, в "Окнах") отрывки из воспоминаний Коры, и там было написано что-то в таком роде: публикация И.Л. Ландау, т.е. Гарика. Читал я с отвращением и возмущением. Зачем это публиковать, зачем лезть в личную жизнь и знать, например, как Кора залезла в шкаф, когда Ландау принимал свою любовницу?  Спросил по телефону , не Гарик ли дал рукопись, и понял, что это так. Кстати, зря спрашивал, ибо потом заметил, что  "копирайт" принадлежит И.Л. Ландау. Итак, книга - его публикация. Зачем?  Не понимаю, не могу себе представить, чтобы я или кто-либо из моих друзей публиковал подробности личной жизни своих родителей. А гипотеза - деньги".

Следующая цитата. "Вначале книгу Коры мне было просто противно читать. Как-то особенно раздражало бесконечное "Даунька".  такого обращения я не слышал, публично она называла его "Дау". В книге я заметил массу неточностей и глупостей, но заниматься их разбором и обсуждением нет никакой охоты. Важно главное - каковы мотивы поведения Коры?  У нас (имею в виду сотрудников и учеников Дау, тех, с кем пришлось говорить) сложилось такое убеждение: Кора решила, что Дау умрет  и, оберегая себя и Гарика, "ждала у телефона". Когда выяснилось, что Дау выжил, она испугалась, что Дау ее бросит, и она потеряет все блага. Поэтому резко изменила свое отношение, взвалив воз на себя".

Далее В.Л. дает свою версию, почему Кора стала сразу отсекать Лифшица от пришедшего в сознание Ландау. Поясню: ранее я слышал три основные версии: (1) Кора ненавидела Лифшица, потому что в 1930-е гг. он пытался помешать ее браку с Дау, и теперь воспользовалась возможностью ему отомстить; (2) Кора боялась, что Лифшиц будет подбивать Дау развестись с Корой, рассказывая ему о том, что она его бросила в самый критический период; (3) Кора не хотела вносить деньги на лечение Ландау, когда он был без сознания, и Лифшиц инициировал создание общественного фонда на лечение Ландау; теперь она боялась, что ей выставят счет.

Как я полагаю, все три версии разумные и не противоречат друг другу, но каждая из них по отдельности узковата. Говоря художественно, все эти три варианта - в купеческом духе, по А.Н. Островскому.  В.Л. Гинзбург же впервые дал более общее, хотя, на мой взгляд, и недостаточное, психологическое решение - в духе Ф.М. Достоевского: " увидев, что Дау будет жить, Кора поняла: теперь-то он будет принадлежать только ей. Какие уж тут любовницы у него искалеченного! А она будет иметь все то, чего хотела, но не могла при здоровом Дау. И она боролась за власть над Дау (отсюда систематические дискредитации Жени, полное его "отлучение"). Вся книга  пронизана ненавистью к Жене . Она видела в нем конкурента, он мешал ей управлять Дау. Переполнена оскорблениями и инсинуациями по адресу "Женьки" . Опровергать весь этот бред нет охоты. Свое мнение о Е.М. Лифшице я сообщил в своих статьях (ссылка на книгу "О науке…", 2003)".

Добавлю, что в малотиражном (250 экз.) вузовском журнале "Преподавание физики в высшей школе", издаваемом Московским Педагогическим Государственным Университетом (бывшим МГПИ им. Ленина, где в 1950-е гг. преподавал Е.М. Лифшиц), в № 18, с.25 (2000)) была опубликована более развернутая позиция В.Л. Гинзбурга в отношении книги Коры и образа Лифшица, прорисованного в ней. Эта, хотя и очень узкая, но все же  публикация, на которую можно ссылаться, была осуществлена по нашей совместной инициативе с главным редактором указанного журнала В.А. Ильиным. Поскольку этот журнал не фигурирует в Интернете, а распространяется  в основном по вузам, я сейчас приведу его полностью.

Ответ академика В.Л. Гинзбурга на вопрос главного редактора журнала "Преподавание физики в высшей школе" профессора В.А. Ильина (М., изд. Моспедгосун-та , 2000, № 18. C. 74)

Вопрос: Как бы Вы могли прокомментировать книгу Коры Ландау-Дробанцевой в плане освещения в ней личности и роли Е.М. Лифшица?

Ответ: Если бы я хотел ограничиться одним словом, то просто назвал бы написанное Корой о Е.М. Лифшице клеветой. Однако раз уж я взялся отвечать на Ваш вопрос, то целесообразно сделать это более подробно.

Появление книги Коры и воспоминаний врача К.Симоняна¹ несомненно весьма важны для понимания последнего, трагического периода в жизни Л.Д. Ландау. Это побудило меня не только прочесть оба упомянутых сочинения, но в какой-то мере и прокомментировать их в "записке" под названием "Еще раз о Льве Давидовиче Ландау и еще кое о чем". Эта "записка" не предназначена для печати и была послана лишь нескольким друзьям и знакомым. От мысли же послать что-либо в печать я отказался. Насколько знаю, никто другой также ничего не написал. В общем, это понятно - книга Коры отвратительна (мне, во всяком случае), и ее разбор означал бы погружение в ванну с дерьмом. Будущему серьезному биографу Л.Д. Ландау придется это сделать, но это другой вопрос.

Что же касается оставшихся еще в живых коллег и друзей Е.М. Лифшица, то их долг высказать свое мнение о попытках Коры представить Е.М. Лифшица в самом неблаговидном свете и как человека, и как физика. Свое отношение к этим попыткам я выше уже охарактеризовал словом "клевета".

Позволю себе сообщить также, что уже писал о Е.М. Лифшице (ниже Е.М.), в частности, в связи с Л.Д. Ландау². Изложенных там мнений и оценок не изменил. Процитирую здесь лишь один отрывок из книги "О физике и астрофизике" (с.380):

"Если бы меня спросили, то к друзьям Ландау я с уверенностью отнес бы только Е.М. Лифшица. Раза два (правда, когда Ландау был болен) я видел со стороны Е.М. проявление к нему тех очень теплых чувств, которые характеризуют истинную дружбу. Со стороны Ландау я таких проявлений не видел по отношению к кому бы то ни было. Конечно, это ничего не доказывает, такое часто проявляется лишь в чрезвычайных обстоятельствах, а многие не любят демонстрировать свои теплые чувства. Но почему-то думаю, хотя в этом и не уверен, что Ландау вообще подобных чувств обычно не питал".

Книга Коры убедила меня в правильности последнего суждения или, во всяком случае, в большой его вероятности. Е.М. был по-настоящему предан Дау, действительно его любил. О чувствах Дау, пока он был здоров, я выше уже написал, но с полной уверенностью судить не могу. После аварии Дау оказался в руках Коры и она его всячески настраивала против Е.М. Она боялась влияния Е.М., пыталась его устранить и, к сожалению, добилась своего. Это тоже была трагедия (думаю, не только для Е.М., но и для Дау) и подлая интрига со стороны Коры. Хотел было написать подробнее, но прямо рука не поднимается. Да и что здесь еще объяснять?

Еще раз отошлю читателя к своим статьям и подчеркну для нефизиков только одно. Уже после аварии с Дау Е.М. закончил гигантскую работу по завершению Курса теоретической физики. Ему помогали Л.П. Питаевский (и в одном случае В.Б. Берестецкий), но все равно он продемонстрировал и высокую преданность делу и очень высокую квалификацию как физика. Последнее будет всем ясно и из собрания трудов Е.М., которое вскоре должно появиться и на русском языке.

В общем, те, кто хотят узнать что-либо правдивое об Е.М. Лифшице, книгу Коры могут просто игнорировать.

5 февраля 2000г.                 В.Л. Гинзбург

*     *     *

13 мая 2008 г. у меня был последний разговор с В.Л. по телефону. Он сам мне позвонил и сказал, что написал статью о Ландау в сборник к 100-летию последнего, попросил меня прочесть и сделать уточнения. Далее В.Л. неожиданно сказал: "А у меня на Вас зуб за Рухадзе". Он имел в виду тот факт, что именно Рухадзе написал по моей просьбе предисловие к "Кругу Ландау".  Я ответил, что не мог тогда обратиться к самому В.Л., так как целый год 2005-й, когда моя книга сдавалась в печать, он находился в больнице. Далее, академик Л.П. Питаевский, которому я переслал книгу в Италию, не захотел писать к ней предисловие, она ему не понравилась. Больше ни с кем из крупных физиков я не был знаком. И тогда я обратился к профессору физфака МГУ Анри Амвросьевичу Рухадзе (кадровому фиановцу). Я не был с ним знаком, но только что прочел его книгу с воспоминаниями и размышлениями о науке, и она произвела на меня сильное впечатление. Рухадзе согласился мне помочь в деле издания книги. Потом мы с ним подружились. С тех пор я ни разу не пожалел о том, что судьба свела меня с этим необычным человеком, который сделал для книги "Круг Ландау" много больше, чем все физики из школы Ландау вместе взятые.

Мне было известно, что В.Л. стал плохо относиться к А.А. Рухадзе после выхода книги последнего "События и люди" (1992), в которой автор дал предельно (и даже запредельно) откровенное описание круга советских физиков-теоретиков второй половины ХХ века. В чем-то я понимаю Гинзбурга. Например, Рухадзе так пишет о двух своих монографиях: "Написал книгу с В.П. Силиным, которая в первую очередь принадлежит В.П. Силину. Написал книгу с В.Л. Гинзбургом, которая только моя, а не В.Л. Гинзбурга" (Там же. С. 56). Далее, про В.Н. Цытовича: "В.Л. Гинзбург не захотел его взять в свой теоротдел ФИАН, хотя книг ему Вадим написал предостаточно" (Там же. С. 54)

Даже если всё так, то в политкорректном либеральном обществе не всегда следует публиковать то, что говорится "на кухнях". Изменившееся в отрицательную сторону отношение Гинзбурга  к Рухадзе - это штраф последнего  за свою прямоту и откровенность. С другой стороны, должен подчеркнуть, что во время многих моих бесед с Рухадзе он отзывался о Гинзбурге всегда только уважительно и доброжелательно, иногда, правда, с долей иронии. Как, например, в таком недавнем анекдотическом случае, который мне рассказал сам Анри Амвросьевич.

В прошлом году А.А. Рухадзе и его ученик д.ф.-м.н. М.В. Кузелев сделали работу по теории плазмы, развивающую одну из идей В.Л. Гинзбурга, и направили обзорную статью в УФН. Гинзбург как главный редактор этого журнала, статью принял. На бумажке, прикрепленной к рукописи, он написал:  "Рухадзе - "такой-то" , но умный. В печать". Я сказал А.А. Рухадзе, что он может гордиться этим письменным высказыванием о себе великого физика и посоветовал включить ксерокопию этой записки в следующее издание его книги. Я бы так и сделал, если бы получил подобную записку от самого Гинзбурга.

*     *     *

9 ноября 2009 г. В.Л. Гинзбург скончался после пятилетней тяжелой болезни (одна из редких форм хронического лейкоза - так называемая болезнь Вальденстрома, сопровождающаяся повышенной вязкостью крови). В 2005 г. Виталий Лазаревич провел около года в Гематологическом научном центре, где и был поставлен этот диагноз. Его лечили лучшие врачи страны во главе с академиком А.И. Воробьевым, и они добились длительной ремиссии. Однако физическое состояние В.Л. приносило ему немало страданий, он даже выступал в открытых публикациях (см. в Интернете) в защиту права на эвтаназию, требовал от А.И. Воробьева, чтобы тот помог ему добровольно уйти из жизни, дав какие-то препараты. На что Воробьев ответил категорическим отказом даже обсуждать тему эвтаназии в принципе. До последнего дня Виталий Лазаревич сохранял ясный ум и работал. Даже в день смерти он с утра занимался статьями из портфеля журнала "Успехи физических наук".

В день похорон около 11 часов 11 ноября весь состав семинара Рухадзе (и я в том числе), всего приблизительно человек 30, пошли из ИОФАНа в ФИАН, чтобы принять участие в прощании с Виталием Лазаревичем. В фойе к нам подошел членкор РАН В.П. Силин, сказал: "Анри, иди запишись в почетный караул". "Удобно ли мне это?", - заколебался Рухадзе, имея в виду не лучшее отношение к нему Гинзбурга в последние годы. Я поддержал Силина: "Сейчас важно Ваше отношение к покойному, а я знаю, что Вы всегда выражали к нему глубокое почтение и признание его великих заслуг". И Рухадзе пошел надевать красную повязку.

Всё фойе 3-го этажа ФИАНа было забито людьми. Их было много сотен, если не тысяча. Выступающих было необычно много, не меньше 20: академики, директора институтов.  Говорили правильно, стандартно, многие длинно и тускло, повторяя одни и те же фразы. Возраст выступавших был от 65 до 85 лет - элита советской физики.  Было впечатление, что за ними - пустыня. На этом фоне отличились: членкор Б.Л. Иоффе - краткостью, всего две-три фразы в течение примерно одной минуты, и… Владимир Вольфович Жириновский! Последний сказал, что приехал по поручению верховной власти страны. Символично, что демократическая власть новой России прощалась со своим великим ученым, нобелевским лауреатом, делегировав на публичное прощание Жириновского. (Говорили, что с утра приехал начальник администрации президента Нарышкин, но, выразив соболезнование близким покойного, сразу уехал.) В прощальном слове ВВЖ, как и следовало ожидать, встретились нестандартные моменты:
 
1. "В наше время дожить до 93 лет - это биологический подвиг".

2. "Я помню, как несколько лет тому назад я видел на улице Москвы растяжку: "100 лет комбинату имени Микояна". Я хотел бы, чтобы у нас вывешивались растяжки: "80 лет или 90 лет такому-то выдающемуся ученому!" А мясной комбинат подождет".

Жириновский проявил себя в этот момент умнее и ловчее остальных своих коллег по верхушке, и это говорит в его пользу, как и  то, что он поставил на первое место науку и талант, а не колбасу.

Еще один примечательный момент - на стенде в фойе висело множество телеграмм, в их числе штук пять-шесть на бланке:"Правительственная": от имени В.В. Путина, С.М. Миронова, кого-то еще. Отличился автор Правительственной телеграммы, адресовавший ее (цитирую дословно): "Директору ФИАН академику Месяцу А.Г." Я сразу обратил внимание на перестановку инициалов. Что это, небрежность наборщика текста? - Ан нет! Ошибка неслучайная, так как дальше в обращении написано: "Глубокоуважаемый Андрей Геннадьевич!..."

Смешно было читать перепутанное имя и отчество в сочетании с "глубокоуважаемым", адресованное не кому-нибудь, а вице-президенту РАН академику Геннадию Андреевичу Месяцу. Но более всего поразила подпись отправителя: "Руководитель Федерального агентства по науке и инновациям Сергей Николаевич Мазуренко". Кому-то это покажется мелочью. Но ведь это - признак качества аппарата высшего чиновника, а тем самым и его самого,  свидетельствует о его неспособности к четкому и надежному функционированию. Лет 20 тому назад такое было абсолютно невозможно. А ведь этот чиновник со своим аппаратом распоряжается финансированием науки в России. Вот, кто в нынешней России, управляемой не специалистами-профессионалами высшего класса, а  "топ-менеджерами", распределяет миллиарды рублей на науку! А ученые еще жалуются…

На фото: Е.М.Лифшиц пишет 4-й том Курса теорфизики, первую книгу  без Ландау. На озере Иссык-Куль, Киргизия, сентябрь 1962 г. Фото З.И.Горобец-Лифшиц (из семейного архива).

Библиографические ссылки

Бессараб Майя. Страницы жизни Ландау. -М: Московский рабочий, 1971, - 136 с. ; то же назв., дополн. и испр.- Там же, изд. 4-е,1990.

Бессараб М.Я. Так говорил Ландау. - М.: Физматлит, 2004. 128 с.

Воспоминания о Л.Д.Ландау. /Отв. ред. акад. И.М.Халатников -М.: Наука, 1988, 352 с.
Гинзбург В.Л. Еще раз о Льве Давидовиче Ландау и еще кое-о чем. 1999 (рукопись, 20 маш-пис.стр.).

Гинзбург В.Л. О физике и астрофизике. - М.: Бюро Квантум, 1995, - 512 с.

Гинзбург В.Л. О науке, о себе и о других. -М.: Изд-во физ-мат. лит-ры, 2003. 544 с.

Горобец Б.С. Круг Ландау. Жизнь гения. М.: ЛКИ. 2008. 368 с.

Горобец Б.С. Круг Ландау. Физика войны и мира. М.: ЛИБРОКОМ. 2009. 272 с.

Горобец Б.С. Круг Ландау и Лифшица. М.: ЛИБРОКОМ. 2009. 336 с.

Капица. Тамм. Семенов. В очерках и письмах / Под общ.ред.акад.А.Ф. Андреева. М.: Вагриус, Природа, 1998. 579 с.

Ландау-Дробанцева Кора. Академик Ландау. Как мы жили. Воспоминания. -М.: Издатель Захаров. 1999. 494 с.

Рухадзе А.А. События и люди (1948 -1991). Продолжение. 12 лет спустя. 4-е изд. М.: изд. МГУ. 2005. 223 с.

--------------

1. К.Симонян, "Тайна Ландау". "Окна" от 2, 9 и 15 апреля 1998 г. "Окна" - это приложение к газете "Вести", издающейся в Израиле.

2.   Гинзбург В.Л., "О физике и астрофизике". М., 1995. С. 364, 368, 442; Гинзбург В.Л., "О науке, о себе и о других". М.: Физматлит, 1997. С. 228.