Часть 4. СПАСЁТ ОЧИЩЕНИЕ

С. Р. Но, кажется, я все время отклоняюсь от предлагаемой вами линии разговора. Коль скоро наша беседа течет свободно, то прежде чем отвечать на новые вопросы, хочу сказать, как глубоко меня восхищает ваша преданность памяти покойного учителя и друга. Вы не упускаете случая снова и снова напоминать об Ароне Каценелинбойгене, процитировать его работы, прокомментировать его идеи. Мало кто так бережно и свято относится к полученному наследию. К тому же, вы его развиваете, творчески переплавляете в ваших собственных работах, в вашей поэзии.  Я понимаю так, что вы это считаете своим нравственным долгом, и вы его возвращаете сторицей. Если бы наше правительство так же щедро выплачивало государственный долг вместо того, чтобы его ежедневно и ежечасно наращивать, то какое светлое будущее ждало бы наших детей!..

В. З. Я благодарна Вам за эти слова, Семён. Вы являетесь одним из тех, кто знал Арона и к кому Арон относился с большим теплом. Он вообще был удивительно тёплым человеком, как вы помните. В этом году исполнилось четыре года с тех пор, как он ушёл от нас. Да, именно ушёл. В тот день он встречался в Нью-Йорке с раввином Нилом Гильманом по поводу своей книги  18 QUESTIONS AND ANSWERS CONCERNING THE TORAH, которая была опубликовано уже посмертно моим интернетовским издательством (http://www.ulita.net/Book_Torah ). … А что касается правительства, то ему уже пора на слом. Оно пересидело самоё себя. Обе партии настолько погрязли в политических играх и коррупции, что возвращение к конституционным истокам возможно только на очищенной почве.

О "РАЗОБЛАЧЕНИИ МЕЖДУНАРОДНОГО СИОНИЗМА"

В. З. Но это - попутно, а вот следующий вопрос, которого наш читатель, прекрасно знакомый с вашим творчеством, ждёт, я думаю, с нетерпением, касается ваших творческих планов и замыслов. Над чем сегодня работает писатель Семён Резник? Что является вашим фокусом в настоящий момент?

С. Р. И всё же, пока что помолчу о своих планах на будущее. Ибо человек предполагает, а Бог располагает. Расскажу я о книге уже завершенной, но еще не изданной - она сейчас готовится к печати. (Правда, главы из нее публиковались в ряде изданий).

Книга необычна по форме и содержанию. Название я заимствовал у Николая Васильевича Гоголя: "Выбранные места из переписки с друзьями", но у меня оно имеет, я бы сказал, саркастический смысл. Мне даже советовали взять слова "друзья" в кавычки, но кавычки внутри кавычек - это было бы слишком.

Тридцать лет назад, когда зачиналась "переписка", я, конечно, не думал о будущей книге. Было это в Москве, на излете эпохи Брежнева. Мало кто сейчас помнит, что в ту унылую пору "застоя" было одно направление в печати и литературе, в котором никакого застоя не было. Это поприще называлось "разоблачением международного сионизма". На моих глазах оно набирало мощь, росло и ширилось не по дням, а по часам. На "разоблачении сионизма" делались головокружительные карьеры. Спешно писались и защищались диссертации, издавались книги; их авторы делали себе имена в литературе и в академическом мире, занимали высокие посты в вузах, в Союзе Писателей, быстро шли вверх в партийно-государственной иерархии. Псевдопатриотические и антисемитские произведения постоянно появлялись в ведущих литературных журналах, широко пропагандировались, распространялись огромными тиражами. Тот же Сергей Семанов, за великие патриотические заслуги в изрядно им покалеченной серии ЖЗЛ был назначен главным редактором журнала "Человек и закон". После этого ни один номер журнала не выходил без одного-двух антисемитских материалов. Евреев травили, а русских натравливали. При этом, конечно, торжествовала "дружба народов", об антисемитизме в Стране Советов никто не мог сказать вслух, а если пытался, то попадал в "наймиты Тель-Авива и американского империализма".  

Вот этому процессу нацификации литературы я и пытался противостоять. Я писал памфлеты, пародии, аналитические статьи, открытые письма по поводу некоторых особенно одиозных произведений национал-патриотистов и направлял их в разные органы печати с предложением опубликовать. Для меня это был своего рода эксперимент. Со всех сторон я слышал, что "выхода нет, а есть исход"; надо тикать, а не заниматься донкихотством. Но такое донкихотство мне было необходимо. Сказывалась моя приверженность индуктивному методу. Мне нужны были твердые, проверенные доказательства того, что я, как писатель, оставаясь в Союзе, бессилен противостоять напору нацизма. В тот период я написал и два исторических романа - "Хаим-да-Марья" и "Кровавая карусель". В обоих рассказано о гонениях на евреев в царской России. Поскольку действие происходило в "проклятом прошлом", то зарубить их по цензурным и идеологическим соображениям было сложнее, нежели актуальные полемические статьи. Но - зарубили!  

Однако, хотя пробиться в печать и завязать публичную полемику с патриотистами мне не удалось, мои усилия не были вовсе безрезультатными. Каждая статья обросла перепиской с редакциями, издателями, литературными чинами. Вот эта переписка и стала костяком книги.

В предисловии я попытался разъяснить ее характер, лучше сказать не смогу, поэтому  приведу небольшой отрывок:
 
"Понятно, что полемические произведения, писавшиеся целую эпоху назад, в значительной мере утратили свою злободневность; но мне представляется, что они приобрели исторический интерес, так как в них запечатлены малоизвестное аспекты российской литературной жизни в канун краха коммунистической системы.

Впрочем, я думаю, что и злободневность этих "сюжетов" далеко не исчерпана, ибо та идеология, с которой мне пришлось схлестнуться на излете эпохи Брежнева, оказалась живучей. Она пережила катаклизмы, через которые прошла Россия в турбулентные годы Горбачева и Ельцина, и сегодня охватывает значительный сектор ее духовного пространства, частично смыкаясь с государственной властью и ее карательными органами.

Советский коммунизм канул в Лету, словно его и не было, но связь времен не распалась: я думаю, что это ясно показано в книге.

Я затрудняюсь определить жанр предлагаемой книги. Он близок к эпистолярному, но и сильно отличается от него. Это не публицистика в привычном значении этого понятия, хотя книга публицистична. И не литературная критика, хотя в большинстве сюжетов анализируются литературные произведения. И не собрание архивных документов, хотя в основе каждой главы-сюжета лежат материалы моего личного архива. Скорее это сплав указанных четырех элементов.

Вымышленных персонажей в книге нет: все названы подлинными именами. Читатель встретится как с широко известными писателями, ставшими почти классиками, так и с видными и не очень видными литературными чиновниками. Некоторых из них уже нет в живых, другие живы и активно деятельны. В числе персонажей Анатолий Рыбаков и Валентин Катаев, Игорь Шафаревич и Александр Солженицын, Сергей Наровчатов и Александр Чаковский, Феликс Кузнецов и Михаил Алексеев, Валерий Ганичев и Сергей Семанов, Валентин Пикуль и Феликс Светов, Дмитрий Жуков и Игорь Золотусский, Юрий Селезнев и Федор Чапчахов, Станислав Куняев и Александр Проханов, американский журналист Кристофер Хитченс, его израильский коллега Исраэль Шамир, лауреат нобелевской премии мира Эли Визель и многие другие. Портреты некоторых из них прописаны детально, другие, остающиеся на периферии повествования, даны лишь беглыми штрихами. Но главный герой этого повествования, который "всегда был, есть и будет прекрасен, - правда". Когда-то эти слова Л.Н. Толстого я поставил эпиграфом к одной из моих книг, но, думаю, что к этой книге они подходят больше всего".
 

ПОЗИЦИИ, АРГУМЕНТЫ

В. З. С нетерпением жду выхода в свет этой книги! А есть ли в ней вообще какие-либо позиции, которые вы сегодня пересматриваете?

С. Р. Это очень хороший вопрос! Вы знаете, как это принято у американцев: если они на какой-то вопрос отвечают - "it is a good question", - значит, они не знают, как на него ответить. Вот и я затрудняюсь. Никогда серьезно над этим не думал. Некоторые мои позиции, конечно, менялись, так как наращивались знания и жизненный опыт. Общаешься, обмениваешься мнениями, споришь с людьми, которые смотрят на какие-то вещи иначе, чем ты. Задумываешься и убеждаешься в их правоте.

Помню, например, - много уже лет прошло - заговорили мы с Людмилой  Алексеевой, известной правозащитницей, членом Хельсинкской группы (сейчас она ее возглавляет), о смертной казни. До возвращения в Россию Людмила Михайловна жила вблизи Вашингтона, мы были почти соседями, часто общались. Так вот, она была решительной противницей смертной казни, а я относился к этому вопросу не столь однозначно. Попадаются же изверги, которым не место на Земле. Как можно возражать против казни таких изуверов, как Чикатило, например! Она на это ответила примерно следующее: "Разве дело в них? Дело в нас! Если в стране узаконена смертная казнь, значит, кто-то приводит ее в исполнение. Должен существовать институт палачей. Понимаете? Профессия такая - палач! Представьте, рядом с вами живет палач. Он ходит на работу - убивать людей. Утром он вежливо раскланивается с вами, потом "работает", его хвалит начальство. А вечером он, довольный, возвращается домой. У него есть дети, он их воспитывает. Хотели бы вы иметь такого соседа?" Не поручусь, что точно передаю ее слова, но смысл был такой. И я понял, насколько она права, говоря, что смертная казнь развращает, дегуманизирует общество. С тех пор я против смертной казни.

Но, должен сказать, такая перемена взглядов для меня скорее исключение, чем правило. Прежде всего, я стараюсь не придерживаться и, тем более не высказывать, никакого мнения по вопросам, в которых недостаточно компетентен. Всего знать нельзя, но важно знать, чего ты не знаешь. Ложное знание - это невежество.  Обыкновенный человек не обязан знать законов генетики, ничего позорного в таком незнании нет. Но если он уверен, что их знает, если он пытается навязать свои дремучие понятия о наследственности другим и клеймит несогласных, то перед нами Трофим Лысенко или кто-то из его подручных. Сколько бед может принести такой энергичный невежда, достаточно хорошо известно.

Если меня заинтересовал какой-то вопрос, то я стараюсь в нем непредвзято разобраться, и только после этого вырабатываю свое мнение. Конечно, не "раз и навсегда". Но переубедить меня могут лишь очень веские, новые для меня аргументы.

В. З. Согласна насчёт аргументов и фактов, но если бы их можно было однозначно интерпретировать, о, как бы всё в этом мире упростилось!

Семён, не хочется ставить точку на нашей беседе, и я уверена, что наши читатели испытывают то же. Надеюсь встретиться с вами не раз на гостеприимных страницах "Кругозора. Большое спасибо за интереснейшую, стимулирующую к размышлениям и дискуссиям беседу! Удач и здоровья вам и вашим близким в приближающемся 2010-м!

С. Р. И вам спасибо, и вас - с наступающим. А также всех читателей "Кругозора", у которых хватило терпения дочитать этот обширный диалог до конца!