УВИДЬТЕ

Ра­ки

О ра­ках сле­ду­ет пи­сать - да и во­об­ще об­ра­щать­ся с ни­ми - чрез­вы­чай­но ос­то­рож­но. С ви­ду не­тороп­ли­вые, по­хожие на за­кован­ных в чер­ные дос­пе­хи ры­царей, они мо­гут пре­боль­но цап­нуть. Вну­шитель­ные их клеш­ни чуть ли не пре­вали­ру­ют над всем ос­таль­ным те­лом.

Бу­дучи жи­вот­ны­ми древ­ни­ми, ра­ки весь­ма кон­серва­тив­ны. Их мыс­ли и взо­ры нас­толь­ко ус­трем­ле­ны в слав­ное прош­лое, что дви­жению впе­ред они пред­по­чита­ют пя­чание на­зад. Вся­кое раз­ви­тие пу­га­ет их и ка­жет­ся лег­ко­мыс­ли­ем и ли­бера­лиз­мом. Пол­зая за­дом на­перед по дну, они с не­годо­вани­ем гля­дят на проп­лы­ва­ющих над ни­ми рыб и вор­чат:

- Взя­ли то­же мо­ду - по во­де хвос­том ви­лять. Ни­какой опо­ры, ни­какой поч­вы под но­гами. Да у них и ног-то нет, ка­кая-то дрянь бес­стыд­ная бол­та­ет­ся. До­либе­раль­ни­ча­ем­ся мы с ни­ми. Они ведь как - вжик, и не­ту их. Нын­че здесь, зав­тра Бог зна­ет где. Это еще вы­яс­нить на­до, ку­да они там пла­ва­ют.

Ра­ки очень пат­ри­отич­ны, хоть и пи­та­ют­ся тух­ля­тиной, ко­торую на­зыва­ют слав­ным мя­сом прош­ло­го. На тух­ля­тину их, кста­ти, и ло­вят. Ког­да их, ух­ва­тив сза­ди паль­ца­ми, вы­тас­ки­ва­ют из во­ды, они осо­бо не соп­ро­тив­ля­ют­ся, лишь крях­тят:

- По­лег­че, по­лег­че... Без это­го ли­бера­лиз­ма. Цап­нуть бы вас, не­уме­хи. Вот в ста­рину ло­вили так ло­вили. А в ве­дер­ко те­бе и со­ли, и пер­цу, и лис­ту да­дут лав­ро­вого. А ны­неш­ние? Ни сло­вить, ни сва­рить - ни­чего тол­ком не уме­ют.

Пос­коль­ку ис­то­рия дви­жет­ся по спи­рали (ви­димо, что­бы не за­бере­менеть), на ка­ком-то ее вит­ке ко мне­нию ра­ков сно­ва на­чина­ют прис­лу­шивать­ся, оно да­же де­ла­ет­ся гла­венс­тву­ющим. Ра­ки в эти вре­мена тор­жес­тву­ют.

- Вот оно! До­лег­ко­мыс­ли­чались, до­либе­раль­ни­чались по са­мое не­хочу, так, не­бось, на­зад, к ис­то­кам по­тяну­ло. Нет, что ни го­вори - жизнь муд­ра, как край вед­ра. Че­рез нее не пе­рес­ко­чишь.

Рачья фи­лосо­фия ох­ва­тыва­ет це­лый во­до­ем, рас­полза­ясь по не­му ра­ковой опу­холью. Пов­сю­ду сто­ит за­пах по­еда­емой ими тух­ля­тины, от ко­торой мрут це­лые ко­сяки рыб, а те, что вы­жили, стре­мят­ся уп­лыть ку­да по­даль­ше.

- И пусть плы­вут, - ши­пят ра­ки. - Ска­тертью до­рож­ка. Без них толь­ко воз­дух чи­ще да во­да проз­рачней. Пусть ли­бера­лят где по­даль­ше. Ник­то их к нам не звал, ник­то по ним сле­зы лить не ста­нет.

И ры­бы уп­лы­ва­ют - ко­сяка­ми, ста­ями, и ли­шен­ный раз­но­об­ра­зия ви­дов во­до­ем, по­еда­емый рачь­им за­силь­ем, по­дер­ги­ва­ет­ся сплош­ною ряс­кой и прев­ра­ща­ет­ся в от­стой­ник.

Но тут ис­то­рия, по­дус­тав от на­вяз­шей тря­сины, со­вер­ша­ет но­вый ви­ток, и ра­ки, под­жав хвос­ты, от­полза­ют вглубь, сде­лав­шись поч­ти не­замет­ны­ми на дне. Там они опять пре­да­ют­ся вос­по­мина­ни­ям о слав­ной ста­рине и, меч­та­тель­но ше­веля пос­конны­ми уса­ми, бор­мо­чут:

- Ни­чего. На­либе­раль­ни­ча­ют­ся и сно­ва возь­мут­ся за ум. А креп­ки мы все умом зад­ним. Так что ку­да ни пол­зи, всё од­но при­пол­зешь на­зад. Вспом­ни­те еще о нас, на ко­ленях при­коря­чите. И тог­да мы вам всем по­кажем, где ра­ки зи­му­ют.

Чи­нов­ни­ки

В Ин­дии есть кас­та "неп­ри­каса­емых". Сос­то­ит она вов­се не из сли­вок об­щес­тва, как мож­но оши­боч­но по­думать, не из выс­ших осо­бей, не­под­властных су­ду и за­кону, а из от­вержен­ных, па­рий. Стро­го го­воря, это да­же не кас­та, а лю­ди, выб­ро­шен­ные из нее на обо­чину жиз­ни, при­кос­нуть­ся к ко­торым и то счи­та­ет­ся за­зор­ным. От­сю­да и это об­манчи­вое, псев­до­эли­тар­ное наз­ва­ние - "неп­ри­каса­емые".

Неп­ри­каса­емомть чи­нов­ни­ков - сов­сем ино­го ро­да. Пра­виль­ней бы­ло бы наз­вать ее без­на­казан­ностью. По­нача­лу чи­нов­ни­чес­тво бы­ло за­дума­но как не­кий мост меж­ду вер­ховной властью и на­родом. Вер­ховная власть от­нюдь не со­бира­лась ка­тать­ся по это­му мос­ту в на­род и об­ратно - она во­об­ще пред­по­чита­ла дер­жать­ся от на­рода по­даль­ше, счи­тая его сво­его ро­да не­легаль­ной ор­га­низа­ци­ей, под­ры­ва­ющей влас­тные ус­тои. Будь это воз­можно, власть с удо­воль­стви­ем обош­лась бы без на­рода, за­нима­ясь ис­клю­читель­но важ­ны­ми го­сударс­твен­ны­ми де­лами. Но пос­коль­ку это бы­ло, увы, нес­бы­точ­ной уто­пи­ей, власть ста­ла ис­поль­зо­вать чи­нов­ни­чий мост для от­прав­ки на про­тиво­полож­ный бе­рег ди­рек­тив и дос­тавки от­ту­да на­логов. Так как са­ма власть тру­дилась мно­го, но ни­чего не про­из­во­дила, на­логи бы­ли ей жиз­ненно не­об­хо­димы. На эти день­ги она обу­вала, оде­вала и кор­ми­ла свой неж­ный и склон­ный к прос­ту­дам ор­га­низм, на­нима­ла се­бе ох­ра­ну в ви­де ар­мии и по­лиции, а ос­татка­ми по­лучен­ных средств бла­годе­тель­ство­вала тех, кто ее со­дер­жал.

Чи­нов­ни­чес­тво очень быс­тро уло­вило те вы­годы, ко­торые су­лило ему по­ложе­ние мос­та. Ко­неч­но, бы­ли ус­та­нов­ле­ны  пош­ли­ны за пе­ревоз­ки с бе­рега на бе­рег, но день­ги эти бы­ли сме­хот­ворно ма­лы по срав­не­нию с те­ми зо­лоты­ми по­тока­ми, ко­торые ежед­невно тек­ли по мос­ту и ко­торы­ми ум­но­му че­лове­ку бы­ло прос­то греш­но не вос­поль­зо­вать­ся. По боль­шо­му сче­ту чи­нов­ни­ков мож­но бы­ло по­нять: на­род был бе­ден и пла­тил не­охот­но, вер­ховная власть бы­ла бо­гата, но рас­ста­валась с день­га­ми еще не­охот­ней, и пос­редни­ку при­ходи­лось за­ботить­ся о се­бе са­мому. Чи­нов­ни­чес­тво жа­лова­лось влас­ти на об­ни­щание на­рода и не­воз­можность по­лучать с не­го по­дати, на­роду - на фи­нан­со­вый кри­зис влас­ти и вы­нуж­денное уре­зание вып­лат и на­ращи­вание цен и при этом не­замет­но и удо­воль­ствен­но пох­ло­пыва­ло се­бя по обо­им кар­ма­нам. Оно очень быс­тро смек­ну­ло, на ка­кой бе­рег ему сле­ду­ет опи­рать­ся, а ка­кой до­ить. Ви­дя, что иные не­соз­на­тель­ные пред­ста­вите­ли на­рода на­лов­чи­лись пе­рехо­дить ре­ку вброд, чи­нов­ни­чес­тво выт­ре­бова­ло у влас­ти ас­сигно­вания яко­бы на уп­ро­чение опор мос­та и на­няло на эти день­ги ча­совых, ко­торых прис­та­вило ох­ра­нять не­надеж­ные мес­та на ре­ке. Власть, впро­чем, очень быс­тро вер­ну­ла се­бе пот­ра­чен­ное, уве­личив на­логи, часть от ко­торых опять та­ки осе­ла в чи­нов­ничь­их кар­ма­нах.

По­ложе­ние мос­та де­лалось всй проч­нее и зна­читель­нее. Власть нас­толь­ко от­выкла иметь де­ло с на­родом, что пол­ностью пе­рело­жила это бре­мя на пле­чи чи­нов­ни­ков. В за­дачу пос­ледних вхо­дило лишь вре­мя от вре­мени ра­пор­то­вать влас­ти, что на­род жи­вет хо­рошо и лю­бит власть, а на­роду - что власть тру­дит­ся, не пок­ла­дая рук, и пе­чет­ся о на­роде. Чи­нов­ни­кам по­вери­ли (или сде­лали вид, что по­вери­ли) и та, и дру­гой, ибо каж­до­му при­ят­но слы­шать, что его лю­бят и о нем пе­кут­ся. Но пос­коль­ку кро­ме люб­ви су­щес­тву­ет так­же не­нависть, то она дол­жна бы­ла на ко­го-то из­лить­ся. До влас­ти бы­ло да­леко и под­сту­пы к ней бла­гона­деж­но пе­рек­ры­ты, и на­род об­ру­шил всю си­лу этой не­навис­ти на чи­нов­ни­чес­тво. Чи­нов­ни­чес­тво стой­ко и впол­не рав­но­душ­но при­няло этот удар, ибо в от­ли­чие от влас­ти на­чис­то бы­ло ли­шено та­ких ам­би­ций, как быть обо­жа­емым или да­же обо­жест­вля­емым.

Власть с удо­воль­стви­ем вос­поль­зо­валась чи­нов­ни­чес­твом уже не в ка­чес­тве мос­та, а щи­та. Вре­мя от вре­мени она вы­яв­ля­ла в его ря­дах чем-то ей не­уго­див­ше­го или сов­сем уж зар­вавше­гося и, пол­ная бла­город­но­го не­годо­вания, швы­ряла его к но­гам оз­ве­рев­ше­го от бе­зыс­ходнос­ти на­рода. На­род да­вал вы­ход ярос­ти и рвал чи­нов­ни­ка на кус­ки, не за­бывая поб­ла­года­рить власть за то, что она блю­дет его ин­те­ресы и бес­по­щад­но бо­рет­ся с нес­пра­вед­ли­востью и мздо­имс­твом. На­род во­об­ще был скло­нен ис­пы­тывать бла­годар­ность, ибо с этим чувс­твом бы­ло как-то лег­че уп­ла­чивать по­дати.

Чи­нов­ни­чес­тво быс­тро оп­равля­лось от по­лучен­но­го уда­ра. Чуть по­редев­шие ря­ды мгно­вен­но за­пол­ня­лись и да­же ста­нови­лись плот­нее. А так как пос­ле про­чис­тки же­луд­ка рез­ко воз­раста­ет ап­пе­тит, мост тут же с уд­во­ен­ною си­лой при­нимал­ся до­ить оба бе­рега. Во­об­ще-то, его уже труд­но бы­ло наз­вать прос­то мос­том. От­личные ши­рокие до­роги нас­толь­ко изу­митель­но прик­ре­пили его к влас­тно­му бе­регу, что не­воз­можно бы­ло по­нять, где кон­ча­ет­ся од­но и на­чина­ет­ся дру­гое. За­то пу­ти к бе­регу про­тиво­полож­но­му ока­зались со­вер­шенно раз­би­ты и по­рос­ли ло­пухом и бурь­яном, ос­та­вив лишь те тро­пы, по ко­торым про­дол­жа­ли течь де­неж­ные ручьи.

Од­нажды (очень хо­чет­ся в это ве­рить) лю­ди при­дут на бе­рег ре­ки. Они не ста­нут с бла­гого­вени­ем всмат­ри­вать­ся в да­лекую, поч­ти не­види­мую су­шу по ту сто­рону. Они не бу­дут с не­навистью и зло­бой гля­деть на мост, дол­женс­тву­ющий со­еди­нять, а на де­ле разъ­еди­ня­ющий. Они вдруг уви­дят са­му ре­ку и - мо­жет быть, впер­вые в жиз­ни - за­дума­ют­ся, от­ку­да она те­чет, ку­да и за­чем. И это­го не смо­гут им зап­ре­тить ни все­силь­ное чи­нов­ни­чес­тво, ни да­же са­мая вер­ховная власть.

________________
Кар­ти­ны ав­то­ра