О ВОЙНЕ В СИРИИ И НЕ ТОЛЬКО,

Минул скорбный двухлетний юбилей государственного переворота в Ливии, осуществленного благодаря вторжению войск НАТО и отдельных примкнувших к ним арабских государств. Мы посвятили этому специальную статью. (Виктор Бирюков, Александр Черницкий. Чтобы Сирия не стала Ливией // Война и мир. - 26 февраля 2013) . Сейчас на грани краха находится Сирия, хотя помощь Запада террористам-разрушителям отчасти блокирована благодаря решительным позициям России и Китая.  Тема продолжается, заставляя изучать и раскрывать всё новые и новые аспекты этой исторической эпопеи. Наш данный очрк - для читателей "Кругозора".

Предисловие

Не станем анализировать здесь сирийский конфликт в целом, а поговорим лишь о теме, едва заметной мировому, в первую очередь, христианскому сообществу. Разжигая огонь войны в Сирии, и западные медиа, и западные правительства упорно считают сирийское противостояние сугубо внутренним мусульманским делом. При этом полностью игнорируется проживание в Сирии с доарабских времен старейшей в мире христианской общины, по преданию, выпестованной еще апостолами Павлом и Петром.

Между тем до начала антиправительственного мятежа сирийские христиане составляли около 12% населения страны (из общего числа в 20,2 млн, имевшихся прежде), в то время как их средняя доля по странам Северной Африки и Ближнего Востока редко превышала 5%. Самой многочисленной была Антиохийская православная церковь: численность ее сторонников еще недавно насчитывала половину всех сирийских христиан, т.е. достигала 1 млн человек.

Не требуется большой фантазии, чтобы заглянуть в будущее сиро-христиан после падения Асада. Террористы, сражающиеся за власть в Сирии, уже пообещали резать последователей Иисуса и бросать куски их тел собакам. Сказано - сделано: бандиты выкрали 38-летнего православного таксиста, а его обезглавленное тело скормили стае голодных псов на обочине дороги. В ответ из Сирии начался массовый исход христианского населения: сотни тысяч бегут в Дамаск под защиту центральной власти, другие - к братьям-христианам в Ливан. Кстати, прежде там их находилось 400 тыс., но "Хизбалла" "успешно" сокращает численность ливанских христиан, подобно тому, как египетские "братья-мусульмане" целенаправленно уничтожают коптскую общину.

Судьба не в первый раз жестоко обошлась с антиохийскими православными. В этой связи мы сейчас попытаемся реконструировать сильно подзабытую историю, в которой они сыграли ведущую роль, а вся слава незаслуженно досталась другим.

К счастью, времена в ту пору (1947-59 годы) были куда как более вегетарианскими; надеемся, нам больше не придется пугать читателя окровавленными кинжалами и обезглавленными трупами.

Сиро-христиане берут след

Сапожник Кандо трясся на ослике из Вифлеема в Иерусалим. В пропасти, над которой проходила дорога, показались жалкие сакли святого города. Они крепились к почти отвесным скалам, и было неясно, какая сила не дает им оторваться. Сапожник понукал ослика: скорей, скорей. Чрезвычайное обстоятельство вынудило Кандо закрыть мастерскую в Вифлееме.

Скоро копыта зацокали по городскому булыжнику. Сапожника проводил глазами ошалевший от жары ирландский солдат в тропическом шлеме. Кандо продвигался по уличному лабиринту, каждый метр которого использовался в качестве прилавка. В воздухе носились крики старьевщиков, менял и хулиганов, запахи пищи и отбросов. На одной из улочек Кандо остановил ослика. Навстречу поднялся с крыльца Жорж Исайя:

- Салям алейкум, да благословен будь Христос!

- Алейкум вассалям, трижды будь благословен! - отозвался Кандо.

Кланяясь, хозяин пропустил гостя, и мужчины оказались в духоте антикварной лавки. Кандо покосился на дверь. Хозяин прикрыл ее, и в лавке окончательно стало нечем дышать. Сапожник извлек из котомки сверток. Развернув ветхую льняную ткань, сказал:

- Вот кожи, которые утром привезли в Вифлеем таамире. Я подумал, это могут быть наши древние письмена.

Антиквар схватил с витрины огромную лупу и стал обследовать каракули, нанесенные на четыре кожаных свитка. Сапожник замер как изваяние: он выложил бедуинам племени таамире двадцать палестинских фунтов и вовсе не был уверен, что поступил правильно.

- Да-а-а, дорогой Кандо, - протянул наконец хозяин очень нерешительно и добавил: - Может, это и правда наши древние письмена. Полагаю, следует срочно сообщить митрополиту. Сейчас я закрою лавку, и мы отправимся к нему.

Иерусалимец навесил трехкилограммовый замок, вифлеемец тронул повод ослика, и добрые христиане зашагали по замусоренной улочке. Миновав несколько грязных кварталов, Кандо и Исайя оказались близ того места, на котором 1914 лет назад, в 33-м году новой эры, находился дом апостола Марка. В этом доме якобы состоялась тайная вечеря - последнее застолье Иисуса с соратниками. Дом апостола давно исчез, и теперь здесь высились монастырские стены. Настоятелем монастыря св. Марка был митрополит Афанасий Самуил. Скоро он ворвался в приемную:

 - С чем пожаловали, дети мои?

Кандо развернул на столе свои кожи, а Жорж Исайя протянул лупу. Пронзительный взор настоятеля впился в письмена. "Некоторые буквы выглядят как на самых старых синагогах..." - мелькнула мысль.

- Не узнал ли ты, сын мой, где таамире нашли эти свитки?

- Узнал, владыка, - отозвался вифлеемский сапожник. - Два года назад племянник одного из бедуинов нашел их в пещере на развалинах Кумрана.

Афанасий оторвался от непонятных букв и уставился на Кандо. Тому стало не по себе от этих сверлящих глаз.

- Кумран?! Отчего же таамире два года держали совершенно не нужные им кожи? - воскликнул митрополит.

Внутри у него все бурлило.

- Не знаю, - еще больше растерялся Кандо и развел руками. - Я не спросил об этом.

- Вот что, дети мои. Это действительно старые наши свитки. Ты, Кандо, добрый христианин. Я уверен, что твой поступок уже отмечен на небесах. Эти свитки украсят монастырскую библиотеку. Сколько ты отдал за них таамире?

У Кандо отлегло от сердца. Кажется, его собираются вознаградить! Секунду поколебавшись, не завысить ли уплаченную бедуинам цену, сапожник признался:

- Двадцать палестинских фунтов, владыка.

Митрополит извлек портмоне:

- Господь будет доволен, если я отблагодарю тебя за хлопоты. Вот сорок фунтов, Кандо. Сейчас же отправляйся в обратный путь. Передай таамире, что я прошу их быть гостями монастыря. Мне хочется побольше узнать об истории этой находки. Ступайте, дети мои.

Оставшись один, Афанасий в сильнейшем волнении заходил взад-вперед по приемной. Улыбка блуждала на тонких губах. В отличие от сапожника и антиквара, он знал, что последние жители оставили Кумран 19 веков назад. Оставалось допустить, что кожи с каракулями были припрятаны там именно тогда, в глубокой древности.

Митрополит вновь подбежал к столу и схватил лупу, которую забыл антиквар. Нет сомнений: точно такие значки видны на стенах синагог.

- Господи Иисусе, только бы и впрямь они оказались такие древние, как я думаю! - взвыл Афанасий и рухнул на колени перед распятием.

Копай глубоко, бросай далеко!

 Бедуины подошли к монастырским воротам в обеденный перерыв. Привратник поразился - никогда еще в стены монастыря не пытались проникнуть дикари, да к тому же верующие в аллаха! Увидав, что они принесли, монах удивился еще более: на грязных кусках кожи были начертаны еврейские буквы. Монах отказался впустить гостей и посоветовал им обратиться к антикварам, а еще лучше - к старьевщикам.

Митрополит узнал о случившемся, пришел в ярость и отрядил погоню. По древнему городу замелькали рясы да подрясники. Один из монахов наткнулся на бедуинов в антикварной лавке некоего Мустафы. Велся церемонный восточный торг, когда высокие стороны расспрашивают друг друга о здоровье родственников во всех коленах вплоть до пророка Мухаммада (570-632 годы).

Не сразу согласились обиженные скотоводы вернуться в монастырь. Первым делом митрополит Афанасий вручил им 50 фунтов, а взамен получил пять кожаных свитков. Бесхитростные дети пустыни объяснили, где находится пещера, обнаруженная два года назад, и даже вызвались проводить туда - за дополнительную плату. Митрополит не стал терять времени и послал с бедуинами своих парней в рясах с подрясниками.

Путники спускались с прохладных гор, на которых раскинулся Иерусалим. По мере углубления в пустыню температура стала меняться с такой скоростью, будто это не градусы Цельсия, а шкала спидометра: тридцать пять, сорок, сорок пять...

- За какие же грехи, о Боже, ведешь Ты меня в геенну огненную?! - вырывалось из пересохших монашеских ртов.

А из кротких монашеских глаз вылетали молнии: нехристи чертовы, это из-за вас нам такие муки! Бедуины невозмутимо покачивались на спинах своих верблюдов. Впереди показалось небольшое озерцо с соленым сиропом, которое человечество называет Мертвым морем. Экспедиция спешилась. В сторону моря уходили овраги, а над ними возвышалась терраса. Один из бедуинов указал палкой:

- Хирбет Кумран!

"Хирбет" по-арабски "развалины". Монахи озирались. Крутой склон впереди выглядел особенно пугающе: террасу словно обкусал исполинский дракон. Бедуины проворно вскарабкались наверх и уже приглашали в пещеру - она, как и вся местность вокруг, была образована бесчисленными каменными складками.

Изнывая от страха, потные монахи один за другим спускались в черное чрево. Трещали по швам рясы и подрясники. Наконец зазвенели заступы: митрополит приказал копать глубоко и бросать далеко. Древняя пыль хрустела на зубах и колола глаза. Один из монахов внезапно упал на колени:

- Что это, братья?

Из ниши в стене пещеры выпирала какая-то округлость. В ход пошли припрятанные в рукавах ножи. Спустя час монахи отковыряли глиняный сосуд. Его крышка была запечатана красной смолой, похожей на сургуч.

- Да благословен будет Христос! - воскликнул кто-то.

- Трижды будь благословен! - грянули остальные.

В сосуде лежали кожаные свитки. Скоро измученные сирийцы нашли и нижний вход в пещеру. Теперь можно было заползать внутрь, не рискуя сломать шею.

От первых успехов открылось второе дыхание.

Что такое не везет

Одна, но пламенная страсть овладела настоятелем монастыря Св. Марка. Афанасий стал первым, если не считать бедуинов, обладателем древних свитков. Теперь требовалось точно установить то, что больше всего влияет на их ценность: возраст! При этом о свитках не должны узнать британские власти, под чьим мандатом находились берега Мертвого моря, да и вся Палестина: древности, сокрытые в недрах, принадлежат государству.

Афанасий решился показать каракули на коже Ролану де Во, директору Французской археологической школы, расположенной в Иерусалиме. Посланный к французам монах выяснил, что директор в командировке в Париже. Зато в школе гостит маститый голландский ученый Ван дер Плог! Голландца пригласили в монастырь. В день визита Ван дер Плог чувствовал себя отвратительно - возможно, причиной тому было заурядное похмелье.

Едва взяв один из свитков в руки, Ван дер Плог определил, что перед ним составная часть Библии - книга пророка Исайи. "Довольно древняя, - просвистело в голове. - Не позднее первого века..." Эта мысль тут же была вытеснена дурным настроением. Митрополит весь напрягся, тонкие губы слились в едва заметную полоску, ноги задрожали. Ван дер Плог положил манускрипт на стол.

- К сожалению, мне пора идти, - сказал он вдруг. - Извините...

Митрополит остался в большом недоумении: Восток - дело тонкое, но и в Голландии, оказывается, тоже не все просто. Спустя месяц, в сентябре 1947-го, Афанасий отважился показать один свиток своему шефу, антиохийскому патриарху. Тот решил, что свитку в лучшем случае лет триста, но посоветовал обратиться в Бейрутский университет:

- Там, владыка Афанасий, есть крупный спец по культуре и истории иудейского племени - гебраист. Уж он в этих каракулях знает толк!

Митрополит устремился в Ливан. Крупный гебраист находился в загранкомандировке и нескоро будет. Митрополит зарычал и вернулся в Иерусалим. Неудачи сделали его менее осторожным, и он пригласил в монастырь археолога, который был не только членом общины сирийских христиан, но и чиновником в отделе древностей британской администрации.

- Эти куски кожи не стоят стертой монеты, владыка, - заявил археолог.

Афанасий затащил в монастырь другого деятеля науки - некоего Векслера. Тот осмотрел рукописи и постучал согнутым пальцем по столу:

- Если бы этот стол был ящиком, и если бы он был наполнен монетами достоинством в фунт, их сумма не достигла бы действительной стоимости свитков, если они на самом деле столь древние, как вы полагаете. Я же считаю, что их выбросила за негодностью одна из бедных синагог.

Эти по-восточному витиеватые слова так огорошили бедного Афанасия, что он слег в постель. Шел октябрь 1947 года, а рукописи Мертвого моря лежали мертвым грузом. К больному приехал доктор, Морис Браун, и выведал причину нервного истощения. Браун догадался позвонить в Еврейский университет, находившийся в западной части города. Телефонная связь пока работала, а Иерусалим еще не был разделен стеной.

Из университета в монастырь прибыли двое библиотекарей. Они повертели кожи с умным видом и даже понюхали. Затем один сказал:

- Может быть, это очень древние рукописи. А может, и нет.

- Всяко может быть, - согласился другой.

- Вот профессор Сукеник вам точно скажет. Только он сейчас в командировке.

Митрополит Афанасий захрипел так, будто его душили полотенцем.

Ночные переговоры

По-зимнему злобный ветер кое-где оторвал края старой жести, и над кварталами то и дело громыхало, словно шла гроза. Перекатывались мусор и сломанные ветки. По восточной части города крался кто-то, закутанный в просторные арабские одежды. Походка выдавала в полуночнике человека пожилого. На узенькой мостовой он едва не наступил на какой-то предмет.

- Вай, шайтан!

В следующий миг араб разглядел труп в еврейской одежде. Не помня себя, араб бросился бежать. По западной части Иерусалима тоже крался некто - в европейском костюме и пальто. Судя по походке, ему было далеко за пятьдесят. Фонари не горели. На одном из углов старик вжался в дверь лавки. Мимо, яростно бранясь, два ирландца проволокли человека. На безвольно болтающейся голове виднелась черная маска. Старик спросил себя, какое число, уж не маскарадный ли праздник Пурим наступил, но весна была далеко: только что мир вкатился в 25 ноября 1947 года. Внезапно старик с ужасом понял, что это не маска, а кровь. До исторического голосования в ООН о разделе Палестины осталось четыре дня.

Они вышли к разрезавшей город ограде в одну и ту же минуту. Заговорили по-арабски.

- Профессор?

- Да, это я. Ты принес?

- Вот он.

Человек из Восточного Иерусалима протянул что-то сквозь решетку. Перекрикивались ирландские солдаты, охранявшие границу. Луч фонаря лег на кусок кожи. "Первый век до нашей эры!" - молниеносно определил профессор Сукеник по начертанию букв.

- Мда, любопытно. Есть ли у тебя другие свитки из данной генизы?

- Откуда?!

- Ну, из того же источника, что и этот свиток.

- А-а, понятно. Да, есть еще один свиток. Он со мной.

- Сколько ты хочешь за оба свитка, Мустафа?

- Двести фунтов, профессор.

- Это много, - задумчиво протянул Сукеник, подавляя волнение, и повторил: - Это очень много. Ты говорил, что купил свитки у бедуина. Может быть, у него есть и другие свитки?

- Таамире сказал, что продал их одному человеку в Вифлееме. Тот сперва не хотел покупать, но потом купил. За двадцать фунтов...

Мустафа осекся. Он понял, что не должен был этого говорить. Выходит, он берет с профессора вдесятеро больше, чем выручил бедуин.

- Я заплачу двести фунтов, Мустафа, - решил профессор. - Но ты завтра же поможешь мне пробраться в Вифлеем.

- Как ты пройдешь в Восточную часть, профессор? И потом, я не думаю, что в Вифлееме ты будешь в безопасности.

- Я надену арабские одежды, Мустафа. Как у тебя.

- Галабию и куфию?

Антиквар был польщен тем, что еврейский ученый муж обрядится в арабскую одежду.

Конкуренты дышат в затылок

Профессор Сукеник закутался в куфию так, чтобы только нос торчал - по носу отличить араба от еврея невозможно. Редкие путники проезжали мимо церкви Св. Андрея на ослах и мулах. Лишь спустя полчаса антиквару Мустафе удалось остановить такси, разбитый трофейный "опель".

Семь километров "опель" трясся по колдобинам, пока не вкатился наконец в Вифлеем. Здесь путники отыскали лавочника, которому бедуины впервые предложили свитки и который пожалел за них двадцать фунтов. Со временем лавочник одумался и купил у кочевников три рукописи и два глиняных сосуда.

Вифлеемская пацанва сбежалась разглядывать автомобиль, а Сукеник, дрожа от нетерпения, завел разговор о погоде и видах на урожай. Перебрали, как водится, родственников вплоть до Мухаммада. Наконец профессор постучал пальцем по корявой глине одного из сосудов:

- Интересно, что же можно здесь хранить?

Про себя Сукеник произнес: "Эллинистически-римский период, первый или второй века до новой эры".

- Бедуины говорили, что в сосудах лежало вот это, господин, - лавочник указал на кожаные свитки.

- Какие грязные! - ужаснулся профессор.

Он брезгливо прикоснулся к рукописям. Антиквар Мустафа из Иерусалима с восторгом наблюдал за негоциациями. Наконец гости отправились в обратный путь, увозя оба сосуда и три рукописи. Сукеник не сомневался, что истинная цена каждого манускрипта составляет по крайней мере десятки тысяч фунтов. С порога лавки вслед раздолбанному "опелю" долго кланялся вифлеемец. Он сжимал в кармане сотенную купюру!

Очередной сюрприз поджидал профессора по возвращении в университет. Один из библиотекарей вдруг вспомнил, что обещал передать просьбу митрополита об идентификации каких-то старых рукописей.

- Кожаные свитки из библиотеки монастыря?

Сукеник подозрительно посмотрел на библиотекаря.

- Да, они нашли их случайно, когда наводили порядок.

Стоял декабрь. Лил дождь. Семь градусов выше нуля. Между враждующими частями города уже не действовала телефонная связь. Все знали о предстоящем переходе Иерусалима под власть трансиорданского короля Абдаллаха. Сукеник попытался связаться с монастырем, но вскоре плюнул и целиком посвятил себя расшифровке вифлеемской добычи.

Несгибаемый митрополит сам нашел выход. Некогда Сукеник производил археологические раскопки на участке сирийского христианина Антона Кираза. Едва митрополит узнал об этом, как попросил Кираза обратиться к профессору с письмом. Почтовая связь благодаря британцам еще осуществлялась. В конце января 1948 года Сукеник прочитал о том, что ему назначена встреча - ночью на границе разделенного Иерусалима. Профессор усмехнулся: в том же месте два месяца назад он встречался с антикваром Мустафой.

Иерусалим был жирно засыпан снегом. Кипарисы еще выдерживали, но пальмы и смоковницы тут и там стояли со сломанными ветками. Сукеник шагал, оскальзываясь на древних мостовых. Он догадывался, что митрополит лишь по очень странному стечению обстоятельств не вышел еще на ученых конкурентов в восточной части города.

Кираз протянул через ограду кусок кожи. Сукеник достал фонарь.

- Это книга Исайи, Антон. Первый век. Однако для точной датировки я должен изучить свиток в своем кабинете.

Вдали перекрикивались ирландцы. Где-то гремели выстрелы. Злой ветер пробирался под ребра, пронизывал диафрагму. Разделенные решеткой собеседники спешили вернуться в теплые жилища к теплым женам.

- Сколько дней потребуется на это, профессор?

- Ты писал мне о трех свитках. Я потрачу день на изучение каждого.

"За это время я успею снять отличные копии", - с восторгом думал профессор. Кираз отдал Сукенику книгу Исайи и другие две рукописи на три дня для их детального изучения. Миллионы долларов под честное слово! Три дня напролет профессор старательно копировал доверенные ему письмена.

Точно в срок, ночью, в снег, дождь, выстрелы и ветер, Сукеник вернул Антону Киразу свитки. Если бы он этого не сделал, у митрополита не было бы никаких шансов получить назад свое богатство: город находился на грани войны. Довольные друг другом, джентльмены договорились свести митрополита с ректором университета для переговоров о покупке манускриптов. Кираз даже не подозревал, что его пастырь Афанасий намерен вывезти их в цивилизованный мир, чтобы спасти от ужасов войны; Сукеник же требовался лишь для экспертизы.

Хитрый американец

Американский институт по изучению Святой земли располагается сегодня в комплексе невысоких зданий, примыкающих к гробнице царя Давида. В 1948 году это учреждение называлось куда скромнее: Школа восточных исследований. Когда раздался звонок из монастыря Св. Марка, ее директор Миллар Бэрроуз был в командировке - в Ираке.

Тут уж нервное истощение митрополита Афанасия перешло в нервное возбуждение и уже граничило с помешательством. Чтобы вконец не спятить, он решил не дожидаться директора и обратился к молодому Джону Тревору. Этот заместитель Бэрроуза оказался достаточно честолюбив и дал согласие взглянуть на "рукописи, не вошедшие в каталог монастырской библиотеки".

19 февраля 1948 года в кабинет Тревора вошли два монаха и положили на стол пять грязных манускриптов. Тревор повертел их и так и этак, но его малый опыт еще не позволял делать выводы. Однако слабое знание древних языков компенсировалось чисто американским прагматизмом. Тревор догадался сравнить свитки с фотокопиями иудейских рукописей IX века из Британского музея. По начертанию букв он понял, что монахи принесли нечто гораздо более древнее. Можно прогреметь на весь мир.

Американец мучительно вспоминал, какой из известных текстов Палестины является древнейшим - ведь "проходил" в университете! Ах, конечно же, папирус Нэша: английский археолог Нэш выторговал этот папирус у египетского антиквара в конце XIX века.

"Папирус Нэша, свитки Тревора", - пронеслось в разгоревшемся воображении. Дрожащими пальцами Тревор отыскал факсимиле папируса, который датировали между вторым веком прошлой эры и третьим веком нашей. Сходство в начертании знаков и всего строя письма бросилось в глаза даже вчерашнему студенту.

- Передайте владыке, что я прошу о личной встрече, - сказал Тревор.

Много месяцев нормальная человеческая улыбка не посещала лицо митрополита Афанасия. Наконец 20 февраля 1948 года сияющий митрополит встретил почтительнейшего Тревора у себя в монастыре и от свалившегося вдруг счастья был мягок как свечной воск. Зато почтительнейший Тревор бил хлестко и точно. Сначала заявил, что рукописи надо срочно сфотографировать, а снимки опубликовать.

- Надо, надо, - повторял молодой американец, видя, как стирается улыбка с переутомленного лица митрополита. - Чем скорее мы обнародуем факсимиле, тем выше будет рыночная стоимость самих свитков.

- Вы хотите сказать, что ученым захочется подержать их в руках? - в раздумье произнес Афанасий. - Возможно, возможно...

А Тревор отрешенно, глядя куда-то поверх хозяина, добавил:

- Вам, должно быть, известно, что все древности, найденные на территории страны, принадлежат государству. Я полагаю, вам следует отнести рукописи в Палестинский археологический музей. По британским законам вы получите четверть стоимости свитков. Впрочем, пятнадцатого мая действие британского мандата окончится, и Иерусалим перейдет под юрисдикцию Трансиордании. Тогда вы сможете сдать находки в Трансиорданскую службу древностей.

Митрополит побледнел, как простыня, а американец мысленно расхохотался. Молодой лис Тревор как в воду глядел.

- Но это рукописи из монастырской библиотеки, - напомнил Афанасий весьма неуверенно.

- Раз их нет в каталоге вашей библиотеки, значит, это уже находка. Впрочем, вы вполне можете довериться мне, ведь я ученый, а не шпион. Более того, я помогу переправить рукописи в Соединенные Штаты - только там вы будете уверены в их сохранности! 

Привет от Сталина

Митрополит Афанасий решил довериться судьбе в лице начинающего американского палеографа Джона Тревора и подробно рассказал ему об истории рукописей.

- Как, эти свитки видел профессор Сукеник?!

Тревор не сумел скрыть досады, а митрополит смутился:

- Всего лишь три рукописи и всего лишь в течение трех дней.

"Теперь придется поторапливаться, - возмутился про себя американец. - Либо я буду первым с публикацией о свитках, либо старый Сукеник. Кто окажется быстрее, тот и попадет в историю!"

Школа восточных исследований превратилась в фотолабораторию. Из Ирака немедленно примчался директор Миллар Бэрроуз. Сотрудники бродили исхудавшие, невыспавшиеся, как тени. Ночные перестрелки стали привычными. Начались перебои с продуктами, фотоматериалы искали днем с огнем. Гасли фотоувеличители - город все чаще оставался без света. Из некоторых свитков были вырваны обширные куски, другие представляли собой обрывки и при грубом прикосновении норовили рассыпаться в пыль. Выровненные фрагменты складывали, как мозаику, в единый текст, прижимали стеклом и фотографировали в инфракрасных лучах. Благодаря этому буквы на снимках были видны лучше, чем на оригиналах.

Фотографии отправляли на экспертизу маститым ученым сразу после высыхания. И у Тревора, и у Бэрроуза были некоторые сомнения: неужто им так подфартило? Одновременно рассылка фотоснимков была чем-то вроде первой публикации: американцы ни на миг не забывали о незримом старом профессоре из Еврейского университета. Конкурентов разделяли лишь несколько километров грязных кварталов, да железная решетка на границе между восточной и западной частями Иерусалима. 15 марта 1948 года Тревор увидел в руках у почтальона телеграмму, выхватил ее и бросился по лестнице с криком:

- Джентльмены, отклик востоковеда Уильяма Олбрайта!

Согбенные тени распрямились над столами.

- Читайте же, Джон, - сказал Бэрроуз. - Не томите нас.

- Мы и так утомленные, - вставил кто-то.

- Шлю сердечные поздравления в связи с величайшим открытием рукописей. Я склоняюсь к датировке их первым веком до нашей эры. Действительно поразительное открытие, и не может быть даже тени сомнения в подлинности рукописей.

Американцы зааплодировали. Где-то что-то ухнуло, завыло, а затем так грохнуло, что ученые присели. Свет моргнул, да и вовсе пропал.

- Что это, Джон? - прошептал Бэрроуз.

- Минометы, сэр.

Тревор участвовал во второй мировой войне и минометы узнавал безошибочно, будь они японские, немецкие или родные американские. Сейчас били минометы советские. Сталин вооружал сионистов.

На крутом повороте

Джон Тревор превратился для митрополита Афанасия в божество. Если не считать тайной экспертизы профессора Сукеника, молодой американец был первым, кто признал, что в руках Афанасия целое состояние. Молодой, но очень хитрый Тревор прибыл в монастырь:

- Британское присутствие сокращается с каждым днем, скоро Палестину поделят между собой Египет, Сирия и Трансиордания. Как вам это нравится, владыка?

- Я... мне... собственно, я не думал, - признался митрополит.

Вот уже почти год он действительно ни о чем не думал, кроме манускриптов и будущей славы Антиохийской церкви.

- Пятьдесят лет сионисты строили в Палестине государство, - продолжил Тревор. - Они будут драться не на жизнь, а на смерть. Война уже разгорается, но пока втайне от англичан. Четырнадцатого мая уйдет последний британский солдат, и сорок миллионов арабов навалятся на шестьсот тысяч евреев. Та или иная армия возьмет город в кольцо. Если вам нравится жить в осаде, я умолкаю.

- Вы предлагаете мне покинуть Иерусалим?

В присутствии обожествленного американца Афанасий терялся.

- Я ученый и меня заботит судьба свитков, - заметил Тревор. - Их непросто вывезти даже сейчас, но во время войны это будет немыслимо. Рукописи - не золото, не алмазы и не кокаин. Они занимают много места, особенно теперь, когда мы их расправили и переложили стеклом.

- Что же вы предлагаете, Джон? - воскликнул Афанасий.

- Наша Школа покидает город. Будет лучше, если свитки отправятся с нашим багажом. Не думаю, что британцы станут его тщательно досматривать на таможне.

- Превосходно, Джон! Но как же... когда я смогу...

- Как и где вы получите свои свитки назад? Я их положу в банковский сейф на ваше имя. Банк можем выбрать хоть сейчас.

Митрополит испытал чувство такой невыразимой благодарности, что готов был рухнуть ниц и совершить проскинезу - древний обряд ползания у ног повелителя. Спустя несколько дней, не дожидаясь пока семь арабских государств навалятся на новорожденного иудейского карлика, американские ученые покинули Иерусалим. На этом-то повороте Тревор и Бэрроуз обошли профессора Сукеника: очень скоро тот окажется в осажденном городе с минимумом условий для работы.

В апреле 1948 года американские газеты сообщат о загадочной находке близ Мертвого моря.

Под русскими бомбами

 Над монастырем Св. Марка медленно таял пороховой дым. Июльское солнце не давало остыть десятку неподвижных тел в серой израильской форме. Офицер, командовавший штурмом, смотрел в бинокль: из прорубленных в толстых стенах окон торчали стволы карабинов, на башне красовался сдвоенный пулемет "смит-и-вессон". Хрустя штукатуркой, офицер прошел к ротному телефону и потребовал соединить себя с командиром бригады. В трубке послышался хрипловатый голос полковника:

- Хочешь доложить о взятии монастыря?

- Мне жаль людей. Монастырь хорошо укреплен. Воины Абдаллаха не дают подойти к воротам.

- Ворота разрушены?

- Позицию пристреляли снайперы, и все артиллеристы уже мертвы. Мы жалеем старинные кирпичи, но, по-моему, люди гораздо ценнее.

Полковник сходу понял, что имел в виду подчиненный, и пообещал:

- Хорошо, я поговорю кое с кем. Может, нам разрешат сделать это.

В воздухе загудели моторы. Эскадрилья выплыла из-за куполов Старого города. Советские Пе-2 один за другим срывались в пике. Иорданцы забеспокоились: неужто враг осмелится разрушить святыню?! Но уже распахивались бомболюки, и видны были с земли головы израильских летчиков в рубчатых советских шлемах. Сталин не сомневался в поражении сионистов и вооружал их, чтобы измотать арабские армии: затем, якобы во избежание резни, Палестину должен был захватить советский десант.

Место, где 1915 лет назад состоялась Тайная вечеря, превратилось в ад. К небу взметнулись старинные кирпичи, клубы дыма. Солдаты иорданского короля зажали ладонями уши. Едва эскадрилья отбомбилась, рота, осаждавшая монастырь, поднялась в четвертую атаку.

Митрополит Афанасий усердно молился в глубоком монастырском подвале: просил господа сохранить ему жизнь и призывал божью благодать на голову своего кумира Джона Тревора. В сердце митрополита, несмотря на все передряги военного времени, царило спокойствие. Капитал его общины давно находился за океаном, в одном из банков Нью-Йорка. Буйное воображение рисовало бронированную дверь с десятком замков, за которой на специальных полках красовались свитки.

В эти минуты в монастырской библиотеке уже бушевал пожар.

Незаметная сенсация

Летом 1948 года в США увидели свет две пространные статьи Джона Тревора и Миллара Бэрроуза о кумранских свитках. Кроме горстки историков и церковников, этой сенсации никто не заметил: мир, затаив дыхание, следил за войной. В западную, израильскую часть Иерусалима, рвался укомплектованный британскими офицерами Арабский легион - самое боеспособное подразделение Ближнего Востока.

В осаде старому профессору Сукенику оставалось лишь скрежетать зубами от негодования: свою книгу "Укрытые свитки" он ждал из типографии только в октябре. Зато директор Трансиорданской службы древностей Ланкастер Хардинг пришел в восторг от того, с какой простотой можно выгравировать свое имя на древе исторической науки: добываешь несколько свитков, расшифровываешь, - и ты знаменит! Английский ученый явился к королю Абдаллаху:

- Ваше величество, нужно блокировать подступы к Хирбет Кумрану.

- Какое мне дело до подлых свитков? - вскипел король. - Они своей древностью лишь доказывают, что арабы пришли на эту землю после евреев.

- Тем более следует запретить доступ в пещеру, - парировал Хардинг. - Чтобы мышь туда не проскочила!

Англичанин вознамерился лично заняться раскопками. Тем временем директор Французской археологической школы Ролан де Во кусал от досады локти. Окажись он в августе 1947-го не в Париже, а в Иерусалиме, слава первооткрывателя досталась бы не янки и не Сукенику, а Франции.

- За какие же грехи, о Господи, позволил Ты тогда взглянуть на бесценный манускрипт балбесу Ван дер Плогу?! - вопил де Во перед распятием.

Француз кусал локти, голландец Ван дер Плог рвал на себе, где придется, волосы, им вторили Векслер, антиохийский патриарх и все те, к кому митрополит долгие семь месяцев безуспешно обращался со своими свитками. Зато солдаты короля Абдаллаха были счастливы. По сравнению с фронтом Иудейская пустыня казалась земным раем, а ноябрьское солнце нисколько не походило на испепеляющее летнее светило.

Торговцы, встречая кочевников таамире в Вифлееме, наперебой расспрашивали о новых находках и предлагали гораздо большую плату, чем прежде. Полунищие археологи вновь и вновь устремлялись к пещере, открытой три с половиной года назад пастушком в поиске одной из коз своего стада.

Теперь солдаты пропускали бедуинов за определенную мзду, но рукописей от этого больше не становилось.

Короткое объявление

Митрополит Афанасий увидел из иллюминатора заснеженные джунгли Нью-Йорка:

- Эмпайр Стейт Билдинг!.. О, а вот и Крайслер Билдинг!

Не один час провел бывший настоятель монастыря Св. Марка, рассматривая фотоальбомы с видами Нью-Йорка. После малоэтажной Палестины панорама мегаполиса поразила Афанасия в самое сердце: началась тахикардия, и пока четырехмоторный "боинг" заходил на посадку, митрополит чуть не помер. К счастью, он не знал, что в эти самые минуты в направлении Кумранской долины движутся первые официальные экспедиции.

Следом за отрядом бельгийского рейнджера капитана Липенса накатила целая орда во главе с директором Французской археологической школы Роланом де Во и самим директором Трансиорданской службы древностей Ланкастером Хардингом. На сей раз король Абдаллах услышал от Хардинга новый убийственный аргумент:

- Ваше величество, война затянулась. Я не сомневаюсь в победе наших доблестных солдат, однако если война продлится десять лет, все эти годы нельзя будет развивать трансиорданскую науку!

Разговоры о победе с некоторых пор раздражали короля. Все наступления арабских полчищ были отбиты сионистами, и сейчас, в январе 1949 года, говорить следовало скорее о почетном мире. Но король не стал препятствовать Хардингу, ибо понимал: трансиорданская наука не должна стоять на месте!

Таамире с окрестных скал взирали на нашествие и не могли понять, почему их не подпускают к пещере, которую один из их пацанов нашел в родных горах. Тем временем в заснеженном Нью-Йорке человек, чье имя навсегда связано с рукописями Мертвого моря, покинул офис банка, где вдоволь налюбовался лежащими в сейфе свитками. После нещадной болтанки над Атлантикой лицо Афанасия все еще оставалось зеленым.

В редакции солидного еженедельника The Wall Street Journal он оплатил наличными объявление: "Продаются 4 свитка Мертвого моря за $1 000 000". Руки митрополита так тряслись, что клерк, принимая деньги, подумал: "Свитки он, разумеется, украл. Только что, в соседнем музее..."

Племя археологов

Библейский пророк Иеремия две с половиной тысячи лет назад прорычал слова, которые сам же приписал своему Неизреченному Богу:

- Так говорит Господь воинств: возьми эти записи и положи их в глиняный сосуд, чтобы они в целости сохранились долгое время!

Иудейские сектанты-эссены, расселившиеся в пещерах на склонах Мертвого моря, буквально исполнили завет. После двадцати пустынных ночевках, 5 марта 1949 года, экспедиция во главе с англичанином Хардингом и французом де Во двинула в обратный путь, увозя осколки десятков горшков, кувшинов, светильников, просмоленную льняную ткань и самое главное - еще пятьсот обрывков грязной кожи с каракулями. В первой кумранской пещере было такое количество ответвлений и ходов, что бедуины рыли - не дорыли, и монахи тоже рыли, да не дорыли.

"Есть шанс найти рукописи и в других пещерах!" - решили англичанин с французом. Точно к такому решению пришли на своем совете и бедуины. Двадцатидневное пребывание в пустыне огромной экспедиции их потрясло. Некоторые таамире нанялись в экспедицию разнорабочими и воочию наблюдали тот клинический интерес, который проявляли к каракулям на коже солидные белые дяди. Вот когда таамире поняли, что каракули представляют исключительную ценность. Племя скотоводов превратилось в племя археологов.

Обо всем этом понятия не имел новый житель Нью-Йорка по имени Афанасий Самуил. Выпуски новостей посвящались событиям на палестинских фронтах, да к тому же бывший митрополит почти не владел английским языком. Арабские же газеты кумранскими находками не интересовались: к зарождению ислама пещерная секта не имела отношения. Еженедельно Афанасий оплачивал объявление о продаже свитков в The Wall Street Journal. Однако еще никто, черт возьми, на объявление не откликнулся!

Археологов таамире также преследовали неудачи: счет обследованных нор в скалах шел уже на десятки, но найти удалось лишь керамические черепки, да обрывки древних тканей. Прошел 1950 год, наступил 1951-й. Цена свитков подскочила до одного фунта стерлингов за квадратный сантиметр, но грязной кожи с каракулями от этого больше не стало.

Переселение народов

Белоснежные галабии таамире замелькали в антикварных лавках Иерусалима осенью 1951 года. Самые смелые кочевники принесли добычу прямо в Палестинский музей, и Ланкастер Хардинг тут же помчался во Французскую археологическую школу:

- Найдена вторая пещерная библиотека! Библейские и небиблейские тексты! На коже и на папирусе!

Ролан де Во подпрыгнул в кресле:

- Теперь-то мы точно утрем носы заносчивым янки!

- И израильтянам! - добавил Хардинг. - Можно готовить новую экспедицию!

Нищее Иорданское королевство почти не выделяло средств археологическому музею, и без французов Хардингу было никак не обойтись. Ролан де Во трясся от энтузиазма:

- Хорошие ребята эти неграмотные бедуины! Отыскав каракули на коже, они их читать не станут, но и на сандалии не пустят.

- А принесут с величайшими предосторожностями нам или антикварам, - захохотал англичанин.

Таамире перевозили свитки в коробках для обуви, в спичечных и сигаретных ящиках, в упаковке из-под фотопленки.

- Дешевле заплатить по фунту за квадратный сантиметр бесценных манускриптов, чем снаряжать путешествия в никуда, - согласился француз. - Все равно дети пустыни не сумеют утаить местонахождение второй пещеры.

- Достаточно любого из них за гроши нанять проводником, ха-ха-ха!

Тем временем в далеком Нью-Йорке добрый сиро-христианин Афанасий изрядно оголодал. Под аккомпанемент минометной дуэли в предвоенном Иерусалиме молодой хитрец Тревор уговорил Афанасия поставить подпись под контрактом: американцы приобрели право публиковать тексты и фотокопии принадлежащих митрополиту рукописей за половину прибыли от этих публикаций.

Но из-за небольших тиражей научные публикации редко бывают прибыльными, хотя Афанасию посулили настоящий долларовый дождь. Бэрроуз с Тревором давно выпустили двухтомник, посвященный наиболее сохранившимся свиткам из Кумрана. Трехлетний контракт истек, жалкие двести долларов, которые получил по нему бывший митрополит, были истрачены. Публикация фотокопий не повысила, а понизила цену: научный мир получил возможность дискутировать о свитках, не имея их самих.

И все же странные дела творятся в Земле обетованной: в 25 километрах от города, известного миру с незапамятных времен, кочуют дикие люди и в диких скалах находят величайшие памятники цивилизации. Пять пещер располагались к югу от развалин Кумрана. Едва приблизился головной отряд экспедиции Хардинга и де Во, как из камней врассыпную бросились бедуины, а за ними, задевая ногами приклады, погнались иорданские солдаты. Впрочем, часть тайных археологов тут же нанялась разнорабочими. Во вновь открытых пещерах люди жили еще в IV тысячелетии до новой эры. Ученым достались орудия, керамика, деревянные и каменные сосуды, ткани, монеты времен Иисуса, долговая расписка, брачные контракты, религиозная литература на еврейском и греческом...

А из Иерусалима прилетела радиограмма: бедуины вновь торгуют рукописями! Так молодая Советская республика не успевала покончить с Юденичем, а уж объявлялся какой-нибудь Колчак. Племя археологов отыскало еще две извилистые норы с сокровищами рядом со знаменитой первой пещерой, которую семь лет назад случайно обнаружил раззява козопас.

Шоколад, жвачка, кока-кола и американские сигареты вошли в каждый бедуинский шатер. Ушло время, когда таамире считали фунты десятками - сейчас их гребли тысячами. В стойбищах гремели свадьбы: у парней появились деньги на верблюдов, а без калыма в пять или десять верблюдов невесту не сыскать. Под звуки бараньих рогов дикие помощники европейской науки лихо отплясывали свои древние танцы - те самые, которые исполнялись четыре тысячи лет назад на свадьбе праотца Авраама и праматери Сарры, первых бедуинов, чьи имена сохранила история. Неслучайно именно в 1950-е численность таамире резко возросла.

Однажды племя совещалось, где бы еще разжиться свитками. Бесконечные разговоры о пещерах вывели из прострации дряхлого аксакала - оказывается, лет сто или двести назад он гонял куропаток в Кумранской долине. В поисках раненой куропатки старик забрел в пещеру и увидел глиняный светильник. Такими даже бедуины уже не пользовались - выходит, светильник оставили в пещере древние!

Никто в мире не знает пустыню лучше бедуинов: аксакал словно указал координаты пещеры в градусах, минутах и секундах. Таамире тут же выступили в поход. Свод пещеры обвалился много веков назад, и пришлось как следует попотеть. Так было открыто самое большое хранилище свитков. Бедуины приносили их в Палестинский музей аж до 1958 года: как закончатся шоколад с кока-колой, так и несут! Впрочем, кто-то из детей природы за небольшую плату показал пещеру ученым. Из Иерихона туда отправился наряд полиции, и тайные копатели разбежались.

В марте 1952 года, наскоро пополнив запасы воды, еды и солярки, переселение народов под водительством неутомимых Хардинга и Ролана де Во вернулось в Кумран. После скотоводов удалось выгрести обломки десяти сосудов и сотни кусков кожи. Ученые складывали в мозаику даже обрывки, которые использовали в своих гнездах крысы. Иные свитки ссохлись и сморщились, почернели от влаги и воздуха. Их покрывала земля и известь, и для очистки использовали кисточки из верблюжьего волоса. Затем обрывки смачивали увлажнителями, возвращая коже утраченную гибкость. От каждой подобной находки свитки беглого митрополита утрачивали свою уникальность.

Отказывая себе во всем, Афанасий продолжал безуспешно посещать редакцию респектабельного The Wall Street Journal.

Инфаркты в Ватикане

Ролан де Во стал главным кротом берегов Мертвого моря. Все у него было схвачено, смазано, подвязано. Француз оттеснил даже Ланкастера Хардинга - тот больше занимался популяризацией находок в "Иллюстрированных лондонских новостях", чем непосредственно поиском свитков.

Наконец де Во спросил себя: "Где жили люди, которые нафаршировали своими письменами пещеры?" Единственным подходящим местом было плато между морем и грядой скал, и французы увязли здесь на долгих восемь лет. Хирбет Кумран представлял собой слоеный пирог из четырех эссенских поселений, расположенных одно под другим, все древнее и древнее.

Откопали даже столы древних писцов с выемками для воды. Сюда писец обмакивал руки, когда встречал имя Бога. В глазах ученых блестели слезы: эти стены видел Креститель и, скорее всего, сам Иисус! Де Во нанял вертолет, усадил в него журналистов и целый час возил их над панорамой раскопок.

Митрополит Афанасий, хотя и выучился читать по-английски, уже не имел денег на газеты и потому остался в неведении - иначе завыл бы по-волчьи. Бедняга еще в Иерусалиме вбил в голову, что его свитком пророка Исайи пользовался один из членов пещерной секты по имени Иисус Галилеянин! Природа наделила Афанасия потрясающей интуицией, однако наука верит не догадкам, а доказательствам.

Более всего пещерокопателей - за исключением бедуинов - занимало, каким образом христианство произросло из иудаизма. Человечество получило ответ: Кумран и есть то самое место, где зародилось христианство. Христианский мир заволновался, а Ватикан, пережив серию инфарктов, направил в Иерусалим своих эмиссаров с безумным поручением скупить все, абсолютно все рукописи. Кардиналы собирались их засекретить: если верующие узнают, что их религия восходит к пещерной секте, это может вызвать большое разочарование. Среди таамире произошел ужасный переполох.

А владыка Кумрана Ролан де Во порадовал мир очередной находкой: особым топориком, какой имел при себе каждый эссен. Иудейская пустыня каменистая, песка в ней нет. Стоило эссену почувствовать большую нужду, как он киркообразным топором высекал ямку, присаживался и окружал ее полами туники, дабы не оскорбить взгляда Неизреченного.

Последнее поселение "сынов света", как называли себя эссены, солдаты Х римского легиона разрушили в июне 68 года новой эры - шла Иудейская война. В Кумране оставили гарнизон, который простоял здесь больше 30 лет.

В отличие от эссенов, римляне справляли нужду где придется.

Бешеный торг

Над Гудзоном завывал противный мартовский ветер. Бывший настоятель монастыря Св. Марка сидел в новом картонном шалаше и отчаянно мерз. Наконец Афанасий решил, что быстрее согреется, если отравится на прогулку. Всякий раз митрополит брел от Гудзона на юг и почти на самом берегу реки заходил в почтовое отделение.

- Добрый день, - с чудовищным акцентом поздоровался Афанасий.

- Хелло, мистер Сэмьюэль, - приветствовала его служащая. - Этот господин дожидается вас со вчерашнего утра. Впрочем, на ночь он уходил домой...

Сердце митрополита встрепенулось так, что пропустило один удар. В углу с газетой в руках сидел незнакомый мужчина.

- Игаль Ядин, - представился он, пожимая ледяную руку Афанасия, и добавил по-английски: - Я хотел бы поговорить с вами о свитках...

Несколько лет назад Игаль Ядин, сын профессора Сукеника, был начальником генерального штаба Армии обороны Израиля. Открытие отцом свитков Мертвого моря произвело ошеломляющее впечатление: генерал оставил службу и подался в археологи. Очень скоро он стал профессором, чему способствовали как генеральский авторитет, так и отцовские заслуги.

Ядин жил в Западном Иерусалиме - в 25 километрах от Кумрана. Манускрипты, которые сотнями находили французы, бельгийцы, бедуины и вообще все кому не лень, были некогда написаны предками Игаля Ядина эссенами - крайними иудейскими аскетами. Однако именно Ядину путь в Иудейскую пустыню был заказан: пустыня принадлежала Иордании. Ученые разных стран делали на свитках головокружительные карьеры. Тысячами публиковались статьи, одна за другой выходили монографии, десятками защищались диссертации. Издавались журналы, каталоги и справочники.

А в распоряжении Игаля Ядина по-прежнему были лишь несколько свитков, добытых его папашей. В 1955 году Ядин прилетел в Нью-Йорк с докладом о творчестве... своего выдающегося отца. В перерыве знакомый журналист отозвал Ядина в сторонку, раскрыл на 14-й странице The Wall Street Journal и отчеркнул ногтем крохотное объявление.

Ядин окаменел. Придя в себя, он развил бурную деятельность по отлову бывшего митрополита. Вот когда пригодился опыт генштабиста! Профессор выяснил, где находится почтовое отделение, номер которого указан в объявлении. Сейчас перед профессором стоял поиздержавшийся нью-йоркский мигрант. "Вряд ли он вообще имеет отношение к свиткам", - подумал Ядин и услышал:

- Я предлагаю "Устав", комментарий на книгу пророка Аввакума, полный текст Исайи и "Апокалипсис Ламеха".

"Да ведь это Афанасий Самуил! - осенило Ядина. - Это же те самые свитки, которые три дня находились в руках отца! Именно их первыми сфотографировали американцы..."

- Давай переговорим на воздухе, - Ядин перешел на арабский и продолжил, когда дверь почты за ними захлопнулась. - Все названные тобой тексты опубликованы еще в сорок восьмом году...

- Ты хочешь сказать, что это снижает их стоимость? - подозрительно спросил Афанасий.

- Разумеется. Свитки полностью прочитаны, откомментированы и с научной точки зрения не представляют интереса.

Афанасий еще раз проклял день, когда связался с хитрецом Тревором.

- "Апокалипсис Ламеха" не прочитан, - упрямо сказал митрополит. - Там слипшаяся масса листов.

- Ты напрасно хочешь выдать этот недостаток за достоинство. Если "Апокалипсис" не удастся прочитать, его ценность для науки нулевая. Сейчас ученые располагают сотнями свитков, найдены даже гороскопы кумранитов.

Афанасий почувствовал, что проигрывает торг, и воскликнул:

- Моей книгой Исайи пользовался сам Спаситель!

- Иисус Христос?

- Он держал в руках этот свиток, он читал его, там должны быть отпечатки его пальцев.

Профессор усмехнулся:

- Отпечатки пальцев сохраняются в лучшем случае годы, потом они без следа исчезают. А что касается пребывания Иисуса в эссенской коммуне, то в этом нет полной уверенности. Из твоих свитков еще в начале сорок восьмого мой отец делал выписки. Помнишь, ты на три дня отдал рукописи некоему Сукенику через Антона Кираза?

- Сукеник твой отец?!

Митрополит застыл на тротуаре, как громом пораженный.

- Он предлагал купить свитки, Кираз передал тебе это? - Афанасий молчал, и профессор решил добить его: - Тогда Иерусалимский университет уплатил бы тебе миллион, но теперь, после многочисленных находок, это невозможно. Двести пятьдесят тысяч.

- Не пойдет, - рука митрополита легла на пальто Ядина. - Я согласен отдать свитки за полмиллиона.

- Нет, - покачал головой профессор и осторожно высвободил кашемировый рукав. - Двести пятьдесят тысяч и ни центом больше.

Прохожие с любопытством поглядывали на странную пару. Четыре манускрипта были не единственными в его коллекции, но он хотел избавиться сперва именно от них, поскольку слишком многие знали об их происхождении. Прочие свитки были откопаны для Афанасия монахами, и он их еще никому не показывал.

250 тысяч долларов были достаточной суммой, чтобы никогда больше не ютиться в картонном шалаше, не пить кубинский ром и не закусывать соевой котлетой. В пятидесятые годы на 5% годовых от этой суммы можно было вести в США безбедное существование и готовиться к возвращению домой - в родную иерусалимскую обитель.

- Согласен, - выдавил Афанасий. - Когда я смогу получить деньги?

- Я сейчас же свяжусь с университетом.

- Тогда нам лучше вернуться на почту.

Скудно одетый бородач и солидный джентльмен как по команде развернулись.

Послесловие

Из Нью-Йорка Игаль Ядин вернулся триумфатором. Лучшие силы Иерусалимского университета были брошены на реставрацию свитка, на котором сначала можно было разобрать лишь слово "апокалипсис" и имя "Ламех". Слипшуюся массу листов с немалым трудом расклеили и прочитали. "Апокалипсис" оказался расширенным пересказом первой книги Моисеева пятикнижия "Бытие". Правда, на фоне сенсаций первых лет кумранской лихорадки удача эта выглядела довольно жалко.

Тем временем великий крот Ролан де Во дорыл Кумран и перешел в расположенный тремя километрами южнее заброшенный оазис Эйн-Фехша. Набравшимся бесценного археологического опыта французам хватило двух месяцев 1958 года, чтобы откопать поселение, аналогичное кумранскому.

Де Во даже не успевал сообщать об очередных находках, поэтому среди его трудов встречались и вот такие, предварительные, по горячим следам: "Свитки Эйн-Фехши. Прелиминарное сообщение. Библейское ревю, 1959, 66, №2". А Ланкастер Хардинг писал в "Иллюстрированных лондонских новостях" за 3 сентября 1955 года: "Иоанн Креститель почти наверняка был эссеном и должен был работать в этом помещении... Многие ученые полагают, что сам Иисус также занимался с ними. Это те стены, на которые он смотрел, те коридоры, через которые он проходил..."

Игаль Ядин в соседнем Иерусалиме от подобных прелиминариев сильно мрачнел.

Но никто - ни один человек! - из причастных к полудетективной судьбе эссенских свитков никогда более не вспоминал о сиро-христианах - первопроходцах кумрановедения. Так ученые прозвали область науки на стыке истории и палеографии, исследующая свитки, датируемые со II века до новой эры по II век новой эры и найденные на западном побережье Мертвого моря.

Увы, не надо обладать даром предсказания, чтобы с печалью констатировать: после того, как власть в Сирии захватят джихадисты и прочие банды, человечество останется равнодушным к судьбе Антиохийской православной церкви.

P.S. При подготовке данной публикации соавторы использовали книгу: Амусин И.Д. Рукописи Мертвого моря. - М.: Академия Наук СССР, 1960.

В.Б., А.Ч.