ЮАР, или Первый опыт

Так получилось, что моим первым в жизни знакомым иностранцем оказался чернокожий представитель Южной Африки. Не знаю почему, но с ранней юности мне нравился английский. Иметь такое хобби не запрещалось, только с практикой было сложновато: хоть это и были годы "оттепели", но юноше в тогдашнем Союзе нечего было и думать о загранице или даже о встречах с иностранцами, если он не был допущен начальством. Поэтому когда мне однажды повстречалась группка негров и я узнал, что в нашем городе сейчас находится делегация из какой - то московской "школы профсоюзов", я решил не упускать случай. Уже не помню, как всё произошло, но вскоре я разгуливал с одним из визитёров и упражнял свой школьный английский. Именно тогда я впервые услышал: Африканский Национальный Конгресс, Мандела... Мог ли я вообразить, что когда-нибудь попаду туда. И мог ли подумать, что на это понадобится больше чем полжизни.

 В ЮАР я прилетел в неспокойное время. До отмены апартеида оставалось около лвух лет. Негры вовсю демонстрировали, белые нервничали. (Освоившись в Дурбане, я выходил снимать эти демонстрации. По красивой, засаженной пальмами центральной улице, приговаривая какой-то речитатив и приплясывая полувприсядку, двигались многотысячные толпы чёрнокожих. Полиция наготове стояла по краям. Вторым рядом, не без некоторого напряжения на физиономиях, стояло белое ополчение, включая пятнадцатилетних девчонок с тяжёлыми карабинами в руках. В провинциях постреливали, да и городская жизнь была не без проблем: у каждого, даже маленького заведения сидел вооружённый охранник, а войти в универмаг можно было только через металлодетектор. Когда я въезжал на предприятие, приходилось выходить, и нашу машину осматривали с зеркалами до последней железки. Несмотря на это, за месяц моей командировки на заводе, куда я был послан, обезвредили четыре мины.

 В проходной были прибиты щиты, похожие на стенды по гражданской обороне в Союзе. Под заголовком "Оружие террористов" на них висели предметы, до боли знакомые: пистолет Макарова, автомат Калашникова, гранаты и мины нашего производства... Я тут же вспомнил моего вежливого чернокожего собеседника тридцатилетней давности. Теперь мы знаем, в каких "школах" и чему их учили.

 В этой командировке я был не один. Меня сопровождал Майк, местный инженер, посредничавший для нашей компании. Он был моего возраста, худ и долговяз, англичанин по рождению и по наружности. Мне было интересно познавать местную жизнь из первых рук (Майк жил в ЮАР двадцать лет), а Майку интересно просвящать новичка, так что мы быстро сошлись.

 На заводе всё что-то не ладилось, и грешно было упускать возможность посмотреть страну. До этой командировки я ездил только по США и Канаде, и теперь вожделел увидеть нечто, как я надеялся, действительно экзотическое.

 В тот год стояла сильная засуха. "Зелёные холмы Африки" на поверку оказывались бурыми. В памяти всплывали картины из книг и фильмов об этих местах, но реальность сильно проигрывала им в красочности. Выигрывала она только в одном: была подлинной.

 Почти каждый день, получив информацию, что на заводе опять задержка, мы уезжали за город. Целью всегда было что-то туристское, но ехать приходилось через негритянские деревни, так что картин реальной жизни по пути было предостаточно.

 С небольшими вариациями это выглядит так: на голых, покрытых жухлой травой и редкими кактусами холмах беспорядочно торчит несколько десятков домишек, часть - привычных форм, часть - круглых, отчего они сразу напоминают то ли юрты, то ли сараи. Сходство с сараями усугубляют пустые проёмы вместо окон. Рядом - ни деревца, ни какой либо другой попытки украсить быт, только мусор и хлам на высохшей земле. Здание побольше - школа. Внизу, у ручья, стайка бабёнок полощет бельё. Через всю деревню - узкая дорога, вдоль которой - пара колонок с кучками пришедших за водой детей, и надо всем этим - жаркое африканское солнышко, изводящее вас даже сквозь плотную пелену пыли.

 Стоит остановиться, как словно из-под земли появляется ватага негритят и клянчит конфеты. Разумеется, они у нас припасены: Майк знает местные нравы. Ворча что-то о развращении аборигенов подачками, он возится с кульками, беспокоясь, чтобы хватило на весь путь. Я снимаю и пытаюсь заговорить с детворой, но - бесполезно, в деревнях английский начинают учить только в школе.

 Сегодня наш путь - в "африканскую деревню". Майк объясняет, что это не к тому, что другие вокруг - австралийские, просто так назвали деревню, воссозданную для туристов в том виде, в котором всё было до прихода европейцев. Включая и ежедневные местные танцы в три, пять и семь часов. (На последнее я замечаю, что если и раньше плясали с такой же регулярностью, то понятно, почему не хватило времени на всё остальное.)

 Через час мы на месте. Со склона огромного холма - панорама окружающих лесов, изрядно, впрочем, высохших и покрытых тучами пыли. Мы - а кроме нас это ещё автобус немцев и итальянцев - сидим под навесом из пальмовых листьев и смотрим на то, что у нас бы назвали фольклорным ансамблем. Тут и свадебный ритуал, и похороны, и колдовство. Ряженые в шкуры и перья два десятка чернокожих парней и девчонок добросовестно скачут в охотничьих плясках, молотят в барабаны и вопят. Девчонки, с удовольствием изображая детей природы, - только в юбках из листьев, без бюстгальтеров.

 Потом они фотографируются с туристами, собирают деньги и мы идём смотреть "деревню". Итальянцы так шустро и тщательно обследуют каждую пальмовую хижину, будто ищут туалет, а немцы расспрсшивают о растирке зерна в каменной ступе так дотошно, словно будут делать это в своих кухнях. Переглянувшись, мы исчезаем.

 Впереди - крокодилья ферма.

 На ферме зрелищный бизнес, видимо, не менее доходен, чем продажа кож. Народа полно, маршруты организованы, как в зоопарке, и она действительно очень напоминает зоопарк. Только на хозяйственных входах вместо "Посторонним вход воспрещён" висит: "Нарушитель будет съеден".

 Пройдя в буквальном смысле через молодняк, т.е. через загон насквозь - метровые крокодильчики, словно утки в моём подмосковном дворе, неуклюже кидаются из-под ног врассыпную - оказываемся у местного патриарха. Невероятных размеров и сонного вида крокодилище занимает загон в одиночку.

 Не теряя темпа, я распахиваю калитку и, настраивая камеру, направляюсь в его угол. Два служителя, испустив вопль, кидаются следом. - "Пожалуста, пожалуста, сэр! Это только кажется, что он такой сонный! Схватит - не успеете моргнуть! Нам бы не хотелось стрелять его только из-за этого, сэр!"

 Такая досада. Быть покусанным крокодилом - это так украшает биографию. Но не спорить же с хозяевами. Я повинуюсь, тем более что на днях собираемся в заповедник. Успеется.

 Любой смотрящий телеканал "Дискавери" может видеть африканские саванны намного лучше и полнее, чем турист. Как ни крути шеей, лазая по этим холмам, как ни всматривайся, - за отпущенные тебе денёчки не схватить и доли того, что сделают мощные телеобьективы за долгое время, потраченное операторами в засадах, с последующим отбором лучших кадров.

 Но не побороть тщеславие личного присутствия, это самое "Я там был!", и вот в один из следущих дней, поколесив по пыльным дорогам провинции Наталь, мы с Майком подъезжаем к заповеднику. Асфальт упирается в гостиницу и ресторан, стилизованные под немецкий замок, с холма открываются всё те же пыльные леса, это и есть заповедник. По грунтовой дороге медленно заезжаем внутрь.

 Скоро я понимаю, почему в голову не приходит слово "джунгли". Лес до того высушен, что просматривается насквозь, и почти лишён той романтической таинственности, которая ассоциируется с этим словом.

 Впрочем, не совсем. Мы оставляем машину и идём пешком. Дав знак не шуметь, Майк замирает, и, вглядевшись по направлению его пальца, я замечаю двух застывших в зарослях и пережидающих наше вторжение жираф. Ну вот, хоть что-то увидели. Камуфляж действительно великолепен. А вот о зебрах этого не скажешь: замечаем их издалека. Зачем матушка - природа раздала им яркие арестантские пижамы в этом жёлто-сером царстве, непонятно. Человека не подпускают, но машину совершенно не боятся: сидя тихо с закрытыми стёклами, снимаем их почти в упор.

 Дорога проходит мимо большой поляны, и в тени - если так можно назвать некоторое её подобие, -что-то (явно подброшенное) жуёт здоровенный носорог. От дороги его отделяет небольшой - с метр - обрывчик, зверине его не одолеть, и от этого обрывчика и корма вновь появляется некоторое ощущение зоопарка.

 А вот и львы. Увы, это уже почти настоящий зоопарк. Загон необьятно огромен, но это загон. Служитель кратенько напоминает нам о безопасности, отодвигает высокие ворота, и мы заезжаем внутрь. Почему зверьё не на воле? Причин несколько. Во - первых, вряд ли бы мы их тогда увидели. А если бы и увидели, то только как следует помотавшись по округе, издали, и мельком. Во-вторых, эта братва уже поняла, что надо быть просто идиотом, чтобы высунув язык носиться по жаре за тренированной зеброй, когда можно спокойно свернуть шею корове у ближайшей фермы.

 Жара. Пара самцов и с полдюжины самок лежат вповалку в небольшом клочке тени. Лёжа у них весьма облезлый и несолидный вид, но вот один из самцов поднимается, потягивается и зевает, и перед нами предстаёт картина весьма впечатляющая.

 Мы ползком подъезжаем поближе, я открываю стекло и навожу камеру. - "Закрой, закрой повыше - нервничает Майк. - Оставь только для объектива. Что-то мне этот, слева, не нравится - похоже, плохо пообедал. Тут в прошлом месяце уже попортили машину одному любопытному, еле ноги унёс. Ты, я вижу, не успокоишься, пока действительно кому-нибудь в зубы не попадёшь."

 Через несколько часов, налотавшись пыли, невменяемые от жары и жажды, мы возвращаемся к ресторану. Программа-минимум выполнена. "Я - там - был".

 Ну а что же Дурбан? - Он очень хорош. Огромная великолепная набережная с пляжами, канатной дорогой и красивым рядом отелей вдоль моря. Совершенно европеизированный, с массой народа на улицах, центр. И только толпы чернокожих и обилие нищих напоминает, что вы - в Африке.

 Через неделю после приезда я понял, что за экзотикой можно было не ездить далеко: Майк повёл меня в центральный парк.

 Даже не смыслящему в ботанике приятно погулять в этом великолепии. Как остаться равнодушным, когда рядом с невероятной высоты и чудовищной толщины деревом читаешь табличку: "фикус". Но настоящий кайф начинается, когда уходишь в дальний край парка, где живут обезьяны.

 Большое племя мартышек прекрасно приспособилось к центру Дурбана. Думаю, их теперь оттуда ничем не выгонишь. Кому захочется возвращаться в сухие джунгли, если здесь с утра до вечера кормят конфетами? Повсюду висят плакаты со строгими запретами, но кого удержишь полюбоваться, как дальний родственник, шустро схватив добычу, важно усаживается на ветку и, грамотно развернув бумажку, засовывает конфету в рот?

 Майк заранее инструктирует - не иметь ничего торчащего из карманов, распрощаешься навечно. Я недоверчиво посмеиваюсь - подвергнуться грабежу со стороны мартышек кажется не более вероятным, чем быть покусанным крокодилом. С камерами наготове и буханкой хлеба подмышкой мы удаляемся от аллей с гуляющими семьями, и идём искать ещё не кормленных обезьян - если таковые существуют в этом щедром на дешёвые конфеты царстве.

 Они, как ни странно, находятся. Не успеваю я сесть на лавочку в тихой аллее и развернуть буханку, как группка мартышек начинает барражировать в кронах ближайших деревьев, сначала вроде бы не обращая на нас никакого внимания. Но вот я отламываю кусок и бросаю на землю, и его словно ветром сдувает. Мы сразу становимся центром притяжения. Шустрая братия рассаживается неподалёку в слабой надежде на случай, потому что все последующие куски схватывает предводитель, наглого вида обезьян раза в полтора крупнее остальных. То ли он в действительности так голоден, то ли ему остро необходимо показать себя перед дамами, но я чувствую, как от него просто разит вызовом и демонстративным презрением к двум увальням, щёлкающим блестящими штуками и швыряющим хлеб. Я бросаю куски всё ближе, и скоро вождь уже сидит на одной со мной скамейке и берёт подношения из рук. Идиллия, однако, длится недолго. Mентальность берёт своё, и вдруг вожак, испустив для храбрости короткий вопль, с невероятной быстротой кидается на меня, хватает буханку обеими руками и изо всех сил пытается её выдернуть. Ошалев от неожиданности, я ору что-то матерное, пытаюсь отшвырнуть наглеца и, тоже вцепившись обеими руками, с трудом спасаю буханку. Стая порскает на дальние ветки, Майк от хохота чуть не роняет камеры, - в общем, мероприятие завершается шумной концовкой.

 Через час мы с неторопливостью курортников пьём пиво на набережной. Ветер треплет кроны пальм, закат подсвечивает окна отелей, ровно шумит море, - нечасто в жизни выпадают такие блаженные минутки. - Великолепный город, - разомлев, вздыхаю я. - "Да, хорош, - откликается Майк, - хотя и не без проблем." - Ты имеешь в виду расовые? - "Не только. Вот недавно новый феномен появился: белая подростковая проституция." - Это надо же, - оживляюсь я - и где? - "Здесь, в Дурбане" - Я понимаю. Где именно? - "Не знаю. Пока не встречал."

 На вечера мы расстаёмся. Майк уже понял, что в бары меня надолго не затащишь. Когда об этом заговорили в первый раз, сразу вскрылась вся разница ментальностей. - Зачем тебе надо вечером обязательно в бар? - недоумевал я. - "Как - зачем?! Общаться!" - Майк поражался моему непониманию элементарных вещей. - С кем общаться? О чём можно всерьёз говорить со случайными встречными? - поражался я в свою очередь.

 Вечерами я любил бродить наугад. Это была моя первая по-настоящему дальняя поездка, и я наслаждался незнакомыми местами. Дурбан, Дурбан... Не он ли навеял Александру Грину его романтический Зурбаган? Нет ли здесь каких-нибудь интересных старых кварталов? Я отправился в портовые районы.  

 Разочарование оказалось совершенно ошеломляющим. Трудно найти более мрачные места, чем припортовые районы Дурбана. Безжизненные улицы заборов и складов, узкие переулки с редкими полутёмными и грязными барами, заполненными неграми, недоумённо и, как мне показалось, недружелюбно поглядывавшими на чужака.

 Лишь один бар имел неоновую вывеску. Я открыл дверь и с некоторым облегчением увидел белые лица, но уже в следующую минуту шарахнулся назад: в баре сидели одни мужчины, в основном почему-то попарно. При моём появлении они прекратили беседы и как-то слишком уж внимательно на меня уставились... Я повернул к гостинице.

 В одном из переулков мне показалось, что двое негров уже долго вышагивают следом. Как оказалось, неспроста. Видимо, не без долгих сомнений эта парочка таки решилась, и через несколько минут я подвергся первому в моей жизни ограблению. Кинувшись на меня и неумело крутя мне руки, они стали суетливо шарить по карманам. Всем их уловом могла стать пятёрка и ключ от номера. Кроме того, неуверенность и любительство сквозили в каждом их движении, так что я почти не испугался, даже попытался что-то нескладно пошутить.

 Наверное, через минуту они так или иначе бросили бы меня и убежали, но судьбе было угодно завершить это более эффектным кадром. Неожиданно из-за угла показалась большая старая машина, обдала нас светом фар и тормознула перед нашей ошалевшей троицей. Из открывшейся двери высунулась рука с пистолетом, и вверх грохнул оглушительный выстрел. Я даже не успел заметить, куда делись негры. Из машины вылез маленький сухонький старик, и, осведомившись, не ранили ли меня, предложил подвести. Я поблагодарил, сказал, что двух недоумков он напугал достаточно, а вероятность других в тот же час мала, и зашагал к центру.

 На следующий вечер я снова отправился за впечатлениями. Оброненная Майком новость не то чтобы очень меня свербила, но и не уходила из памяти, и я то и дело ловил себя на том, что невольно "фильтрую" обтекающую меня толпу на предмет обнаружения оных особей.

 На одном из оживлённых перекрёстков я обратил внимание на двух девчонок лет пятнадцати, явно слонявшихся без дела, и время от времени что-то спрашивавших у прохожих. Я приблизился. Та, что была повыше и похуже, остановила на мне взгляд. -"Сэр, Вы не скажете, как называется эта улица?" Надо заметить, табличка с названием улицы торчала прямо против нас. Я прочёл и ответил, и не теряя момент, задал свой вопрос: - Девочки, у вас есть время? Меньшая, исключительно хорошенькая кукла, оглядела меня критически, и, подумав долю секунды, ответила: -"Нет. Извините, сэр".

 Как вы понимаете, мне не оставалось ничего кроме как принять эти извинения и убраться восвояси.

 На следующий день я поведал об этом Майку, не забыв и приключение в порту. Он хохотнул и с некоторым любопытством уставился на меня. -"Так вот как, оказывается, ты проводишь вечера?" - Да, ответил я. - И я по-прежнему думаю, что даже слабая возможность какого-нибудь приключения во время моих прогулок интереснее, чем плоупьяный трёп случайного собеседника в баре.

 После моих откровений Майк, похоже, полностью раскрепостился. Тогда-то я и узнал, что под самым моим носом находятся заведения, которые было бы любопытно посетить.

 Я так и не понял, была ли официально разрешена проституция в ЮАР в то время. С одной стороны, как я увидел позже, бордели в Дурбане чувствовали себя вполне уверенно. Это было ясно и по их расположению, и по тому, что получить желаемое можно было не только по вызову на сторону, но и на месте. С другой стороны, их названия были завуалированы, как водится в ханжеской Америке, под "эскорт-сервисы" или всякие там "салоны".

 После "наводки" Майка найти эти заведения не составило проблемы. Размещались они прямо в центре. Не могу сказать, что их было много, но с пяток я обнаружил без труда и не слишком далеко друг от друга. Выглядит это так. Входишь с улицы в небольшой зальчик, своего рода гостиную. Вход всегда - через некий лабиринт дверей и загородок, т. е. открыв двери с улицы, зальчик ещё не видишь. В зальчике как правило приглушённый свет, причём степень затемнения, понятно, тем выше, чем хуже качество контингента.

 На диванах и в креслах сидят наличествующие дамы. В зависимости от заведения, времени и т. д. их может быть от двух до дюжины. Уж не знаю по какому обычаю, но при всём их разнообразии два элемента одежды почти обязятельны: чёрный цвет и "супер-мини" юбки.

 У дверей вас встречает хозяйка, приглашает сесть и взять "дринк". И здесь для новичка, пожалуй, начинается самое тягостное. (Дурбан был моим первым опытом, так что все эмоции запомнились до мелочей). Вы сидите и делаете вид, что сосёте свой "дринк", под пристальными взглядами нескольких пар глаз. Бывает, что кроме вас есть ещё клиенты, - это и хорошо и плохо. Если клиентов несколько, вам психологически легче, внимание не концентрируется на вас. Однако есть и крупный минус: в любой момент один из них поднимется и изымет как раз ту, на которую вы уже положили глаз и только собираетесь с духом, чтобы подойти.

 Хуже всего, когда кроме вас есть ещё только один визитёр. Идиотская картинка, когда оба гуся делают вид, что не видят друг друга.

 Довольно часто, особенно в ранние часы, можно оказаться единственным гостем. Некоторые усилия над собой - и уже не так неудобно. Главное - убедить себя в очевидном факте: из того, что ты сюда зашёл, ровно ничего не следует. Ты не обязан ничем, даже если провёл здесь час. Девицы пялятся на тебя - ну так что ж? Улыбнись каждой, и все дела.

 Я не люблю сидеть, и в этом есть свой плюс. Со стаканом в руках начинаю медленно прохаживаться по гостиной. В итоге всех можно увидеть поближе. После этих смотрин - прохаживаний, если никто особенно не привлекает, я обычно громко говорю, что все девушки - само очарование, выбрать очень трудно, поэтому мне надо немножко подумать. И поэтому я пока отбываю. Конечно же, ненадолго.

 После этого можно посетить следующее заведение, и так далее. Если в итоге сделаешь выбор - знаешь, что большой ошибки не совершил.

 ...Одним из вечеров я заглянул в самое большое (и, надо признать, самое качественное) из этих заведений. Было ещё рано, посетителей не было, но большинство дам было уже на месте. Они ещё не были в "приёмном режиме", - ходили, громко болтали между собой. Моё внимание привлекла парочка в центре зала: похоже, одна из местных девушек болтала с забежавшей на минутку подружкой. Сия гипотеза машинально возникла у меня потому, что та, которую я принял за подружку, не только крутила сумочку, словно готовясь уйти, но и заметно отличалась от окружающих. Она была в светлом платье, без потуг на манекенную поджарость, этакая молоденькая домашняя пампушка, круглощёкая и грудастая, со свежей кожей и прекрасными русыми волосами.

 Тут, как и полагается, подплыла хозяйка, и после обычных преувеличенно тёплых приветствий предложила сесть и выбирать. - Да я уже, собственно, выбрал - отшутился я. - Мне понравилась вот эта, -указал я на пампушку в полной уверенности, что хозяйка сейчас с вежливой улыбкой объяснит мне, что это - случайная посетительница и она над ней не властна. Однако хозяйка вместо этого обрадованно кивнула и окликнула "посетительницу": - "Эми, подойди, пожалуста! Джентльмен хочет с тобой поговорить!".

 Думаю, не надо объяснять мои эмоции в тот момент. Подарок судьбы тем приятнее, чем он неожиданней.

 В то время я ещё не имел достаточно уверенности в себе, чтобы получать "услуги" на месте, и назвал свой отель. Ждать пришлось недолго. Когда в дверь постучали, я с удивлением обноружил на пороге не только Эми, но и средних лет крепыша, внимательно оглядевшего меня и мой номер. Как мне было объяснено, даму сопровождают к новому клиенту, чтобы снизить шанс злоупотреблений - садизма, "групповухи" и т. д. И, разумеется, чтобы получить деньги заранее.

 Разделавшись с формальностями, мы выпроводили "сопровожденца".

 Два часа, отпущенные мне "салоном", начались. Видимо, что-то в моём поведении выдало во мне новичка, и Эми вежливо осведомилась, приходилось ли мне пользоваться такими услугами раньше. Я честно ответил, что нет, и заметил, что ей это понравилось.

 Здесь, в спокойной атмосфере и при нормальном освещении я разглядел свою даму как следует и понял, что не ошибся в выборе. Эми слезла с высоченных каблуков, но и без них осталась несколько выше меня ростом. Чистая и ровная кожа оказалась не результатом косметических ухищрений, а естественной свежестью молодого девичьего личика. На ярком свету она оказалась ещё моложе, чем в тенях своего "салона". Она была так молода, что вопрос о возрасте просто не мог её обидеть. Я полюбопытствовал и получил ответ - ей двадцать один. Тот идеальный возраст, который большинству женщин легко сообщать.

 Чуть поболтав о пустяках, Эми поднялась, потянулась и начала неторопливо расстёгивать блузку, с усмешкой наблюдая за моей реакцией, после чего, кокетливо поведя плечами, повернулась, чтобы я расстегнул символического размера бюстгальтер. Она явно получала удовольствие от моих - надо заметить, совершенно искренних - восхищённых взглядов и восклицаний.

 Юбку мы снимали вдвоём: без мыла это была нелёгкая работа. Оставшись в тоненьких колготках, она важно прошествовала в ванну и недовольно вопросила - почему ванна не налита? Я кинулся исправлять оплошность.

 Погрузив в воду свои великолепные формы, Эми с удовольствием попозировала перед моим объективом, изредка притворяясь смущённой и приговаривая: - "Ну, за это надо платить отдельно!"

 Наспех приняв душ вслед за ней, я выскочил из ванной и онемел, увидев мою красавицу блаженно разметавшейся нагишом поверх постели. И, должен вам заметить, - было от чего онеметь.

 Одни говорят, что никогда не надоедает смотреть на огонь, другие - на море, третьи - на горы. Не спорю, но для меня лично самой ненадоедавшей стихией всегда был живой вид обнажённой молодой женщины. Тут вам, друзья мои, и море, и горы, и все остальные стихии... В особенности если она, как говорится, "вашего" типа.

 За свою жизнь в Союзе я немало наслушался о всяких экзотических созданиях: то тебя уверяют, что особенно хороши изящные японки, то - экспансивные латиноамериканки, то - сладострастные индуски, или - игривые негритянки с круглыми попками... (Особенно убедительно эти бредни звучат у тех, кто ничего этого живьём не видел.) Опять же не буду спорить, тем более что милашки есть везде. Делясь, однако, собственным мнением, признаюсь: для меня на свете есть лишь одно настоящее совершенство, чудо природы и её венец, в сравнении с которым остальные типы - лишь суррогат, конкурентоспособный только в своих лучших проявлениях. Это - обычная мало-мальски симпатичная европейская девчёнка, предпочтительно светленькая и с женственной фигуркой. Таков "мой" тип, и именно такова была Эми.

 Был ранний вечер, на сегодня я был первый. Мало того, Эми только что вернулась после пятидневного перерыва в своей работе, - ежемесячного перерыва по понятным причинам. В итоге она была, что называется, в настроении. Понизив голос и опустив глазки, она изящным пальчиком подробно показала, где и как ей приятно, когда её трогают. Такого восхитительного урока анатомии я не получал никогда, и, естественно, тут же этим уроком воспользовался.

 Получив удовольствие, Эми, похоже, непритворно вытаращила глазки: -"О -о! Мне нравится, как у тебя это получается! Хочу ещё."

 В общем, пришлось потрудиться. Зато - знаете как приятно выслушивать комплименты? И знаете, как приятно быть первым? Даже если твоё первенство - всего недельной давности...

 Потом мы просто валялись и болтали. Мои "чаевые" (и, надеюсь, мои старания тоже) убедили Эми, что ей не следует торопиться обратно в "салон", и наши два часа затянулись. Как и любой бы на моём месте, я засыпал мою гостью вопросами, пытаясь понять - какой натурой надо обладать, чтобы смолоду быть в таком "бизнесе", как эта прелестница "дошла до жизни такой"?

 Ничего сногосшибательного я не услышал. Ни трагической любовной истории, ни житейских бедствий. - "Учиться неохота... Ленивая я. Не в официантки же идти... Тут у меня хоть деньги копятся."

 Раз в неделю моя знакомая уезжает в другой город, где её ждут двухлетний сынишка и ровестник-приятель. Там у неё - нормальная семейная жизнь. Я не удерживаюсь от каверзного: - А твой приятель знает, где ты работаешь? - Похоже, моя прелестница впервые действительно смущена. Даже, кажется, щёчки порозовели. - "Нет, конечно. Он уверен, что я - секретарша".

 Я невольно поёживаюсь, представив себя на его месте. Любопытство, однако, продолжает свербить.

 - И как, не трудно тебе с ним? После ТАКОЙ недели? Он ничего не замечает и не подозревает? А у тебя самой - аллергии на мужчин не бывает? - Моя собеседница смеётся. - "На него уж точно не бывает. Я ведь с ним по любви. Он хороший, и он меня любит. За неделю проголодается - такое иногда вытворяет..." - Что-то там вспомнив, моя собеседница снова мечтательно посмеивается. - "Мне, чтобы для него полностью освежиться и проветриться, надо только одну ночь как следует выспаться. И я - снова девственница!"

 Вот так, друзья мои. Пойди их пойми. Такая вот житейская ситуация. Для плоских моралистов - всё ясно. Ну а для тех, кто категоричностью не страдает, размышлений о человеческой натуре - на целый том.

 Я провожаю свою гостью до вестибюля. Снова в своём коротеньком платьице с сумкой через плечо, изредка встряхивая роскошными русыми кудрями, она вышагивает своими длиннющими крепкими ножками, как счастливая физкультурница на параде. Что до меня, то я выжат до последней степени, но всё равно не могу оторвать взгляд от этой шейки, от этих бёдер - обворожительной помеси юной школьницы и секс-бомбы...

 Чмокнув меня в щёку и взяв слово через пару дней вызвать опять, она плюхается в такси и исчезает.

 Ф-фухх... Теперь можно пройтись, прийти в себя. Чёрт возьми, до чего хороша... Какой жуткий по силе, неодолимый магнит создала матушка-природа. Так бы и держал, не отпуская, эту свежесть... Какой тут к чёрту здравый рассудок и прочее. Как себя звать - забудешь. И если не оправдаешь, то поймёшь доктора Фауста, а вместе с ним - и всю толпу старых сумасбродов всех времён и народов, бросавших состояния и карьеры, привычный круг и верных жён - только бы иметь такое... Чур меня, чур.

 Город затихает. Уличные продавцы нескончаемого базара сувениров на набережной свернули свои одеяла-прилавки и здесь же укладываются на ночлег. В голове сумбур... Я подхожу к оставшейся неубранной кучке товара и вдруг замечаю замечательно сделанную глиняную фигурку старого негра. Он сидит на корточках и смотрит отрешённо, словно сквозь меня. Кто-то несомненно талантливый, лепивший его, хорошо знал тот тоскливый, рассеянный взгляд, каким местные чёрные глядят на белых... Лучшей памятки об этой странной стране не найти.