ГДЕ ЖЕ ТЫ ?

Иног­да, в май­ские праз­дни­ки, гля­дя на тол­пы "пат­ри­отов" с крас­ны­ми зна­мена­ми, не­воль­но прис­лу­шива­юсь к сос­то­янию сво­его сер­дца, но кро­ме клад­би­щен­ско­го без­молвия, там ни­чего  не наб­лю­даю, - слиш­ком уже мно­го ми­нова­ло вре­мени. Из­ме­нились лю­ди, да и стра­на уж не та! Не­нависть при­тупи­лась, му­тируя в ту­пое, оне­мелое без­разли­чие; но иног­да, в са­мых сок­ро­вен­ных глу­бинах па­мяти, не­ожи­дан­но всплы­ва­ет об­лик уди­витель­ной де­вуш­ки, с рас­пахну­тыми гла­зами и си­яющей улыб­кой, и тог­да, не­воль­но, буд­то по­луза­бытую фра­зу из ста­рой пот­ре­пан­ной  кни­ги, про­из­но­шу: "А где же ты, Уль­ма?"  -  но от­ве­та нет … 

Осень 87-го! Стран­ное вре­меч­ко, ког­да по те­леви­зору уже выс­ту­пал ген­сек-ре­фор­ма­тор, ког­да на­род  бе­зум­но во­пи­ял о сво­боде, ког­да на ули­цах, то там, то здесь, вспы­хива­ли сти­хий­ные ми­тин­ги с по­тасов­ка­ми, - лю­ди жи­ли в ожи­дании не­мину­емой граж­дан­ской вой­ны, ощу­щение ко­торой ви­тало в воз­ду­хе, как за­пах по­рохо­вой га­ри!...

В то вре­мя я жил в боль­шом даль­не­вос­точном го­роде, оби­тал в де­вяти­этаж­ной об­ще­житии на бе­регу пол­но­вод­но­го  Аму­ра, из  ок­на ко­торой до­носи­лись труб­ное гу­дение теп­ло­ходов и реф­ри­жера­торов. И да­бы не под­пасть под статью "за ту­не­ядс­тво", тру­дил­ся на за­воде "Даль­ди­зель" опе­рато­ром ЧПУ (про­тотип компь­юте­ра с бу­маж­ной пер­фо­лен­той), а ве­чера­ми, в сво­ей  ком­на­туш­ке на вось­мом эта­же, со­чинял "дис­си­дент­ские" сти­хи. Вдо­воль на­сидев­шись за пе­чат­ной ма­шин­кой, я обыч­но под ве­чер в оди­ночес­тве бро­дил по пар­ку, что­бы пос­ле по­луно­чи вер­нуть­ся до­мой и отос­пать­ся пе­ред ра­бочей сме­ной, а по­том ни свет, ни за­ря под бой­кие зву­ки со­вет­ской эс­трад­ной му­зыки, рву­щей­ся из за­вод­ско­го реп­ро­дук­то­ра, пе­ресечь  про­ход­ную и, на­пялив на се­бя за­мас­ленную спе­цов­ку, про­тор­чать во­семь ча­сов за то­кар­ным стан­ком, сло­вом, "чэ­пэу"!
Со­вер­шая свой тра­дици­он­ный про­менад, в один из ве­черов я не­ожи­дан­но встре­тил  инос­тран­цев - двух пар­ней и де­вуш­ку, ну а слу­чай для зна­комс­тва пред­ста­вил­ся сов­сем уж ба­наль­ный: у ме­ня кон­чи­лись спич­ки  -  один из пар­ней  дал мне (fire?) "огонь­ку", - они хо­тели об­щать­ся, по­это­му ли­ца их в тот мо­мент си­яли не­под­дель­ным ра­души­ем, да и не уди­витель­но: весь мир с тре­петом взи­рал на пе­реме­ны в СССР, а я, бу­дучи прос­тым со­вет­ским про­хожим, оли­цет­во­рял для них "глас на­рода".

- How do you do?

- Дую-дую, но хре­ново! - от­шу­тил­ся я, но мое нез­на­ние ан­глий­ско­го нис­коль­ко их не оза­дачи­ло. Они го­вори­ли на сво­ем фин­ском, а де­вуш­ка впол­не снос­но пе­рево­дила. Зва­ли ее Уль­ма. В жел­той ней­ло­новой кур­точке, с си­яющей вол­ной ры­жих во­лос,  стя­нутых на лбу ши­рокой шер­стя­ной бе­лой по­лосой, в об­тя­гива­ющих си­них джин­сах и бе­лых кра­сов­ках "пу­ма", - она яв­ля­ла со­бой эта­лон тог­дашней со­вет­ской мо­ды, для дос­ти­жения ко­торо­го сред­неста­тис­ти­чес­ко­му со­вет­ско­му граж­да­нину нуж­но бы­ло от­нести на "ба­рахол­ку" три или че­тыре ме­сяч­ных зар­пла­ты.

Го­вори­ли об ис­кусс­тве, о по­лити­ке, ну а по­том  вы­яс­ни­лось, что фин­ны эти, во­об­щем-то, прос­то про­фес­си­ональ­ные стро­ите­ли и при­были в СССР, что­бы воз­вести глаз­ную боль­ни­цу с "рек­ламным гла­зом" на кры­ше, ко­торый, как сле­пое око не­бес­но­го про­веде­ния, вра­щал­ся уже во мно­гих го­родах стра­ны, ну а де­вуш­ка  - Уль­ма  Й­оки­нен  - сту­ден­тка хель­син­ско­го уни­вер­си­тета сос­то­ит при их груп­пе в ка­чес­тве пе­ревод­чи­цы, по­тому что мис­сия инос­тран­цев бы­ла не толь­ко про­из­водс­твен­ная, но и ми­рот­ворчес­кая, -  пред­сто­яло в не­кото­рых мес­тах выс­ту­пить пе­ред а­уди­тори­ей, да­бы под­чер­кнуть "не­отъ­ем­ле­мую связь", ког­да-то еди­ного фин­ско-рос­сий­ско­го на­рода. Ос­та­нови­лись они, как и по­ложе­но, в гос­ти­нице "Ин­ту­рист", мно­го­этаж­ное си­яющее ог­ня­ми зда­ние ко­торой хо­рошо бы­ло вид­но с  пло­щади, где мы в тот  мо­мент про­гули­вались.     

- Пой­дем с на­ми, Серж, а?! -  с за­дором пред­ло­жила вдруг Уль­ма, ког­да я уже соб­рался бы­ло с ни­ми рас­про­щать­ся.  -    В рес­то­ране нак­рыт боль­шой табль­дот… Бу­дешь на­шим гос­тем?

И дей­стви­тель­но. Что те­рять оди­ноко­му неп­ризнан­но­му по­эту в мрач­ном ноч­ном со­вет­ском го­роде, ког­да так хо­чет­ся пе­ремен? Ко­неч­но, сог­ла­сил­ся.

Стол в рес­то­ране ед­ва ли не ло­мил­ся от вод­ки и до­рогой за­кус­ки! Боль­шинс­тво фин­нов, по при­чине "су­хого" за­кона в их стра­не,  к то­му вре­мени бы­ли уже "в стель­ку": пе­ли свои лап­ланд­ские гну­савые пе­сен­ки и мно­гие рва­лись, по­чему-то, вы­пить со мной на бру­дер­шафт. Быс­тро ох­ме­лев, пом­ню, чи­тал свои сти­хи и еще ма­ло из­вес­тно­го тог­да Пас­терна­ка "Све­ча го­рела на сто­ле, све­ча го­рела…", пос­ле че­го ока­зал­ся в ру­ках оз­ве­рев­ше­го тол­сто­мор­до­го вах­те­ра, от­став­но­го во­ен­но­го или "гэ­бэш­ни­ка" с "план­кой" ор­де­нов на пид­жа­ке, ко­торый по­рывал­ся сдать ме­ня в ми­лицию. Уль­ма при по­мощи де­сяти дол­ла­ров, не­замет­но ему пе­редан­ных, от­сто­яла-та­ки мою сво­боду и  учас­тие в сти­хий­ной по­пой­ке по-фин­ски, за­вер­ше­ние ко­торой я по­том так и не вос­ста­новил в па­мяти.

Оч­нулся с трес­ку­чей го­ловой в пус­том гос­ти­нич­ном но­мере и мне тут же пред­ста­вил­ся  "прос­та­ива­ющий" про­из­водс­твен­ный ста­нок, где я дол­жен был в эту ми­нуту на­ходить­ся, час­тые ряд­ки ме­тал­ли­чес­ких де­талей, вы­дан­ные мне для вы­пол­не­ния пла­на, оз­ве­релое ли­цо Фе­доро­вича-мас­те­ра,  -  и сде­лалось еще ху­же. На по­лиро­ван­ном сто­ле сто­яли ва­за с фрук­та­ми, фу­жер и бу­тыл­ка "Со­вет­ско­го" шам­пан­ско­го, ос­тавлен­ная по­нима­ющей ру­кой, а ря­дом  -   за­пис­ка, в ко­торой Уль­ма кал­лигра­фичес­ким по­чер­ком, да­бы под­чер­кнуть, оче­вид­но, свои лин­гвис­ти­чес­кие спо­соб­ности, из­ла­гала по-рус­ски, что, в ка­чес­тве пе­ревод­чи­цы, со сво­ими со­оте­чес­твен­ни­ками приг­ла­шена в го­рис­полком и про­сила неп­ре­мен­но их дож­дать­ся; но инос­тран­цы в мо­ей жиз­ни  - это бы­ло уже слиш­ком, по­это­му я прос­то-нап­росто сбе­жал, не ос­та­вив пос­ле се­бя ни­каких ко­ор­ди­нат.   

Слу­чай этот, ско­рее все­го, был бы вско­ре за­быт, как мое оче­ред­ное не­лепое по­хож­де­ние, но спус­тя нес­коль­ко дней, ве­чером, я ус­лы­шал роб­кий стук в дверь. Пос­ту­кива­ние, заг­лу­ша­емое стре­котом мо­ей пе­чат­ной ма­шин­ки, дли­лось дол­го.
 
-  Да елы-па­лы!  -  ряв­кнул я и рас­пахнул дверь.   

Ес­ли бы в это мгно­вение уви­дел при­веде­ние зам­ка Мор­рисвилль, то уди­вил­ся бы го­раз­до мень­ше,  -  пре­до мной сто­яла Уль­ма Й­оки­нен , ко­торая, как по­каза­лось мне в ту ми­нуту, мог­ла ра­зыс­кать ме­ня толь­ко в си­лу не­бес­но­го про­веде­ния (спус­тя не­кото­рое вре­мя вы­яс­ни­лось, что, в пол­ном "не­адек­ва­те" я сам наз­вал свой ад­рес). В ком­на­те ца­рил твор­ческий бес­по­рядок: на по­лу ва­лялись смя­тые лис­ты пис­чей бу­маги, пе­пель­ни­ца с окур­ка­ми,  ну а на ве­рев­ке под по­тол­ком, как сиг­наль­ные фла­ги то­нуще­го фре­гата, ви­сели мои тру­сы. Она при­села на край сту­ла, сло­жив ла­дони на ко­ленях, а я, сго­рая от сты­да, при­нял­ся су­дорож­но соз­да­вать иде­аль­ный по­рядок и спра­вил­ся с этой за­дачей в мгно­вение ока,  пос­ле че­го раз­до­был-та­ки у тор­говцев-ар­мян, что жи­ли эта­жом ни­же, бу­кет жи­вых цве­тов и бу­тыл­ку "ри­каци­тели"; как на крыль­ях, взле­тел на свой этаж, и тут же ока­зал­ся в по­ле зре­ния ко­мен­дан­тши, ко­торая на­пирая мощ­ным те­лом, бук­валь­но при­пер­ла ме­ня к стен­ке.

-  Ты что - обал­дел?  -  ши­пела она, как рас­ка­лен­ный са­мовар. -  Смер­ти мо­ей хо­чешь?  Ты пос­мотри, что твоя кра­ля на "вах­те" ос­та­вила! 

Она про­тяну­ла мне  ла­мини­рован­ный до­кумент на ан­глий­ском с фо­тог­ра­фи­ей Уль­мы - 3/4. Вы­дер­жав не­кото­рую па­узу, по-са­дист­ски нас­ла­див­шись мо­им от­ча­яни­ем, на­конец-то смяг­чи­лась - гу­бы рас­плы­лись в доб­ро­душ­ной кол­хозной улыб­ке, а в гла­зах да­же за­горел­ся жен­ский озор­ной ого­нек.

 -  Ты ду­ма­ешь, я не по­нимаю? В жиз­ни вся­ко бы­ва­ет . Ска­жи дев­чонке, что­бы до­кумен­ты свои на вах­те не ос­тавля­ла. Ни­кому это не на­до. По­нял?

Ко­неч­но, я по­нял и об­легчен­но вздох­нул   -  по­ка что все обош­лось без меж­ду­народ­но­го скан­да­ла. Ос­та­вать­ся под кры­шей об­ще­жития не хо­телось, и мы, прих­ва­тив с со­бой бу­тыл­ку ви­на, от­пра­вились гу­лять по го­роду. Она о чем-то все вре­мя ме­ня расс­пра­шива­ла, а я что-то вдох­но­вен­но рас­ска­зывал.

Над­ви­галась ночь. В пар­ке ра­ботал ноч­ным сто­рожем мой хо­роший зна­комый из об­ще­жития, я поп­ро­сил его за­пус­тить "чер­то­во ко­лесо", он, за­говор­щицки нам под­мигнув,  раз­до­был где-то клю­чи от элек­три­чес­ко­го щи­та. Усе­лись на хо­лод­ную ска­ме­еч­ку, Зас­кри­пели ме­тал­ли­чес­кие шес­те­рен­ки, и ко­лесо дви­нулось. Зем­ля ста­ла мед­ленно уда­лять­ся, ги­гант­ские то­поля ока­зались вни­зу, а ос­ве­щен­ный не­оно­выми фо­наря­ми парк стал по­ходить на иг­ру­шеч­ный ма­кет.

Я  рас­крыл бу­тыл­ку и на­пол­нил два плас­тмас­со­вых рас­клад­ных ста­кан­чи­ка. Ви­но бы­ло хо­лод­ным и нис­коль­ко не сог­ре­вало. Я об­нял де­вуш­ку и по­цело­вал. Во всем ми­ре мы бы­ли од­ни, а ее си­яющие гла­за в тот миг по­каза­лись мне от­кры­тым кос­мо­сом, ку­да я ле­тел в не­весо­мос­ти, как ку­сок ту­пого ас­те­ро­ида. Пос­ле это­го жизнь моя пе­ревер­ну­лась с ног на го­лову (или на­обо­рот?). Мы каж­дый день встре­чались  на цен­траль­ной пло­щади воз­ле фон­та­на - бро­дили по го­роду, си­дели в ка­фэш­ках, по­сеща­ли ки­ноте­ат­ры, а про­сыпа­лись вмес­те с ней: или в ее гос­ти­нич­ном но­мере,  или в мо­ей об­ща­ге. Я по­терял ощу­щение и вре­мени, и прос­транс­тва, а, меж­ду тем, по­забыл и до­рогу на за­вод, а Уль­ма од­нажды опоз­да­ла на важ­ную кон­фе­рен­цию, ор­га­низо­ван­ную ад­ми­нис­тра­ци­ей го­рода в го­род­ском "двор­це куль­ту­ры", из-за че­го при­сутс­тву­ющие там ее со­оте­чес­твен­ни­ки, как рас­ска­зала по­том де­вуш­ка, прыс­кая от сме­ха, не бель­ме­са не по­няв, нес­коль­ко ча­сов ту­по ки­вали го­лова­ми. Ми­нова­ли две не­дели - и приш­ло вре­мя про­щать­ся.

Пос­ледний ве­чер мы про­вели в об­ще­житии. Она по­дош­ла к ок­ну и, при лун­ном све­те, ее об­лик на­пол­нил  мне ви­олон­челью, ко­торая, ед­ва слыш­но, ис­то­чала пе­чаль­ные зву­ки. Я по­дошел к ней и об­нял. За ок­ном мед­ленно па­дал снег, та­ял на стек­ле, прев­ра­ща­ясь в тон­кие струй­ки во­ды.   

- Я люб­лю те­бя! Ты при­едешь ко мне?  - спро­сила она, и я впер­вые по­нял, что на­ши стра­ны раз­де­ля­ет не прос­то боль­шое рас­сто­яние, но так­же по­лити­чес­кое про­тивос­то­яние, в све­те че­го мы на­ходи­лись на раз­ных бе­регах ог­ромно­го не­види­мого мо­ря. - Я хо­чу, что­бы мы бы­ли вмес­те.

А, меж­ду тем, од­но­го же­лания тут бы­ло не­дос­та­точ­но; а груп­па инос­тран­цев  в бли­жай­шие дни го­тови­лась от­пра­вить­ся в Япо­нию, пос­ле че­го, я знал,  что Уль­ма не вер­нется в СССР ни­ког­да. На пос­ледние "гро­ши" я ку­пил ей ог­ромный бу­кет крас­ных роз и по­дарил пря­мо в а­эро­пор­ту. По­ка мы са­мозаб­венно це­лова­лись, фин­ны сто­яли по­нуро в сто­рон­ке. А спус­тя двад­цать ми­нут, "Бо­инг  - 777", оче­вид­но юж­но-ко­рей­ской ави­аком­па­нии,  взмыл в воз­дух, что­бы уже че­рез нес­коль­ко ча­сов при­зем­лить­ся в То­кио. Оше­лом­ленный, я поч­ти до са­мого ве­чера бро­дил по го­роду, со­вер­шенно не по­нимая, что со мной про­изош­ло и как с этим жить даль­ше.

 "На вах­те" ме­ня встре­тила ко­мен­дан­тша.

- Те­бя тут це­лый день ка­кие-то то­вари­щи ищут… важ­ные та­кие, пред­ста­витель­ные…Что нат­во­рил-то?  -   спро­сила она взвол­но­ван­ным го­лосом.
Под­нявшись на лиф­те на свой  этаж, по­дой­дя к  ком­на­те, уви­дел, что дверь  при­от­кры­та, а неп­ро­шен­ные гос­ти  - внут­ри. (От­крыть ан­глий­ский за­мок, ока­зыва­ет­ся, для них бы­ло пле­вое де­ло!) Два ак­ку­рат­но оде­тых муж­чи­ны лет трид­ца­ти пя­ти. Од­ни из них си­дел на кро­вати, а дру­гой  -  за сто­лом, бе­зоб­разно ты­кал паль­цем в кла­виши мо­ей "гэ­дэ­эров­ской" пи­шущей ма­шин­ки "Оп­ти­ма".

- Ну, при­вет, Ро­мео! - ска­зал один из "то­вари­щей" и  уда­рил ме­ня в ли­цо. Удар бы­ла нас­толь­ко силь­ным, что я упал, ед­ва не по­теряв соз­на­ние. Кровь струй­кой по­кати­ла из по­ломан­но­го но­са на ко­вер. За­вер­ну­ли ру­ки за спи­ну и на­дели на­руч­ни­ки. Же­лез­ным пру­том при­нялись все кру­шить в ком­на­те. Боль­ше все­го уда­ров при­няла пи­шущая ма­шин­ка  - вып­ле­выва­ла кла­виши с бук­ва­ми, как вы­битые зу­бы! Все пе­чат­ные лис­ты изор­ва­ли на мел­кие ку­соч­ки и, как но­вогод­ние кон­фетти, вы­сыпа­ли мне на го­лову, пос­ле че­го сня­ли с ме­ня  на­руч­ни­ки и… уш­ли.
Я с тру­дом под­нялся на но­ги и по­дошел к зер­ка­лу: ли­цо раз­ду­лось, под гла­зами об­ра­зова­лись си­няки. Око­ло двух не­дель не вы­ходил из ком­на­ты, а по­том по­явил­ся Фе­доро­вич-мас­тер с за­вода "Даль­ди­зель". Это был ти­пич­ный тру­дяга, ко­торо­го, ка­залось, наш­ли не в ка­пус­те, как всех нор­маль­ных лю­дей, а в ме­тал­ли­чес­кой струж­ке,  меж­ду фре­зер­ным и то­кар­ным стан­ком. Он прос­то жил в за­вод­ском це­хе, прев­ра­тив про­из­водс­твен­ный план в смысл сво­его су­щес­тво­вания.      

- Зна­ешь, мне тут поз­во­нили… Сло­вом, нуж­но вы­ходить на ра­боту… да­вай па­рень. Не глу­пи.

На за­вод я так и не вы­шел, по­это­му вы­нуж­ден был жить в дру­гом мес­те. Спус­тя не­кото­рое вре­мя от­пра­вил нес­коль­ко пи­сем в да­лекую Фин­ляндию, но от­ве­та так и не по­лучил.

В стра­не свер­ши­лась "бар­хатная" ре­волю­ция, сош­ла с "по­лити­чес­кой аре­ны" пра­вящая  пар­тия, рух­нул "же­лез­ный за­навес". Те­перь, ес­ли под­напрячь­ся, мож­но пе­ремах­нуть че­рез оке­ан, от­пра­вить­ся в ту же са­мую Фин­ляндию, но вряд ли удас­тся вер­нуть свою юность, где, как сю­жет из по­луза­бытой ме­лод­ра­мы, жи­вет об­лик скан­ди­нав­ской де­воч­ки с зо­лотис­ты­ми во­лоса­ми.

Где же ты, Уль­ма?