ВЫБОРЫ

Польская делегация прилетела  в Тбилиси. Гостей разместили в гостинице "Аджария", а я отправилась ночевать домой. На следующий день утром я подъехала к зданию гостиницы, чтобы сопровождать группу на встречу в ЦК компартии Грузии. У входа наткнулась на руководительницу делегации - нашу преподавательницу по комсомолу. Эта маленькая женщина  - ходячий сгусток энергии и нервов - носилась по тротуару и пыталась выяснить у редких прохожих, где находится ближайший избирательный участок.

- Свет, ты чего, спятила? - удивилась я.
  
- Почему? - ответила озабоченная Светлана. - Ведь сегодня выборы. Я взяла в Москве открепительный талон.  Почему в гостинице нет участка для приезжих, не понимаю!

-  Перестань, ты же в Тбилиси! Кому нужен твой голос! Все равно будет 99,98%!
  
-  Это мое право, дарованное нашей Конституцией!
  
-  Знаешь, как голосовали в Тбилиси в моем детстве? Старший по двору с вечера   
собирал у всех соседей паспорта, а утром шел голосовать. Как видишь, на результатах голосования это никак не сказалось.

-  Что ты мне голову морочишь! - Светик начинал закипать. - Я голосую иначе. Мы на территории Советского Союза, и я хочу исполнить свой долг!

Черт! С ней лучше не связываться, а то еще донесет в деканат, что я с презрением отношусь к столь святому делу. И я  вместе с ней начала расспрашивать прохожих. Пожилая грузинка была столь любезна, что отвела разъяренную Свету  на  участок, где члены избиркома долго не могли понять, зачем она привезла открепительный талон. Но столкнувшись с таким сильным желанием впервые, милые женщины - члены избирательной комиссии -  пошли  Свете навстречу и разрешили опустить бюллетень в  урну.  
    
В связи со смешным эпизодом, связанным с  выборами в Тбилиси, вспомнилось и мое  участие в предвыборной кампании. В  комсомольской школе  всех переводчиков, и меня в том числе,  постоянно привлекали к работе  в качестве агитаторов и членов избирательных комиссий.

После окончания лекций приходилось ходить по  близлежащим домам и сверять старые списки жильцов с фактическим состоянием. В  семидесятые годы люди спокойно открывали двери, охотно беседовали, часто угощали чаем, пирожками с капустой и луком. Но были и такие, что грозились не прийти на выборы из-за того, что  ЖЭК отказывается сделать ремонт в кухне, которую залили соседи. Иногда люди просто  кричали с балкона, что двери не откроют ни за что и никогда.

Для таких случаев в разлинованных списках существовала специальная графа, в которой мы делали надлежащие пометки: "отказывается от участия в выборах", "не открывает двери, так как держит на балконе козу". Сверенные списки сдавались начальству, которое делало соответствующие выводы. Поскольку в нашем округе баллотировался товарищ Гришин, любой мелочи придавалось особое значение. Выборы должны были пройти "на ура": ведь наша школа  - идеологический центр Перовского района.

В первый год работы в качестве агитатора я встала в день выборов часов в шесть утра. Напуганная угрозами начальства, что о не проголосовавших будут сообщать по месту работы, я решила  сперва выполнить свой гражданский долг сама, а уж потом  часов с  восьми засесть в одном из классов средней школы Перовского района..

После развода я сняла комнату поближе к работе, а квартира бывшего мужа, где я была прописана,  находилась в Черемушках, поэтому добираться пришлось сначала на метро, а потом на  41-ом автобусе до остановки "улица Винокурова".  Там, среди пятиэтажек, находилась школа, в которой мне предстояло голосовать.

В основных списках меня не оказалось. Смущенные члены избирательной комиссии долго извинялись, оправдывались, валили все на неопытную агитаторшу, после чего  предложили мне пройти к отдельному столу, за которым составлялись дополнительные списки голосующих. Пока они спишут мои паспортные данные, пройдет куча времени, а мне надо спешить!

Я умоляю их не беспокоиться: мол, сама работаю агитатором, все понимаю, но, увы, уйти не удается. Меня ловят на выходе, заставляют присесть к столу, вносят в список мою фамилию, дату рождения и место прописки, вручают листочки (то есть бюллетени), которые я, не глядя, бросаю в урну, после чего на всех парах несусь к остановке.

В Вешняках меня уже ждут. Голосование началось, хотя большинство людей еще спит и к урнам идут одни пенсионеры. Семьи появятся часа через  два-три. Время от времени в комнату агитаторов входит наш шеф - младший научный сотрудник НИЦа (Научно-исследовательского центра), расположенного на территории учебного заведения.

Валек - парень бойкий, делает карьеру семимильными шагами, крапает научные труды, часто выступает на конференциях с докладами о возрастающем влиянии молодежного движения в современном мире. Планов у него много, времени - мало. Парень он высокий, плечистый, средней противности.

Меня раздражают его прилизанные черные волосы, пыльные ботинки и мятые брюки. Как жена разрешает ему выходить из дома в таком виде? Но Валек весь в делах, свой внешний вид считает нормальным и прет в науку как танк.

На первой же встрече с агитаторами он  сообщил: "Работаем в домах по Алии Жемчуговой". Общее замешательство. Валек  в школе не первый год, однако до сих пор не усвоил, что Алия - это имя девушки-снайпера по фамилии Молдагулова, а "аллея Жемчуговой" - улица, идущая от кусковского дворца, названная  в честь крепостной актрисы Прасковьи Жемчуговой, игравшей на сцене театра, здание которого находится по сей день на территории кусковского парка.

Валек держит в руках бумажку с номерами проголосовавших, которые зачеркивает на разлинованной доске. Все агитаторы судорожно сверяют зачеркнутые цифры со своим столбиком. Участок можно покинуть, когда проголосует твой последний избиратель.

На стульях вдоль стены зевают преподаватели философии - наша ударная сила. Они здесь для того, чтобы ринуться в бой, если кто-нибудь из жителей микрорайона откажется голосовать. Их задача - уговорить заблудших прийти к урне. Пока таких у нас нет.

Старуха с козой на балконе взята под особый контроль, с ней уже проведена беседа и получено ее принципиальное согласие. В фойе звучит бодрящая музыка,  в буфете идет  бойкая торговля булочками, пирожными и фруктами. Вся сдоба свежая, мы уже были там раза три.

Наступает пик явки. Члены избиркома с трудом справляются с потоком  празднично одетых жителей микрорайона. У некоторых букв выстраивается очередь. Нас бросают на помощь. Мы помогаем искать фамилии голосующих, вручаем бюллетени. А потом несемся в нашу комнату, чтобы зачеркнуть проголосовавших избирателей в своем списке.

Время приближается к пяти часам. Пик миновал. У каждого агитатора остается по несколько человек, которые, по всей видимости, еще не вернулись с дачи. В зале для голосования уже побывало наше руководство во главе с ректором, который с радостной улыбкой на лице (а как же, выборы - это праздник!) пожал руки всем членам избирательной комиссии, после чего отвел в сторону свою аспирантку товарищ Петракову и  о чем-то шептался с ней минут десять.

В личной беседе товарищ Петракова не раз намекала мне, что ее с ректором связывают особые отношения. Думаю, если она и врала, то самую малость. Ведь только после  их совместной поездки в Монголию сбылась ее мечта, да не одна, а сразу две. Сначала товарищ Петракову приняли в партию, после чего коммунист Петракова с блеском сдала вступительные экзамены в нашу аспирантуру.

Казалось, живи, радуйся, пиши себе нетленку о росте марксистского самосознания у монгольских аратов, ан нет, дальше кандидатского минимума дело не пошло. Что-то там у товарищ Петраковой не заладилось. То ли слишком поздно пришло ее время, то ли запас знаний оказался слишком скуден.

Скорее с диссертацией она опоздала. Ей бы лет в тридцать начать работу над первоисточниками и трудами современных историков,  но в те годы она занималась устройством личной жизни, допустив всего лишь одну роковую ошибку,   выйдя замуж за поляка.  А в нашей школе такое не прощалось никому. И хотя товарищ Петракова родину не покинула, не променяла арбатские переулки на польскую провинцию, где воспитывал подрастающее поколение поляков ее благоверный, на карьере пришлось поставить крест на много лет, пока  ей не выпал счастливый жребий: совместная поездка с ректором в Монголию.

Однако вернемся на избирательный участок. Ректор еще не знает, что товарищ Петракова не сможет написать диссертацию. Она только что   сдала  на отлично  все экзамены. Им предстоит обсудить план ее будущей работы, научных статей. И если все пойдет по задуманному, года через три товарищ Петракова начнет читать курс истории партии монгольским студентам на монгольском языке.

Товарищ Петракова  возвращается в класс в крайнем возбуждении. Но если ее спросить, о чем вы шептались с ректором, она не ответит никогда. Напустит туману.  Лучше подождать, тогда расколется сама.

Товарищ Петракова засиделась в переводчицах. Хотя ее преклонный возраст не мешает ей крутить романы с монгольскими студентами, отплясывать на наших вечерах.   Женщина она правильная во всех отношениях, взращенная нашим комсомолом. Ни одна директива, спущенная сверху, не вызывает у нее отторжения. Выполнять ее она, может, и  не будет, но перечить не станет никогда.

Товарищ Петракова не лишена чувства юмора и в тесной компании может позволить себе пошутить по поводу нашего руководства (я имею в виду самое высокое), но не ректора - это святое. Что у них там было в Монголии? Ума  не приложу.

Смеркается. Проголосовали дачники. Редкий избиратель заглядывает на участок после восьми вечера. Тем не менее, ребятам из избиркома  придется сидеть до десяти. Самая работа начинается у них именно  в это время. Они считают бюллетени, заполняют протоколы, после чего все материалы отвозят в райисполком.

Но если к делу подойти с умом,  в райисполкоме можно оказаться уже в 22.30. Для этого надо просто оставить в зале для голосования одну урну, а вторую отнести в пустой класс, опорожнить и начать считать бюллетени, затем ту же операцию проделать со второй урной, заменив ее пустой первой. И тогда к 22.00 все будет подсчитано и написано.

Высланный загодя в райисполком товарищ, который занимает очередь с 21.00, оказывается  не первым и даже не вторым. Придется постоять немного, но гораздо меньше, чем если бы начали считать бюллетени  после 22.00, как положено.

Выйдя из райсполкома на улицу, счастливый председатель и члены комиссии на той же машине, что привезла их и документы, наполнив легкие свежим летним воздухом, отправляются отмечать всенародный праздник к товарищ Петраковой, у которой дома в  серванте всегда припасена не одна бутылочка хорошего грузинского вина. А водкой ребята запаслись еще днем.

Я освобождаюсь где-то около семи вечера и отправляюсь домой пешком, чтобы прийти в себя после шумного и хлопотного дня. Вместе со мной уходит с участка и наш преподаватель по философии. Ему так и не пришлось никого  уговаривать, то есть проверить на практике силу марксистской аргументации.

Он напрашивается ко мне на чай. Если б не перхоть, превратившая его пиджак в снежную поляну, и не  вечно сальные длинные космы, придающие ему сходство с Добролюбовым, я бы, может, смогла сосредоточиться на его интеллекте, но сегодня болит голова и слушать его треп, упершись взглядом  в снежно-белые плечи, у меня нет сил.

Прощаюсь у дверей своей квартиры, а он идет к лифту. Захожу домой и уже через полчаса, блаженно растянувшись на диване, погружаюсь в сон. Завтра рано вставать.