ПЛАНИДА АИДЫ

THE FATE OF AIDA

In this exclusive interview, the legend of Russian pop-music, the Russian star of the Broadway Aida Vedischeva is sharing her views with Krugozor’s correspondent Aleksandr Bolyasnyy

Обладательница имени Аида восприимчива к духовной стороне жизни, наделена врождённым чувством прекрасного. Имеет привлекательную внешность и многие таланты: музыкальна, не лишена писательского дара. «Зимняя» Аида смела в поступках, раскованна, умеет красиво говорить, способна без внутренней робости выступать перед самой большой аудиторией. Уверена в своих силах и в своём обаянии. «Летняя» (особенно «июльская») Аида обладает богатым воображением. Она мечтательна, и в мечтах способна уноситься очень далеко. Её занимают вопросы философии, религии, мироздания… (Из гороскопа)

— Итак, «Трутся спиной медведи, вертится Земля…» Готовясь к этому интервью, я перелопатил массу материалов о вашей судьбе и пришёл к выводу, что прославившая Аиду Ведищеву «Песенка о медведях» из «Кавказской пленницы» довольно для вас символична. Земля вертится, а круговое движение предполагает периодический возврат к исходной точке. А потом — дальше. Как раз о вас. Начало артистической карьеры Аиды Ведищевой было тесно связано с первым советским звуковым журналом «Кругозор». Я сам был счастлив, когда «по блату» достал его номер с вашим голосом. И вот через уйму лет вы снова с «Кругозором»! Правда, с другим, не звуковым, но цель та же: быть любимым и полезным тем, кто «не хлебом единым», помогать им расширять кругозор.

— Очень интересно…

— И так, я заметил, вся судьба ваша. По спирали. Достигнете высоты, вернётесь на миг к исходной точке — и снова вперёд: к новой высоте. Но это не единственный пример и не единственное совпадение. Если не ошибаюсь, году, этак, в 1997-ом, вы впервые вернулись на Украину.

— На Украину — да.

— В Донецк.

— Да, правильно.

— И после того донецкого концерта вы в интервью сказали: «Я счастлива, что мой концерт состоялся на Украине, именно здесь прошли самые лучшие годы моей жизни.

— Ну да, это земля моей мамы, предков моей мамы.

— Так ведь и наш «Кругозор» тесно связан с Украиной, это моя родина, мы много об Украине пишем, являемся пока единственным русским журналом в Америке, который так активно раскрывает привлекательное лицо Украины…

— Да? Как мне приятно! Хоть Киев — не моя родина, но это было место, где родилась моя мама, и я всё время по возможности проводила там, и очень Киев и Украину любила. У нас там вся родня была. И дача. А жили мы в Сибири. Папочка мой был учёным. Профессором-стоматологом. После войны Минздрав направил его туда создать стоматологический факультет Иркутского мединститута на базе бывшего института стоматологии. Как в Сибири было хорошо! Я имею в виду здоровый климат: и моральный, и климат в «метеорологическом» смысле. Но каждое лето мы проводили на даче в Киеве. Вот так у нас получалось…

— …и тогда в Донецке ваше свидание с далёким «украинским» прошлым тоже стало результатом спирального витка судьбы: некогда шумная популярность, потом — «чёрный список» исполнителей и авторов, которых власти сочли «нежелательными», и вот снова всплеск популярности — только уже как русско-американской звезды.

— Да, вот так… Понадобилась многолетняя дистанция, чтобы меня вспомнили по-настоящему. В 2004 году наградили даже Гран-при российской национальной премии «КиноВатсон», что можно приравнять к российскому «Оскару». Эту премию учредила известная шоу-группа «Доктор Ватсон», предложив удостаивать ею самых популярных в народе авторов и исполнителей песен, звучавших на протяжении всей истории отечественного кинематографа. Это очень почётно: оказаться в числе таких патриархов искусства, как Леонид Утёсов (кстати, мой учитель, у которого я делала первые шаги), Исаак Дунаевский, Никита Богословский; таких китов нашей — не эстрады, нет — а музыки, песен кино, как артисты Владимир Трошин, Иосиф Кобзон, Людмила Гурченко. Как композиторы Оскар Фельцман, Владимир Шаинский, Александр Зацепин, поэт Михаил Танич — всех не перечислить.

И было это для меня — как снег на голову. Я ведь прилетела тогда в Россию совершенно по другому поводу — по приглашению Аллы Иошпе и Стахана Рахимова на 40-летний юбилей их совместной жизни. А меня разыскали, чтобы вручить премию — это такая красивая бронзовая фигурка: скрипичный ключ. И лента. Церемония всегда очень волнительная. Никита Богословский, когда получал эту премию, плакал: «За 75 лет моей творческой деятельности я получаю первую награду…»

— Эдуард Колмановский только за три года до смерти получил Государственную премию. Грустно всё это…

— Конечно, грустно. Но знаете, лучше уж так, чем никак. Популярнейший в бывшем СССР певец Валерий Ободзинский вообще был награждён посмертно. А ведь он был ещё молодым, мог бы получить награду и при жизни. Но сложилась она печально: при тех условиях не выдержал, погиб преждевременно. Как Высоцкий, как Крамаров, как многие другие.

— Аида, а ведь, несмотря на огромную популярность, о вашей «американской» судьбе знают меньше, чем о «советской».

— Популярность — слово такое, как вам сказать… Относительное весьма. Понимать его можно по-разному. Популярность Мадонны. Популярность Майкла Джексона. Что общего у меня с ними?

— Я имею в виду ту популярность, которая была у вас раньше.

— Так ведь невозможно в Америке получить ту и такую популярность, которая была у меня там. Народную популярность. Не может её быть у человека, который родился там, который вырос там, в той культуре, и рассыпал себя на кусочки. Когда-то я «пришла» в Россию потому, что я нужна была ей в то время. Я твёрдо верю в реинкарнацию — в то, что душа человека возвращается в мир снова и снова в новых телесных воплощениях. И не стесняюсь говорить об этом. Я знаю, я чувствую, что ещё в своих «прошлых жизнях» американское искусство было мне близко. А ему — близка моя суть. Именно поэтому я и смогла сделать что-то в России из того, что тогда там трудно было осуществить. Ну, например, вам известно, что сегодня в России большинство исполнителей поёт под «фанеру» — фонограмму то есть?

— Да, известно. Знаю даже, что кое-кто умудряется просто раскрывать рот синхронно словам звучащей фонограммы.

— Я не о том. Я — о фонограмме лишь музыкального сопровождения. Кто её «изобрёл» в России? Кто создал такую манеру, такой жанр и почему? Я! Кто-то из журналистов написал даже обо мне: «первая «фанерщица» страны». Но ведь не от хорошей жизни я к этому пришла. Когда я пыталась сделать на эстраде так, чтобы песня облекалась не только в музыкальную, но и в пластическую форму, это воспринималось в штыки, в то время такое было неприемлемо. Музыканты, да и певцы, пребывали у микрофона словно парализованные, как солдаты по стойке «смирно». А я старалась двигаться. Потому что считаю, что песня — это не просто физический процесс реализации музыкального голоса. Это ведь творчество: игра, маленький спектакль, если хотите.

Мы с Юрием Шерлингом — известнейшим, талантливейшим балетмейстером, продюсером, режиссёром — составили программу. «Поющие новеллы». Тогда впервые музыканты за моей спиной «заработали»: задвигались, играя на инструментах, являлись переодетыми. То был первый настоящий музыкальный театрализованный спектакль. И он просуществовал несколько месяцев, может быть, пять или шесть. А репетировали мы девять месяцев, чтобы всё это составить с оформлением, с декорациями. И, представьте себе, меня за это… жестоко «побили».

И отняли у меня всё. Якобы музыканты нужны министерству культуры для выезда заграничных гастролей. И цинично сказали: «А вы себе другой создадите». Представляете, что значит набрать нужных людей, обучить… Для этого ведь месяцы(!) нужны. А у меня уже программа была готова.

И я хотела, очень хотела реализовать то, что у меня в крови — танцевать, петь, играть шоу. Только шоу! И когда у меня отняли то, что было создано таким трудом, я иду к своему другу Юрию Силантьеву и говорю: «Пиши мне музыку на три часа». Записываем музыку, берём режиссера (тогда это был Давид Хлопкин, очень известный балетмейстер) и ставим программу «Вечная песнь о любви». Она — под фонограмму, которая заменила музыкальный ансамбль.

— И на творческом подъёме, при такой-то известности — всё враз бросить…

— Чиновники от тогдашней идеологии и культуры просто не желали понять, считали меня вульгарной, а уж когда я спела «Помоги мне» для «Бриллиантовой руки», так затравили вконец. Хоть я-то при чём? Я стояла за кадром, меня попросили спеть, показали, что я должна сделать, рассказали. Ну, я и постаралась получше соответствовать образу Светланы Светличной, которая считалась первейшей советской секс-бомбой. Это она соблазняла героя нашего дорогого, любимого, уважаемого Юрия Никулина. Словом, всё это и привело меня к тому, чтобы перебраться сюда, в Америку. Да, несмотря на свою известность, на тридцать миллионов пластинок, на лауреатство, полученное на фестивале эстрадной песни в Сопоте. Я эмигрировала в числе последних запрещаемых деятелей искусства. До меня это уже сделали Мстислав Растропович, Эмиль Горовец, Вадим Мулерман, Лариса Мондрус, Нина Бродская…

— Другими словами, отважились на очередной спиральный виток судьбы — с поднебесной высоты, о которой иные и мечтать не могут — к нулю?!

— Да, как и другим прибывшим сюда. Здесь ведь я была просто никому не известной эмигранткой. Спасибо моим мамочке и папочке за то, что в детстве настояли на обучении английскому, а затем — на учёбе в Иркутском инязе (я ведь ещё и дипломированная учительница английского). Так что с языком, на который у большинства иммигрантов уходит уйма сил, нервов и времени, у меня проблем не было. Тем не менее, многое пришлось начинать заново. Я ведь не собиралась изменять себе, тому, чем наделил меня Всевышний.

— Всё сначала, всё сначала… Я научилась ходить по сцене. Моя специальность здесь — Бродвей. И я двадцать с лишним лет пою репертуар лишь бродвейский, плюс, конечно, естественно, мой репертуар, плюс я пою песни на хибру, на идиш, на испанском. Я, можно сказать, родилась опереточной артисткой. Я пела с самого начала. В Иркутске работала в театре. В театре юного зрителя. В студенческом театре миниатюр. Всё время я пела какие-то опереточные номера. Однако в России опереточная актриса из меня не получилась. Получилась эстрадная. Но то, что во мне было заложено, продолжает и будет жить. Поэтому у меня здесь и родился театр одного актёра. Родился «The best of Broadway and Hollywood» («Всё лучшее Бродвея и Голливуда»). Это мой мюзикл, мой музыкальный спектакль, моноспектакль. Одна я, у меня на сцене все аксессуары, которые меняю. И вот уже столько лет проработала…

— Преклоняюсь! Не каждый на такое способен. Иные, прибыв сюда, вконец скисают, плывут по течению…

— Но вы спрашивали о моей нынешней популярности. Это не популярность тех, кто собирает огромные визжащие залы. У меня популярность иная. «Душевная», что ли… Вот я была в Израиле. Как меня замечательно встречали зрители и слушатели! Я там пела песни в честь 59-й годовщины независимости: «Шалом, Израиль!». По телевидению пела, на сценах пела. И всюду их воспринимали вдохновенно, тепло, душевно. И американская аудитория так же. Но, опять же, не аудитория любителей визжать в зале. Мнение и признание вот этой аудитории для меня очень важно, важна вот такая популярность. Добрая популярность. Мнение президентов театров, где я выступала, важно.

Вот мнение Айзека Башевича Зингера (Iseak Bashevich Singer), американского еврейского писателя, лауреата Нобелевской премии: «Прекрасное шоу эмоциональной певицы — актрисы большого таланта. Спасибо за доставленное удовольствие». Или письмо Джорджа Буша-младшего: благодарит меня за патриотизм. Вот это популярность!

Я создала тут мюзикл и 22 года его работаю. По-английски называется «Masterpiece and singing liberty» («Шедевр и поющая Свобода»). Я взяла себе образ Статуи Свободы и в этом образе доношу до слушателей и зрителей святые идеи: хранить то, за что ваши отцы боролись и проливали кровь, ваши прадеды и деды. И за что сегодня проливают кровь: за свободу. Так берегите же её! Когда поёшь об этом в платье обыкновенном — не впечатляет. А когда предстаю в образе Статуи Свободы — это сильно.

Не конъюнктурными соображениями я руководствовалась, создавая этот мюзикл. Слишком много означает для меня свобода. Когда я впервые оказалась в Америке, то первое, куда я пошла — это остров со Статуей Свободы. Этот памятник так поразил, такое сильное произвёл впечатление… Оно ещё больше усилилось, когда я изучила историю создания памятника. После трагического 11-го сентября получила за этот мюзикл благодарственное письмо от тогдашнего мэра Нью-Йорка Рудольфа Джулиани. Ещё награда — американский флаг, который был поднят в мою честь над куполом Капитолия в Вашингтоне 14 мая прошлого года. Им наградил меня член Конгресса США Анербил Бред Шерман (Honorable Brad Sherman). А 14 сентября — как раз день рождения моего покойного папы. Представляете мои чувства? А ещё раньше я получала благодарственные письма за своё творчество от Джорджа Буша-старшего. И от Рейгана. С Ненси Рейган у нас переписка продолжается. Она большой молодец, Ненси. Просто потрясающая женщина. Она была очень-очень большим другом своего мужа, и ценила всё, буквально каждое слово, которое он молвил. Я, кстати, была единственная из русской общины Америки на похоронах Рональда Рейгана.

— Вы много интереснейшего рассказали о себе. Удивительная, богатая ваша судьба. А какие самый драматический и самый счастливый моменты её?

— Самый драматический — отъезд из России. Это была драма. Это была трагедия. Это смерти подобно было. Это просто… ну, вот, «Титаник». Он должен уйти. Мы знаем, что он уходит. Вот такое состояние было. Я же не знала, куда я еду. Мечта — это мечта: стать свободной. Но как я буду творить свободно, где я буду творить, и что я буду творить? Только Господу Богу было известно. Он знал, потому что это Он меня вёл. Но мне — человеку — было очень-очень печально.

— Поразительно: я был уверен, что, говоря о самом драматическом моменте, вы назовёте совсем другой. Имею в виду страшную болезнь, которую удалось, к счастью, перебороть.

— Вы меня просто плохо знаете. Я верю в Бога. Если он дал мне эту болезнь, значит я её заслужила. Или это было испытанием моим. Всё, что Бог даёт, надо принимать с верой. Пришла та беда, как всегда, просто и внезапно. Тот период вообще был для меня психологически не простым: развод с мужем. Ночью — приступ боли, думала — печень. Вызвала скорую, оказалось — всё куда драматичнее. Рак. Причём, в третьей, неоперабельной его стадии. Лечащий врач — хороший врач — сокрушалась белая, как стена: «Аида, Аида, как же могло случиться, что мы проглядели?». А я её успокаиваю: «Рак, что ли? Ну и что?». А у самой уже такое состояние… Я всё-таки настояла на операции. Под свою ответственность. И прошла все традиционные в таких случаях круги Ада. Операцию. Изнурительную химиотерапию… Никто на лучшее не надеялся. Но Бог смилостивился. И свершил Чудо! Потому что иначе не объяснишь. И начался мой труд. Адский! Это был Зов свыше: он велел мне пересмотреть и изменить всю свою жизнь, своё мировоззрение, свои привычки. Установила свою диету, свой режим дня. И держу себя в тисках. Ежедневные пробежки. Давно отказалась от мяса. На завтрак — протёртое яблоко с лимоном и… чесноком. Представляете «букет»? Но расслаблюсь — беда вернётся. Многие из моих бывших товарищей по несчастью, которые не захотели понять, что надо самому во всём измениться — уже поумирали. Сейчас книгу обо всём этом пишу. А в прошлом году был уже десятилетний юбилей победы над той моей бедой.

— …а счастливым? Самым счастливым моментом судьбы какой считаете?

— Так это и есть тот самый день, когда моя победа над бедой стала очевидна. Потому что такое воскрешение — настоящее Чудо: умерла и воскресла! И воскрешение — не только в прямом, но и в духовном смысле. В том же прошлом году, в котором отмечала 10-летие своего воскрешения, с трогательным почётом приглашают в Москву. Получить награду «Профессия — жизнь». Эта премия — общественная награда, которой удостаиваются выдающиеся личности, а также учреждения и организации за наиболее значимые достижения в области медицины, здравоохранения и сохранения среды обитания человека. Она учреждена при поддержке Всемирной организации здравоохранения и ряда российских организаций. Меня наградили в номинации «Воля к жизни».

— Да, ваша победа над бедой — действительно большое счастье. Огромное счастье. Первейшее счастье. И я уверен: читатели «КРУГОЗОРА», которые будут и вашими слушателями и зрителями на предстоящих концертах в Бостоне и Хартфорде, зная теперь лучше о судьбе давно любимой Аиды Ведищевой, встретят вас особенно радушно. Кстати, а с чем приедете в Бостон и Хартфорд? Что в программе?

— Июль, когда я буду там выступать — особое время для всех американцев: 4 июля — День Независимости. Свобода — самое святое для человека во всём мире, это то, что я воспеваю. Естественно, и на предстоящих концертах я буду петь об этом, петь патриотические песни из своего мюзикла, о котором уже рассказала. Естественно, будут и песни, которые стали для нас, выходцев из бывшего СССР, хитами — действительно большими хитами: из лучших кинокомедий Гайдая «Кавказская пленница», «Бриллиантовая рука» и многих других фильмов. Спою старые, любимые публикой песни. Буду петь еврейские песни.

И, конечно, исполню сегодняшние американские хиты, свои самые любимые номера из бродвейских мюзиклов, потому что это мой конёк в Америке: оперетта, Бродвей; это то, чему я посвятила годы своего «американского» творчества. А помогать мне на концертах будет замечательный музыкант и певец бостовчанин Михаил Сухарский. Опыт совместной работы уже есть — в позапрошлом году он мне тоже помогал на концерте в Бостоне.

— О вас пишут: «Две жизни Аиды Ведищевой». Да ведь чтобы вместить всё сделанное вами и то, что ещё сделаете, двух жизней не хватит.

— А знаете, почему так пишут? Я ведь «Близнец». У меня должно быть так. У меня же написано две жизни.

— До скорой встречи, Аида! Поразительная ваша Планида!..