В КОЛЫБЕЛИ НАРКОЗА

По­томс­твен­ный врач, на­уч­ный ра­бот­ник, ав­тор пуб­ли­цис­ти­чес­ких ста­тей и бел­летрис­ти­ки. Учас­тник Ве­ликой Оте­чес­твен­ной вой­ны. Вы­пус­кник Пер­во­го Ле­нин­градско­го ме­дицин­ско­го ин­сти­тута, кан­ди­дат ме­дицин­ских на­ук.

Соз­да­тель пер­во­го в СССР от­де­ления анес­те­зи­оло­гии и не­от­ложной хи­рур­гии в Ле­нин­градском ин­сти­туте ско­рой по­мощи. Один из ор­га­низа­торов пер­вой в ми­ре спе­ци­али­зиро­ван­ной «штур­мо­вой» ма­шины ско­рой по­мощи, пер­во­го в СССР «ин­фарк­тно­го» от­де­ления с од­ной из пер­вых в ми­ре служ­бой ин­тенсив­ной те­рапии и ре­ани­мации боль­ных ос­трым ин­фар­ктом ми­окар­да. Ав­тор бо­лее 100 на­уч­ных ста­тей, со­ав­тор двух мо­ног­ра­фий, пя­ти изоб­ре­тений и 25-ти ра­ци­она­лиза­тор­ских пред­ло­жений. Часть пуб­ли­цис­ти­чес­ких ста­тей, юмо­ресок, фель­ето­нов вош­ла в его кни­гу на рус­ском язы­ке «Сме­хоте­рапия», из­данную в США.

Вот уже мно­го лет, как ав­тор это­го опу­са про­дол­жа­ет с прис­трас­ти­ем срав­ни­вать при­ютив­ший его зна­мени­тый Бос­тон с по­кину­тым на про­из­вол судь­бы род­ным Пи­тером: ведь меж­ду эти­ми рас­кры­тыми на­рас­пашку «ок­на­ми» в мир очень мно­го сходс­тва.

Так бы­ло и в тот раз. Про­гули­ва­ясь по цен­траль­но­му пар­ку Ком­мон, я вдруг нат­кнул­ся на до­толе нез­на­комый мне па­мят­ник. Рас­по­ложен он по со­седс­тву со ста­ту­ей Ва­шин­гто­на.

Чёрт по­бери! Да ведь это же мо­нумент са­мому его пре­вос­хо­дитель­ству Эфи­ру! Зна­чит, в ка­кой-то сте­пени он пос­вя­щён и лич­но мо­ей пер­со­не. Ну, ска­жем, не сов­сем мне, а эпо­халь­но­му со­бытию в ис­то­рии че­лове­чес­тва – рож­де­нию пред­ме­та мо­его мно­голет­не­го ув­ле­чения в ме­дици­не – анес­те­зи­оло­гии. В част-нос­ти, са­мому пер­во­му нар­ко­зу, осу­щест­влён­но­му пу­тём вды­хания боль­ным па­ров ди­эти­лово­го эфи­ра. Дер­знул на этот гу­ман­ней­ший под­виг в 1846 го­ду бос­тон­ский дан­тист У­иль­ям Мор­тон. Так на­чалось по­коре­ние дь­яволь­ской бо­ли.

У ав­то­ра за его по­луве­ковую жизнь хи­рур­га, анес­те­зи­оло­га и кар­ди­оре­ани­мато­лога – ты­сячи нар­ко­зов. Из па­мяти стёр­лись ти­повые и бла­гопо­луч­ные. А вот экс­тра­ваган­тные – проч­но вре­зались в соз­на­ние. Они-то и вспом­ни­лись у па­мят­ни­ка пер­во­му нар­ко­зу.

Один из них – «тра­гичес­кий». На за­ре сов­ре­мен­ной анес­те­зи­оло­гии приш­лось про­вес­ти нар­коз в ле­нин­градском Ин­сти­туте ско­рой по­мощи. Труб­ка в ды­хатель­ное гор­ло бы­ла вве­дена из­вес­тно­му в стра­не фи­зику. Сроч­ная опе­рация осу­щест­вля­лась по жиз­ненным по­каза­ни­ям в свя­зи с флег­мо­ной и пер­фо­раци­ей жёл­чно­го пу­зыря. Как нар­коз, так и опе­рация прош­ли бла­гопо­луч­но. Нич­то не пред­ве­щало тра­гедии. Но на сле­ду­ющее ут­ро у боль­но­го мол­ни­енос­но раз­ви­лось тя­желей­шее вос­па­ление вер­хних ды­хатель­ных пу­тей. Ста­ло яс­но, что я за­нёс в тра­хею ин­фекцию. Тог­да труб­ки стан­дар­тно сте­рили­зова­ли опе­раци­он­ные сёс­тры.

Я сут­ки не от­хо­дил от боль­но­го. Всё бы­ло тщет­но: име­ющи­еся в то вре­мя про­тиво­вос­па­литель­ные средс­тва не по­мога­ли. К ужа­су, боль­ной умер.

Я не на­ходил се­бе мес­та. Его смерть сов­па­ла с пос­ледним днём ра­боты пе­ред мо­им оче­ред­ным от­пуском. Пред­став­ля­ете, с ка­ким гру­зом в ду­ше приш­лось ухо­дить на от­дых?! Бе­рег Чёр­но­го мо­ря ока­зал­ся не в ра­дость. Прав­да, в даль­ней­шем ста­ло из­вес­тно, что умер­ший фи­зик нес­коль­ко раз в жиз­ни под­вергал­ся об­лу­чению и, ве­ро­ят­но, им­му­нитет у не­го был рез­ко по­нижен. Но факт ос­та­ёт­ся фак­том: боль­но­го «убил» нар­коз. На мно­го ты­сяч ус­пешных – пер­вый и пос­ледний раз – тра­гичес­кий. Та­кова ме­дици­на!

Дру­гой за­пом­нивший­ся нар­коз я бы наз­вал «кла­до­ис­ка­тель­ским». Боль­ной опе­риро­вал­ся в Ве­ликих Лу­ках по по­воду про­бод­ной яз­вы же­луд­ка. Ему да­ли нар­коз за­кисью азо­та. Этот газ, из-за вы­ражен­ной фа­зы воз­бужде­ния, наз­ва­ли «ве­селя­щим га­зом»: при вхож­де­нии в нар­коз боль­ные час­то сме­ют­ся, да­же хо­хочут – как буд­то их ще­кочут под мыш­ка­ми. На этот раз боль­ной, над кем-то сме­ясь, при­нял­ся рас­ска­зывать, где рас­по­ложен тот злос­час­тный ко­лодец, в ко­торый он во вре­мя вой­ны спря­тал свои дра­гоцен­ности.

По вы­ходу боль­но­го из нар­ко­за, я пе­рес­ка­зал ему от не­го же по­лучен­ные све­дения. «Ура!», – за­вопил он и, уда­рив се­бя по лбу, в знак бла­годар­ности на­чал так тряс­ти мою ру­ку, что я ис­пу­гал­ся, как бы он её не отор­вал. В наг­ра­ду за «на­вод­ку» я по­лучил бу­тыл­ку от­лично­го фран­цуз­ско­го конь­яка.

Бла­года­ря треть­ему за­пом­нивше­муся мне – «ра­зоб­ла­читель­но­му» – нар­ко­зу, был об­на­ружен убий­ца мно­гих со­вет­ских лю­дей. В об­лас­тной ве­лико­лук­ской боль­ни­це экс­трен­но опе­риро­вал­ся боль­ной в свя­зи с за­воро­том ки­шеч­ни­ка. В ста­дии воз­бужде­ния он стал вык­ри­кивать жут­кие ко­ман­ды: «Ком­му­няки и жи­ды! Пять ша­гов впе­рёд!». За­тем на всю опе­раци­он­ную пос­ле­дова­ла от­ры­вис­тая и чёт­кая ко­ман­да: «По га­дам – пли!». Всё это слы­шала по­дав­ленная опе­раци­он­ная бри­гада. По окон­ча­нии пос­ле­опе­раци­он­но­го пе­ри­ода, нес­мотря на клят­ву Гип­покра­та, обя­зыва­ющую соб­лю­дать вра­чеб­ную тай­ну, я со­об­щил обо всём ус­лы­шан­ном пред­ста­вите­лям «со­от­ветс­тву­ющих ор­га­нов». По­том мы уз­на­ли, что че­рез не­кото­рое вре­мя опе­риру­емый был осуж­дён за учас­тие в мас­со­вых расс­тре­лах в ок­ку­пиро­ван­ных нем­ца­ми Ве­ликих Лу­ках. До сих пор счи­таю, что со­об­щил я не ме­дицин­ские дан­ные, что клят­ву Гип­покра­та не на­рушил.

При­пом­нился и «лю­бов­ный» нар­коз. Опе­риро­вал­ся весь­ма по­жилой че­ловек. На опе­раци­он­ном сто­ле при вхож­де­нии в нар­коз он стал пыл­ко объ­яс­нять­ся в пла­мен­ной люб­ви, оче­вид­но, юной осо­бе. Он пред­ла­гал ей и ру­ку, и сер­дце. Клял­ся в веч­ной люб­ви до гро­бовой дос­ки. За­верял, что бро­сит свою «ста­рую кар­гу». Вся опе­раци­он­ная бри­гада хо­рошо по­теши­лась и опе­рация прош­ла не­обыч­но ве­село.

А вот ещё один нар­коз, ко­торый по пра­ву мож­но наз­вать «ма­товым». В об­лас­тной ве­лико­лук­ской по­лик­ли­нике я вёл при­ём в ка­чес­тве кон­суль­тан­та­хирур­га. Врач-ото­ларин­го­лог при­вёл ко мне мо­лодо­го че­лове­ка – трак­то­рис­та. По сво­ей собс­твен­ной ошиб­ке он оп­ро­кинул трак­тор в глу­бокий кю­вет. При этом сам он не пос­тра­дал, но очень ис­пу­гал­ся. Пос­ле па­дения трак­то­рист пол­ностью по­терял дар ре­чи. Оне­мел! Не мог про­из­нести ни сло­ва. Пы­та­ясь от­ве­тить на воп­ро­сы, мы­чал, улы­бал­ся и раз­во­дил ру­ками. Прош­ло уже две не­дели, как он пе­рес­тал го­ворить. Во­дили его по вра­чам раз­ных спе­ци­аль­нос­тей, но ник­то из них ор­га­ничес­кой па­толо­гии не на­ходил. Го­лосо­вые связ­ки в нор­ме. «Здо­ров, как бык». Дол­жен го­ворить. Но па­рень – «как пар­ти­зан»: стой­ко мол­чал. По­дума­лось, что ес­ли мол­ча­ние свя­зано с зап­ре­дель­ным тор­мо­жени­ем, ох­ва­тив­шим в ко­ре го­лов­но­го моз­га центр ре­чи, нар­коз, пе­рерас­пре­делив про­цес­сы воз­бужде­ния и тор­мо­жения, мо­жет ос­во­бодить центр ре­чи от тор­мо­жения.

Пос­ле не­кото­рых ко­леба­ний ре­шил­ся-та­ки внут­ри­вен­ным вли­вани­ем ввес­ти боль­но­го в нар­коз. И, к ве­лико­му удов­летво­рению, не ошиб­ся. Как толь­ко трак­то­рист во­шёл в нар­козную фа­зу воз­бужде­ния, от не­го по всей по­лик­ли­нике по­нёс­ся мно­го­этаж­ный, я бы да­же ска­зал – ху­дожес­твен­ный, мат. В ко­ридо­ре в ужа­се за­мер­ли боль­ные. В ка­бинет на ма­тер­щи­ну сбе­жались все сот­рудни­ки по­лик­ли­ники. Прим­ча­лась взъ­еро­шен­ная и гроз­ная глав­вра­чиха, уже го­товая вы­нес­ти мне за ма­тер­щи­ну ад­ми­нис­тра­тив­ное взыс­ка­ние.

На­вер­ное, за всю ис­то­рию по­лик­ли­ники впер­вые так гром­ко, от­кро­вен­но и вы­рази­тель­но гре­мел соч­ный мат. Я же, бла­гос­тный, был горд, тор­жес­тво­вал да­же боль­ше, чем при ус­пешной за­щите дис­серта­ции. К со­жале­нию, дол­жен приз­нать­ся, что пос­ле про­буж­де­ния боль­ной вновь за­мол­чал. Но за­то ста­ли яс­ны при­чины оне­мения и план ле­чения. Под­клю­чил­ся пси­хоте­рапевт. Пос­ле гип­но­тичес­ко­го вну­шения речь пол­ностью вос­ста­нови­лась.

Был и «пе­туши­ный» нар­коз. Од­нажды в Ин­сти­туте ско­рой по­мощи я опе­риро­вал под ин­ту­баци­он­ным нар­ко­зом мо­лодую жен­щи­ну – эс­трад­ную пе­вицу – в свя­зи с вне­маточ­ной бе­ремен­ностью. Она об­ла­дала силь­ным го­лосом – соп­ра­но. Но пос­ле опе­рации при по­пыт­ках петь ста­ла час­то сры­вать­ся, что на­зыва­ет­ся, «пус­кать пе­туха», а по­том, ко все­об­ще­му удив­ле­нию, за­пела… пол­но­цен­ным мец­цо-соп­ра­но. Из-за это­го ей да­же приш­лось ме­нять ре­пер­ту­ар. Опе­раци­он­ную бри­гаду она об­ви­няла в том, что при нар­ко­зе ей «под­ме­нили го­лос». И тре­бова­ла вер­нуть пер­во­началь­ный.

Мно­го кро­ви у ме­ня, тог­да на­чина­юще­го хи­рур­га, вы­пила од­на боль­ная: низ­ко­рос­лая, очень пол­ная, сред­не­го воз­раста и нек­ра­сивая. К со­жале­нию, с фа­мили­ей Кац. Она пос­ту­пила в Во­ен­но­меди­цин­скую ака­демию в свя­зи с боль­шой пу­поч­ной гры­жей. По не­опыт­ности я до нар­ко­за не пре­дуп­ре­дил боль­ную, что пу­пок при опе­рации, воз­можно, сох­ра­нить не удас­тся. Со­от­ветс­твен­но, не по­лучил её офи­ци­аль­но­го сог­ла­сия на уда­ление пуп­ка. Не счёв его жиз­ненно важ­ным и ук­ра­ша­ющим ор­га­ном че­лове­ка, я его со спо­кой­ной со­вестью уда­лил. Ко­роче: «обес­пу­пил». Что тут на­чалось! Как толь­ко не по­носи­ла ме­ня эта боль­ная, на­ходясь в «мо­ей» 16-ко­еч­ной па­лате. Вплоть до вы­пис­ки. Я стал в её сло­вах «ни­кудыш­ним хи­рур­гом» за то, что так её «изу­родо­вал».

Раз­гля­дывая па­мят­ник пер­во­му в ми­ре нар­ко­зу, ме­ня вдруг оза­рило: а что это я все нар­ко­зы рас­смат­ри­ваю толь­ко с по­зиции вра­ча? А ведь сов­сем не­дав­но я был глав­ным учас­тни­ком поч­ти что меж­ду­народ­но­го «нар­козно­го» кон­флик­та в свя­зи с собс­твен­ным тя­жёлым за­боле­вани­ем. Ес­тес­твен­но, под нар­ко­зом я был ус­пешно про­опе­риро­ван. Пос­ле опе­рации на­чало воз­вра­щать­ся так на­зыва­емое «су­мереч­ное» соз­на­ние. С тру­дом от­крыв гла­за, я сра­зу по­нял, что при­вязан и на­хожусь в не­боль­шом тём­ном по­меще­нии. Ря­дом си­дела со­вер­шенно чёр­ная жен­щи­на и, как цер­бер, не спус­ка­ла с ме­ня глаз. Лю­бую по­пыт­ку ос­во­бодить ко­неч­ности она ре­шитель­но пре­сека­ла. До ме­ня ста­ло до­ходить, что я по­пал в кри­миналь­ную ис­то­рию. Про­нес­лась мысль: «На­вер­ное, на­до мной про­делы­ва­ют ка­кие-то опы­ты». Я выр­вался из за­вязок, вско­чил и по­бежал по ко­ридо­ру до над­пи­си Exit. За мной ус­тре­мил­ся це­лый от­ряд «над­смотрщи­ков», по­чему-то оде­тых в бе­лые ха­латы. На­чалась ма­лень­кая за­варуш­ка. Я, как быв­ший «со­вок», ге­ро­ичес­ки соп­ро­тив­лялся, счи­тая, что по­пал в тюрь­му Гу­ан­та­намо. Хо­тя яв­ля­юсь об­ласкан­ным граж­да­нином Аме­рики, тре­бовал кон­такта с пред­ста­вите­лями рос­сий­ско­го по­соль­ства. «Меж­ду­народ­ный нар­козный кон­фликт» был лег­ко уре­гули­рован од­ним уко­лом в яго­дицу.

В за­вер­ше­ние вос­по­мина­ний о не­обыч­ных нар­козных пе­рипе­ти­ях, хо­чет­ся по­делить­ся гор­достью «за на­шен­ских». Из­вес­тно, как труд­но не сов­сем юно­му вра­чу-эмиг­ранту прой­ти че­рез все ро­гат­ки и до­бить­ся в Аме­рике пра­ва быть хо­тя бы обыч­ным се­мей­ным вра­чом. Ещё труд­нее для при­быв­ших стать уз­ким спе­ци­алис­том. Но «рус­ско­языч­ни­ки» мо­гут гор­дить­ся. Наш пи­тер­ский, скром­ный, в прош­лом да­же за­ика­ющий­ся от дет­ско­го ис­пу­га анес­те­зи­олог Си­мон Гель­ман, ны­не в са­мой, что ни на есть, ко­лыбе­ли анес­те­зи­оло­гии, приз­нан ко­рифе­ем!

А слу­чилось так. Вти­хую, как «кус­тарь-оди­ноч­ка», сде­лав сна­чала в боль­нич­ке кан­ди­дат­скую, а по­том в ин­сти­туте на­писав док­тор­скую дис­серта­цию по анес­те­зи­оло­гии, он ре­шил по­дать­ся в сво­бод­ный мир. Как раз в вой­ну Суд­но­го дня его уго­раз­ди­ло при­зем­лить­ся в Из­ра­иле. Толь­ко са­молёт кос­нулся поч­вы, как по ра­дио про­нес­лось: «Есть ли сре­ди при­быв­ших вра­чи?..»

Док­тор­скую дис­серта­цию по анес­те­зи­оло­гии тай­но от та­можен­ни­ков, пог­ра­нич­ни­ков и са­мого дис­сертан­та про­вез­ла че­рез гра­ницу в пи­ани­но ге­ро­ичес­кая ев­рей­ская же­на. А даль­ше – 35 лет с се­ми ут­ра до ве­чера сна­чала в Из­ра­иле, а по­том в Аме­рике – нар­ко­зы, нар­ко­зы и нар­ко­зы. Иног­да при не­быва­лых опе­раци­ях. А ещё – на­ука, лек­ции, док­ла­ды, ме­дицин­ская опе­ка над ближ­ни­ми и даль­ни­ми. Ны­не в его честь при Гар­варде соз­дан мил­ли­он­ный грант и сти­пен­ди­аль­ный фонд. Пор­трет кра­су­ет­ся в га­лерее учё­ных Гар­варда.

Всё это про­мель­кну­ло в го­лове око­ло единс­твен­но­го в ми­ре па­мят­ни­ка пер­вей­ше­му нар­ко­зу, ус­та­нов­ленно­му в са­мом цен­тре Бос­то­на ря­дом с па­мят­ни­ком Ва­шин­гто­ну.