ПИСАТЕЛЬ АКСЁНОВ. АСТРАЛЬНАЯ КОНСТАНТА: МИРАЖ ОТЕЧЕСТВА

Фи­липп Иса­ак Бер­ман (США, Пен­силь­ва­ния)
Ког­да во­ротим­ся мы в Пор­тлэнд,
Нас при­мет ро­дина в объ­ятья.
Да толь­ко в Пор­тлэнд во­ротить­ся,
Не дай нам Бо­же ни­ког­да.

        /Из пес­ни Бу­лата Окуд­жа­вы/

Шел 1980 год. Я ехал на про­воды Ва­силия Ак­сё­нова. Мос­ква бы­ла пус­тынна, поч­ти со­вер­шенно пус­тые ули­цы, толь­ко иног­да по ули­цам про­носи­лись во­ен­ные гру­зови­ки, за­битые сол­да­тами. Сол­да­ты сос­ре­дото­чен­но си­дели, буд­то их ра­бота и бы­ла так сос­ре­дото­чен­но си­деть плот­ным ря­дом с ка­раби­нами на гру­ди.

Прав­да, иног­да, эта мо­нотон­ность на­руша­лась, и по­яв­ля­лись обыч­ные гру­зови­ки с вы­соки­ми бор­та­ми, где, так­же сос­ре­дото­чен­но, си­дели от­борные мо­лодые лю­ди, но уже в штат­ском, то­же, буд­то го­товясь к ка­кой-то важ­ной бу­дущей ра­боте.

Соз­да­валось впе­чат­ле­ние, что вся ве­ликая и не­объ­ят­ная стра­на го­тови­лась к борь­бе с но­вым, по­ка еще не­объ­яв­ленным вра­гом.

Как обыч­но в Со­вет­ском Со­юзе, в воз­ду­хе бы­ла ка­кая-то осо­бая нап­ря­жен­ность со­вет­ско­го бы­тия. А тог­да, в 1980 го­ду, еще су­щес­тво­вал Со­вет­ский Со­юз.

В ос­таль­ном, жизнь со­вет­ской им­пе­рии ос­та­валась преж­ней. В под­москов­ных ле­сах, ко­рабель­ные сос­ны им­пер­ско­го ле­са уно­сились ввысь, в си­нее не­бо, как ты­сячу лет на­зад, и ес­ли лечь на зем­лю, то мог­ло по­казать­ся, что ни­чего на этой зем­ле не ме­ня­ет­ся: есть не­бо, сос­ны, без­донная синь, зем­ля, пок­ры­тая сте­лющей­ся зе­ленью, прав­да, стран­ным бы­ло то, что опи­сан­ный пей­заж был без­лю­ден. Толь­ко иног­да, над им­пе­ри­ей, про­носи­лась единс­твен­ная ох­ранная пти­ца и всё, что бы­ло жи­вого в этом им­пер­ском ми­ре, буд­то на миг зас­ты­вало, му­равьи, жу­ки, ба­боч­ки ос­та­вались там, где они ког­да-то бы­ли, на ты­сячу лет, в проз­рачном бес­цвет­ном воз­ду­хе, те­перь они бы­ли без­движ­ные и не­живые. И это бы­ло бу­дущее этой зем­ли. Про­виде­ни­ем, судь­бой, этой зем­ле суж­де­но бы­ло уме­реть. Но ник­то тог­да не знал об этом.

А, воз­можно, все это бы­ло так, толь­ко в мо­их гла­зах, так ка­залось толь­ко мне, ока­зав­ше­муся, в не­уроч­ный час, на Ко­тель­ни­чес­кой на­береж­ной, пе­ред до­мом, где жил тог­да, те­перь яс­но бы­ло, что вре­мен­но, боль­шой рус­ский пи­сатель Ва­силий Ак­сё­нов.

В прек­расной квар­ти­ре са­нов­но­го со­вет­ско­го до­ма по­ка что не так мно­го лю­дей. Был там Вик­тор Еро­фе­ев, так­же Ев­ге­ний По­пов, был так­же ка­кой-то мар­ксист­ский че­ловек, то ли про­фес­сор ка­кого-то мос­ков­ско­го уни­вер­си­тета, то ли пре­пода­ющий в ка­ком-то тех­ни­куме, бы­ла так­же его же­на. Про­фес­сор пос­то­ян­но сни­мал и обе­щал фо­тог­ра­фии. Но поз­же я все ни­как не мог с ним встре­тить­ся, по­лучить фо­тог­ра­фии, а жаль.

Ва­ся был, как всег­да, как го­ворят в Аме­рике, very cool. Я, по­жалуй, ни­ког­да не встре­чал в жиз­ни дру­гого че­лове­ка, ко­торый со­четал бы в се­бе столь­ко не­показ­но­го дос­то­инс­тва, внут­ренней си­лы и оба­яния. И все это бы­ло внут­ри и вок­руг вы­да­юще­гося пи­сате­ля боль­шой мо­щи и си­лы.

Это бы­ли про­воды с от­кры­той дверью, все вре­мя кто-то при­ходил. Впро­чем, так бы­ло всег­да: поз­же, ког­да он жил в Ва­шин­гто­не, он жил от­кры­тым до­мом, так что там мог­ли бы и по­явить­ся да­же де­яте­ли из со­вет­ско­го кон­су­лата. Но об этом поз­же. Че­рез не­кото­рое вре­мя при­шел пи­сатель Ге­ор­гий Вла­димов.

Ва­силий Ак­сё­нов был в тот день сво­его отъ­ез­да твер­до уве­рен­ным в се­бе че­лове­ком. Ак­сё­нов рас­ска­зывал о се­бе в од­ном ин­тервью, ка­ким он стал, ког­да у­ез­жал из Ма­гада­на, пос­ле пов­торно­го арес­та ма­тери (в 1949 го­ду): "Я… по­нимал, что я - не со­вет­ский че­ловек. Со­вер­шенно ка­тего­рич­но: не со­вет­ский". Это от­кры­тое приз­на­ние мож­но счи­тать ред­ким, Ва­ся всег­да был та­ким, но ни­ког­да не го­ворил об этом, и это силь­но от­ли­ча­ет его от мно­гих со­вет­ских пи­сате­лей, жив­ших тог­да, и сей­час жи­вущих в Рос­сии - его от­кры­тое неп­ри­ятие со­вет­скос­ти. Мно­гие со­вет­ские пы­та­ют­ся вта­щить Ак­сё­нова, и сей­час, в сталь­ную бе­зопас­ную клет­ку кон­формиз­ма. Но с ка­кой сто­роны не смот­ри, как его не изу­чай, из его про­из­ве­дений вып­лы­ва­ет, да­же зло­вещий об­лик на­шей ве­ликой ро­дины. Сна­чала бы­ли зна­мени­тые "Кол­ле­ги", че­рез не­кото­рое вре­мя по­яви­лись блис­та­тель­ные рас­ска­зы, та­кие, как, нап­ри­мер, "Па­па сло­жи", "Мес­тный ху­лиган Го­ги Аб­ра­маш­ви­ли", "На пол­пу­ти к Лу­не" и мно­гие дру­гие. По­том фан­тасма­гори­чес­кая "Боч­ко­тара", от­ку­да вы­ходи­ли боч­ко­тар­ные со­вет­ские пер­со­нажи, соз­данные иде­алис­ти­чес­ким ло­зун­гом все­об­ще­го братс­тва и все­об­ще­го со­ци­алис­ти­чес­ко­го рабс­тва.

Шес­ти­десят­ни­ки прек­расно пи­сали. Ва­силий Ак­сё­нов, Юрий Три­фонов, на­писав­ший рас­ска­зы, во­шед­шие в его кни­гу "Кеп­ка с боль­шим ко­зырь­ком", а поз­же се­рию по­вес­тей и ро­манов, от­крыв­ших со­вер­шенно ино­го пи­сате­ля. По счастью, про­читав мои рас­ска­зы, Три­фонов при­нял ме­ня в свой ли­тера­тур­ный се­минар.

Бу­лат Окуд­жа­ва, неп­ревзой­ден­ный по­эт, а про­за его по­ража­ет сво­ей чис­то­той. В шес­ти­деся­тые го­ды сос­то­ял­ся не­быва­лый взлет про­зы и по­эзии, объ­яс­ня­емый на­чав­шимся раз­ло­жени­ем и пос­те­пен­ной смертью ста­линиз­ма. Я бы от­нес к это­му рас­цве­ту так­же кни­гу рас­ска­зов из­вес­тно­го, и впол­не, со­вет­ско­го пи­сате­ля, Сер­гея Ан­то­нова: "Дож­ди", и рас­ска­зы та­ких пи­сате­лей, как Ар­тур Ма­каров и Вла­димир Сав­ченко. Мне так­же по­вез­ло быть до Три­фонов­ско­го се­мина­ра, в се­мина­ре Сер­гея Ан­то­нова.

Сер­гей Ан­то­нов, пи­сав­ший о Ле­нине, в эту за­пад­ню по­пали мно­гие, вклю­чая и зна­мени­того Ан­дрея Воз­не­сен­ско­го со сво­им "Лон­жю­мо", так вот, Сер­гей Ан­то­нов как-то рас­ска­зывал нам, мо­лодым пи­сате­лям, о ка­ком-то спек­такле в "Сов­ре­мен­ни­ке". "Си­жу я спо­кой­но, в та­ком-то ря­ду, вдруг, ви­жу: бенц, меж­ду ря­дов по­яв­ля­ет­ся кто-то, весь в про­жек­то­рах, ду­ма­ете кто, Ле­нин!" По то­му, как он это го­ворил, как он по­казы­вал свое пол­ное ос­толбе­нение, бы­ло яс­но, что он ду­ма­ет обо всем этом: о Ле­ни­ане, о Ле­нине и о со­вет­ской влас­ти. От со­вет­ской влас­ти спа­сал тог­да поч­ти от­кры­тый ци­низм. Это бы­ли уже се­миде­сятые го­ды.

Пос­ле бес­ко­неч­но­го ле­нин­ско­го юби­лея, в Мос­кве по­яви­лось та­кое вы­раже­ние, "ос­то­юби­ле­ило".

Ва­силий Ак­сё­нов, сла­ва Бо­гу, не учас­тво­вал в ле­ни­ане. Приб­ли­зитель­но в это же вре­мя, он на­писал "Круг­лые сут­ки нон-стоп", вос­торжен­ное впе­чат­ле­ние (весь­ма зас­лу­жен­ное) о по­ез­дке в Аме­рику. Там он на­писал: "Ес­ли ты ев­рей будь гор­дым и кра­сивым". Пуб­ли­кация бы­ла в "Но­вом ми­ре", жур­на­ле рус­ской ин­телли­ген­ции, но да­же для "Но­вого ми­ра" это бы­ло яв­ное дос­ти­жение. Ког­да был жив вождь всех вре­мен и на­родов, то­варищ Ста­лин, Твар­дов­ский ска­зал Ва­силию Грос­сма­ну, что­бы в свой ро­ман он до­бавил бы гла­ву о Ста­лине. Это бы­ло вре­мя зве­ря. Впро­чем, все прос­транс­тво от Ле­нина до Гор­ба­чева бы­ло вре­менем зве­ря, но об этом поз­же. Гри­горий Бак­ла­нов, пос­ле при­ез­да из Аме­рики, на­писал в "Но­вом ми­ре": "Не пар­ко­вать­ся", зап­ре­титель­ную осо­бен­ность Аме­рики, Ва­силий Ак­сё­нов на­писал о бес­пре­рыв­ном дви­жении Аме­рики.

Прав­да, Ва­ся на­писал кни­гу о со­вет­ском тер­ро­рис­те-ком­му­нис­те Ле­они­де Кра­сине "Лю­бовь к элек­три­чес­тву". Юрий Три­фонов рас­ска­зывал мне, что его, как го­ворят в Аме­рике, girl friend ра­бота­ла тог­да в из­да­тель­стве, ес­ли не оши­ба­юсь в "По­литиз­да­те", она и по­мог­ла мно­гим друзь­ям Три­фоно­ва сде­лать там кни­ги. Ак­сё­нов пи­шет "Лю­бовь к элек­три­чес­тву", сам Три­фонов, боль­шой ро­ман "Не­тер­пе­ние" о на­родо­воль­цах. Бу­лат Окуд­жа­ва ро­ман "Гло­ток сво­боды", Ана­толий Гла­дилин "Еван­ге­лие от Ро­беспь­ера" за­дол­го до это­го Гла­дилин уже прос­ла­вил­ся "Хро­никой вре­мен Вик­то­ра Под­гур­ско­го".

Ев­ге­ний По­пов, один из учас­тни­ков соз­да­ния вто­рого, пос­ле "Мет­ро­поля" не под­цензур­но­го ли­тера­тур­но­го жур­на­ла "Ка­талог", имел­ся вви­ду "Ка­талог клу­ба бел­летрис­тов" (в жур­нал вош­ли про­за­ики: Фи­липп Бер­ман, Ни­колай Кли­ман­то­вич, Вла­димир Кор­мер, Ев­ге­ний Коз­лов­ский, Ев­ге­ний По­пов, Ев­ге­ний Ха­рито­нов, по­эт Дмит­рий При­гов) пи­шет в кни­ге об Ак­сё­нове: "Я Ва­се так это ос­то­рож­но - ты сам по­нима­ешь, с ка­ким я пи­ете­том от­но­сил­ся к не­му, - за­дал ще­кот­ли­вый воп­рос: за­чем там, в этой кни­ге, ко­зел Ле­нин ка­кой-то да­же чу­ток сим­па­тич­ный, не го­воря уже об этом не­годяе Кра­сине?..".

По­пов об­сужда­ет это в кни­ге: "Ак­сё­нов", ав­то­ры Алек­сандр Ка­баков, Ев­ге­ний По­пов. Кста­ти, о По­пове. С Ак­сё­новым мы го­вори­ли до­воль­но ис­крен­не о мно­гих ве­щах. Ва­ся как-то ска­зал мне в Ва­шин­гто­не, "единс­твен­ная семья, где я чувс­твую се­бя нор­маль­но в Мос­кве, это у Жень­ки". Речь шла о всех ос­таль­ных, кро­ме Бел­лы Ах­ма­дули­ной и Бо­риса Мес­се­рера.

Вот, да­лее, ди­алог А. Ка­бако­ва и Е. По­пова:

Е.П.: Но, зная, что Ак­сё­нов к то­му вре­мени уже за­кон­чил "Ожог", не сле­ду­ет ли приз­нать, что "Лю­бовь к элек­три­чес­тву" есть чис­тый акт за­раба­тыва­ния де­нег, ко­торые в дан­ном кон­крет­ном слу­чае умес­тнее наз­вать "баб­ка­ми"?

Мой от­вет Ев­ге­нию Ана­толь­еви­чу: нет, не оз­на­ча­ет. Те­перь от­вет Ка­бако­ва.

А.К.: …же­лание хоть чуть-чуть рас­ши­рить рам­ки. Ну, не опо­зорить­ся, ос­ко­ромить­ся боль­ше­вист­ской ско­ром­ностью лишь по ми­ниму­му.

Е.П.: А-а по­нял. В бо­лее или ме­нее пра­вовер­ную кни­гу мож­но вста­вить еще мно­го че­го. Нап­ри­мер, эро­тичес­кие сце­ны. Или, вос­сла­вить сту­ден­тов-анар­хистов.

А.К.: Или сде­лать из Кра­сина ро­ман­ти­чес­ко­го раз­бой­ни­ка, а то и боль­ше­вист­ско­го Джей­мс Бон­да.

Те­перь от­вет Ев­ге­нию Ана­толь­еви­чу об Ак­сё­нове. Ка­баков от­ве­ча­ет По­пову, в том смыс­ле, что со­вет­ская власть за­мара­ла всех сво­им боль­ше­вист­ским дерь­мом.

Дей­стви­тель­но, это прав­да. Ес­ли взять зна­мени­тую кни­гу о Бе­ломор­ско-Бал­тий­ском ка­нале, то там из­ма­раны со­вет­ским дерь­мом все. И Ан­дрей Пла­тонов, и Ми­ха­ил Бул­га­ков, и Ве­ни­амин Ка­верин, и Ва­лен­тин Ка­та­ев (Ка­та­ев да­же, воз­можно, с на­тураль­ной охо­той и же­лани­ем по­казать­ся пе­ред вож­дем всех на­родов, плюс со сво­им раб­ским ан­ти­семи­тиз­мом), и Пас­тернак и, ес­тес­твен­но, про­летар­ский пи­сатель, Мак­сим Горь­кий, и Эрен­бург, и все дру­гие пи­сате­ли зем­ли рус­ской, учас­тво­вали в прос­лавле­нии раб­ско­го со­вет­ско­го ка­ратель­но­го ин­сти­тута, на­зыва­емо­го Гу­лаг.

Де­ло в том, что Ва­силий Пав­ло­вич Ак­сё­нов лю­бил аван­тю­рис­ти­чес­кие ха­рак­те­ры и аван­тю­рис­ти­чес­кие сю­жеты. Эта часть жиз­ни Кра­сина зат­ми­ла для не­го сущ­ность, хо­тя и не­веро­ят­но спо­соб­но­го че­лове­чес­ко­го пси­холо­га, но дь­яволь­ски амо­раль­но­го и ци­нич­но­го, Ле­они­да Кра­сина. До оп­ре­делен­но­го мо­мен­та в сво­ей жиз­ни, нес­мотря на опыт собс­твен­ной семьи, он об­ла­дал так­же дос­та­точ­но вы­сокой до­лей на­ив­ности в оцен­ке со­вет­ской влас­ти и пос­ледс­твий, к ко­торым эта на­ив­ность мо­жет при­вес­ти. Лю­бовь к аван­тю­ре зас­ло­нили пе­ред Ак­сё­новым су­щес­тво Ле­они­да Кра­сина. Это­му по­могал его собс­твен­ный боль­шой ли­тера­тур­ный ус­пех, его не­веро­ят­ная по­пуляр­ность. За вре­мя лю­ту­юще­го со­ци­ализ­ма лю­ди из­го­лода­лись по теп­ло­му чис­то­му чувс­тву, ко­торым бы­ли про­ник­ну­ты его "Кол­ле­ги". Пос­ле его по­ез­дки в Бель­гию на ка­кой-то фо­рум де­яте­лей Вос­то­ка и За­пада, он с боль­шим эн­ту­зи­аз­мом рас­ска­зывал мне, как мно­гое из­ме­нилось, воз­никло но­вое сос­то­яние сот­рудни­чес­тва За­пада и Вос­то­ка, он имел в ви­ду выс­тупле­ние рек­то­ра ис­то­рико-ар­хивно­го ин­сти­тута. Это бы­ло еще до пе­рес­трой­ки. Я уди­вил­ся и выс­ка­зал сом­не­ния в ис­крен­ности это­го выс­тупле­ния. Рек­тор ис­то­рико-ар­хивно­го ин­сти­тута, по оп­ре­деле­нию сво­ей дол­жнос­ти, дол­жен был сто­ять на стра­же са­мых страш­ных сек­ре­тов со­вет­ской влас­ти, по оп­ре­деле­нию, он дол­жен был быть ов­чаркой ре­жима, ко­торый пос­та­вил его на эту дол­жность. Ког­да-то он воз­глав­лял пи­онер­скую ор­га­низа­цию, ко­торая за­нима­лась про­мыва­ни­ем моз­гов де­тям до 14 лет. В ис­то­рико-ар­хивном ин­сти­туте го­тови­лись кад­ры, так на­зыва­емых, ра­бот­ни­ков иде­оло­гичес­ко­го фрон­та, ра­бот­ни­ки цен­траль­но­го ко­мите­та ком­му­нис­ти­чес­кой пар­тии. Он был про­фес­си­ональ­ным пар­тий­ным иде­оло­гом, хо­тя он и счи­тал­ся де­мок­ра­том, и был вок­руг Ель­ци­на. Дру­гим ра­зитель­ным при­мером яв­лялся слу­чай, ког­да он по­нял, что его хо­тели убить. Он на­писал об этом в сво­ем ро­мане "Та­инс­твен­ная страсть". Шел 80-й год, Ва­ся вмес­те с Май­ей ехал в Ка­зань поп­ро­щать­ся с от­цом, Пав­лом Ва­силь­еви­чем, у ко­торо­го сов­сем не­дав­но КГБ изъ­яло его ру­копись вос­по­мина­ний о Гу­лаге. Вдруг на пус­той до­роге, на встреч­ной по­лосе, мощ­ный трак "КРАЗ". Сза­ди не­го мо­тоцик­листы. Ког­да рас­сто­яние меж­ду ма­шиной, где Ак­сё­нов и Майя, сок­ра­тилось сов­сем, "КРАЗ" рез­ко вы­вора­чива­ет на по­лосу, где Ва­ся, вмес­те с мо­тоцик­листа­ми, вклю­чая во всю пол­но­ту мощ­ные, ос­лепля­ющие Ак­сё­нова фа­ры.

На пре­дель­ной для "КРА­ЗА" ско­рос­ти, уп­лотнен­ная сте­на све­та приб­ли­жалась с ура­ган­ной ско­ростью, что­бы убить Ак­сё­нова. Влас­ти хо­тели убить раз и нав­сегда весь "Мет­ро­поль", все бу­дущие кни­ги Ак­сё­нова: еще не из­данный "Ос­тров Крым", "Мос­ков­скую са­гу", "Ожог", "Ска­жи Изюм", бу­дущий "Ка­талог клу­ба бел­летрис­тов", всю бу­дущую рус­скую ли­тера­туру. Так ка­залось тем, кто хо­тел убить Ва­силия Ак­сё­нова. Не бы­ло бы в жи­вых ни Ва­силия Ак­сё­нова, ни его уди­витель­но кра­сивой, каж­дым сво­им дви­жени­ем, же­ны. Ва­ся рез­ко вы­вора­чива­ет впра­во, в кю­вет, на его кром­ку. Дей­ство­вал он мол­ни­енос­но, его спас­ло Про­виде­ние и бе­шен­ная ско­рость его "Ла­ды" на кром­ке кю­вета, что­бы не свер­зить­ся вниз, и не вре­зать­ся во встреч­но ре­вущий "КРАЗ". Са­мое страш­ное прос­ко­чило, те­перь на­до бы­ло мол­ни­енос­но вы­рулить на по­лосу до­роги, Ва­ся спра­вил­ся и те­перь на бе­шен­ной ско­рос­ти, на ко­торую бы­ла спо­соб­на "Ла­да", уно­сил­ся от "КРА­ЗА" и убийц мо­тоцик­листов.

Мо­тоцик­листы бы­ли пред­назна­чены, что­бы до­бить еще жи­вых Ва­силия и Майю, ос­тань­ся они жи­выми пос­ле стол­кно­вения с "КРА­ЗОМ". Всё пре­дус­мотре­ли мас­те­ра убий­ств. Не пре­дус­мотре­ли они толь­ко вме­шатель­ство Гос­по­да Бо­га.

Учас­тни­ки убий­ства ве­лико­го ак­те­ра Ев­рей­ско­го те­ат­ра и меж­ду­народ­но­го об­щес­твен­но­го де­яте­ля-ан­ти­фашис­та Ми­хо­эл­са (Вов­си), осу­щест­влен­но­го по при­казу Ста­лина, по­лучи­ли ор­де­на. Хо­тя, на­вер­ня­ка, все они бы­ли поз­же унич­то­жены. Не сом­не­ва­юсь, что и отоб­ранных ак­сё­нов­ских убийц, унич­то­жили поз­же, но без ор­де­нов Ле­нина.

А Кра­син был су­пер аван­тю­рис­том. Вмес­те с Ле­ниным и Бог­да­новым за­нимал­ся фи­нан­са­ми пар­тии и ру­ково­дил ог­рабле­ни­ем бан­ков, осу­щест­вля­емых вто­рым су­пер бан­ди­том Ка­мо (Си­мон Тер-Пет­ро­сян), и дру­гим су­пер-су­пер бан­ди­том, то­вари­щем Ста­линым, и дру­гими на­лет­чи­ками. А Мак­сим Лит­ви­нов (не пу­тать с вну­ком Мак­си­ма Лит­ви­нова, с из­вес­тным дис­си­ден­том Пав­лом Лит­ви­новым) с Ле­ниным при­нима­ли эти день­ги в Швей­ца­рии. В 1909 го­ду Ка­мо из­гна­ли из Гер­ма­нии и в кан­да­лах дос­та­вили в Тиф­лис­скую тюрь­му. Ка­мо прет­во­рил­ся су­мас­шедшим, нас­толь­ко, что, что­бы до­казать, что это так, он ел собс­твен­ное дерь­мо. Как пи­сал Ма­яков­ский: "от­ре­китесь, ре­вели, но из го­рящих гло­ток, лишь два сло­ва: да здравс­тву­ет ком­му­низм!" Ко­неч­но, Ка­мо хо­тел спас­ти свою жизнь, о ком­му­низ­ме он не ду­мал. За­пад­но­ев­ро­пей­ская Ли­га за­щиты прав че­лове­ка про­тес­то­вала про­тив по­веше­ния Ка­мо премь­ер-ми­нис­тру Сто­лыпи­ну. Петр Сто­лыпин от­пра­вил пись­мо кав­каз­ско­му гу­бер­на­тору, на­мекая, что из-за проб­лем с пра­воза­щит­ни­ками, сле­дова­ло бы воз­держать­ся от зас­лу­жен­но­го на­каза­ния. Меж­ду тем, Ле­онид Кра­син ока­зал­ся об­ла­дате­лем 200000 руб­лей. Рус­ские руб­ли тог­да обес­пе­чива­лись зо­лотом. Кра­сиво жить не зап­ре­тишь. Это бы­ло в ап­ре­ле 1909 го­да. Ле­нин про­тес­то­вал про­тив прис­во­ения Кра­синым пар­тий­ных де­нег, то есть тех, ко­торые под его лич­ным ру­ководс­твом дос­та­лись пар­тии в ре­зуль­та­те ог­рабле­ний бан­ков, в ко­торых учас­тво­вала вся кам­па­ния: Ле­нин, Лит­ви­нов, Кра­син, Ста­лин, Ка­мо, Лбов и дру­гие мер­завцы. Кра­син в 1905-1907 го­дах ру­ково­дил из­го­тов­ле­ни­ем взрыв­чатки и бомб для боль­ше­виков. Од­новре­мен­но ра­ботал в гер­ман­ском элек­тро­тех­ни­чес­ком кон­церне Си­менс-Шу­керт, ког­да пос­со­рил­ся с Ле­ниным. С 1919 по 1925 он на­род­ный ко­мис­сар тор­говли, по­сол в Ве­ликоб­ри­тании и Фран­ции, он был при­яте­лем ан­глий­ско­го премь­ера Дэ­вида Ллой­да Джор­джа и раз­ведчи­ка Сид­нея Рей­ли. Ка­мо поз­же был убит ав­то­моби­лем на Кав­ка­зе по при­казу Ста­лина, Ле­нин тог­да умо­лял Ка­мо вы­тащить его из Го­рок, где Ста­лин ру­ково­дил его пос­те­пен­ным уби­ени­ем, и Ле­нин до­гады­вал­ся, что бу­дет от­равлен. Кра­син ор­га­низо­вал рус­ские оф­шорные бан­ки и т.д. Фи­гура бы­ла весь­ма ин­те­рес­ная для Ва­си. Ко­неч­но, воп­рос Ев­ге­ния По­пова пра­воме­рен, но Ак­сё­нов стал зре­лым че­лове­ком, ког­да по­нял, что он не со­вет­ский че­ловек и, ког­да на­писал "Ос­тров Крым". У Ва­силия Ак­сё­нова был пе­ри­од, ког­да он еще иг­рался с со­вет­ской властью. Та­ков был пе­ри­од, ког­да он на­писал о Кра­сине. Хру­щев кри­чал, что сот­рет Ак­сё­нова в по­рошок, а Бреж­нев дал сан­кцию на убий­ство пи­сате­ля Ва­силия Ак­сё­нова, ина­че быть не мог­ло. Ду­маю, что Ва­силий Пав­ло­вич ни­ког­да не ду­мал, что со­вет­ские го­тови­лись его убить, в дан­ном слу­чае, с по­мощью "КРА­ЗОВ". А в лю­бом дру­гом слу­чае, как?

"Ког­да во­ротим­ся мы в Пор­тлэнд, нас при­мет ро­дина в объ­ятья, да толь­ко в Пор­тлэнд во­ротить­ся, не дай нам Бо­же ни­ког­да".

У Да­ни­ила Хар­мса есть сти­хот­во­рение, где два маль­чи­ка рас­ска­зыва­ют друг дру­гу раз­личные не­быва­лые, но поч­ти ре­аль­ные ис­то­рии. Один  из них го­ворит, что под мо­рем-оке­аном че­ловек сто­ит с ружь­ем. А вто­рой маль­чик сог­ла­ша­ет­ся, что под мо­рем дей­стви­тель­но сто­ит че­ловек, но ни­как не мо­жет сог­ла­сить­ся, что с ружь­ем. С пал­кой мо­жет быть, но не с ружь­ем. Воз­можно с пал­кой, но не­воз­можно с ружь­ем. Со­вет­ские мо­гут ра­зог­нать "Мет­ро­поль", или "Ка­талог клу­ба бел­летрис­тов", но убить Ак­сё­нова они не мо­гут, это уже слиш­ком. Это и бы­ла и есть фи­лосо­фия со­вет­ских ме­щан, и со­вет­ских ме­щан-пи­сате­лей. На это они не пой­дут, и по­том, за­пад­ное об­щес­твен­ное мне­ние! В гро­бу они ви­дали за­пад­ное об­щес­твен­ное мне­ние. До по­ры у Ак­сё­нова бы­ло та­кое же от­но­шение.

Ак­сё­нов был че­лове­ком и учас­тни­ком иг­ры жиз­ни, а это бы­ло вре­мя зве­ря, вре­мя крас­но­го дра­кона, о ко­тором пи­сал И­оанн в "От­кро­вени­ях". В этой иг­ре Чес­ти, Жиз­ни и Смер­ти над Ак­сё­новым на­виса­ла со­вет­ская власть, ко­торая все вре­мя гро­зила при­давить и унич­то­жить его са­мого, как поч­ти унич­то­жила его мать Ев­ге­нию Со­ломо­нов­ну Гин­збург, на­писав­шую, ос­тавшись в жи­вых, блис­та­тель­ную кни­гу о сво­ей жиз­ни в со­вет­ском кон­цла­гере Гу­лаг, и как она поч­ти унич­то­жила его от­ца Пав­ла Ва­силь­еви­ча Ак­сё­нова, арес­то­ван­но­го и по­сажен­но­го то­же в Гу­лаг, и мил­ли­оны дру­гих лю­дей. Хру­щев кри­чал, что сот­рет его в по­рошок.

Каж­дый вы­бира­ет в этой иг­ре жиз­ни свой путь, в за­виси­мос­ти от­то­го, нас­коль­ко бли­же он или даль­ше от ис­ти­ны Бо­га, и он ли­бо вы­иг­ры­ва­ет, ли­бо про­иг­ры­ва­ет в этой смер­тель­ной иг­ре. И это был его шанс жиз­ни, его та­лант, его смех, и его лю­бовь, и его честь, и его вер­ность са­мому се­бе. И он сра­жал­ся всю жизнь и был се­бе ве­рен.

И он, Ва­силий Пав­ло­вич Ак­сё­нов, вы­иг­рал свою жизнь пи­сате­ля вре­мени и жиз­ни. Но это все вид­но не сра­зу, а толь­ко час­то, на боль­шом рас­сто­янии жиз­ни. "Боль­шое ви­дит­ся на рас­сто­янии".

Хру­щев гро­зил сте­реть его в по­рошок. Не­ис­по­веди­мы пу­ти Гос­подни. Мо­жет, не на­пиши он "Люб­ви к элек­три­чес­тву", Ак­сё­нов ни­ког­да не на­писал бы "Ос­тро­ва Кры­ма", или "Ожо­га".

В 1979 го­ду Ак­сё­нов за­кон­чил свой но­вый вы­да­ющий­ся ро­ман "Ос­тров Крым". Он соз­да­вал но­вую гор­ную цепь, по­тому что поч­ти каж­дая его вещь ста­нови­лась но­вой вер­ши­ной, и прод­ле­вало гор­ную цепь Ва­силия Ак­сё­нова. Эта гор­ная цепь, как Ан­ды, вы­рас­та­ла поз­же в Аме­рике. Воз­можно, ког­да-ни­будь, име­нем Ак­сё­нова и на­зовут ка­кую-ни­будь гря­ду гор, ко­торая бу­дет оли­цет­во­рять его ду­хов­ные дос­ти­жения. Его го­ры бы­ли раз­но­го кам­несло­жения и раз­ной по­роды. Я ду­маю, что ро­ман "Ос­тров Крым" был его вы­сочай­шей вер­ши­ной. Там он бил со­вет­скую власть на­от­машь. Уже не бы­ло, к счастью, ге­ния всех вре­мен и на­родов, ла­гер­но­го вол­ко­дава Ста­лина. Ушел Хру­щев, уни­жен­ный раб Ста­лина, ко­торый, к счастью, мстил Ста­лину за свою по­жиз­ненную роль кло­уна и ду­рака, ко­торую он мас­тер­ски иг­рал всю свою жизнь при дво­ре са­мого ко­вар­но­го дик­та­тора всех вре­мен и на­родов, ушел в ре­зуль­та­те внут­ренне­го, двор­цо­вого пе­рево­рота. Брил­ли­ан­то­вая ком­му­нис­ти­чес­кая па­лица и кнут со­ци­ализ­ма пе­реш­ли те­перь Ле­не Бреж­не­ву. Каж­дый из ца­ред­ворцев им­пе­рии стре­мил­ся сам сос­то­ять­ся, не­зави­симо от­то­го, ка­ким бы нич­то­жес­твом он ни был при дво­ре им­пе­рато­ра. А для это­го он дол­жен был стать хо­зя­ином Крем­ля и Крас­ной пло­щади. Это был единс­твен­ный для них путь, ни­чего дру­гого в жиз­ни они ни­ког­да не де­лали. Те­перь был Ле­ня Бреж­нев, или Ле­онид Иль­ич.

Но страш­ная со­вет­ская власть еще су­щес­тво­вала.

Вок­руг Ак­сё­нова всег­да ро­илось мно­го раз­ных лю­дей и лю­дишек. Вок­руг звёзд всег­да есть ту­ман звез­дной пы­ли. Вот, и мар­ксист­ский пре­пода­ватель на его про­водах. Но Ак­сё­нов не был ими, кто ро­ил­ся. Это они хо­тели быть им, но ни по ка­чес­тву то­го, что они пи­сали, или как они жи­ли, ни по сво­ей внут­ренней сущ­ности, ни­ког­да не тя­нули на Ва­силия Пав­ло­вича Ак­сё­нова. Ког­да он пи­сал "Ос­тров Крым", он был уже зре­лым че­лове­ком. В од­ном из сво­их ин­тервью он ска­жет: "Я по­нимал, что я - не со­вет­ский че­ловек. Со­вер­шенно ка­тего­рич­но: не со­вет­ский". Ва­силий Ак­сё­нов сде­лал свой вы­вод, кем он был и кем он стал. Поз­же, в "Но­вом сла­дос­тном сти­ле", он вос­клик­нет сло­вами сво­его ге­роя Са­ши Кор­ба­ха: "Для ме­ня... ги­бель в бою с че­кис­та­ми ста­ла бы вер­ши­ной су­щес­тво­вания  Вот ты встал там в вос­торге и в этот мо­мент по­луча­ешь пу­лю, же­латель­но все-та­ки, что­бы сле­ва меж­ду ре­бер, что­бы иметь нес­коль­ко се­кунд для осоз­на­ния вер­ши­ны...".

На юж­ной ок­ра­ине Рос­сии, в Кры­му, под яр­ким сол­нцем, бе­лыми, еще в ту зна­мени­тую рус­скую ре­волю­цию, ког­да мир еще де­лил­ся на крас­ных и бе­лых, в ре­волю­цию, ко­торая кро­вавым ко­лесом про­кати­лась по всей Рос­сии, и еще про­дол­жа­ла ка­тить­ся и сей­час, был соз­дан ос­тров сво­боды от со­вет­ской влас­ти, бы­ло соз­да­но но­вое сво­бод­ное го­сударс­твен­ное об­ра­зова­ние "Ос­тров Крым". Те­перь, приш­ло но­вое по­коле­ние рус­ских, де­тей тех, кто соз­да­вал прек­расную сво­боду жиз­ни. Это но­вое по­коле­ние, воз­глав­ля­ет пот­ря­са­ющий Ак­сё­нов­ский ге­рой, Луч­ни­ков, или сок­ра­щен­но Луч, соз­да­ющий но­вую пар­тию "Со­юз Об­щей Судь­бы". По­коле­ние это меч­та­ет вос­со­еди­нить­ся со сво­ей ис­то­ричес­кой ро­диной Рос­си­ей, об­рести, на­конец, и раз­де­лить об­щую судь­бу жиз­ни. Луч и его сто­рон­ни­ки, так на­зыва­емые од­ноклас­сни­ки "Ос­тро­ва Кры­ма", соз­да­ют но­вую пар­тию СОС, ко­торая стре­мит­ся ос­час­тли­вить жизнь сво­их де­тей об­щей судь­бой с Рос­си­ей, хо­тя и по­нима­ют, что их те­переш­няя, сво­бод­ная жизнь бу­дет пол­ностью унич­то­жена, мо­жет быть, да­же бу­дет по­саже­на за ко­лючую про­воло­ку. Гип­но­тичес­кая фи­лосо­фия жер­твы, под­го­товив­шая се­бя к съ­еде­нию со­вет­ским уда­вом. Не так ли бы­ло с рус­ски­ми эмиг­ранта­ми в Па­риже? Ва­силий Ак­сё­нов это хо­рошо зна­ет. Ма­рина Цве­та­ева по­еха­ла вслед за му­жем Эф­ро­ном, ко­торый был дав­но уже за­вер­бо­ван че­кис­та­ми. Эф­рон и мно­гие дру­гие бы­ли за­гип­но­тизи­рова­ны крем­лев­ски­ми гип­но­тизе­рами об об­щей судь­бе с ве­ликой Рос­си­ей.

В Рос­сии со­вер­ша­ет­ся ве­ликая ре­волю­ция, а они, рус­ские вель­мо­жи, князья, да графья, по­эты и пи­сате­ли, ра­бота­ют здесь так­систа­ми, да две­ри в рес­то­ранах от­кры­ва­ют. Нуж­но быть со сво­им на­родом, раз­де­лить его судь­бу, а ес­ли ты пи­сатель, то на­до быть на­род­ным пи­сате­лем! А ес­ли ты по­эт, то на­до быть на­род­ным по­этом! Глав­ное, вмес­те с на­родом! Они на бар­ри­кады, и ты на бар­ри­кады, они в Гу­лаг, и ты в Гу­лаг!

Цве­та­ева по­веси­лась в Ела­буге, му­жа Эф­ро­на расс­тре­ляли свои же че­кис­ты, а дочь Аля си­дела в ла­герях, чу­дом ос­та­лась жи­ва.

Вот это и бы­ла об­щая судь­ба, или со­юз об­щей судь­бы со сво­им на­родом, быть за­мучен­ным, или уби­тым со­вет­ской властью в ла­герях, пос­мер­тная, об­щая судь­ба!

Не зря пел Бу­лат Окуд­жа­ва:

"Ког­да во­ротим­ся мы в Пор­тлэнд, нас при­мет Ро­дина в объ­ятья, да толь­ко в Пор­тлэнд во­ротить­ся не дай нам Бо­же ни­ког­да".

Это бы­ло вре­мя жиз­ни боль­шо­го рус­ско­го пи­сате­ля Ва­силия Ак­сё­нова.

Ро­дите­ли Ак­сё­нова, Ев­ге­ния Со­ломо­нов­на Гин­збург и Па­вел Ва­силь­евич Ак­сё­нов, раз­де­лили и име­ли об­щую судь­бу жиз­ни со всем ос­таль­ным со­вет­ским на­родом, они жи­ли в ком­му­нис­ти­чес­ком раю, за ко­лючей про­воло­кой, где их из­би­вали, пы­тали, где они бы­ли ли­шены обыч­ной че­лове­чес­кой жиз­ни. Но­вая пар­тия, ко­торая стре­мит­ся ос­час­тли­вить жизнь сво­их де­тей об­щей судь­бой с ве­ликой Рос­си­ей так, что­бы их жизнь бы­ла бы пол­ностью унич­то­жена, что­бы убить сво­боду, по­садив ее за ко­лючую про­воло­ку, лишь бы с Рос­си­ей бы­ла бы об­щая судь­ба. Тут и за­дым­ленные оч­ки не по­мог­ли Лу­чу прор­вать­ся к све­ту.

Лю­ди в ЦК те­перь хо­дили в за­дым­ленных стиль­ных оч­ках и, да­же иног­да им уда­валось вы­летать по сво­им кгбэш­ным де­лам в тлет­ворный ка­пита­лис­ти­чес­кий за­пад, от­ку­да они при­вози­ли за­пад­ные пот­ря­са­ющие шмот­ки, осо­бен­но джин­сы. Это бы­ла осо­бая со­вет­ская жизнь, с од­ной сто­роны вы­сокие раз­го­воры об ис­кусс­тве, лю­бовь и фаль­ши­вое са­мопо­жер­тво­вание для со­вет­ско­го ре­жима, с дру­гой, тос­ка по стиль­ной, за­пад­ной одеж­де, на пер­вый взгляд, пол­ная чушь, но ко­торая что-то под­черки­вала в че­лове­ке, что пос­то­ян­но уби­вала со­вет­ская власть, а имен­но, что че­ловек рож­ден сво­бод­ным, что его жизнь, вмес­те со сво­бодой да­ет­ся от рож­де­ния Бо­гом, а не го­сударс­твом, пра­витель­ством. Это что-то и бы­ло сво­бодой. В этом всё де­ло. Джаз, Лу­ис Армстронг, Глен Мил­лер, "Се­рена­да сол­нечной до­лины", этот но­вый свет, сво­бод­ный За­пад, все это унич­то­жало со­вет­ский кон­цла­герь. Джаз, но­вый стиль жиз­ни, так­же соз­да­вали и Ва­силия Ак­сё­нова. Да, это бы­ло при­суще всем. Это бы­ло при­суще мне, мно­гим мо­им друзь­ям. Уже в Аме­рике, я с удо­воль­стви­ем, ко­торое по­нят­но, по­жалуй, толь­ко со­вет­ско­му че­лове­ку, но­сил прек­расные, се­рые, со мно­жес­твом удоб­ных кар­ма­нов, с ка­ким-то чер­ным про­чер­ком, проч­ные, буд­то из чер­то­вой ко­жи, джин­сы "ва­рен­ка". Од­нажды, че­рез Мес­се­рера, пе­редал та­кие же шта­ны Жень­ке По­пову, для то­го, что­бы по­нял, как ка­пита­лизм оболь­ща­ет нас.

В 1979 го­ду про­изош­ло глав­ное ли­тера­тур­ное со­бытие на де­сяти­летие впе­ред: вы­шел не под­цензур­ный ли­тера­тур­ный аль­ма­нах "Мет­ро­поль". Дмит­рий Пет­ров, ко­торо­го я не­од­нократ­но ци­тирую в этой статье, на­писал в сво­ей кни­ге "Ва­силий Ак­сё­нов. Сен­ти­мен­таль­ное пу­тешес­твие": "Мет­ро­поль" при­думал Еро­фе­ев". С Вик­то­ром Еро­фе­евым, так­же как и с Ев­ге­ни­ем По­повым, я поз­на­комил­ся на со­веща­нии про­за­иков Рос­сии в Пе­редел­ки­не, в 1976 го­ду. Тог­да ме­ня по­рази­ли рас­ска­зы Еро­фе­ева, ко­торые он чи­тал в Пе­редел­ки­не. Их от­ли­чала ин­теллек­ту­аль­ная сво­бода и абс­трак­тная мно­гомер­ность. Ко­му-то в се­мина­ре они не пон­ра­вились, они бы­ли чрез­вы­чай­но от­личны от за­мусо­лен­но­го соц­ре­ализ­ма. Еро­фе­ев тог­да ска­зал им, что мы с ва­ми на­ходим­ся в раз­ных плос­костях. Его ру­ки очер­чи­вали в воз­ду­хе эти раз­ные плос­кости. Я по­думал, что они на­ходи­лись в раз­ных ми­рах и прос­транс­твах. По­том мы час­то встре­чались в до­ме ли­тера­торов, а иног­да, и у не­го до­ма. Он жил на Юго-За­пад­ной, в но­вом ко­опе­рати­ве. Там же бы­вал и Жень­ка По­пов. Нас объ­еди­няли об­щие ли­тера­тур­ные ин­те­ресы. Нес­мотря на за­жим свер­ху, мы ста­рались вы­лез­ти из-под глыб оте­чес­тва. Од­нажды, я встре­тил в квар­ти­ре Вик­то­ра Еро­фе­ева куль­тур­но­го ат­та­ше фран­цуз­ско­го по­соль­ства. Был  ин­те­рес­ный раз­го­вор о судь­бе ро­мана. Вик­тор Еро­фе­ев был сы­ном из­вес­тно­го со­вет­ско­го дип­ло­мата, то есть рев­нос­тно­го ох­ра­ните­ля со­вет­ской влас­ти и ее сис­те­мы, так уж сло­жилась его жизнь. Юрий Три­фонов го­ворил мне, что его отец ра­ботал 5 дней в Че­ка, ког­да это зло­вещее уч­режде­ние толь­ко что об­ра­зова­лось. Отец Ак­сё­нова был мэ­ром го­рода Ка­зань и так да­лее. Та­кова бы­ла со­вет­ская жизнь. От­ца Еро­фе­ева, про­раба­тыва­ли: ес­ли сын не от­ре­чет­ся от "Мет­ро­поля", ты вер­нешь­ся из Ве­ны в Мос­кву. Но и отец Еро­фе­ева, Вла­димир Еро­фе­ев, про­из­нес тог­да во вре­мя ис­то­рии с "Мет­ро­полем" дос­той­ные сло­ва, пре­дос­те­регая Вик­то­ра Еро­фе­ева от под­пи­сания по­ка­ян­но­го пись­ма: "В на­шей семье уже есть один труп. Это я. Ес­ли ты на­пишешь пись­мо, бу­дет два тру­па".

С рас­ска­зами По­пова я поз­на­комил­ся нам­но­го рань­ше, за­дол­го до на­шего лич­но­го зна­комс­тва. В "Но­вом ми­ре" по­яви­лось два блис­та­тель­ных рас­ска­за аб­сурда, ав­то­ра Ев­ге­ния По­пова. Рас­ска­зы бы­ли пред­став­ле­ны прек­расным рус­ским про­за­иком Ва­сили­ем Ма­каро­вичем Шук­ши­ным. Один рас­сказ на­зывал­ся "Хо­чу люб­ви не­веро­лом­ной", а дру­гой "Ба­рабан­щик и ба­рабан­щи­ца". Я хо­дил и чи­тал всем эти рас­ска­зы вслух. Я по­казал их боль­шо­му зна­току рус­ской ли­тера­туры, хо­тя и ма­ло из­вес­тной в ли­тера­тур­ной сре­де, мо­ей при­ятель­ни­це, Ли­ноч­ке Бра­гин­ской. Она бы­ла в вос­торге. И вдруг, я зна­ком­люсь с Ев­ге­ни­ем По­повым в Пе­редел­ки­но. Тог­да я и влю­бил­ся в его про­зу. Од­нажды, в до­ме ли­тера­торов, на ули­це Во­ров­ско­го, Ви­тя ска­зал мне, - что-то ли­тера­тур­ное бу­дет го­товить­ся. Я тог­да был в Пуш­ки­но, на да­че, и пи­сал но­вые гла­вы к "Ре­гис­тра­тору". У ме­ня есть пра­вило, я ни­ког­да ни о чем ни­кого не расс­пра­шиваю, тог­да мне сле­дова­ло бы про­явить боль­ше ин­те­реса, лю­боз­на­тель­нос­ти. Ког­да вы­шел "Мет­ро­поль", я по­нял, что речь шла об этом жур­на­ле. "Мет­ро­поль" явил­ся со­быти­ем в рус­ской ли­тера­туре.

"Мет­ро­поль" был сос­тавлен Ва­сили­ем Ак­сё­новым, Вик­то­ром Еро­фе­евым и Ев­ге­ни­ем По­повым, Фа­зилем Ис­канде­ром и Ан­дре­ем Би­товым. Ре­зуль­та­том яви­лось то, что По­пов и Еро­фе­ев бы­ли ис­клю­чены из Со­юза Пи­сате­лей. Се­мен Из­рай­ле­вич Лип­кин, Ин­на Лис­нян­ская и Ва­силий Ак­сё­нов выш­ли из Со­юза Пи­сате­лей в знак про­тес­та.

Эта сос­тавля­ющая сло­жилась вмес­те с дру­гими, пре­доп­ре­делив даль­ней­шую судь­бу жиз­ни Ва­силия Ак­сё­нова.

Но тог­да мы ник­то ни­чего не зна­ли, мы ник­то не зна­ли сво­его бу­дуще­го. Не знал и я, что вдруг, че­рез год ока­жусь од­ним из сос­та­вите­лей дру­гого не под­цензур­но­го из­да­ния ли­тера­тур­но­го аль­ма­наха "Ка­талог". Не знал сво­его бу­дуще­го и Ва­силий Ак­сё­нов. Но за его спи­ной уже бы­ло мно­го то­го, че­го не бы­ло ни у ко­го. За его спи­ной был но­вый ро­ман "Ос­тров Крым", ко­торый вско­ре бу­дет опуб­ли­кован на За­паде.

Те­перь он был сов­сем взрос­лым че­лове­ком. Он уже не был мо­лодеж­ным ав­то­ром, на­писав­шим "Кол­ле­ги", "Звез­дный би­лет" и "Апель­си­ны из Ма­рок­ко". Дол­жно бы­ло быть "Апель­си­ны из Яф­фы", то есть из­ра­иль­ско­го го­рода Яф­фы. Но со­вет­ское со­ци­алис­ти­чес­кое ухо не мог­ло пе­рева­рить сло­во Из­ра­иль, или да­же ев­рей. Его ро­дите­ли прош­ли "Гу­лаг", он сам жил в Ма­гада­не и сво­ими гла­зами та­лан­тли­вого и впе­чат­ли­тель­но­го юно­ши, ви­дел сущ­ность со­вет­ской влас­ти из­нутри.

Ба­буш­ка Ак­сё­нова, со сто­роны от­ца, Пав­ла Ва­силь­еви­ча Ак­сё­нова, Ав­дотья Ва­силь­ев­на, ожи­дая арес­та сво­его сы­на, встав на ко­лени, ста­ла чи­тать мо­лит­ву: "Гос­по­ди, Спа­ситель наш, от­давший жизнь за нас греш­ных, и Ты, Свя­тая Бо­горо­дица… По­моги­те мо­ему сы­ну в труд­ное вре­мя не пасть ду­хом, все­лите в не­го твер­дость и си­лу прой­ти че­рез все ис­пы­тания и не уро­нить сво­его че­лове­чес­ко­го дос­то­инс­тва". Это че­лове­чес­кое дос­то­инс­тво ока­залось не толь­ко у от­ца, Пав­ла Ак­сё­нова, вы­дер­жавше­го не­веро­ят­ные пыт­ки в НКВД, но и ее вну­ка, мощ­но­го рус­ско­го пи­сате­ля Ва­силия Ак­сё­нова.

Че­лове­чес­кое дос­то­инс­тво и сос­тавля­ло часть ас­траль­ной кон­стан­ты его жиз­ни.

И Бог спас и от­ца Ва­силия Ак­сё­нова, Пав­ла Ва­силь­еви­ча, и сы­на, Ва­силия Пав­ло­вича Ак­сё­нова. И Бог соз­дал не толь­ко боль­шо­го рус­ско­го пи­сате­ля, но и, по­жалуй, ве­лико­го рус­ско­го пи­сате­ля, ко­торый че­рез свою со­вет­скую судь­бу - за­душен­ность, про­рывал­ся к са­мому се­бе всю жизнь. И об­ла­дая мно­жес­твом пи­сатель­ских та­лан­тов, бу­дучи всег­да дру­гим и но­вым пи­сате­лем, он на­писал прек­расные ре­алис­ти­чес­кие рас­ска­зы, в ко­торых бы­ла теп­ло­та на­шей божь­ей ду­ши и счастье жиз­ни, по­том фан­тасма­гори­чес­кая "Боч­ко­тара", по­том ро­маны "Ожог", "Ос­тров Крым", "Мос­ков­ская са­га", "Но­вый сла­дос­тный стиль" и дру­гие. Он про­рывал­ся к са­мому се­бе че­рез свои кни­ги. От то­го и мно­го пи­сал, что в нем жи­ла жаж­да пол­ностью ис­черпать се­бя, че­го он ни­ког­да так и не сде­лал. Он на­писал 28 ро­манов, мно­жес­тво рас­ска­зов, мно­го пь­ес. Он жил пол­ной жизнью сво­его на­рода, ко­торый был уг­не­та­ем и унич­то­жа­ем со­вет­ской властью. И отец и мать бы­ли в со­вет­ских ла­герях. С боль­шим тру­дом уда­лось по­ехать к ма­тери в Ма­гадан, что­бы жить там вмес­те с ма­терью, он пос­ту­пил там до­учи­вать­ся в шко­ле. В 1949 го­ду ма­му вновь по­сади­ли в ла­герь. Ак­сё­нов уже жил тог­да в Ма­гада­не, вмес­те с ней. Ма­ма Ак­сё­нова, Ев­ге­ния Со­ломо­нов­на Гин­збург, на­зыва­емая в жиз­ни, ес­тес­твен­но, для ро­димой со­вет­ской влас­ти Ев­ге­ни­ей Се­менов­ной, ока­залась уни­каль­ной пи­сатель­ни­цей.

Ев­ге­нию Со­ломо­нов­ну Гин­збург НКВД арес­то­вало в фев­ра­ле 1937 го­да. Вмес­те с Пав­лом, они жда­ли арес­та каж­дую ночь. Ей поз­во­нил че­кист Ве­верс, лю­без­ный, веж­ли­во приг­ла­сил встре­тить­ся с ней. Встре­ча зай­мет, мо­жет, час.

Она поп­ро­щалась с му­жем, по­нимая, что уже всё, ее за­бира­ют. Ее сын Ва­ся спал. Она уже от­кры­ла дверь, вдруг вы­бежал пя­тилет­ний Ва­ся. "А ты, ма­муля ку­да? …А я не хо­чу, что­бы ты шла…". Ва­ся встре­тил сно­ва свою мать толь­ко че­рез 11 лет, в 1948 го­ду, в Ма­гада­не.

Это бы­ло вре­мя жиз­ни пи­сате­ля Ва­силия Пав­ло­вича Ак­сё­нова. Его ас­траль­ная кон­стан­та.

От­ца Пав­ла арес­то­вали седь­мо­го и­юля. Пос­то­ян­но из­би­вали, тре­бова­ли под­пи­сать лож­ные по­каза­ния на се­бя и дру­гих. На встре­че с про­куро­ром Па­вел ска­зал, что дал лож­ные по­каза­ния под пыт­кой. Сно­ва из­би­ения и пыт­ки, по­ка не сло­мили его дух. То, что с ним де­лали, он вы­дер­жать уже не мог. Та­ково бы­ло, как на­писал в сво­ей кни­ге "Сен­ти­мен­таль­ное пу­тешес­твие" Дмит­рий Пет­ров, пу­тешес­твие по жиз­ни Ва­силия Ак­сё­нова. Пав­ла Ак­сё­нова по­мес­ти­ли в ка­меру смер­тни­ков, в оди­ноч­ку. Спа­сала его те­перь пер­вая же­на Ци­ля, на­няв­шая ад­во­ката Див­но­гор­ско­го. По­мог­ло так­же, что был арес­то­ван, очень ма­лень­кий че­ловек, рос­том все­го в 162 см, но об­ла­да­ющий боль­шой властью че­ловек, нар­ком НКВД Ежов. Всё вмес­те спас­ло Пав­ла Ва­силь­еви­ча, от­ца Ак­сё­нова, от смер­ти.

Те­перь пя­тилет­ний Ва­ся ос­тался один. Он был от­прав­лен в рас­пре­дели­тель НКВД, то есть дет­дом НКВД. Со­вет­ская власть де­лала из де­тей, так на­зыва­емых вра­гов на­рода, дос­той­ных стро­ите­лей ком­му­низ­ма. Ста­лин хо­тел бы, что­бы де­ти уби­тых им вра­гов на­рода, кри­чали бы "Да здравс­тву­ет Ста­лин!". Он хо­тел бы, что­бы де­ти уби­тых прос­лавля­ли бы его имя, имя вож­дя всех вре­мен и на­родов, Ста­лина.

Ва­се бы­ло пять лет, ког­да его от­пра­вили в эн­кэ­вэдэш­ный рас­пре­дели­тель. В это же вре­мя шли кро­вавые ста­лин­ские су­деб­ные про­цес­сы. В сво­ей зак­лю­читель­ной ре­чи, Ка­менев, у ко­торо­го бы­ло два сы­на, один был лет­чик, а дру­гой был пи­оне­ром, вос­клик­нул, об­ра­ща­ясь к сво­им де­тям: "Сей­час, стоя уже, воз­можно, од­ной но­гой в мо­гиле, я хо­чу ска­зать сво­им де­тям, не­зави­симо от то­го, ка­ким бу­дет при­говор… не ог­ля­дывай­тесь на­зад! Смот­ри­те толь­ко впе­ред! Вмес­те с со­вет­ским на­родом иди­те за Ста­линым!" Де­ти Ка­мене­ва вста­вали и кри­чали про­тив Ка­мене­ва. Так на­зыва­емые ста­лин­ские де­ти, кри­чали-пре­зира­ли сво­их от­цов.

Ва­силия Ак­сё­нова спас его дя­дя, брат от­ца, Ад­ри­ан Ак­сё­нов. Он сам был из­гнан с ра­боты и из пар­тии, как брат вра­га на­рода. Ва­ся тог­да был уже в эн­кэ­вэдэш­ном до­ме для бес­при­зор­ных в Кос­тро­ме. Ад­ри­ан Ак­сё­нов пи­сал в сво­ем про­шении, в ко­тором он про­сил вер­нуть Ва­сю Ак­сё­нова ему:

"ЦК ВКП(б) ко­ман­ди­ровал ме­ня в г. Ста­лино­бад на пед­ра­боту… в ка­чес­тве пре­пода­вате­ля ис­то­рии на­родов СССР и но­вой ис­то­рии. 1 и­юля я при­ехал к сес­тре в Ка­зань, где имел в ви­ду про­вес­ти свой от­пуск. 3 и 4 и­юля мне приш­лось встре­тить­ся с П. Ак­сё­новым. Он был тог­да чле­ном пар­тии и ра­ботал на строй­ке гор­те­ат­ра. 7 и­юля, пос­ле пос­та­нов­ле­ния пре­зиди­ума ВЦИК о пре­дании су­ду П. Ак­сё­нова, пос­ледне­го арес­то­вали.

Я вер­нулся в Ста­лино­бад. 19 авг. Я со­об­щил, что… мой брат и его же­на реп­ресси­рова­ны. Это за­яв­ле­ние пос­лу­жило при­чиной мо­его ис­клю­чения из пар­тии… 8 сен­тября пос­ле­довал при­каз ди­рек­то­ра о сня­тии ме­ня с пре­пода­ватель­ской ра­боты…

С бра­том с 1937 г. аб­со­лют­но ни­какой свя­зи не имел… За его прес­тупные дей­ствия, о ко­торых ни­чего не знаю, кро­ме га­зет­но­го ма­тери­ала, я нес­пра­вед­ли­во не­су без­душное над­ру­гатель­ство.

Вот, ка­жет­ся, и все.

А. Ак­сё­нов"

Ад­ри­ан Ва­силь­евич Ак­сё­нов, про­дал свои ча­сы, что­бы раз­до­быть де­нег на до­рогу.

Вот еще один до­кумент, это за­яв­ле­ние Ад­ри­ана Ва­силь­еви­ча Ак­сё­нова в Уп­равле­ние дет­ски­ми до­мами НКВД ТАССР от 28 ян­ва­ря 1938 г.

"Я - брат вра­га на­рода П.В. Ак­сё­нова, на­ходя­щего­ся в нас­то­ящее вре­мя в Ка­зан­ской тюрь­ме № 2.

У П. Ак­сё­нова был сын Ва­силий Пав­ло­вич Ак­сё­нов - пя­тилет­ний маль­чик, ко­торо­го 28 авг. 1937 ор­га­ны НКВД взя­ли и рас­пре­дели­ли в дет­ский рас­пре­дели­тель НКВД. В нас­то­ящее вре­мя маль­чик на­ходит­ся в од­ном из дет­ских до­мов Кос­тромско­го рай­оно. Вот я и хо­чу про­сить… что­бы мне да­ли раз­ре­шение взять на се­бя за­боту и вос­пи­тание мо­его пле­мян­ни­ка Ва­си. Тем бо­лее что в нас­то­ящее вре­мя ор­га­ны НКВД воз­вра­ща­ют де­тей реп­ресси­рован­ных ро­дите­лей на со­дер­жа­ние их родс­твен­ни­кам. За­веряю вас, что Ва­силь­ку бу­дет у ме­ня неп­ло­хо, ибо я пе­дагог, люб­лю де­тей во­об­ще, а его в осо­бен­ности. Сле­дова­тель­но, я имею за­кон­ные ос­но­вания вер­нуть его к се­бе. Я обя­зу­юсь обес­пе­чить его всем не­об­хо­димым, пос­вя­тить свою жизнь его об­ра­зова­нию и ком­му­нис­ти­чес­ко­му вос­пи­танию.

Я про­шу вас раз­ре­шить Ва­силь­ку жить в Ка­зани у мо­ей сес­тры Ксе­нии Ак­сё­новой и мо­ей ма­тери Ев­до­кии Ак­сё­новой, ко­торым я бу­ду по­сылать средс­тва… Как толь­ко я ус­тро­юсь, Ва­ся пе­ре­едет ко мне.

Еще раз убе­дитель­но про­шу вас, вер­ни­те мне мо­его пле­мян­ни­ка. Он бу­дет счас­тлив. Я люб­лю его как сво­его сы­на.

А. Ак­сё­нов".

Это бы­ло вре­мя жиз­ни боль­шо­го рус­ско­го пи­сате­ля Ва­силия Пав­ло­вича Ак­сё­нова.

Прой­дя кру­ги со­вет­ско­го ада, со­вет­ские кон­цен­тра­ци­он­ные ла­геря в Ма­гада­не, Ев­ге­ния Со­ломо­нов­на Гин­збург ока­залась пос­тавле­на судь­бой, стать сви­дете­лем и пи­сате­лем са­мого его ве­личес­тва вре­мени. Да еще ста­лин­ско­го вре­мени. Ее ро­ман "Кру­той мар­шрут" ока­зал­ся но­вой вер­ши­ной ли­тера­туры.

Но не толь­ко ев­рей­ские пи­сатель­ские ге­ны си­дели в каж­дой жи­вой клет­ке Ва­силия Ак­сё­нова. Ба­буш­ка Ак­сё­нова, Ав­дотья Ва­силь­ев­на, вот что ска­зала сво­ему сы­ну Пав­лу, ожи­дав­ше­му арес­та: "Ско­ро и ты там бу­дешь… И все ва­ши то­вари­щи… вы­сокие и дру­гих раз­ме­ров на­чаль­ни­ки бу­дут там… И чем боль­ше вас бу­дут са­жать, тем боль­ше бу­дет рас­ти чис­ло лю­дей, ко­торых ждет тюрь­ма. Вы все так по­едом и по­еди­те друг дру­га. И ник­то не при­дет на по­мощь. Толь­ко са­ма жизнь, как глу­бокая и силь­ная ре­ка, пробь­ет се­бе но­вое рус­ло, и тог­да нас­ту­пит свет­лый праз­дник. О де­тях не ду­май. Они под­ни­мут­ся. У них свое те­чение жиз­ни бу­дет. Дер­жись, Па­ша…".

Ва­силий Ак­сё­нов здесь пря­мо си­дит в сло­вах ба­буш­ки: И все ва­ши то­вари­щи… вы­сокие и дру­гих раз­ме­ров на­чаль­ни­ки бу­дут там, осо­бен­но в сло­вах вы­сокие и дру­гих раз­ме­ров на­чаль­ни­ки. А даль­ше идет биб­лия, о ре­ке, ко­торая пробь­ет се­бе но­вое рус­ло и тог­да нас­ту­пит свет­лый праз­дник, это вет­хий и но­вый за­вет. Вот, ока­зыва­ет­ся, что вош­ло в Ва­силия Ак­сё­нова вмес­те с ев­рей­ско-рус­ски­ми ге­нами, соз­дав но­вую ас­траль­ную изо­тери­чес­кую кон­стан­ту вре­мени и прос­транс­тва: жизнь, со­еди­нен­ную со вре­менем и прос­транс­твом. А че­го сто­ят сло­ва: "У них свое те­чение жиз­ни бу­дет". Так пи­сал Ан­дрей Пла­тонов и так го­вори­ла ба­буш­ка пи­сате­ля Ак­сё­нова.

Я вспом­нил, как од­нажды, я уви­дел Ак­сё­нова, как он шел по­обе­дать в рес­то­ран по мос­ков­ско­му до­му ли­тера­торов, вмес­те с Вла­дими­ром Ам­лин­ским. Ва­ся шел впе­реди, а Вла­димир Ам­лин­ский шел слег­ка сза­ди. Вла­димир Ам­лин­ский был в ко­жаном пид­жа­ке, бы­ла та­кая пи­сатель­ская уни­фор­ма ко­жаный пид­жак и джин­сы, но это не по­мога­ло: как ни ста­рал­ся Ам­лин­ский ид­ти так же, как шел Ак­сё­нов, ни­чего не по­луча­лось.

Ва­ся имел внут­ри се­бя неч­то, не­унич­то­жа­емое и не­понят­но от­ку­да взя­тое: в нем бы­ло толь­ко его, осо­бое вре­мя жиз­ни, ко­торое бы­ло не­зави­симо от пис­кля­вых кри­ков ге­нераль­но­го сек­ре­таря со­вет­ской ком­му­нис­ти­чес­кой ма­фии Хру­щева, ох­ранной пти­цы им­пе­рии, про­лета­ющей над Рос­си­ей, или наг­ло­го прак­ти­циз­ма ра­ба Сер­гея Ми­хал­ко­ва. Как го­ворят ма­тема­тики, оно бы­ло ин­ва­ри­ан­тно ко все­му и су­щес­тво­вало всег­да.

Вре­мя жиз­ни Ак­сё­нова бы­ло ин­ва­ри­ан­тной кон­стан­той все­лен­ной, как и вре­мя жиз­ни дру­гих мощ­ных рус­ских пи­сате­лей. Бог его про­вел по жиз­ни и сде­лал его пи­сате­лем. Он ни­ког­да не был и на­шим и ва­шим. Он был всег­да толь­ко на­шим.

Мар­ксист­ский про­фес­сор выз­вал у ме­ня боль­шое удив­ле­ние, это не бы­ло по­хоже на Ак­сё­нова, на Ва­сю, как мы его зва­ли, на Ва­силия Ак­сё­нова. Я по­думал поз­же, что это приш­ло с ка­кой-то дру­гой сто­роны жиз­ни. Квар­ти­ра эта приш­ла от Майи, фе­номе­наль­но кра­сивой жен­щи­ны, же­ны Ва­силия Ак­сё­нова, жив­шей ког­да-то здесь, вмес­те с из­вес­тным опе­рато­ром, аб­со­лют­но со­вет­ским че­лове­ком, Ро­маном Кар­ме­ном. Он сни­мал, как ког­да-то счи­талось, неп­ревзой­ден­ные кад­ры тай­ной со­вет­ской вой­ны в Ис­па­нии, ли­бо кад­ры ком­му­нис­ти­чес­кой Ку­бы и его до­кумен­таль­ный со­ци­алис­ти­чес­кий ре­ализм, ра­зуме­ет­ся, не по­казы­вал, как Ста­лин вык­рал 634 тон­ны ис­пан­ско­го зо­лота, или, как Ку­ба, ус­та­нав­ли­вала на же­лезо­бетон­ные сто­лы, тай­но при­везен­ные Хру­щевым ра­кеты, что­бы обс­тре­лять Аме­рику атом­ны­ми за­ряда­ми. Вер­хняя па­луба бы­ла ус­тавле­на трак­то­рами, а ра­кеты вез­ли под твин-де­ком. Со­вет­ские же сол­да­ты бы­ли спря­таны еще глуб­же, им зап­ре­щалось вы­ходить на па­лубу.

…Про­воды под­хо­дили к кон­цу. Мы об­ня­лись. Те­перь, че­рез нес­коль­ко дней Ва­ся дол­жен был уле­тать из Ше­реметь­ева.

В Ше­реметь­ево приш­ло все­го нес­коль­ко че­ловек. Был Вик­тор Еро­фе­ев, Ев­ге­ний По­пов, при­шел Фа­зиль Ис­кандер, был я. При­ехал я вмес­те со сво­им сы­ном, Ва­лери­ем, ко­торый очень лю­бил про­зу Ак­се­нова. Это бы­ло не­ос­мотри­тель­но, аген­ты КГБ пос­то­ян­но фо­тог­ра­фиро­вали всех, кто был в Ше­реметь­ево. Семья Ак­сё­нова бы­ла очень впе­чат­ля­юща. Ва­силий Ак­сё­нов, как всег­да, very cool, весь в сво­ем всег­дашнем оба­янии; что­бы он не одел, все ему шло, кра­сивая же­на Майя и не ме­нее кра­сивая ее дочь, в аме­рикан­ской шля­пе с ши­роки­ми по­лями. Все не­имо­вер­но эле­ган­тны. Был еще мо­лодой креп­кий че­ловек, ко­торо­го я не знал, по-ви­димо­му, муж до­чери.

Хо­дили аген­ты сек­ретной со­вет­ской служ­бы, де­лови­то пе­рего­вари­вались, во­ки-то­ки, щел­ка­ли фо­то­ап­па­рата­ми. Бы­ло не­из­вес­тно те­перь, ког­да мы встре­тим­ся. Но все бы­ло в ру­ках Бо­га. Мы отош­ли на па­ру ми­нут по­гово­рить с Ва­сей.

До­гова­рива­лись мы о стран­ной не­веро­ят­ной, или поч­ти не­веро­ят­ной ве­щи. Оба мы ве­рили, что то, что мы пи­шем, ко­неч­но, это дол­жно быть все­мир­но­го ас­траль­но­го зна­чения, дол­жно бы­ло жить где-то, в дру­гом ми­ре, в ко­торый мож­но бы­ло бы ка­ким-ни­будь об­ра­зом, изо­тери­чес­ки про­ник­нуть. И мы поп­ро­бу­ем, как-ни­будь в бу­дущем, это сде­лать. Мы при­летим ли­бо в его, ли­бо в мой ро­ман, поб­ро­дим и по­живем там, как инос­тран­цы, а по­том уле­тим об­ратно в на­шу жизнь. Пос­ме­ялись. Осо­бен­но, по по­воду "все­мир­но­го ас­траль­но­го зна­чения". Об­ня­лись и поп­ро­щались. Боль­шой рус­ский пи­сатель Ва­силий Ак­сё­нов те­перь уле­тал в иную, но­вую жизнь.

Вли­яние Ак­сё­нова на мою жизнь бы­ло ог­ромно. Вли­яние "Мет­ро­поля", пер­во­го от­кры­того не под­цензур­но­го из­да­ния бы­ло не­веро­ят­но. Это бы­ла ас­траль­ная кон­стан­та Ва­силия Ак­сё­нова, пер­вый ле­галь­ный про­лом то­тали­тар­но­го кон­тро­ля над ли­тера­турой и ис­кусс­твом во­об­ще.

Я по­думал, что-то на­до бы­ло де­лать. Го­воря сло­вами Ак­сё­нова: "По­ра мой друг, по­ра". По­ра бы­ло взрос­леть.

В 1981 го­ду про­изош­ли для ме­ня зна­читель­ные со­бытия. Семь че­ловек ре­шило из­дать, опять же, не под­цензур­ный ли­тера­тур­ный сбор­ник "Ка­талог". Раз­гон КГБ, ус­тро­ен­ный ав­то­рам "Мет­ро­поля" не про­шел бес­след­но. В "Ка­талог" вош­ло толь­ко семь ав­то­ров: Вла­димир Кор­мер, Ев­ге­ний По­пов, Ев­ге­ний Ха­рито­нов, Ни­колай Кли­мон­то­вич, Фи­липп Бер­ман, Ди­ма При­гов и Ев­ге­ний Коз­лов­ский. Я был од­ним из сос­та­вите­лей "Ка­тало­га". Ев­ге­ний По­пов был так­же ав­то­ром "Мет­ро­поля". Шел 1981 год, вре­мя поль­ской со­лидар­ности. Внут­ри стра­ны толь­ко что про­шел "Мет­ро­поль". В Аме­рику у­ехал из­вес­тный пи­сатель Ва­силий Ак­сё­нов, его ли­шили граж­данс­тва. Из Со­юза Пи­сате­лей ис­клю­чили Ев­ге­ния По­пова и Вик­то­ра Еро­фе­ева. В знак про­тес­та выш­ли из Со­юза Пи­сате­лей Ва­силий Ак­сё­нов, Се­мен Лип­кин и Ин­на Лис­нян­ская. И вдруг но­вый, опять не под­цензур­ный сбор­ник пи­сате­лей. На сле­ду­ющее ут­ро пос­ле кон­фиска­ции соз­данной на­ми кни­ги, все "вра­жес­кие"  го­лоса го­вори­ли о нас и "Ка­тало­ге". Груп­па аме­рикан­ских пи­сате­лей от­пра­вила про­тест Бреж­не­ву. Ду­маю, что это пись­мо спас­ло нас от дей­ствий со­вет­ско­го ре­жима. Там бы­ли под­пи­си Ар­ту­ра Мил­ле­ра, Кур­та Вон­не­гута, Док­то­роу и дру­гих. Не сом­не­ва­юсь, что это Ва­ся рас­ска­зал аме­рикан­ским пи­сате­лям о нас. Меж­ду про­чим, он ни­ког­да об этом не го­ворил. Опус­кая опас­ные и ин­те­рес­ные под­робнос­ти, ска­жу толь­ко, что в ян­ва­ре ме­ня выс­ла­ли из СССР. Ока­зав­шись в Ита­лии, я не­мед­ленно поз­во­нил Ва­се. Нуж­но бы­ло все рас­ска­зать, что про­изош­ло с на­шим арес­том, нуж­но бы­ло под­держать ав­то­ров "Ка­тало­га". Ак­сё­нов не­мед­ленно пред­ло­жил мне поз­во­нить ему по кол­лекту.

"У те­бя нет де­нег, ста­рик, зво­ни по кол­лекту". В этом был весь Ак­сё­нов, и в ма­лом и в боль­шом, он ни­ког­да ни­кого не про­давал и не пре­давал. Пос­ле это­го я поз­во­нил Ко­пеле­ву в Гер­ма­нию, но его не бы­ло до­ма, и я го­ворил с Ра­исой Ор­ло­вой, рас­ска­зав о том, что про­изош­ло и про­ис­хо­дило в Мос­кве.

Од­нажды я при­ехал к Ва­се в гос­ти. Он жил в тре­хэтаж­ном до­ме, что на­зыва­ет­ся по-ан­глий­ски town house, мы си­дели на кух­не и, как во­дит­ся, пи­ли на­питок, на­зыва­емый вод­ка, я при­вез боль­шую ры­бу, то есть бы­ла неп­ло­хая за­кус­ка, го­вори­ли о раз­ных ве­щах, о по­эзии, о Брод­ском. Это бы­ло вре­мя, ког­да их от­но­шения ухуд­ши­лись. Ва­ся рас­ска­зал мне, что к не­му при­ходи­ли из рус­ско­го кон­суль­ства, пре­дуп­режда­ли, что го­товит­ся про­вока­ция, си-ай-эй хо­тят сде­лать его но­белев­ским ла­уре­атом. Это со­вет­ские при­дума­ли про си-ай-ай, уз­нав, что Ва­силий Ак­сё­нов мог бы быть но­мини­рован.

По­луча­лось, что си-ай-эй так­же да­ла но­белев­скую пре­мию став­ленни­ку ЦК КПСС Шо­лохо­ву, а так же мно­гим со­вет­ским уче­ным, по­лучав­ших ее мно­гок­ратно, за все прош­лые го­ды. Я всег­да ожи­дал, что Ва­силий Ак­сё­нов обя­затель­но по­лучит но­белев­скую пре­мию. Бо­ялись со­вет­ские, что сно­ва ока­жут­ся в про­иг­ры­ше. Ли­тера­тур­ную но­белев­скую пре­мию по­лучи­ли уже все про­тив­ни­ки со­вет­ско­го ре­жима: Бу­нин, Пас­тернак, Сол­же­ницын. Со­вет­ским уда­лось впих­нуть Шо­лохо­ва. А те­перь пре­мию дол­жен был по­лучить Ва­силий Ак­сё­нов, ко­торый сов­сем не­дав­но был ли­шен со­вет­ско­го граж­данс­тва. Ду­маю, что со­вет­ские сде­лали все, что­бы Ва­силий Ак­сё­нов не по­лучил бы ее. Поз­же но­белев­ская пре­мия бы­ла при­суж­де­на И­оси­фу Брод­ско­му.

Ак­сё­нов ду­мал всег­да о боль­шой ас­траль­ной ли­тера­туре. В один из мо­их при­ез­дов он приг­ла­сил ме­ня учас­тво­вать в уни­каль­ном ли­тера­тур­ном сбор­ни­ке, ко­торый он со­бирал­ся из­да­вать не­боль­шим чис­лом эк­зем­пля­ров. Кни­га дол­жна бы­ла быть блес­тя­ще из­да­на и дол­жна бы­ла со­дер­жать ве­ликую ли­тера­туру. Но за­тея эта по ка­ким-то со­об­ра­жени­ям сор­ва­лась. Я вспом­нил о дру­гом по­доб­ном про­ек­те, соз­да­телем ко­торо­го был Юрий Три­фонов. Сбор­ник на­зывал­ся "Са­довое коль­цо". Я нес­коль­ко раз встре­чал­ся с Три­фоно­вым. Я спро­сил Юрия Три­фоно­ва, что он ду­ма­ет об этом сбор­ни­ке. Он от­ве­тил, что это бы­ло бы со­быти­ем в ли­тера­тур­ной жиз­ни Рос­сии. Со­бытия не про­изош­ло. Но то бы­ло в Мос­кве, в се­миде­сятые го­ды. Юрий Три­фонов го­ворил мне, что, по его мне­нию, в Рос­сии, еще ни­ког­да не бы­ло та­кой зат­хлой ат­мосфе­ры.

Хо­чу вер­нуть­ся к "Ос­тро­ву Крым". Кни­га "Ос­тров Крым" бы­ла меч­той рус­ско­го пи­сате­ля Ва­силия Ак­сё­нова. Та­кой мог­ла бы быть вся Рос­сия. Но меч­ты не по­лучи­лось. Прош­ло нес­коль­ко лет. И вдруг, про­ис­хо­дит чу­до. Вся Рос­сия, вдруг, ста­новит­ся "Ос­тро­вом Кры­мом", то­тали­тар­ная стра­на рух­ну­ла, сгнил со­вет­ский фун­да­мент, и она рух­ну­ла под собс­твен­ным ве­сом. Толь­ко все, что про­изош­ло, на­зыва­ет­ся те­перь пе­рес­трой­кой. Ге­ни­аль­ное пред­ви­дение Ак­сё­нова. Он пред­ска­зал "Ос­тров Крым". Ва­силий Ак­сё­нов, как и ге­рои его ро­мана, стре­мит­ся в Рос­сию. Лю­ди по­лага­ли, что со­вет­ская власть про­дер­жится трис­та лет, как та­таро-мон­голь­ское иго, а она про­дер­жа­лась все­го 74 го­да. И так же, как и в его ро­мане, на всех пе­рек­рестах в Мос­кве те­перь сто­яли тан­ки. И вновь под­твержда­ет­ся про­рочес­тво рус­ско­го пи­сате­ля Ва­силия Ак­сё­нова: но­вый "Ос­тров Крым" зах­ва­тыва­ют из­нутри нас­ледни­ки ста­рого со­вет­ско­го ре­жима.

Те­перь нас­та­ло вре­мя нам встре­тить­ся с Ва­сили­ем Ак­сё­новым, как мы ког­да-то до­гова­рива­лись пе­ред отъ­ез­дом. Мы ре­шили по­лететь в его ро­ман "Ос­тров Крым". У не­го бы­ло нес­коль­ко изо­тери­чес­ких дру­зей, нап­ри­мер, Бен-Иван из рок-груп­пы, Ди­ма Ше­беко, да и мы са­ми чувс­тво­вали в се­бе си­лы взле­теть. Та­кое иног­да бы­ва­ет. Я во­об­ще, по но­чам час­то ле­тал. Я го­ворил, пос­мотри­те как это прос­то, и взле­тал. Ког­да мы взле­тели, Ва­ся ска­зал мне: пос­мотри, ста­рик, это что? В тем­ном не­бе мы уви­дели  се­миго­лово­го крас­но­го дра­кона, о ко­тором пи­сал в сво­их От­кро­вени­ях И­оанн в 12 гла­ве. Так это же крас­ный дра­кон, из биб­лии, ска­зал Ва­ся, прос­то уди­витель­но! Да, это был крас­ный дра­кон, толь­ко его го­лова­ми бы­ли го­ловы со­вет­ских ген­се­ков. Пос­мотри, ста­рина, это ка­кой-то прос­то ужас. Де­ло в том, что пер­вой го­ловой был Ле­нин, вто­рой Ста­лин, треть­ей Хру­щев, по­том шел Бреж­нев, Чер­ненко, Ан­дро­пов и Гор­ба­чев. Вот та­кая, "ве­лико­леп­ная се­мер­ка", ска­зал Вак­сон, так он наз­вал се­бя в ро­мане "Та­инс­твен­ная страсть". Как сей­час го­ворят, это прос­то кру­то. Это вся со­вет­ская власть ле­тела вдруг, пе­ред на­ми, в тем­ном не­бе.

Я ска­зал: я знаю, что про­изош­ло, я ду­мал об этом, и мы од­новре­мен­но вле­тели и в мой ро­ман "Мер­твое мес­то", и в твой, ста­рик, "Ос­тров Крым". А по­чему "мер­твое мес­то", ста­рик? Да по­тому что, боль­ше­вики всю Рос­сию прев­ра­тили в мер­твое мес­то, вот по­чему. Да и не толь­ко Рос­сию. Да, это прав­да. Это прос­то страш­но, ска­зал Вак­сон, да и Крас­ная пло­щадь, где Кремль сто­ит, это же клад­би­ще, ста­рик, сплош­ное клад­би­ще. Вот на клад­би­ще, на мер­тве­цах, они со­вер­ша­ют все свои ком­му­нис­ти­чес­кие об­ря­ды. Пред­став­ля­ешь, вот сто­ят они все на мав­зо­лее, на мра­мор­ной мо­гиле, а пе­ред ни­ми, по Крас­ной пло­щади про­ходят пе­ред ни­ми, все уби­тые со­вет­ской властью лю­ди, уби­тые, за­мучен­ные, пос­ле из­би­ений, пос­ле пы­ток, эта­кий ад­ский кор­теж, мил­ли­оны лю­дей, а все по­лит­бю­ро на три­буне мав­зо­лея. А по­том они спус­ка­ют­ся вниз, вы­пить, за­кусить. В об­щем, под­кре­пить­ся.

Там под мав­зо­ле­ем есть спе­ци­аль­ная ком­на­та, где они вы­пива­ли, ели бу­тер­бро­ды с чер­ной ик­рой. Ну, во­об­ще-то, ста­рина, вот что я те­бе ска­жу, я ска­жу, что Ми­ха­ил Сер­ге­евич, в об­щем-то, хо­роший му­жик. Он же не мо­жет стать сра­зу дру­гим. Он был, по оп­ре­деле­нию, ов­чарка ре­жима. Окон­чил юри­дичес­кий фа­куль­тет Мос­ков­ско­го уни­вер­си­тета, он дол­жен был ох­ра­нять со­вет­скую власть, как он мо­жет сра­зу стать дру­гим, он не мо­жет, но вот что он сде­лал, пред­став­ля­ешь, взял и всю эту шоб­лу, весь этот смрад, он е…л их оземь, ста­рик, раз­бил поч­ти пол­ностью, это­го крас­но­го дра­кона с мер­тве­цами, он об­ру­шил оземь, ста­рик. Вот этих всех, кто сей­час ле­тит пе­ред на­ми. Он же унич­то­жил со­вет­скую власть, ста­рик. Ты пред­став­ля­ешь, что это та­кое? Да, ска­зал я, пред­став­ляю, расс­тре­лял де­монс­тра­цию в Виль­ню­се и Тби­лиси. О Чер­но­быле мол­чал, вра­чам не раз­ре­шали пи­сать ис­тинный ди­аг­ноз. Да, это прав­да, ска­зал Вак­сон. Так на­зыва­емая, прав­да, со сле­зами на гла­зах. Что же де­лать, ста­рик? С дру­гой сто­роны, пред­став­ля­ешь, ста­рик, раз­ва­лить та­кую страш­ную стра­ну. Да он, ар­хангел Ми­ха­ил, он ски­нул с не­ба всю эту гнусь, раз­бил ее в прах, пред­став­ля­ешь, ста­рик! Это Бог сде­лал, ска­зал я. Ко­неч­но же, Бог, а кто ж еще? - ска­зал Ва­ся.

А вот еще что, ска­зал я, при Гор­ба­чеве си­дел Ана­толий Мар­ченко, боль­шой пи­сатель, но он зак­рылся Са­харо­вым, о Мар­ченко все за­были. Да, я чи­тал, ска­зал Ва­ся, хо­роший пи­сатель. А Га­лина Кор­ни­лова, ска­зал я, ты ведь ее знал? Да, знал, я да­вал ей ре­комен­да­цию в Со­юз пи­сате­лей, пом­ню. Кра­сивая жен­щи­на. Очень кра­сивая, ска­зал я. Она на­писа­ла пись­мо Гор­ба­чевым о Фе­лик­се Све­тове, ее близ­ком дру­ге, и о его же­не, Зое Крах­маль­ни­ковой. Они тог­да бы­ли в тюрь­ме, с прось­бой ос­во­бодить. Там бы­ло три под­пи­си: Га­лина Кор­ни­лова, Ира Род­нян­ская и Бу­лат Окуд­жа­ва. Да, я знаю, их ос­во­боди­ли. Так это они сде­лали? Вот мо­лод­цы, ска­зал Ва­ся, пот­ря­са­ющие мо­лод­цы. Все они, на­ши лю­ди. Мо­лод­цы. Ла­гер­ный вол­ко­дав, Джо Ста­лин, на­вер­ное, в гро­бу кру­тит­ся. Осо­бен­но не пок­ру­тишь­ся под же­лезо­бетон­ной пли­той. Хо­рошо, что Хрущ вы­тащил его из мав­зо­лея. Да, это неп­ло­хо. Но, с дру­гой сто­роны, он ведь ра­зоб­ла­чил па­хана. Это бы­ло пот­ря­са­юще. О, да. Всё слож­но ста­рикан. Да, всё слож­но. Он же был у не­го кло­уном, пля­сал го­пак, упи­вал­ся для не­го вус­мерть. Но, пос­мотри, ка­ков му­жик, да­же упив­шись вус­мерть, он все еще мог, все-та­ки, кон­тро­лиро­вать од­ну свою жил­ку ума и во­ли, что­бы она не спа­ла, нуж­но бы­ло про­дол­жать иг­рать свою роль ду­рака. И це­ловал его са­поги, ког­да пы­тал­ся спас­ти сво­его сы­на. И, вот, эта су­ка, в наг­лую, ора­ла на те­бя. Виз­жа­ла, как по­росе­нок. Так он мог бы и убить. Да, мог бы, сог­ла­сил­ся я. Смот­ри, вон Хрущ ле­тит там. Ви­дишь, Ста­лин вце­пил­ся зу­бами в его заг­ри­вок. А Ни­кита вце­пил­ся зу­бами в Ле­ню Бреж­не­ва, а Бреж­нев вце­пил­ся зу­бами в Чер­ненко, а Чер­ненко вгрыз­ся в шею Юрию Вла­дими­рови­чу Ан­дро­пову, а Ан­дро­пов, мер­твой хват­кой, в Ми­ха­ил Сер­ге­еви­ча. Те­перь ты все это проч­тешь и уви­дишь, все на­ши мыс­ли и пос­тупки. Ты пре­уве­личи­ва­ешь ста­рик, ска­зал Ва­ся. Нет, не пре­уве­личи­ваю. Ты ас­траль­ный пи­сатель, ста­рик, ска­зал я. И я те­бя люб­лю. Спа­сибо, ска­зал Ва­ся. А по­чему ты на­зыва­ешь ме­ня ас­траль­ным? По­тому что, ты ле­тишь сре­ди звезд, и ты бу­дешь всег­да сре­ди звезд. Мы все ле­тим сре­ди звезд сей­час, Бен-Иван, и вот, я ви­жу, со всей сво­ей рок груп­пой ле­тит пот­ря­са­ющий чу­вак, ле­тит Дим Ше­беко, так что, это не факт, по­лет сре­ди звезд. Сре­ди звезд ле­та­ет мно­жес­тво да­же бес­чувс­твен­ных пред­ме­тов, как го­вори­ла моя ба­буш­ка: "…вы­сокие и дру­гих раз­ме­ров на­чаль­ни­ки бу­дут там". Я ска­зал ему: это пот­ря­са­юще, она име­ла в ви­ду Гу­лаг. По­том я ска­зал ему еще: вспом­ни свой "Этот но­вый сла­дос­тный стиль", там Дан­те с брать­ями Гви­до пы­та­ют­ся соз­дать но­вый язык, со­еди­нив По­эзию с Лю­бовью, что пол­ностью, пос­ле Дан­те, из­ме­нило италь­ян­ский язык! И со­вер­шенно из­ме­нило по­эти­чес­кое ощу­щение жиз­ни всей Ев­ро­пы. "За три ве­ка пе­ред Шек­спи­ром! За шесть сто­летий до Пуш­ки­на! И за семь сто­летий до Са­ши Кор­ба­ха", тво­его глав­но­го ге­роя. Но, при чем же тут Ас­траль­ная кон­стан­та? Я те­бе от­ве­чу. Дан­те меч­та­ет о Бе­ат­ри­се, и са­мым жгу­чим же­лани­ем его яв­ля­ет­ся дос­тигнуть вер­ши­ны не­зем­ной, по­эти­чес­кой люб­ви, вос­па­ря­ющей над всей те­лес­ной лю­бовью, и над всем зем­ным вож­де­лени­ем, при­сущим всем нам. А твой ге­рой, Кор­бах, бро­дит в ок­рес­тнос­тях, где жил Дан­те, и меч­та­ет соз­дать пь­есу "Све­чение Ве­ат­ри­сы", а све­чение мо­жет быть толь­ко ас­траль­ным. В нас оно от звезд. Вот по­чему у те­бя есть Ас­траль­ная Кон­стан­та, она, как кон­стан­та План­ка, и она при­сутс­тву­ет в каж­дой тво­ей строч­ке. У­ел ты ме­ня, у­ел, ста­рик, ска­зал Вак­сон.

Но, не толь­ко по­это­му, от­ве­тил я. Ты был ве­рен са­мому се­бе, ты не про­дал и не пре­дал ни­кого из сво­их дру­зей, ты не пре­давал ев­ре­ев, а это бы­ло очень лег­ко сде­лать в стра­не по­бедив­ше­го со­ци­ализ­ма, твой ге­рой Кор­бах, на­обо­рот, объ­яв­ля­ет се­бя ев­ре­ем, все это вмес­те, вклю­чая честь и му­жес­тво, и твое дос­то­инс­тво, ис­клю­читель­но ас­траль­ные свой­ства ма­терии. И ты, та са­мая часть ее, ко­торая и есть све­чение Все­лен­ной, по­это­му те­бя так лю­бят жен­щи­ны, они ви­дят твое не­зем­ное све­чение. Это ин­те­рес­но, ска­зал Ак­сё­нов, сме­ясь, уз­нать, по­чему ме­ня лю­бят жен­щи­ны. Я знаю, что те­бя они то­же лю­бят, ста­рик. Я про­дол­жал. Од­на­ко, твой ге­рой Кор­бах, влюб­ля­ясь в Но­ру Кор­бах - Ман­сур, про­яв­ля­ет сов­сем уж зем­ную страсть и вож­де­ление, сов­сем не по­хожую на лю­бовь Дан­те к Бе­ат­ри­се.

По­нима­ешь, ста­рик, ска­зал Вак­сон, жен­щи­на это прон­зи­тель­ное со­еди­нение, кон­цен­тра­ция, всей воз­можной кра­соты все­го ми­ра, это зем­ля, де­ревья, не­бо, ис­кря­щий­ся сол­нцем во­допад, и я это ви­жу в этом соз­да­нии, ко­торое пе­редо мной, все вмес­те, в этом срав­ни­тель­но не­боль­шом объ­еме, ко­торый вдруг ока­зыва­ет­ся пе­редо мной. И я со­вер­шенно обал­де­ваю от это­го. Я это хо­рошо по­нимаю, ска­зал я, я это пи­сал в Ре­гис­тра­торе. Я знаю, ска­зал Вак­сон. Мне все там нра­вит­ся, кро­ме наз­ва­ния.

Мы раз­го­вари­вали а Бен-Иван ле­тел впе­реди. Те­перь, под на­ми, стал ви­ден весь "Ос­тров Крым". На­конец, по­яви­лось зна­мени­тое стек­лянное зда­ние, ка­ран­даш Луч­ни­кова.

Вни­зу всю­ду мы ви­дели вой­ска со­вет­ско­го ре­жима, сов­ко­вые вой­ска. Здесь это сло­во очень к мес­ту, по­тому что со­вок, оз­на­ча­ет со­вет­ские ок­ку­пан­ты. Со­вет­ские па­рашю­тис­ты-де­сан­тни­ки, на всех крым­ских до­рогах. А в не­бе, не­дале­ко от нас, ле­тели со­вет­ские вер­то­леты. Вни­зу, мы уви­дели сов­ко­вый ави­ано­сец.

Иног­да раз­да­валась стрель­ба, и слы­шались взры­вы ра­кет. Ва­ся это мес­то уже дав­но ви­дел и знал.

И Бен-Иван ска­зал, я это мес­то уже ви­дел. Он про­читал его мыс­ли. Да, он его ви­дел. Это он, с по­мощью сво­его изо­тери­чес­ко­го та­лан­та, рас­плас­тавшись крес­том на дне лод­ки, уно­сив­шу­юся к бе­регам Тур­ции, спас сы­на Луч­ни­кова, с его же­ной Па­мелой, и их сы­на Ар­се­ния.

"Не­уж­то ко­нец, по­думал Ан­тон, сжи­мая пле­чи Па­мелы, не­уж­то, в один день, ко­нец нам всем, ко­нец Луч­ни­ковым?" "Не­воз­му­тимым ос­та­вал­ся один лишь мла­денец Ар­се­ний".

"Два мо­гучих со­вет­ских че­лове­ка смот­ре­ли на них свер­ху.

- Ви­дишь То­ля, ка­кие ре­бята, - ска­зал стар­ший лей­те­нант Ко­маров. - От­личные ре­бята. Стар­ший лей­те­нант Ма­каров мол­ча кив­нул. - А дев­чонки еще луч­ше, - ска­зал Ко­маров. - Плюс но­ворож­денный. Ма­каров опять кив­нул. - Смот­ри То­ляй, они крес­тятся, - ска­зал Ко­маров. - У них там ни­како­го ору­жия ни хе­ра не­ту, То­ляй. Крес­тятся, Толь­ка, от нас с то­бой крес­том обо­роня­ют­ся. Да­вай Толь­ка, шма­ляй ра­кету! - Я ее вон ту­да шмаль­ну, - ска­зал Ма­каров и по­казал ку­да-то в мут­ные юго-вос­точные су­мер­ки. - Яс­ное де­ло, - ска­зал Ко­маров. - Не в лю­дей же шма­лять. Он со­от­ветс­тву­ющим об­ра­зом раз­вернул ма­шину. Ма­каров со­от­ветс­тву­ющим об­ра­зом по­тянул ры­чаг. - Але, де­вянос­то тре­тий, - ле­нивым наг­лым то­ном пе­редал Ко­маров на "Ки­ев", - за­дание вы­пол­не­но. - Вас по­нял, - от­ве­тил ему стар­ший мат­рос Гу­ляй, хо­тя от­лично ви­дел на сво­ем при­боре, что за­дание не вы­пол­не­но".

Так все мы сно­ва уви­дели, как Бен-Иван спа­сал их.

Го­вори­ли, что Лу­чу ос­та­вили его дом, что­бы вну­шать всем аме­рикан­цам, что сво­бода "Ос­тро­ва Кры­ма" про­дол­жа­ла су­щес­тво­вать. Мы опус­ти­лись к его до­му.

Мы сно­ва ог­ля­дели чер­ное не­бо и крым­скую зем­лю.  Мы об­ня­лись и ста­ли петь, над об­ры­вом, на­шу ста­рую пес­ню, поч­ти за­быв сло­ва, ког­да мы еще бы­ли сов­сем мо­лоды­ми.

Рас­ска­жи, о чем тос­ку­ет сак­со­фон,

Го­лосом сво­им вол­ну­ет ду­шу он.

Я ве­рю, ми­лый друг, теп­ло спле­тен­ных рук,

Мы про­несем сквозь ты­сячи раз­лук.

Пус­кай зву­чит мо­тив нам

I love you.

Я для те­бя, лю­бимый мой пою,

Под эти зву­ки, тан­го про­пою,

Как я те­бя люб­лю.

Я пом­ню, ми­лый друг,

Теп­ло спле­тен­ных рук, мы про­несем сквозь ты­сячи

Раз­лук.

С то­бой вой­дем мы, в рес­то­рана зал,

Наль­ем ви­на в ис­кря­щий­ся бо­кал,

И бу­дешь ты со мною тан­це­вать,

Лю­бимой на­зывать.

Ва­ся по­дошел ко мне и ска­зал: По­ра мой друг, по­ра. По­том он взле­тел вдруг, вы­соко на­до мной, в си­нее не­бо, и я по­нял, что он ле­тел те­перь к пи­сатель­ско­му Олим­пу. Олимп был очень вы­соко и не был  ви­ден с зем­ли, да­же с вы­соко­го мес­та, где жил Луч, из вы­сокой его баш­ни.

Он был очень вы­соко в тем­ном си­нем не­бе. В без­донном меж­звездном прос­транс­тве.

Не­дале­ко от Бо­га.

Постскрип­тум. В 1994 го­ду Ва­силий Ак­сё­нов на­писал Ми­ха­илу Мар­гу­лису, из­да­телю и ли­тера­тору (здесь ци­тиру­ет­ся по кни­ге Дмит­рия Пет­ро­ва об Ак­сё­нове): "Ког­да-ни­будь вспо­минать пи­сате­лей бу­дут не толь­ко по кни­гам, а по их де­лам, ко­торые они со­вер­ши­ли во имя... че­лове­чес­кой сво­боды. Пи­сате­лей час­то уби­ва­ют из-за их люб­ви к сво­боде, но путь сво­боды - это единс­твен­ный прек­расный путь, ухо­дящий в не­бо...".

Вот об этой ас­траль­ной кон­стан­те Ва­силия Ак­сё­нова я и пи­сал здесь, это единс­твен­ный прек­расный путь, уно­сящий Ак­сё­нова в не­бо. Он лю­бил Рос­сию. Он при­ехал в Рос­сию, что­бы там быть, жить и пи­сать. Но Оте­чес­тво бы­ло ми­ражом. Пи­сал он в Би­ари­це. Го­ворят, что ин­сульт с ним слу­чил­ся, ког­да он вел свою ма­шину. Ва­ся был креп­кий, спор­тивный че­ловек. Ин­сульт не­объ­яс­ним и стра­нен.

"Ког­да во­ротим­ся мы в Пор­тлэнд, нас при­мет Ро­дина в объ­ятья, да толь­ко в Пор­тлэнд во­ротить­ся не дай нам Бо­же ни­ког­да".