Сколько позарыто, позабыто...

О НОВОМ АВТОРЕ "КРУГОЗОРА". Михаил Бриф - поэт, прозаик, эссеист.
С 1994 года живёт в США, в Нью-Йорке. Неоднократно публиковался в периодических изданиях и альманахах бывшего СССР и США ("Дружба Народов", "Смена", "Литературная Грузия", "Студенческий Меридиан", "Вестник", "Новый Журнал", "Побережье", "Встречи", "Новое Русское Слово" и др.) Автор поэтических книг "Високосный Век" (1991), "Галера" (2003), "Един  ственное Небо" (2004), "Братья Милосердия" (2006), "Предзимье" (2007).

Лауреат ряда международных поэтических конкурсов и турниров.

ЕЩЁ ОДНО ПИСЬМО

"Знаешь, Зинка, я против грусти, но сегодня она не в счет..."
/Ю. Друнина/ 

Сколько позарыто, позабыто,
сколько исковеркано в судьбе...
Здравствуй, давний друг мой, Зинаида,
мне позволь напомнить о себе.

Мы друзьями были четверть жизни,
а теперь не знаю, где ты, с кем.
Я живу теперь в другой отчизне,
здесь Эдем, и только я в тоске.

Я один не вписываюсь в ракурс
благолепья, хоть виню себя.
Здесь моя единственная радость -
жить былым, ликуя и скорбя.

Но по свету сколько б ни носило,
даже если скорби утолю,
не устану повторять "спасибо"
всем, кого любил, кого люблю.

Обучусь я счастью, непременно,
тут нельзя иначе, знаю сам.
А Серега Климов взрезал вены
и к иным умчался небесам.

Видно, крепко жгла его обида.
Не узнать нам, кто в том виноват.
Ты его любила, Зинаида, -
помнишь? - много лет тому назад.

Климов сдал, не вынес жизни скотской,
но зато в чертогах неземных,
может, он подружится с Высоцким,
с Далем тоже, выпьют на троих...

Хоть душа моя в ледовом дрейфе
напрочь затерялась среди льдин,
манго съем, еще полезней грейпфрут
и на миг забуду, что один.

Выстроились беды по ранжиру-
все мои, за алчность не кори.
Было мне и мерзко, и паршиво -
всяко было, что ни говори.

Но по свету сколько б ни носило,
даже если скорби утолю,
не устану повторять "спасибо"
всем, кого любил, кого люблю.

Знаешь, Зинаида, отчего-то
ты вчера припомнилась опять.
Был женат, да только неохота
мне об этом даже вспоминать.

Развестись должны мы были б сразу
в день женитьбы, но тогда уже
рос у нас малец прекрасноглазый,
нес мою фамилию в душе.

Чтобы ведал мальчик об отце бы,
я увез его в далекий край,
а жена приехала - "прицепом",
взяв нахрапом благодушный рай.

Лично я не восхищен Нью-Йорком,
пролито здесь мной немало слез,
но зато в страну больших восторгов
сына малолетнего привез.

Повзрослел. Серьезный, неречистый,
верит он в удачу и в себя.
Этот край теперь - его отчизна,
этот край теперь - его судьба.

О себе же не скажу такое,
мне судьбы не ведать таковой,
и стихи пишу ни для кого я,
сердце в клочья рву - ни для кого.

Но по свету сколько б ни носило,
даже если скорби утолю,
не устану повторять "спасибо"
всем, кого любил, кого люблю.

Сын - дерзает, у меня - ни шанса,
и Нью-Йорку я совсем не мил,
но пришлось бы заново решаться,
я бы точно так же поступил.

Там, на прошлой нашей параллели,
где и прежде жизни был не рад,
все вконец, я знаю, озверели
и друг дружку поедом едят.

Человечий лик там крайне редок,
все дичает и мельчает круг.
Ты ведь все же не из людоедок,
как же выживаешь ты, мой друг?

Я б хотел, чтоб счастье воцарилось
и у вас, чтоб век вас не терзал,
но уж если печень отвалилась,
то, конечно, поздно пить нарзан.

Это о стране я, той стране я,
где в зародыше губилась мысль,
где всегда царила ахинея
и был загнан в угол здравый смысл.

Я о той стране, где грозно пробил
час прозренья, - только все равно
ничему не научил Чернобыль,
здесь, как прежде, гнусно и темно...

Мое сердце в двух режимах бьется,
тени близких ходят по пятам,
и любовь уже не улыбнется
мне ни там, ни здесь, ни здесь, ни там.

Выстроились беды по ранжиру -
все мои, за алчность не кори.
Было мне и мерзко, и паршиво -
всяко было, что ни говори.

Но по свету сколько б ни носило,
даже если скорби утолю,
не устану повторять "спасибо"
всем, кого любил, кого люблю...

 
ПОПУГАЙ

1

Вижу, грустно вам немножко,
стресс, я полагаю.
Заведите пса иль кошку,
лучше - попугая.
Попутай внесет порядок
в дом ваш, он из бравых.
Если знает слов с десяток,
то с десяток бранных.
Хоть не слишком он воспитан,
вас-то не ославит.
Коль начнет "дур-р-рак!" вопить он,
это не со зла ведь.

2

В нашем доме никто не спит,
в двух шагах я, брат, от инфаркта.
Попугай день и ночь сипит:
"Я люблю Вас, моя инфанта!".

Ох, заладил он, черт возьми,
все не может остановиться,
мне неловко перед людьми
за стенания этой птицы.

Матерился бы лучше он,
попутай этот, будь он проклят.
Был взбешен я, теперь смешон,
слезы лью, и подушка мокнет.

Моя радость, я не грублю,
но уйми ты комедианта
и наплюй на его "Люблю,
я люблю Вас, моя инфанта!.."

Я характер свой придержу,
никого вокруг не пугая.
Об одном лишь тебя прошу:
научи молчать попугая.

* * *

Жаркий денек,
не отыщешь тенек -
ни облачка, ни ветерка.
Водка с лотка
не горька, а сладка,
любовь не сладка, а горька.
Что тут сказать?
Все узлы развязать
я вовек не сумею, нет.
Зла не держу,
насовсем ухожу -
всем вам общий большой привет.
 
* * *

На чужих ветрах продрогнув,
полупсих полуслепой,
ну зачем ты так подробно
помнишь первую любовь?

В неземном глухом просторе
та любовь живет давно.
Вспоминать ее - пустое,
вспоминать ее - смешно.

Зря ты плачешь и томишься,
ведь известно наперед:
то, чего сильней страшишься,
враз как раз произойдет.

Ну-ка дерни кружку спирта
и еще, на посошок,
а потом пойди поспи-ка,
не губи себя, дружок.

Не губи себя, не надо,
ведь былого не вернуть.
Распоследняя отрада -
умотать куда-нибудь.
 
* * *

Насквозь фальшиво жил знакомый мой,
пронзительно фальшиво, до зарезу,
и то, что именуется душой,
крошилось, как от ржавчины железо.

Но с ним сдружилась женщина одна,
я помню, как она смеялась звонко,
она влюбилась (не ее вина),
она хотела от него ребенка.

Ей было далеко за тридцать лет,
она устала в ожиданьи счастья,
ей безразлично: ругань иль участье,
ей нужен лишь ребенок - воздух, свет.

Она сказала: "Счастье - это блажь,
единственная радость - это дети,
коль нет их - жить зачем тогда на свете?
Без них все пусто, плачь или не плачь".

Ее не понимал знакомый мой,
он сам себе был время и пространство,
иное не могло соприкасаться
с его перержавевшею душой.

А женщина ребенка родила,
и хоть пока не говорит он "мама",
все ж весит он четыре килограмма,
и даже ночь от глаз его светла.

А мой знакомый, Бог его прости,
не ощутил ни радости, ни муки,
ушел к другой, где изнывал от скуки,
я думаю, его нам не спасти...

* * *

За собою вслед не тороплю
ни любви, ни славы, ни восторга.
Я сторонник самого простого:
разлюбил - так значит не люблю.
Оземь расшибается звезда,
догорает жизни головешка.
Ну давай, решай! Довольно мешкать!
Убегать - так раз и навсегда!