История одного самоубийства,

     Выпить залпом стакан спирта дело вообще непростое, тут нужно иметь немалый опыт подобного рода деятельности и вдобавок железную выдержку. Вон, офицеры, например люди, казалось бы, со стержнем, волевые и к алкоголю привычные, а вот как доходит дело до обязат ельного в их сословии обмывания очередного звания, не каждый из них с первого раза может влить в свой пищевод традиционный стаканчик огненной воды. Даже сорокаградусной, как еще Дмитрий Иванович завещал. Глотают, болезные, по глоточку, а глазенками все на блестящую маленькую звездочку смотрят, ту самую, что со дна этого стакана им сияет, вся такая обеззараженная и еще не ношеная. Порой даже слезу пустят, непроизвольно, конечно.

     Но ритуалы ритуалами, офицеры офицерами, а тракторист Олег Михайлович, он же Михалыч, из села Михайловка, что в степном Крыму затерлось где-то между городом Саки и берегом Черного моря, пить умел не только самогон и разбавленный водой из-под крана технический спирт, но и "напитки" куда экзотичнее. Антифриз, например. Правда, это давно было, еще по молодости, в те времена, когда ни с того ни с сего виноградники в Крыму вдруг начали вырубать, да милиция по домам шастала и самогонные аппараты изымала. Смутное было время. Глупое какое-то.

     Михалыч несколько секунд побултыхал чайной ложечкой в стакане, до краев наполненном прозрачным медицинским спиртом. Серые хлопья постепенно растворялись. Конечно, можно было выбрать для этих целей и обычную воду, или даже, вино, как в лучших домах Парижа, но не разу не бывавший в Париже, как впрочем, и почти что нигде не бывавший, кроме родной Михайловки, Михалыч не стал усложнять себе задачу. В конце концов, в спирте все растворяется намного лучше. В том числе и мышьяк.

     Достать смертельный яд, получивший свое название то ли от слова "мышь", коих бессчетное количество полегло по своим норам после трапезы начиненной этой отравой снеди, то ли от серого, вроде как мышиного, цвета кристалликов, особенного труда не составило. Нашелся добрый человек, продал. Спирт продали в аптеке. А больше ничего Михалычу нужно и не было, потому как сегодня утром он окончательно решил свести счеты с жизнью.

     Казалось бы, домик у него в Крыму, всего в нескольких километрах от усеянного тающими под южным солнцем медузами песчаного пляжа, огородик, поросенок годовалый, только и ждущий, как бы стать холодцом, живи и радуйся. Но нет, все туда же! Жизнь, видите ли, утратила свою прелесть и пора с ней кончать. Реинкарнация там, загробная жизнь, да хотя бы и небытие, все лучше, чем так. Ну что ж, Михалыч, решил, так действуй.

     Резко выдохнув, опытный тракторист приложился к стакану и в несколько крупных глотков выпил все его содержимое. Губы, десна, язык, не говоря уже про глотку и пищевод, жгло так, что у Михалыча уже на этом этапе мелькнула мыслишка: "А нет ли способов поприятнее?"

     Но отступать было уже поздно, растворенный в спирте мышьяк уже двигался где-то в недрах его грудной клетки в сторону желудка и Михалыч, через силу влив в себя последние капли, с грохотом поставил стакан донышком кверху на стол. Все! Теперь оставалось только ждать.

     Бесцельно пошатавшись по комнате, он уселся в кресло с лопнувшей в нескольких местах истертой обивкой и, закинув ногу на ногу, глубоко вздохнул. В груди все еще немного пощипывало.

     Он подумал, что, наверное, в такие моменты, когда конец уже близок, принято вспоминать свою жизнь, причем лучше это делать в хронологической последовательности. Но сколько не старался, мысли его то и дело срывались к насущному, к событиям последних месяцев...

     Подумать только, еще какой-нибудь год назад он был пышущим здоровьем, крепким мужиком. А теперь?! Кожа да кости. Глаза ввалились, кожа обвисла и приобрела землистый цвет. Вдобавок, тошнит постоянно. И что самое обидное, никто из врачей так и не смог вразумительно объяснить ему, чем он болен. Никто!

     Высказывались самые смелые и малоправдоподобные версии, его осматривали светила местной медицины, даже, говорят, специальный консилиум собирался по вопросу его здоровья, но результат в итоге оказался точно таким же, как и после самого первого осмотра, который ему по-соседски провела тетка Марфа, проработавшая три четверти своей жизни уборщицей в ветеринарной клинике. "Чей-то ты шибко хворым выглядишь, Михалыч, - компетентно поведала она, - надо тебе к доктору сходить, провериться". Сходил, проверился. Доктора лбы хмурят, в затылках чешут, сложные многобуквенные термины свои без запинки выговаривают, а диагноза как не было, так и нет.

     Конечно, первой мыслью у каждого из них было, что у Михалыча непременно рак, причем обязательно крайне запущенный. Только вот чего именно рак, какой орган поражен этой хворью, так никто и не сказал. Не нашли. А Михалыч все увядает, тает буквально на глазах. Как те медузы. Обидно. Но что уж тут поделать, видно, судьба у него такая.

     Тетка Марфа, когда после многочисленных мытарР’В­ств по местам лишения болезней Михалыч наконец вернулся в свой дом, зашла его проведать и прямо с порога придала ему сил и уверенности в завР’В­трашнем дне. "Ой, Михалыч, ты что-то совсем плохой стал, - качала головой она, - раз тебя доктора из больницы выписали домой, значит, помрешь скоро". И ушла.

     Спасибо ей, конечно, за комментарий, но только после этого Михалыч совсем уж погрустнел и даже аппетит у него пропал. Зато осталась тошнота, все лучше, чем ничего.

     Одно время он пытался лечиться народными средствами. Но мутные и почему-то обязательно горькие настойки "от живота", "для сердца" и "при общем недомогании" ему не помогли, и Михалыч бросил это дело.

     Погоревав несколько дней, он как-то смирился с неотвратимостью происходящих с его организмом изменений и у него даже начал понемногу восР’В­станавливаться аппетит, когда нелегкая снова принесла в его дом тетку Марфу. Войдя без стука, она стала на пороге руки-в-боки и громогласно огорошила жующего сухарик Михалыча очередной порцией позитива: "Ты жив ишшо? А болтали, уж помер".

     А из-за могучего плеча ее выглядывают еще две соседки в платочках. Делегация, значит, пожаловала. ПолюбопытсР’В­твовать пришли, жив ли он еще или уже можно начинать приготовления к поминкам.

     Услыхав нотки разочарования в голосе Марфы, Михалыч тут же подавился сухариком, и чуть было на месте не исполнил прогноз соседки. Откашлявшись, он выгнал жизнерадостных баб обратно на улицу и тяжело повалился в кресло. То самое, в котором сидел и сейчас. Ничего удивительного, просто второго кресла у него не было. То есть было когда-то, но его съели мыши, те самые, в честь которых мышьяк назвали мышьяком, и его пришлось выбросить.

     Вот тогда, после ухода соседок во главе с теткой Марфой, сидя в этом своем единственном, а потому любимом кресле, он и принял то самое решение, которое сейчас и исполнял. Отравиться.

     В животе нехорошо заурчало, и Михалыча внезапно осенила очень неприятная мысль. Он слышал как-то, что когда человек умирает, его мочевой пузырь и кишечник сразу же перестают, скажем так, держать в себе свою начинку. А начинен был Михалыч будь здоров. С утра еще не посещал отхожего места, именуемого на флоте гальюном. А накушался он напоследок, так сказать, на дорожку, любимой картошки с салом так, что у тетки Марфы, когда она непременно придет удостовериться в том, что он таки отошел, точно будет о чем поговорить с каждой бабкой в их селе, а может быть, и в соседних.

     Представив себе эту картину, как он восседает в липком промокшем кресле и тетка Марфа, зажимая нос, подходит к нему поближе, чтобы получше разглядеть подробности произошедшего с ним конфуза, Михалыча бросило в пот. Нет, такой посмертной славы ему точно не нужно. Уж чего-чего, а только не этого.

    В животе снова забурлило, и вот теперь Михалыч испугался уже не на шутку. Смешно сказать - смерти своей, которая должна к нему пожаловать с минуты на минуту, он сейчас не боялся абсолютно, а вот обдудониться жуть как было неохота. Ну просто хоть не умирай!

     Не теряя больше ни секунды, он вскочил и бросился было в сторону туалета, но тут сильнейший спазм где-то в недрах кишечника заставил его согнуться пополам. Даже в глазах потемнело. И надобность появилась оправиться прямо немедленно. Вот прямо здесь и сейчас. Ужас! Вот тетке Марфе материал будет для сплетен!

     Михалыч рванулся в туалет... опустим подробности, но он, скажем так, успел.

     С чувР’В­ством выполненного долга победителем он вернулся в свое кресло и вновь удобно в нем уселся. Все, теперь бояться больше нечего. И торопиться, по всей видимости, уже тоже больше никуда не придется. Все, отбегался Михалыч. Теперь можно и помирать. 

     Он вновь задумался о своей загадочной болезни. Как его только не обследовали, чем только не лечили...

     Новый спазм в животе выдернул его из раздумий. Больно. Спазм на этот раз был не долгим и не особенно сильным, но зато, только он прошел, как наступил новый, чуточку сильнее. Затем еще один, затем еще... Неприятным сюрпризом было то, что спазмы эти, будь они неладны, вновь сопровождались позывами посидеть на чем-нибудь кроме кресла, а точнее на "горшке". Да что же это такое?! Как же не вовремя-то!

     Михалыч попробовал расслабиться, но тут же спохватился, вовремя поняв, что только что чуть было не совершил непоправимую ошибку. Расслабляться в его положении было уж точно никак нельзя. Чревато, так сказать, последствиями.

     Бормоча себе под нос ругательства в адрес съеденных накануне продуктов, он вновь устремился в туалет, посещать который в этой жизни уже и не планировал. А оно вон как получилось.

     В голове уже немного шумело, появилась некоторая эйфория для его неоднозначного положения весьма несвоевременная, но он вновь успел использовать туалет по его прямому назначению. Но в этот раз из отхожего места он возвращался уже не таким героем. Нет, не подумайте только, что тракторист Михалыч сделал что-то не так, за что ему может быть стыдно или неудобно перед теми, кто его найдет завР’В­тра утром. Совсем нет. Просто, не успел он еще вернуться на свое насиженное кресло, как спазмы в животе с позывами возобновились вновь, да еще такие сильные, что, не пройдя и середины расР’В­стояния, ему пришлось заворачивать назад. Даже вода в бачке набраться не успела. Форменное безобразие.

     При всем при этом спирт уже всасывался в кровь такими темпами, что голова не на шутку шла кругом, и ноги начинали заплетаться. Много ли истощенному нужно? А тут целый стакан неразбавленного принят, мало не покажется.

     Доплетясь до уже порядком насиженного за сегодня унитаза, он угнездился на нем и закрыл глаза. Ему было очень плохо. Очень! Тошнота, головокружение, мелькание "мушек" перед глазами, послабление стула, опять же! Все симптомы отравления мышьяком налицо. Значит, скоро конец. При этом кишечник все продолжает работать как ненормальный, почти ежесекундно исторгая из несчастного свое нечистое содержимое и, судя по всему, успокаиваться не собирается.

     Михалыч даже заплакал. Нет, ну это же надо так опростоволоситься?! Это же надо? Помереть сидя на горшке! Кошмар! Какой материал для тетки Марфы! Да и вообще!

     Очередной сильнейший спазм согнул вконец охмелевшего Михалыча пополам, и в этот момент ему показалось, что внутри у него что-то оборвалось. "Конец, - крутилось у него в заспиртованном сознании, - сейчас помру. Вот же дурак! И угораздило же меня..."

     Спазм, позыв, спазм, продуктивный позыв... Голова идет кругом...

     Внезапно все прекратилось. Кишечник вроде бы больше не мог ничего из себя исторгнуть, да и спазмы стали реже и какие-то совсем слабые, словно отголоски былого величия. А вот спирт в крови, похоже, достиг своей пиковой концентрации...

     Картина! Пьяный мужик со спущенными (слава самодисциплине!) штанами верхом на унитазе, безуспешно скребет ногтями по стене, не в силах дотянуться до рычажка спуска воды...

     Очнулся Михалыч через несколько часов лежа на полу и даже не сразу вспомнил, что с ним происходило. Когда вспомнил, ужаснулся.

     Во-первых, он был все еще жив, что в его ближайшие планы точно не входило. Во-вторых, штаны были все еще спущены ниже колен, что, если бы кто-нибудь видел его сейчас со стороны, было бы весьма неэстетично. В-третьих, запах...

     Наспех натянув штаны, морщась от головной боли, Михалыч смело шагнул к унитазу и тут его искушенному взору предстало такое, что он и в самом деле чуть было не помер от переизбытка впечатлений. В повидавшем виды жерле унитаза покоился здоровенный гельминт, цепень, по привычке слопавший то, что ему преподнес Михалыч. Но если картошка с салом и, чего уж там греха таить, самогоночкой, цепню шли только на пользу, то мышьяк подорвал его молодое здоровье, причем необратимо.

Не знаю, улыбались вы или недовольно морщились, когда читали эту историю, но она произошла на самом деле с одним из жителей села Михайловка в 2011 году. Изменено только имя главного героя. Кстати сказать, после изгнания глиста этот незадачливый самоубийца быстро пошел на поправку, вновь набрал вес и на момент написания этого рассказа был жив и совершенно здоров.

Алупка, 4 марта 2014 года