Эксклюзивное интервью с Ритой Бальминой, литератором и художником-дизайнером

"Я лежу на земле (да поможет ей страх),
А моя голова от меня в двадцати или больше шагах.
Я руками оторваными от тела
Эту землю до боли чужую обнять захотела.
Я лежу и лечу над безбожным контуженым глобусом
Вперемежку с обломками взорваных вклочья автобусов.
Я кровавая пыль... пусть не ждут меня дома...
Как любезны улыбки политиков на приемах!"
 
/Рита Бальмина. "Теракт". Тель-Авив 1995г./

ЗНАКОМЬТЕСЬ 

...Она - русский поэт, прозаик и профессиональный художник-дизайнер. Родилась Рита Бальмина в Одессе, училась в местном художественном училище им. М. Б. Грекова и Харьковском художественно-промышленном институте. В конце 1980-х - активистка неофициальной литературной жизни Одессы. Участница изданной там в 1991 году антологии "Вольный город". С 1990 года жила в Израиле, в Тель-Авиве, держала литературный салон.

В Израиле изданы три книги стихов: "Закрытие Америки" (1993), "Флорентин или Послесловие к оргазму" (1996), "Стань раком" (1998). Лауреат литературной премии имени Довида Кнута (1995).

Лирика Бальминой первой половины 1990-х связана с любовными переживаниями. Во второй половине 1990-х сфера её творческих интересов смещается в сторону всё более и более откровенной эротической поэзии, из-за чего вокруг её имени создалась скандальная атмосфера.

С 1999 года Бальмина живёт в США, публикует свои произведения в журналах "Слово-Word", "Побережье", "Членский", "Крещатик". В журнале "Черновик" публикует свои тексты в жанре визуальной поэзии. В 2004-ом её стихи вошли в антологию "Освобождённый Улисс". В 2005 году в США вышла её новая книга "Из бранного", а в 2008-ом в Москве - сразу две её книги: "Недоуменье жить" и "Бал мин". Публиковалась в периодических изданиях и литературных журналах России, Украины, Европы, США и Израиля, в том числе в престижнейших: "Иерусалимском журнале", "Интерпоэзии",  "Эмигрантской лире", "Детях Ра" и "Зеркале". А ещё она участник антологий "Вольный город" (Одесса, 1991), "Поэты Большого Тель-Авива" (Израиль, 1996), "Левантийская корона" (Израиль, 1998 г.), "Освобожденный Улисс" (Москва, 2004 г.), "Антология поэзии" (Израиль, 2005), "Антология одного стихотворения" (Москва, 2010), "Глаголы настоящего времени" (Киев, 2013) и многих других.

 Рита Бальмина - член Союза писателей Израиля и Международного ПЭН-клуба, лауреат литературной премии имени Д. Кнута за 1995 год. Номинант Бунинской премии за 2007 год.

ПОЭТЫ-СОВРЕМЕННИКИ О ТВОРЧЕСТВЕ РИТЫ БАЛЬМИНОЙ

"Рита Бальмина - хороший поэт и подлинный человек. Это совсем просто увидеть... Любая строфа рассказывает об этом. Что ни катрен- верительная грамота. Хотя тут и метафоры... И аллегории... И парадоксы.... И Нью-Йорк с Одессой вместе. Почему ж нет? Достоверность делает картину объемной, не бумажной, не буквенной.

Хотя буквы много значат, испокон веков. Рита Бальмина, имея зрение, слух и чутье поэта - умеет все расставить по местам. Не манифестарно.... Не  поучительно... А только затем - чтоб вписать свои строки в общую книгу русской речи".

/Вероника Долина/

"Рита Бальмина, пожалуй, самый тель-авивский наш поэт. "Тель-авивский" - это не прошлое её местожительство и не эпитет. Высокое слово "поэт" ни в каких эпитетах - большой, значительный, искренний, интересный, самостоятельный, прекрасный, и прочая прочая... - не нуждается. Поэт - и этим сказано уже почти всё. "Тель-авивский" -  употребляю в том смысле, что лучше и больше, чем Рита, на мой взгляд, никто этот город не воспел и не оплакал.  К сожалению, последние годы получилось так, что Рита живет в Нью-Йорке. Дай Бог ей стихов и остального счастья и там. И дай Бог ей вернуться домой, в Израиль, когда она почувствует, что пора возвращаться".

/Игорь Бяльский/

"Рита Бальмина  - яркий лирический поэт, стихи которой известны как в Украине, так и в Израиле и США. Её лирика рискованна и порой открыто эротична, провокативна. Однако Рите никогда не изменяет природный вкус и чутье художника".
 
/Людмила Херсонская/

"Мне не раз доводилось утверждать, что женщины в исповедальной лирике превосходят мужчин мужеством открытости и незащищённости. К Рите Бальминой это утверждение имеет прямое отношение. Она бескомпромиссна в своих сюжетах и темах, что вызывает чувство уважения к позиции автора. Но чувство уважения в восприятии художественного текста - довод малоубедительный. Поэтому и дорого с читательской точки зрения, что тексты Бальминой затрагивают эмоциональную сферу сознания, побуждают к сопереживанию, тревожат и отзываются болью. Потому что перед нами художественное воплощение мысли и чувства.
Потому что перед нами - поэт".

/Даниил Чкония/

"Стихи оказываются живыми, когда в них ощутим живой человек - телесный и духовный, ограниченный и непредсказуемый. Но это лишь часть истины. Сквозь открывающегося в стихах человека просвечивает опять-таки поэзия, словно она лежит в основе самой жизнедеятельности пишущего. Так, видимо, и есть в случае подлинного поэта. Думает он об этом или нет, но слово и бытие слиты для него воедино: нет существования вне слова и нет слова вне существования. Если отсутствует эта слитность, не выручат автора ни многозначительность говоримого, ни изыск примитивизма, ни ошеломляющая заумь.

Стихи Риты Бальминой - стихи в этом смысле на редкость живые.  Теплота и непреодолимая нежность лирической героини к другим и к себе самой, ее бескорыстие, независтливость и бесстрашие позволяют ей оставаться счастливой даже в столкновениях с гнетущими и невыносимыми сторонами жизни. Внутренняя свобода - вот, пожалуй, ключ к восприятию её поэзии. Как известно, изнанка внутренней свободы - одиночество. Нужен особый дар, чтобы нести его, подобно героине стихов Риты Бальминой: легко, без позы, без претензий к миру - так, словно его и нет, одиночества. Да и есть ли оно взаправду, коль скоро его оборотная сторона - внутренняя свобода?".

/Анатолий Добрович/

ЧУВСТВУЮ СЕБЯ ИНОПЛАНЕТЯНКОЙ...

-  Рита Дмитриевна, вы - известный поэт и профессиональный художник. Как творчество вошло в вашу жизнь?

- Живописью я увлекалась с детства, а литература в круг моих интересов не входила…

 - Простите, но поверить в это сложно. Я читала о вашем юношеском увлечении французской поэзией.   Имена русских писателей и поэтов, о которых вы писали,  известны разве что филологам - искусствоведам.

- Моя мама была профессиональным переплётчиком, к ней на реставрацию попадали совершенно уникальные книги. Мне повезло жить среди редких, подчас запрещённых книг - именно такие мама приносила реставрировать домой. Пользуясь ситуацией, я читала эти  уникальные книги и сожалею до сих пор, что у меня уже никогда не будет возможности прочесть их до конца. Часто мама заканчивала работу над ними раньше, чем я успевала добраться до последней страницы. По тем временам это были писатели второго или третьего ряда, но время показало, что сейчас  они являются более яркими, чем те, кто тогда был "в фаворе". Это моё личное мнение.

Рисовать начала с детства, с упоением и безостановочно. Везде - даже на стенах. Художественная школа, училище, институт - другого выбора для себя я не видела. Стихи пришли позже - в 26 лет, в критической для жизни ситуации. Вероятно, тогда во мне и проснулась дополнительная, пишущая душа. Меня заметили, я органично влилась в творческое обьединение одесского поэта Юрия Михайлика, который позднее уехал в Австралию. Кое-кто из молодых поэтов уехал в Европу, некоторые остались в Одессе, но почти все мои друзья в конце 80-х - начале девяностых уезжали в Израиль. Мы с родителями ждали от родственников вызова в Америку. После обьяснения с родителями я уехала в Израиль - и нисколько об этом решении не жалею. Там я была на своём месте, чувствовала себя прекрасно, мне писалось. У меня было много друзей и интересная работа - я разрабатывала эскизы предметов иудаики из серебра. А к родителям в Америку  приезжала в гости. Но в 1999-м тяжело заболела мама, и мне пришлось переехать к родителям. 

Сегодня ни мамы, ни папы  уже нет со мной… А я чувствую себя инопланетянкой:  так было и в Одессе, и в Израиле, так происходит и в Нью-Йорке. Но плохо мне не бывает нигде - я просто не вписываюсь в окружающую среду.

- А что самого ценного дали вам родители?

- Прежде всего - толерантность и уверенность во себе. Мама была волевым человеком, отец - очень добрым и понимающим. Они соглашались со всеми моими решениями и воспитали во мне самостоятельного человека.

- Kто из писателей оказал на вас наибольшее влияние? Каковы ваши литературные пристрастия?

- Из классиков - Анатоль Франс, Герман Гессе, Марина Цветаева, Иосиф Бродский. Из современников Виктор Пелевин, Владимир Сорокин, Михаил Зив, Сергей Четвертков, две Нины - Искренко и Демази. Читаю произведения разных авторов. Перечитываю из них некоторые: "Фауста" Гете, пушкинского "Онегина", "Хазарский словарь" Милорада Павича, "Часть речи" Бродского, "Игру в классики" Картасара, сорокинские "Пир" и "Голубое сало", "Невыносимую легкость бытия" Кундеры. Из  талантливых и самобытных писателей могу назвать нью-йоркских прозаиков Павла Лемберского и  Ольгу Исаеву,   московскую поэтессу Веру Павлову .

- Когда к вам приходит вдохновение? Нужно ли для этого какое-то душевное потрясение или наоборот: состояние душевной гармонии?

- Пишу во время работы, когда рисую или леплю, особенно много писала, когда занималась чеканкой. Лучше всего пишу под воздействием сильных негативных эмоций: ревности или обиды. Еще очень хорошо пишется в общественном транспорте. Большинство венков сонетов написаны в автобусах, поездах и даже самолетах.

Я сотворяю идолов дверных:
Засов задвинув, плотно притворяю
Отесанные створки их -
И свой покой вечерний водворяю.
Но идолов окна стеклянный взгляд
Уставился на двор колониальный
С разлапистой и остропалой пальмой,
Которую ветра не оголят.
Здесь, в непригодном для житья жилье,
В глухом углу языческого мира,
Верша обряд на письменном столе,
Родной язык творит себе кумира.
Он заплетается в густую вязь,
Нанизывает образы на нервы.
Покорной жрицей к алтарю явясь,
Несу свои очередные жертвы.

- Ваши  музыкальные предпочтения?

- Предпочитаю тишину. Иногда могу послушать лёгкую классику: Моцарта, Чайковского. Из современников - Меркури, но так, чтобы не видеть его, а только слышать. Тишина для меня желательнее музыки. Музыка навязывает свой ритм, и он не всегда совпадает с моим внутренним...

- С грустными нотками ностальгии вы нередко пишете о желании вернуться домой. Где он, ваш дом?

- Конечно, речь идёт об Израиле. Мне хотелось бы вернуться. Жизнь там протекает ярче. К сожалению, круг моих друзей редеет - кто-то эмигрировал в Канаду, кто-то вернулся в Россию, некоторые ушли в мир иной. А тогда, в 90-х, мы были молоды, легки на подьём, собирались часто: по четвергам - в Доме ветеранов сионизма в Тель-Авиве, по пятницам - на крыше моего дома, -  и читали друг другу стихи.

И ещё - в Израиле удивительно красиво стареют: пожилые люди там ухожены, модно одеты, у них есть круг собственных интересов.  И потому я хочу стареть в Израиле.

- Какие чувства вы испытываете, когда рождается новое стихотворение?

- Я не всегда ставлю точку сразу, долго дорабатываю, переписываю, редактирую. Ощущения "рождения стиха - ребёнка" у меня отсутствует. Возможно потому, что я поздно стала матерью. Родила сына после 40 лет - и моя жизнь совершенно изменилась. До этого я отвечала только за себя, а теперь всё совсем иначе.  Мой сын - важнее всего, и я сожалею, что до сих пор приходится уделять работе больше времени, чем ему.

Это просто Нью-Йорк и ноябрьская стылость,
Это просто полтинник уже "на носу",
И небесная твердь прорвалась, опустилась
На плечо, на котором ребёнка несу.
 
Он устал и уснул, шебутной почемука,
Я от стужи его прикрываю рукой.
И не крест, но крестец и крестцовая мука,
Мой последний шедевр, невербальный такой…

ГРАЖДАНИН ПОЭТ

- В декабре 2014-го в одном из нью-йоркских издательств вышел поэтический сборник "НашКрым". В предварительных релизах одном из авторов значились и вы, Рита Дмитриевна…

- С одним из редакторов сборника Геннадием Кацовым, я знакома давно, мы вместе работали в редакции "Вечернего Нью-Йорка". Поэтому я доверилась Геннадию и позволила включить мои стихи в этот сборник. Он обьяснил, что название  сборника является антитезой к лозунгу "КрымНаш". На деле никакой антитезы не получилось, результатом стало зеркальное отражение реальной действительности. Сто двадцать  поэтов с совершенно разным уровнем дарования, несхожестью философии и гражданской позиции, были обьеденены в нечто, что должно было послужить утопической идее нейтральности поэта в геополитике во время войны.

Меня, как и других поэтов, открыто стоящих на проукраинской позиции, откровенно говоря, подставили. Вначале проекта идея "нейтральности" не фигурировала, составители настаивали на идеологической антитезе девизов "НашКрым"  и "КрымНаш". Тогда не только я, но и выдающийся украинский поэт  Борис Херсонский, как и некоторые другие авторы, занимающие проукраинскую позицию, дали своё согласие на публикацию. Но вскоре, почувствовав двойную игру составителей, отозвали свои стихотворения… Я открыто заявила о своём  несогласии с принципом всеобщей нейтральности и приложила немало усилий, чтобы не быть причастной к этой двусмысленной затее. И очень рада, что редакторы после утомительной дискуссии всё же пошли мне навстречу и вернули мне подборку стихотворений.     

Война между Россией и Украиной - это не война между нациями, это война за право выбора путей развития: Запад или Восток. Это выбор между прошлым и будущим. Я твёрдо уверена, что наилучший выбор для Украины - это Запад. Тот, кто хочет вернуться в прошлое, в "СССР" - тот против. В России всегда развитие было результатом борьбы западничества и славянофильства. Россия, а вернее верхушка российская, вновь выбрала восточный путь развития, и показала свою истинную сущность. Оккупированный Крым вряд ли вернётся в Украину. Крымчане в результате санкций будут жить как при Советском Союзе, во всём себе отказывая, но Россия Крым не вернёт. Всё это озлобляет людей. Экономики обеих противоборствующих стран падают. Гибнут и становятся инвалидами молодые люди …

В такой ситуации быть "нейтральной"? Нет, для меня  это невозможно. Я считаю, что нет ничего ужаснее возврата к советскому строю. Украинскому народу сейчас очень трудно, ему необходимо сплотиться. У небогатой, но стойкой страны -  Украины -  появился реальный шанс стать нормальным европейским государством.

 - Для вас не существует запретных тем,  интерес читателя вызывает и  глубокая философская лирика, и непримиримая, но напрочь лишённaя кичливости и фальши, гражданская. Достоверна до малейших штрихов - городская лирика.  Великолепна в откровенности и образности лирика романтическая, любовная.

- Я пишу о тех городах, в которых жила - Одессе, Тель-Авиве, Нью-Йорке. О радостях и горестях их жителей, о проблемах, которые затрагивают всех нас. Эти проблемы пропускаю через себя, и читатель это не может не заметить. Помните мои стихотворения израильского периода -  "Теракт" и "Автобус"?   Философствовать не люблю, но для меня, как поэта, важны вечные вопросы любви и смерти. В бога не верю, но стихи мне определённо кем-то диктуются…К сожалению, литературными критиками и читателями моё имя упорно ассоциируется именно с эротической лирикой. Я очень устала от этого стереотипа.
Я - человек, и я - поэт это две совершенно разные личности, два разных характера. В моей любовной лирике главное - отнюдь не откровенность и эпатажность образов, это лишь инструмент для попытки понять и принять само понятие любви. Венки сонетов я писала около двадцати лет назад, живя в Израиле. К счастью, мои коллеги по Союзу писателей Израиля смогли  понять и оценить эти стихотворения. Но многих читателей, особенно старшего поколения, откровенность моих образов привела в ужас.

В обьятья первого хамсина
От страсти стонущей Далилой
Упала стерва-Палестина,
А я - в твои объятья, милый.

Для ночи догола раздета
Луна - бесплатная блудница -
На бледный пенис минарета
От вожделения садится.

Дрожат у пальмы в пыльных лапах
Соски созвездия Змеи,
И всех моих соперниц запах
Впитали волосы твои.

И я не понимаю снова:
До коих пор, с которой стати
Я все тебе простить готова
Под неуемный скрип кровати?

Понять глубинный, отнюдь не эротический смысл стихотворения смогли не многие. Позднее откровенность любовной лирики прекрасной русской поэтессы  Веры Павловой такой ханжеской реакции уже не вызывала.  

- Вы ломаете стереотипы мышления, не всем дано это понять. Как вы реагировали на чудовищную травлю, развернувшуюся в интернете? Какими только эпитетами вас не награждали разгневанные читатели!

- Меня тогда поняли и приняли не только коллеги - поэты моего поколения, но даже чиновники Союза писателей. Однако травля действительно была, и не только в интернете -  в прессе, на телевидении и радио. Она не была  спонтанной, её хорошо организовали, с использованием "возмущённых читателей". Реагировала я по-разному: в основном - молча.

Заклещен клювом клеветы -
Окаменевшим насекомым
Ты в кому комнаты закован...
Заклещен клювом клеветы.
В глаза поверившим знакомым
Не плюнуть сжавшим горло комом:
Заклещен клювом клеветы,
Окаменевшим насекомым...

Иногда плакала, но чаще давала резкий отпор. Когда-то сцепилась даже с Михаилом Генделевым, одним из отцов-основателей русскоязычной литературы в Израиле. Михаил Самуэлевич заявил, что наши писатели делятся на пики, бубны, трефы и черви, и в сердцах назвал Союз писателей Израиля "червями". Я не смогла промолчать, перечислила фамилии заслуженных и интересных  молодых авторов, и добилась от Генделева извинений. Как давно это было…

В литературной среде  Америки я чувствую себя дискомфортнее, чем в Израиле. Поэты здесь очень сосредоточены на себе, эгоцентричны. В Израиле мы тепло принимали всех вновь прибывающих, всех смотрели, всех слушали - все мы были своими, близкими по духу. И  дружеская поддержка коллег по творческому цеху была ощутимой.

В Израиле у меня было то, что необходимо поэту, как воздух - люди, которые меня понимали и принимали такой, какая я есть. Я была очень дружна с поэтом Михаилом Зивом, пейзажным лириком и философом. Даже называла его своим старшим братом. Несколько лет мы жили на разных этажах одного дома в Южном Тель-Авиве, и возможно из-за этого писали на одни темы. Он о Яффо, я о Яффо. Он свою "Федру", я свою. Замечательное это было время. Мы постоянно находились в состоянии творческого состязания, которое не дает расслабиться ни на один день. Мне тогда казалось, что вдохновение живет в том же доме, где живем мы - между нашими этажами. Чувства творческой состязательности мне очень не хватает в Америке, и потому пишется здесь и сложнее, и реже. Здесь, в пасмурном Нью-Йорке, у меня нет своей "творческой половинки"…

ХОЧЕТСЯ БЫТЬ ВОСТРЕБОВАННОЙ И ПОСЛЕ СМЕРТИ

- Пройдя через сложные испытания, вы сохранили особое, очень доброе и доверительное отношение к людям. Это заметно и в личном общении, и - особенно, в цикле выполненных вами портретов творческих людей. Вы пишете их, раскрывая лучшие душевные качества своих героев. Будет ли продолжен этот художественный проект?

- Думаю, что нет. За год - с 18 января 2014-го - написано уже достаточно. Я писала портреты лишь тех людей, с кем знакома лично. К каждому из них я собираюсь от руки написать эссе. Есть устная договорённость с представителями  Одесского литературного музея о том, что после завершения проекта  мои работы будут переданы на хранение в этот музей.

Моя бабушка была супругой одесского поэта Георгия Захарова (Зухр Махальников), который работал в 30-х годах прошлого столетия в легендарном одесском "Гудке"  вместе с  Олешей и Паустовским, был знаком с Брик и Маяковским. Дневники бабушки, на глазах которой происходила бурная литературная жизнь, написанные обьективно и непредвзято, и тем ценные, я также планирую передать на хранение в Одесский литературный музей.

Уже работаю над новым проектом. Пишу городские пейзажи, увлеклась воссозданием исторической атмосферы Манхэттена ХIII-XIX веков. Использую смешанные техники, получается интересно. И всё время учусь. Всю жизнь - учусь.

- Рита Дмитриевна, бывают ли у вас периоды, когда совсем не пишется?

- Да, такое со всеми случается. Боюсь этого панически, ибо велик риск замолчать навсегда. Поэтому в такие периоды я не останавливаюсь, многократно редактируя старые тексты.  В Израиле я "фонтанировала", могла за неделю написать венок сонетов.  В Нью-Йорке стала писать значительно меньше… Но основной принцип сохранила: - стараюсь быть максимально искренней. Даже когда полностью конструирую ситуации. А придуманного в моих текстах значительно больше, чем происходившего со мной на самом деле. Пишу обьективно и  безоценочно - ставить оценки читатель должен самостоятельно. 

…Что писать? и зачем? После Вертера - ветер,
После Бродского вброд сквозь бурлящий Бродвей.
Озаряется вспышками Верхний Манхэттен,
Подколёсной водой обдаёт до бровей.
 Это просто Нью-Йорк, ноября декорации…
Как бы мокрым зонтом от борея отбиться и
На прокрустову лажу второй эмиграции
Положить отсечённые ею амбиции?

- О чём вы мечтаете?

- Я мечтаю о бессмертии. Не физическом, а творческом. Хочется быть востребованной и после смерти. К сожалению, почти уверена в обратном, свидетельство тому - творческое забвение моих современников, поэтов, ушедших в мир иной.

- Думаю, кануть в забвение вам, Рита Дмитриевна, будет крайне сложно. Искренне желаю вам здоровья и творческого долголетия. А сейчас… весна вступает в свои права! Ваши пожелания читателям "Кругозора"?..
 
- Читателям - конечно, любви. Желательно, взаимной.

Когда любовь, сходящая на нет,
Вас оттесняет до крутой обочины,
Где преют листья рифмы навороченной,
Где одичалый чахнущий сонет
Среди дождливых зябнущих примет
В немых плодах скрывает червоточины
Точеных фраз, когда-то напророченных,
Чтобы созреть через десятки лет -
Притормозите там, где, одинок,
Сонет чернильным соком изнемог,
Бесплатный плод поспел в словесной кроне
У ваших ног, как брошенный щенок,
Он тоже может получить пинок,
Когда рука листок его уронит.

__________________
На фото: Рита Бальмина.