Чеченские миниатюры

А ГРОЗНЫЙ В ЧЁРНОЙ ДЫМКЕ ТАЕТ

Ми­нус ма­лень­ких го­родов в том, что тос­ке не бы­ва­ет мес­та вдо­воль раз­лить­ся... обя­затель­но мож­но встре­тить зна­комо­го, родс­твен­ни­ка или ещё ху­же - бес­ко­рыс­тно­го аль­тру­ис­та, ко­торый нач­нет пред­ла­гать свою по­мощь. И по­том эта не­выли­тая тос­ка за­ходит сно­ва в те­бя и в ор­га­низ­ме на­чина­ет­ся брож­же­ние...

В пос­леднее вре­мя в се­ти час­то на­хожу фо­то ста­рого Гроз­но­го, под­пи­сан­ные "А Гроз­ный в си­ней дым­ке та­ет". А мой Гроз­ный та­ет в са­мых раз­ных дым­ках... и ча­ще все­го та­ял в чёр­ной. Че­рез его пус­тые глаз­ни­цы окон я пы­талась выс­мотреть своё прек­расное да­леко... он на­водил на ме­ня всег­да ужас и страх... Гроз­ный бом­бят, Гроз­ный ок­ру­жили, в Гроз­ный вош­ли... Эти тре­вож­ные но­вос­тные свод­ки до сих пор зву­чат в мо­их ушах. Он был для ме­ня пер­во­ис­точни­ком всех бед. И в детс­тве я да­же иног­да не­нави­дела его... Ес­ли бы не бы­ло это­го прок­ля­того Гроз­но­го, мо­жет пе­рес­та­ло бы ле­теть на нас всё, что ле­тит с не­ба. Но он ведь не был ни в чем ви­новат, его без­винно и жес­то­ко уби­вали. Вся его ви­на бы­ла в том, что он не умел уми­рать.

А по­том - 2006 год... Пер­вые всту­питель­ные и пер­вое мо­роже­ное в пер­вом гроз­нен­ском пос­ле­во­ен­ном пар­ке. Ме­ня не­хотя ту­да по­тащи­ли, ут­вер­ждая, что вой­на за­кон­чи­лась. Этот ма­лень­кий о­азис, име­ну­емый пар­ком, на­ходил­ся на раз­ва­линах Гроз­но­го, оку­тан­но­го чер­ным ды­мом. Я ни­ког­да не за­буду как тряс­лась в мо­ей ру­ке лож­ка, ко­торой я ела мо­роже­ное. И ка­залось, ка­кая к чёр­ту юность? Ка­кие пла­ны? Ка­кая про­фес­сия? Раз­ве с та­кого стра­ха на­чина­ют жизнь?

Но жизнь на­чалась... И моё по­коле­ние про­топ­та­ло се­бе до­рож­ку в бу­дущее, рас­чи­щая её от тру­пов и смер­тей. И те­перь мой Гроз­ный то­же по­нем­но­гу на­чал та­ять в си­ней дым­ке. Он стал сво­еоб­разным го­родом, ко­торый хра­нит боль­шую па­мять боль­ших бед... Гроз­ный был до­мом мно­гих лю­дей, ко­торых жес­то­ко ли­шили это­го до­ма, и те­перь они жи­вут лишь на­деж­дой уви­деть свой го­род.

В прош­лом го­ду я сто­яла на ос­та­нов­ке у До­ма пе­чати и за­мети­ла на се­бе чей-то прис­таль­ный взгляд. Я ог­ля­нулась. На ме­ня смот­ре­ла по­жилая жен­щи­на, внеш­ность ко­торой до­казы­вала, что она яв­но не вай­нах­ской на­ци­ональ­нос­ти.

- Из­ви­ните, у вас ма­ма не ин­гушка?

- Нет, че­чен­ка, - улыб­ну­лась я в от­вет.

-Да? И в ме­дицин­ском кол­ледже она не учи­лась? - как-то расс­тро­ен­но пе­рес­про­сила моя слу­чай­ная зна­комая.

-Нет. Моя ма­ма фи­лолог.

-Яс­но... Под­ру­га у ме­ня бы­ла в Гроз­ном, ин­гушка, та­кая же ху­день­кая и с длин­ны­ми чер­ны­ми во­лоса­ми. Я бы­ла уве­рена, что вы её дочь - по­яс­ни­ла мне жен­щи­на.

Мой ав­то­бус подъ­ез­жал. Я как-то ви­нова­то про­из­несла:

-Мне по­ра!

-Да, ко­неч­но, счастья те­бе! Ты мне очень на­пом­ни­ла мою юность, - крик­ну­ла она мне вдо­гон­ку. И столь­ко ис­крен­ности бы­ло в этих сло­вах, как буд­то она хо­тела, что­бы я оп­равда­ла все её нес­бывши­еся ча­яния.

Я зас­ко­чила в ав­то­бус, и сев у ок­на, по­маха­ла ей ру­кой. А как-то раз в этом же ав­то­бусе взрос­лая рус­ская жен­щи­на веж­ли­во спро­сила у ме­ня нас­чёт ка­кой-то ос­та­нов­ки. Я объ­яс­ни­ла. Ког­да она выш­ла, наб­лю­дав­ший за на­шей бе­седой по­жилой че­ченец вдруг об­ра­тил­ся ко мне:

- Зна­ешь, я был при­мер­но тво­его воз­раста в да­лекие вось­ми­деся­тые, ког­да с дру­гом ехал в этом же ав­то­бусе, об­суждая ус­пешно сдан­ный эк­за­мен, ког­да вот та­кая рус­ская жен­щи­на ме­ня од­рну­ла за пле­чо и ска­зала: "Ни­ког­да не раз­го­вари­вай здесь на этом язы­ке".

Вот та­кой он, Гроз­ный... Го­род чь­их-то нес­бывших­ся на­дежд и бро­дящей сре­ди них мо­ей су­мас­шедшей меч­ты. Го­род, ко­торый иног­да ста­новит­ся нас­толь­ко род­ным, что хо­чет­ся це­ловать каж­дый его ка­мень, а иног­да нас­толь­ко чу­жим, что те­бе са­мой стран­но, как ты ока­залась на его ули­це. Го­род, в ко­тором в один раз  год ста­новит­ся страш­но, го­род, в ко­тором один раз в год ста­новит­ся про­тив­но, го­род, из ко­торо­го хо­тя бы один раз в год хо­чет­ся у­ехать нав­сегда. Го­род, в ко­тором я на­ходи­ла и те­ряла од­новре­мен­но. Го­род, в ко­тором я на­учи­лась не­нави­деть и пре­зирать. Го­род, в ко­тором я на­учи­лась лю­бить и на­де­ять­ся. Го­род, ко­торый та­ет в раз­ных дым­ках. Го­род, в ко­тором я сно­ва жду вес­ну...

По­ра "раз­вирту­али­зовы­вать­ся" и на­чать ре­аль­ную жизнь. Этой вес­ной всё бу­дет по-дру­гому... Я са­ма се­бе сде­лаю боль­шую до­зу анес­те­зии и на­учусь жить как все, на­учусь с рук кор­мить си­ницу, пе­рес­тав ис­кать в да­леком не­бе заб­лу­див­ше­гося жу­рав­ля. И так на­вер­ное, бу­дет луч­ше. На­вер­ное, и в се­рос­ти есть своя пре­лесть. На­вер­ное, и в рав­но­душии есть своя поль­за. На­вер­ное, и в бес­чувс­твен­ности есть своя ми­лость...

На­до на­учить­ся выс­лу­шивать люд­ское "все к луч­ше­му", са­мая боль­шая ту­пость, из всех что я слы­шала. При­душить бы то­го, кто это впер­вые ска­зал. Луч­ше не ста­ло, а прос­то ста­новит­ся так, как на­до... А пе­ред лю­бой не­из­бежностью на­до рас­кры­вать объ­ятия. И еще... На­до раз­жать эти объ­ятия, что­бы от­пустить то, что не при­над­ле­жит те­бе....

МОЙ МИР НЕП­РА­ВИЛЬ­НЫХ ПРА­ВИЛ

В детс­тве, ког­да ста­рики при ка­кой-ли­бо нес­пра­вед­ли­вос­ти, ка­чая го­лова­ми го­вори­ли: "Харц дуь­не ма ду х1ара" (это неп­ра­виль­ный мир), мне бы­вало ин­те­рес­но это суж­де­ние, и я пы­талась по­нять его смысл. Ведь нес­мотря на всё зло, тво­рив­ше­еся тог­да вок­руг, я всё же лю­била этот мир, проз­ванный ими неп­ра­виль­ным. А по­том… По­том всё ста­ло пе­реме­шивать­ся. Пе­реме­шивать­ся в бук­валь­ном смыс­ле.  Всё ле­тит ку­выр­ком в ог­ромную без­дну не­из­вес­тнос­ти. Ког­да за­кон­чится этот кам­не­пад, ког­да под опол­зня­ми гиб­нет нас­то­ящая че­лове­чес­кая ос­но­ва? Зло и ли­цеме­рие до­бира­ют­ся до свя­тынь, обес­че­щен­ная лю­бовь ва­ля­ет­ся у ног по­рока и бес­честия. Ложь гос­подс­тву­ет над ис­ти­ной, а тру­сость и фаль­шь сме­ют­ся над бе­зумс­твом храб­рости. Име­на ге­ро­ев то­нут в бо­лоте заб­ве­ния, а па­мять всей на­ции жес­то­ко по­руга­на и за­быта.

Что про­ис­хо­дит там да­леко, в на­ших се­дых го­рах? Они ста­новят­ся объ­ек­том раз­вле­чений для ве­селых ев­ро­пей­ских ту­рис­тов, а с кин­жа­лов, ле­жащих в пы­ли на му­зей­ных вит­ри­нах ос­ты­ва­ет теп­ло рук нас­то­ящих муж­чин, ко­торые ког­да-то собс­твен­ной кровью смы­вали лю­бой по­зор и лю­бое уни­жение. Ос­то­рож­ные, се­рень­кие, ма­лень­кие че­ловеч­ки всю­ду сну­ют вок­руг, ше­потом пе­реда­вая друг дру­гу пос­ледние но­вос­ти, об­суждая за гла­за се­бе по­доб­ных, с опас­кой ог­ля­дыва­ясь, ког­да из их нут­ра слу­чай­но вый­дет лиш­ний сме­шок. 

И этот оре­ол лжи как тря­сина за­тяги­ва­ет в се­бя, и те­бе так­же при­ходит­ся врать… А по­том - ка­раб­кать­ся из этой тря­сины, цеп­ля­ясь за тон­кую трос­тинку род­ной ду­ши, та­кой же оди­нокой и бе­зус­пешной как твоя. Ты прос­то зна­ешь, что она где-то есть: пусть и не ря­дом с то­бой, но есть, и бла­года­ря это­му ты сно­ва и сно­ва вы­бира­ешь­ся из бо­лота, от­ря­хивая се­бя от лип­ких во­дорос­лей люд­ско­го зла и рав­но­душия.

По­рой бы­ва­ет тя­жело ды­шать от это­го смра­да, и не ви­дишь ниг­де вок­руг ок­на, да­же ма­лень­кой фор­точки, что­бы от­крыть и на­дышать­ся све­жим воз­ду­хом. Вмес­то это­го ре­пор­тё­ры чу­жих жиз­ней ле­зут к те­бе с расс­про­сами. И не­уди­витель­но. Ведь я жи­ву не по мо­де. Я дав­но от неё от­ста­ла. Я пы­та­юсь сре­ди без­вкус­но на­кину­того тряпья под­дель­ной мар­ки "Луи Ви­тон" раз­гля­деть в лю­дях че­лове­ка, и всё ча­ще с го­речью де­лаю вы­вод, что не на­хожу его. Я не кри­чу о сво­ей люб­ви и не мол­чу о сво­ей не­навис­ти, а вок­руг всё про­ис­хо­дит сов­сем на­обо­рот. И лю­дям, учас­тни­кам боль­шой тол­пы, ко­торая идёт за не­уме­лыми зву­ками чь­ей-то дуд­ки, ни­ког­да не по­нять те­бя, нап­ро­тив - они при каж­дом удоб­ном слу­чае на­поми­на­ют те­бе, что ты не уме­ешь в этом ми­ре пра­виль­но жить и на­ходить свое счастье.

В этом я с ни­ми сог­ла­шусь. По этим пра­вилам я дей­стви­тель­но не умею жить и, на­вер­ное, уже не на­учусь. Каж­до­му ин­те­ресен твой внут­ренний мир. С кем ты дру­жишь, ко­му ве­ришь, ко­го ждёшь, кто лю­бит те­бя, а ко­го ты. Чувс­тва дол­жны быть на­из­нанку, жить нуж­но по прин­ци­пам сов­ре­мен­ной мо­ды. Тол­па са­ма вык­ро­ила эту мо­дель сов­ре­мен­но­го счастья, сов­ре­мен­ной люб­ви, сов­ре­мен­ной уда­чи. И все эти мёр­твые ком­по­нен­ты, ли­шён­ные ду­ши и сос­тавля­ют на се­год­няшний день единс­твен­ную цель лю­дей.

И ког­да ты ста­вишь пе­ред со­бой дру­гие прин­ци­пы, ког­да мо­дель тво­его счастья кар­ди­наль­но от­ли­ча­ет­ся от об­щепри­нятой, те­бе ста­новит­ся слож­но, очень слож­но, по­тому что тол­па хо­дит по пя­там за то­бой и пы­та­ет­ся втя­нуть в свой круг, сде­лать те­бя зри­телем сво­его про­вин­ци­аль­но­го те­ат­ра. И глу­пые ди­ало­ги прес­ле­ду­ют те­бя пов­сю­ду:

- А что он те­бе по­дарил?

- Кто?

- Ну, он… Кто-то же есть у те­бя, на­вер­ное. Те­бе ведь вон уже сколь­ко лет…

- Кто-то есть.

- И что он по­дарил?

- Ни­чего не да­рил ни­ког­да. Ни бу­кет из 501 ро­зы, ни плю­шево­го мед­ве­дя, ни ай­фон пя­той мо­дели, ни­чего...

- Стран­но! А вот мне ду­хи "Мон­таль" по­дари­ли… Зна­ешь, они до­рогие, и жут­ко мод­ные!

- Жут­ко мод­ные, го­воришь?

-Да! А ку­да вы хо­дили? На­вер­ное, в су­ши-бар? Он угос­тил те­бя мо­хито?

-Нет… Мы не хо­дили в су­ши-бар. Мы в обыч­ной сто­ловой мо­ей ре­дак­ции пи­ли ос­тывший, горь­кий ко­фе.

- А по­чему горь­кий?

- Са­хар­ни­ца сто­яла бли­же к не­му. Ру­ка дро­жала, и я не смог­ла до­тянуть­ся до нее.

- А он?

- Он то­же… Так­же пил чёр­ный, горь­кий, ос­тывший ко­фе… А за ок­ном мо­росил се­рый фев­раль.

- А он го­ворит, что ты кра­сивая?

- Нет. Ни ра­зу не ска­зал. И фо­тог­ра­фии ни­ког­да не про­сил выс­лать.

- А по­чему?

- По­тому что он ува­жа­ет ме­ня и се­бя.

- Стран­но. Это не лю­бовь во­об­ще-то… Лю­бовь дру­гая… Ты ви­дишь, ка­кая она сей­час? Вни­мание, цве­ты, по­дар­ки…

Так и хо­чет­ся пос­ле это­го ди­ало­га ска­зать, да­же крик­нуть от зло­бы:

-Да ты же раз­би­ра­ешь­ся в люб­ви, как я в три­гоно­мет­рии! Да, ко­неч­но, это не лю­бовь, это неч­то та­кое, ко­торое яв­ля­ет­ся вы­ше сов­ре­мен­ной люб­ви, при­думан­ной тол­пой, ко­торой ни­ког­да не по­нять раз­го­вор двух по­терян­ных в се­рос­ти душ, ед­ва на­шед­ших друг дру­га. Они наш­ли друг дру­га, но мир неп­ра­виль­ных пра­вил сно­ва и сно­ва стро­ит свои прег­ра­ды, ко­торые иног­да не­воз­можно пре­одо­леть. На­до сми­рить­ся с тем, что ты жи­вёшь в неп­ра­вед­ном ми­ре, для ко­торо­го чуж­да спра­вед­ли­вость. На­до прос­то сми­рить­ся с тем, что в ми­ре лжи и зла, тем кто ро­дил­ся со свин­цо­вой пу­лей в гру­ди, не из­бе­жать неп­ри­ят­ностей и проб­лем. Им обя­затель­но кто-то под­ста­вит свой гряз­ный са­пог. А что ос­та­ет­ся те­бе? Тво­ей ду­ше, ко­торая сно­ва впа­да­ет в фа­таль­ное оди­ночес­тво? Ду­ше, ко­торая по­теря­ла, не ус­пев об­рести?! Раз­ве что мо­лить­ся! И на воп­рос сов­ре­мен­ных сверс­тни­ков: "Ты его лю­бишь?" наз­ре­ва­ет лишь один ти­хий от­вет: "Я не знаю... Я прос­то мо­люсь за не­го".

Как же ты жес­ток, мой мир неп­ра­виль­ных пра­вил, в ко­тором я жи­ву. Как же ты жес­ток и эго­ис­ти­чен! И как же я бес­силь­на по­менять в те­бе что-ли­бо…а ещё боль­ше бес­силь­на подс­тро­ить­ся под те­бя. Каж­дое ут­ро "фей­сбук" у ме­ня спра­шива­ет, о чём я ду­маю. А я лишь ду­маю об од­ном - как на­учить­ся пе­рес­тать ду­мать…

___________________
На фо­то: В го­роде Гоз­ном се­год­ня.