Мародёры

Это не рассказ и не статья. Это невыдуманная история, записанная мною со слов пострадавших от резни в Баку в 1990-м, два года спустя после Сумгаитских погромов. Я помещаю ее в преддверии 100-летия Геноцида армян в Османской империи (24 апреля), как напоминание, что за минувшие сто лет ничего не изменилось. Жестокость по-прежнему процветает в мире.

"Бей иноверцев!"  

...Благоустроенная, хорошо обставленная городская квартира погружена в зловещий мрак. В квартире трое - пожилые родители и девушка. Затаившись у задернутого плотной шторой окна, они напряженно всматриваются в щелочку между занавеской и подоконником. Там, в просторном дворе, крича и жестикулируя, бесновалась толпа неестественно возбужденных людей, вооруженных ломами, дубинками, палками, топорами, железной арматурой...

Из дома напротив раздался вдруг истошный женский вопль. Окно с грохотом распахнулось и над притихшей на миг толпой повис голенький, посиневший от крика младенец. Грубая волосатая ручища, держа ребенка за ножку, победно размахивала им, как флагом.

- Ой, мамочки... - побелев от ужаса, пролепетала черноволосая девушка за занавеской. - Он же...

- Тсс, - одними губами остановил ее отец. - Христа ради, молчи!

Сведенные судорогой женские руки в окне тщетно пытались дотянуться до ребенка. Грубо отпихнув обезумевшую мать, садист перевесился через подоконник, явив на всеобщее обозрение ухмыляющуюся, лоснящуюся от пота и удовольствия физиономию, и крикнул:

- Эй вы там! Держите подарочек!

И, под рвущее барабанные перепонки и сердце материнское "Не-е-е-т!!!", раскрутив ребенка, швырнул его в толпу. Рев ликования поглотил звук мягко шлепнувшегося об асфальт нежного тельца. И тут же понеслись подстрекательские выкрики:

- Бей иноверцев!

- Смерть нечистивым!

- Пусть убираются из нашего города, из нашей страны!

Разделившись на группы, вооруженная орава бросилась к подъездам. А несколько минут спустя раздались тяжелые, настойчивые удары в дверь, за которой притаилась сжавшаяся в комок семья.

- Ой, мамочки... - как заклинание, снова зашептала девушка бескровными губами. - Ой, мамочки родненькие... Да что же это!

- Господи, всевидящий, всемогущий, спаси и помилуй! - упав на колени, исступленно молилась ее мать, прижимая к груди холодные, трясущиеся руки. Молилась, быть может, впервые в жизни. - Не допусти, Господи! Защити, Господи! Хоть дочку мою спаси...

- Возьмите себя в руки, - пытался успокоить женщин седовласый глава семьи с благородными, породистыми чертами лица. - Дверь у нас железная, сейфовая. Стальными штырями вмурована в стену. Выдержит любой натиск.

- Все замки заперты? - срывающимся шепотом спросила девушка.

- Все три, доченька. Все три.

- А засов?

- Задвинут. Бог даст, продержимся. А там, глядишь, и милиция подоспеет... Милиция! Как же я не сообразил!

Мужчина бросился к телефону - увы, связи не было. Глухие удары следовали методично, один за другим, в полном зловещем молчании. Только через окно неслись со двора вопли, стоны, причитания... и непотребная брань. Босиком, на цыпочках прокравшись в темную переднюю, маленькое семейство с надсадно стучащими сердцами вслушивалось в ритмичные, настойчивые удары. Они не могли видеть происходящего на лестничной площадке. А там несколько заросших черной щетиной молодчиков, стиснув от усердия зубы, крушили ломами стену вокруг их двери. Позади них в нетерпеливом ожидании толпились мародеры, среди которых были и женщины с горящими свирепым фанатизмом глазами.

Когда в переднюю посыпались первые куски каменной кладки, лица осажденных стали серыми. Сквозь образовавшиеся дыры прорвался снаружи свет.

- Господи... господи... спаси и помилуй... - причитала мать, заталкивая дочь себе за спину.

- Они не сделают этого! - невменяемо бормотал отец, завороженно глядя на дверь. - Они не посмеют...

Дыры увеличивались на глазах. В них уже заглядывали исступленные, озверелые маски, потерявшие человеческий облик. Задние, наседая, торопили взломщиков, подзадаривая их площадной бранью.

- Папа... Папочка... придумай же что-нибудь, - молила девушка. - Они убьют нас. Всех убьют. Я боюсь. Я не могу так больше...

- Пятый этаж. А внизу тоже они. Даже если выброситься из окна, они надругаются над нашими телами, - проговорил отец, сжимая в руке припасенный для самозащиты топор. Дверь скрежетала и содрогалась на длинных, теперь уже оголившихся стальных штырях. - Живо в спальню! - скомандовал он шепотом. - Лезьте под кровати, и ни звука, чтобы не происходило. - Он поспешно вывернул пробки и бросил их в мусорное ведро.

- А как же ты!? - вцепилась в него жена.

- Меня не тронут, - заверил он ее. - Да прячьтесь же! Будет поздно.

Женщины метнулись в спальню, упали на пол и по-пластунски поползли. Их зубы выбивали громкую дробь. Кровати были слишком низкими, и мать - женщина полноватая, никак не могла протиснуться под деревянную раму, отчего владевший ею ужас перешел в панику. Дочь приподняла обеими руками кровать. Женщина с трудом, на спине, заползла под нее. Кровать упала ей на живот, не достав ножками до пола.

Удары в передней слились в один непрерывный гул.

- Девочка моя... - глухо окликнула дочку женщина, не разжимая сведенных судорогой челюстей.

- Я спряталась, мама, - шепотом отозвалась та.

Насиловали прямо на улицах, у всех на виду

Тяжеленная железная дверь, вместе с рамой и невскрытыми запорами, со страшным грохотом рухнула, заставив содрогнуться весь дом. В квартиру хлынула одержимая воинственным азартом орава. Забыв про топор, хозяин смотрел на них вылезшими из орбит страшными круглыми глазами.

- Ах ты свинья вонючая! - взвизгнула полногрудая, принаряженная ради такого случая коротышка. - На него поглядите! Он еще и нападает! Бей неверного!

Несколько молодчиков набросились на старика, вырвали из рук топор и принялись избивать его кулаками, дубинками, железными прутьями. Они били в грудь, в живот, по голове и в лицо...

- А ну признавайся, где прячешь своих грязных шлюх!

- Показывай! Живо! А не то мы тебя...

Озверевшая толпа била и крушила все, что попадало им под руку - посуду, мебель, зеркала, картины. Жалобно всхлипнув, рассыпалось под их ударами пианино.

- Эй, полегче вы там! - одернул предводитель тех, кто слишком рьяно обрабатывал хозяина. - Или инструкцию забыли? На местах не приканчивать. Лучше свет включите.

Избиение прекратили. Истерзанного волоком оттащили с прохода, привалили к стене.

- Скотина! Мать его... Пробки вывернул, - выругался кто-то.

- Фонарь давайте. Ишь, в темных норах, как лисы, засели, - хихикнул женский голос. - Думают, это спасет их. А списки-то вот они. Все тут. Поименно... В таких хоромах да втроем! Не жирно ли будет? Ну ничего, мы быстро исправим ситуацию.

Включили сразу несколько фонарей. Их лучи заметались по стенам, по полу. Поймали в фокус залитое кровью лицо хозяина квартиры. Пнув его башмаком, потребовали выдать жену и дочь.

- Вывезли их... из республики... вчера еще, - с усилием прошипелявил тот, выплевывая зубы. - Один я.

- Ах ты козел безрогий! - взбеленился совсем еще зеленый пацан с садистски перекошенным безусым лицом. - Кому арапы заправляешь, дерьмо поганое? Я научу тебя, как... - Он занес ногу в тяжелом башмаке, целясь старику каблуком в лицо.

Стоявший рядом невысокий темнолицый парень плечом оттолкнул его в сторону:

- Сказано, хватит пока. Не видишь, еле дышит развалина старая.

- Нас здесь слишком много, - решил рассудительный предводитель. - Половина - наверх! В восемьдесят третью и восемьдесят пятую. Мы тут сами управимся.

Часть оравы двинулась к пролому и с гиканьем понеслась по лестнице вверх. В квартире осталось с полдюжины головорезов. Двое стерегли хозяина, остальные рыскали по комнатам, заглядывая во все закутки - в чулан и на антресоли, в ванную и туалет, в шкафы и кладовки. Забравшись в спальню, полногрудая коротышка самозабвенно копалась в ящиках туалетного столика, выгребая украшения и рассовывая их по карманам. На полу валялись затоптанная одежда, постельное белье, книги. В воздухе кружились перья от вспоротых подушек.

Небритый юнец с шальным блеском в черных, как сажа, глазах, по-звериному бесшумно ступая, крался вдоль стены, высвечивая фонариком каждый закоулок. Световое пятно задержалось на одной из постелей - он сделал стойку, хихикнул:

- Гляди-ка, а кровать-то дышит! Эй, сюда! Нашел!

Погромщики сбежались на зов. Несколько парней, вскочив с ногами на злополучную кровать, пустились в пляс. По команде "три - четыре" все разом подпрыгнули и проломили ее. Ко всеобщему ликованию раздался сдавленный женский стон. Воодушевленные удачной находкой головорезы отшвырнули обе кровати и, не тратя времени, наперебой принялись насиловать несчастных женщин. А чтобы эмоции были острее, приволокли полумертвого хозяина дома и заставили его на все это скотство смотреть.

Заскрежетав остатками зубов, старик уронил голову на грудь, исторгнув нечеловеческий вопль. Юнец, схватив его за волосы, откинул ему голову к стене:

- Да ты не стесняйся, папаша, - елейно прошептал он ему в самое ухо.- Ты смотри. А я считать буду, сколько у тебя зараз рогов и зятьев вырастет. А заодно и узнаешь, была ль твоя недотрога дочка девственницей.

- Все! Кончаем! - объявил предводитель, натягивая штаны. - Напоминаю еще раз: квартиры трупами не пачкать. Они нам всем пригодятся. А этих - в машину. Всю семейку. Ты! И ты! Сопроводите их до места. Остальные за мной. - Он направился к выходу.

- Погоди! - остановил его вихрастый смуглый парень с шакальими глазами под сросшимися дугами бровей. - Дозволь у молодой сучки титьки на память срезать. Уж больно хороши. - Он очертил клинком кинжала воображаемый круг.

Несколько глоток кровожадно загоготало.

- Сказано было, квартиру не пачкать! - гаркнул главный. - Доставите, куда надо, там и забавляйтесь.

Всех троих обитателей квартиры выволокли, будто мешки, на лестничную площадку, протащили за ноги по ступенькам до первого этажа и запихнули в "Раф".

Машина то с трудом прокладывала себе дорогу среди беснующихся людских скоплений, то неслась по совсем безлюдным улицам, проезжала мимо площадей, заполненных орущими толпами, справлявшими свой сатанинский, никем не прерываемый шабаш. То тут, то там кого-нибудь избивали, а затем волокли к стоявшим наготове машинам; кого-то с дикими воплями преследовали и травили, как загнанного зверя на праздничной охоте. Швыряли камни в окна, в людей, в машины. Громили витрины, стреляли, разбивали в щепы частные ларьки - явно выборочные, по заранее намеченному плану. Насиловали женщин, девушек и детей прямо на улицах, у всех на виду.

Перед одной из площадей "Рафу" преградил дорогу ликующий хоровод плясунов, бесновавшихся вокруг крепко связанной общей веревкой группы людей разного пола и возраста. Под неистовое улюлюканье связанных окатили из канистры бензином и... подожгли. Ярко вспыхнул в ночи зловещий, возопивший на разные голоса "жертвенный" костер. Нашелся кто-то сообразительный, включивший пожарную сирену. Да только заглушать уже было некого... "Раф" двинулся дальше и, въехав на территорию городского кладбища, остановился.

- Прибыли. Конечный пункт назначения, - ухмыльнулся безусый водитель, зловеще поводя кинжалом перед юной грудью почти бесчувственной девушки. - Вытряхивайтесь по-одному. И раздевайтесь. Живо! До гола.

- За все... за все перед Богом ответите... изверги, - с трудом пробормотал отец девушки распухшими, спекшимися губами.

- У нас с тобой боги разные, па-па-ша, - хмыкнул кто-то. - Нам до твоего дела нету. А наш отблагодарит нас за дела праведные. Во славу его и трудимся в поте лица... Ну, живее! Всю машину мне испоганили своей вонючей кровью.

Бросив взгляд сквозь открытую дверцу наружу, старик увидел могильные плиты, похожие на вертикально воткнутые в землю каменные лыжи. Он не удивился и не испугался. Все человеческие чувства сгорели, умерли в его истерзанном, по недоразумению еще дышащем теле.

- Так это ж ваше кладбище, - равнодушно проговорил он. - Ошиблись адресом что ли?

- Нет, папаша, не ошиблись, - расплылся в издевательской ухмылке один из палачей. - Не догадываешься, умник хренов, зачем вы здесь? Ты ж у нас, говорят, доцентом был. Ученый, значит. Вот и соображай... Ладно уж, подскажу... Понимаешь, дяденька, мы вас сейчас здесь того... чик-чик, а одежонку спалим. Чтоб не опознали. А там уж пусть разбираются, кто кого порешил: наши - ваших или вы - наших. Улавливаешь? Ну давай-давай, выползай. Неохота мне с тобой тут надрываться.

Чуть поодаль тонким дискантом взвился пронзительный женский крик. Палачи сделали стойку.

- Что-то интересненькое, - заерзал шофер. - Поглядеть бы.

- Молодуха вопит. Видно лихо сопротивляется, - тут же воодушевился другой. - Айда на подмогу!

- Давайте, пацаны! А с этими я и один управлюсь, - заверил их темнолицый.

Прыгая по могилам, головорезы помчались на крик. Оставшийся просунул голову в машину:

- Пошевеливайтесь! Вылезайте из машины! Живо!

Все трое с безразличием обреченности поползли к выходу, кое-как помогая друг другу. На подножке мать оступилась и, падая головой вниз, наверняка поломала бы себе шею. Парень вовремя ухватил ее за волосы, удержал и поставил на ноги.

- А теперь лезьте под машину, - скомандовал он. - Хорошенько прижмитесь друг к дружке, головы к земле, прикройтесь руками, и ни звука.

- Зачем это? - мрачно поинтересовался старик. - Колесами давить нас будешь?

- Да скорее же, черт вас возьми! - нервничал темнолицый. - Ведь вернутся сейчас. И тогда уж я - пасс. Спасти вас хочу. Улавливаете?

- С чего бы? - Старик ничему уже не верил.

- Студент я ваш, вот с чего. - И, видя, что они все еще медлят, сам начал запихивать их под машину.

- Не-ет, не прикасайся ко мне! - истерично крикнула девушка. От всего пережитого нервы ее были оголены, как при содранной коже. - Лучше сразу убей! Ну убей же меня, подонок! Убей! Не хочу жить...

Мать зажала ей рот рукой, пригнула голову:

- Молчи, глупая. Делай, что говорят.

Женский дискант вдали, захлебнувшись, затих. Вернулись сотоварищи темнолицего.

- Ну, что там? - отвлекая их внимание, спросил тот.

- Каюк. Прикончили. А наше мясо где?

- Порядок. В общей куче. - Темнолицый махнул рукой в сторону неясно белевшего в темноте бугра. - По коням?

- Да обожди ты. Дай взглянуть, - заупрямился один из садистов. - Надо ж удостовериться.

- Не доверяешь, гад? - Темнолицый сгреб в кулак его ковбойку, притянул его к себе вплотную. - А то ведь могу и поверх уложить... Пока ты будешь туда-сюда бегать, там все без нас закончится. Ты этого хочешь?

Последний аргумент возымел свое действие.

- Верно говорит, - вмешался водитель. - Нам еще за ночь не один рейс сюда делать. Сразу всех и оприходуем.

- Черт с вами. - Парень вывернулся из рук темнолицего, недовольно одернул рубаху и полез в машину.

Водитель рванул с места. Переваливаясь колесами с могилы на могилу, машина пропала из виду.

Трое несчастных продолжали лежать, тесно прижавшись друг к другу, уткнувшись лицами в мокрую землю, не отваживаясь пошевелиться. Наконец старик приподнял голову и огляделся. Со всех сторон от них безмолвно дыбились надгробья. А сами они лежали поверх свежей могилы. Проволока от раздавленного колесами венка впивалась ему в руку. А он даже не чувствовал боли. Он вообще больше ничего не чувствовал. Вдалеке послышались голоса - ругань, смех. Волокли очередную жертву.

- Вы живы? - шепотом спросил старик.

Да, это был теперь совершенный старик, за одну ночь побелевший, беззубый, немощный, еле живой. Женщины в ответ только слабо зашевелились.

- Давайте за мной. Скорее, - не смея облечь в слова свой чудовищный план, потребовал он. - По-пластунски. Если увидят, что живы, нам конец.

Все трое поползли к белесому бугру, не поднимая голов. А когда подняли, волосы зашевелились на них от ужаса.

- Раздевайтесь. До нага, - командовал старик, стягивая с себя окровавленную разодранную сорочку.

- Папа! Ты сошел с ума?

- Если хочешь попробовать выжить, это наш единственный шанс, - содрогнувшись, шепнула мать. - Слышишь? Мародеры сейчас будут здесь...

Потеряв счет времени, они лежали тихо-тихо на груде мертвых голых тел, когда на них вдруг упал свет фар. "Раф", дернувшись, остановился, едва не наехав на них.

"Ну вот и все. Это конец", - успели подумать все трое.

- Эй, вы там! - раздался знакомый голос. - Быстро в машину! Я один... Попробую вас вывезти, - ворчливо добавил темнолицый парень, открывая дверцу.

Эта семья сейчас живет в Калифорнии.

___________________________
На фото: Жертвы Сумгаитского погрома.