Последний день творения

От его тяжелого дыхания небо заволокло густой смрадной пеленой. Оно, это дыхание, облетало Землю и возвращалось к нему бумерангом, удваивая тоску. Земля уже не стонала под ним, не сопротивлялась - она привыкла, смирилась и... тихо умирала, зная мудростью своих недр, что все в этом мире предопределено и расписано - по страницам, по строчкам, по буквам - от судеб отдельных людей до летописи поколений, от сгорающего в ее атмосфере метеорита до рождения и г ибели галактик.

Нет, он не думал больше о Земле, как не думают о побежденных. Не заботился он и о людях, как не заботятся о клетках своего тела, пока тело не доставляет хлопот. Что они могут добавить теперь к его могуществу, к его величию? Он давно уже превратил их в своих рабов, покорных и бесправных... Смешные люди! Они считали, что породили его, создали своей мыслью и трудом, что они управляют им, тогда как это он диктует им свои законы, навязывает свой образ жизни, свои предпочтения... Смешные люди... Но тогда отчего заволакивают небо его тяжкие вздохи?

Все, что окружало его когда-то, давным-давно перемолото, усвоено, подчинено или уничтожено. Он наступал неуклонно, век от века, отвоевывая себе среду обитания у ярко зеленевших лугов, лесов и гор, у неторопливой, самой себе казавшейся вечной воды, у птичьего гомона и звериного рыка. На заре их противостояния Земля красовалась перед всем планетным сообществом пышным убранством взращенной ею Жизни. Ее чистое дыхание было насыщено ароматом цветов. Но он был властолюбив и беспощаден. Он взлелеивал в себе жажду мирового господства.

И он его получил. Он так раздался вширь, что сомкнулся железобетонным панцирем над обессиленной, задавленной, опустошенной Землей и теперь торжествовал победу. У него больше не было врагов, не было соперников. Он достиг апогея. А достигнув, затосковал. Тоска ржавчиной разъедала его конструкции, подтачивала изнутри. Убегая от безысходности, он предавался воспоминаниям.

Как хорошо, как славно было бороться за власть, демонстрируя Земле свою силу и превосходство. О, как она сопротивлялась! В ее арсенале хватало методов не только защиты, но и нападения. Ведь он тогда был еще слаб и не мог постоять за себя. Он был разбросан по Земле мелкими жалкими очагами, которые даже не всегда сообщались между собой.

Она измывалась над ним, как могла - топила его наводнениями, насылала на него пожары, испепеляла жаром своих недр, разрушала все, чего он с таким трудом добивался. Стоило ей лишь лениво передернуть кожей, и его каменные оболочки превращались в бесформенные груды развалин. Она могла вдруг предательски лопнуть у его подножья, разверзнуть неожиданную пропасть, поглотить его и снова сомкнуться. Но ее смертельный противник возрождался вновь и вновь из пепла, из руин, накапливая в каменных мускулах крепнущие в единоборстве силы. Земля сметала его шальными ураганами и смерчами, она пряталась от него под толстой корой оледенений, морила вековыми морозами, истощала зноем, засухой, голодом. И все-таки он не просто выжил - он задушил, обескровил ее, наступил ей на горло.

Ему бы торжествовать столь долгожданную победу, а он все чаще испытывал тяжкие приступы ностальгии, потребность вернуться к тем временам, когда исход битвы еще не был предопределен. Не потому ли, что понял, наконец, страшную истину: одержанная с таким трудом победа стала началом его гибели, его поражения.

Снова и снова возвращаясь мыслями назад, в прошлое, он, подобно гигантскому змею, просматривал славные кольца своей эволюции. Все они тут - подле него и в нем. Он мог бы при желании преклонить голову на каждом извиве своего тела, правда, только в мечтах своих.

Один из них привлекал его больше остальных, возможно потому, что тогда он еще жил в гармонии с Землей, не помышляя о глобальном господстве, не познал еще коварную, саморазрушающую сладость всевластия. Расслабившись и унесясь в прошлое, он увидел мощные каменные башни и неприступные стены, сверкающие на Солнце купола церквей, мощеные улицы и дворец. Увидел подступавшие со всех сторон девственные леса, сочно зеленеющие луга, услышал грозный рокот предвкушающего бурю океана.

И ему безумно захотелось развернуться в необъятном пространстве, именуемом Временем, развернуться вспять - хвостом в будущее, головой в прошлое, забыться и передохнуть - не на асфальте, а на мощеных, еще дышащих улицах, насладиться тем, что сам же потом варварски уничтожит, прожить еще раз, заново, прекрасные мгновения своего бытия.

На закате веков он возжелал вдруг покоя и умиротворения. Из опыта многих поколений ему было известно, что ключ к любым таинствам сокрыт в Любви. Но как до него добраться, если люди, деловито снующие в его лабиринтах, давно разучились любить. Возомнив себя хозяевами Земли, они стали такими же алчными и ненасытными, как и он сам.

А когда-то... Зеленые дубравы его далекого прошлого дышали прохладой и свежестью, такой старомодной, такой сентиментально-идиллической, как серенады безнадежно влюбленного юноши, бродившего с лютней под окнами юной принцессы.

Принцесса и юноша! Вот он шанс вернуться к берегам своенравного, непокоренного еще океана, к влажному покою лесов, под сень легких, бесконечно меняющих очертания облаков - вернуться, чтобы все снова повторить!

Надежда, возродившаяся в нем, вспыхнула неоновыми рекламами, окнами витрин, гирляндами уличных фонарей так ярко, так неожиданно празднично, что люди, давно отвыкшие от праздника, застыли в недоумении, забыв на миг о своих делах и заботах. Всего лишь на миг. Но этого оказалось достаточно. Они подняли головы, заслоняясь ладонями от искусственного, успевшего снова померкнуть света, и увидели сияние звезд. Люди так отвыкли смотреть на небо, что созвездия поначалу показались им все теми же гирляндами огней дальних кварталов.

Кто-то, ребенок ли, не успевший еще затеряться в лабиринтах Города, старик ли, смутно помнящий от предков сказки о некогда прекрасной природе, воскликнул радостно и удивленно:

- Смотрите-ка! Да это же звезды!

Гул недоумения и восторга прокатился в толпе.

А потом они расходились по домам, задумчивые и смятенные. И что-то забытое тревожно стучалось в их взбудораженные сердца.

* * *

Принцесса с детства любила звезды, потому что их любил ее Звездочет. Она была совсем еще юная, тоненькая и, как водится в сказках, очень красивая, с ниспадающими до пят оливковыми волосами, которые к торжествам и приемам укладывали в высокую затейливую прическу, украшенную лентами и живыми цветами. У всех девушек и женщин ее свиты волосы были либо темные, либо русые. Она выделялась среди них, как божественный лучик, упавший с неба, поселившийся в ее хрупком теле, как сама Земля, равной которой не было в целой Вселенной. Глаза Принцессы были подобны чистому, прозрачному роднику или весеннему небу, не омраченному непогодой.

Оставаясь одна, она пела, чтобы хоть как-то отогнать мысли о Звездочете. Многочисленные няньки, гувернантки, наставники обучали ее придворному этикету, высокомерному лицемерию и жестокости. Бесчисленные женихи докучали ей своей настойчивостью и заранее отрепетированными комплиментами. Принцесса была сиротой, и никто, даже дядюшка-опекун, не осмеливался перечить ей. Она скучала среди пышных цветников дворцового парка и челяди, среди женихов, наставников, безмолвной стражи. Скучала днем. А ночью...

Когда Солнце проваливалось в мягкую седловину меж дальних гор, когда заканчивались вечерние трапезы, льстивые речи, светская болтовня и бренчание лютней, когда одна за другой гасли свечи в высоких, стрельчатых окнах дворца и все вокруг погружалось в сон, Принцесса неслышной поступью взбиралась по винтовой лестнице на самую высокую башню замка.

Лестница была узкая, крутая и темная, если свет Луны не освещал ее сквозь каменные прорези бойниц. Но она не зажигала свечу. Она знала наизусть каждую выбоинку на ступеньках, каждую площадку и поворот. Легкой призрачной тенью взлетала она вверх, к самому небу - туда, где Звездочет, наверное, даже родившийся вместе с телескопом, всматривался в далекие миры и что-то время от времени записывал в свою толстенную книгу из телячьей кожи, лежавшую рядом с ним на грубо сколоченной высокой подставке.

Зведочет был молод. Книгу начал писать его дед, потом отец, и он лелеял мечту завершить сей многолетний труд прежде, чем окончится срок его быстротечного пребывания на Земле... Да, Звездочет был молод, но за бородой и длинными волосами пытался скрыть этот недостаток. Ведь молодость - истинное наказание для настоящего ученого, особенно когда сама Принцесса проявляет такой живой интерес к астрологии. Стоило ей появиться, он пускался в пространные рассуждения о звездах, о планетах и о их влиянии на судьбы людей. А она, едва слушая его, любовалась звездным блеском его вдохновенных глаз и ни за что на свете не призналась бы даже себе, что влюблена не в звезды, а в Звездочета. Потому что принцессам не положено влюбляться в звездочетов.

Он был не только астрологом, но и магом, получившим в наследство от отца и деда тайные знания, магический жезл и силу, позволявшую ему заглядывать за пределы дозволенного. Принцесса, разведав про это, однажды пожелала принять участие в одном таком ритуале. Он долго отказывался, но она использовала свою власть над ним, и в одну из темных безлунных ночей Звездочет, облачившись в черный плащ на серебряной подкладке, вооружившись жезлом, приступил к ритуалу.

На каменных плитах своей обсерватории он начертил магический круг, два взаимопроникающих треугольника - символы черной и белой магии, и расположил в них какие-то каббалистические знаки. Затем ввел внутрь круга притихшую от волнения Принцессу, пробормотал заклинания и взмахнул жезлом...

Сначала Принцессе показалось, что ночь, окружавшая их, утратила свой голос - не ухали филины в соседних лесах, не перекликались дозорные, не лаяли сторожевые псы, не всплескивали струи фонтанов внизу. Глухая тишина неприятно прилипла к ушам, будто кто-то зажал их ладонями. Потом исчезли зубцы башни, на которой они находились, телескоп, большая книга из телячьей кожи и пол. В теле возникла непривычная легкость. Принцессе показалось, что она парит над притихшим парком, над умолкнувшим лесом и океаном...

И вдруг все вокруг пришло в движение. Преобразился лес. То был уже не лес, а живое существо - зеленый гигант, подпиравший широкими плечами небесный свод, игравший мускулами, ушедший по щиколотку в землю. Его глаза тихо струились, как поверхность горного озера на ветру, отражая в себе звезды и что-то неведомое. А над головой кружили сказочные пестрые птицы.

Звездочет нашел в темноте ее руку. И в ту же секунду соприкосновение их пальцев дало мощный разряд, породивший чудовище. Принцесса испуганно отпрянула, но не выпустила руки Звездочета.

Змееподобное чудовище росло, увеличивалось в размерах, заслоняя собою звезды. Его перепончатые крылья зловеще шуршали. Озероглазый гигант попытался преградить ему путь - оно впилось когтями в его грудь. Тот выбросил вперед огромные сильные руки, схватил нападавшего и швырнул его оземь. Содрогнулась земля. Хриплый гортанный стон огласил окрестности. Отпрянув, чудовище растворилось в темноте. Разом все стихло, словно кто-то снова зажал уши Принцессы невидимыми ладонями.

С трудом сделав вдох, она открыла глаза. Косой луч показавшегося из-за океана Солнца лежал поперек магического круга и распростертого внутри него Звездочета. Неловко подогнув под себя одну руку, другой он продолжал сжимать руку Принцессы. Она приподнялась, села на колени... Очнулся и Звездочет. Они смотрели друг на друга, не понимая, что с ними произошло.

- Я слышал страшный грохот, - растерянно проговорил он, озираясь по сторонам. - Башня пошатнулась, сбив нас обоих с ног.

- Ерунда. Нам все это привиделось, -  не поверила ему Принцесса.

И, приходя окончательно в себя, испугалась: Неужели она провела всю ночь в башне Звездочета? Что скажут фрейлины, не обнаружив ее в опочивальне? Какой позор!

- Принцесса!

- Принцесса!!

- Принцесса!!! - тревожно неслось уже отовсюду - из замка, из парка, с дозорных башен. И даже с дворцовых угодий.

- Прин-цес-са-а-а...

Она стремглав бросилась вниз по лестнице.

В большом тронном зале, несмотря на раннее утро, собрались все придворные. Стыдясь своих растрепанных волос, она раздраженно спросила:

- Кто осмелился тревожить меня раньше, чем я того пожелаю?

- Выслушайте нас... - храбро выступил вперед Главный зодчий. - Этой ночью случилось землетрясение. Разве Вы, Ваше высочество, не почувствовали? Многие дома Ваших подданных, живущих за дворцовой стеной, разрушены. Но самая большая беда... - Главный зодчий теребил бороду, не решаясь произнести страшные слова, - Треснули стены дворцового храма, свод рухнул на алтарь, похоронив под собой нашего Верховного жреца.

Принцесса побледнела, беспомощно озираясь по сторонам в поисках Звездочета , пошатнулась... Ее подхватили руки предупредительных фрейлин.

* * *

Хоть первая попытка и оказалась неудачной, она не заставила его отступить, отказаться от задуманного. Среди миллиардов крупинок, бесславно прозябавших в его всеобъемлющем железобетонном теле, он выбрал одну - человека в потертой куртке, с уныло поникшими плечами, с глазами, будто фитили старинной керосиновой лампы - приспущенными и застывшими на грани угасания. Человек этот был пуст изнутри. Он не любил никого, и никто в целом мире не любил его. Он был лишь жалкой тенью самого себя. У него не осталось желаний, равно как и сожалений, потому что ему не о чем было жалеть и нечего было желать. А ведь на свете он прожил всего три десятка лет. Классический экземпляр самоубийцы. Классический экземпляр для эксперимента.

Именно его выделило гигантское чудовище, полонившее пол земного шара, в монотонном и унылом круговороте человеческих судеб. Вгляделось пристально и сумрачно, будто в зеркало, будто в крохотную модель самого себя, разъедаемую изнутри вселенской тоской.

Человек в потертой куртке, конечно же, не мог знать, что стал объектом внимания, объектом фантастических надежд. Но только однажды, когда он, лениво развалясь на таком же потрепанном, как его куртка, кресле, предавался привычному бездействию, он вдруг увидел девушку с шикарными оливковыми волосами и ощутил, как тело его, этот слишком долго пустовавший сосуд, заполняется прозрачным, радостно журчащим потоком, имя которому Любовь.

Человек безмерно удивился внезапному видению и порожденному им чувству, решив, что задремал и увидел дивный, сказочный сон. Пожалев, что не вовремя проснулся, он зажмурился и... снова увидел ее. Она гуляла по саду среди ярких красочных цветов, которых он никогда прежде не видел. Ведь его с детства окружал только бетон и асфальт. Он с наслаждением вдыхал незнакомые, кружащие голову ароматы, и грудь его высоко вздымалась, расправляя плечи, возвращая лицу утраченные краски молодости. Ее воздушное нежно розовое платье утренней дымкой струилось за ней следом, а поразительно длинные волосы сверкали и переливались в лучах Солнца.

Он открыл глаза, оглядел ненавистные стены своей комнаты, понял, что сон все-таки кончился, и снова поник, ссутулился, опустел. И пустота эта стала во сто крат невыносимее, потому что теперь он, наконец, знал, о чем тосковал и чего был лишен всю свою жизнь...

Когда же образ прекрасной девушки возник перед ним в третий раз, он вскочил и как безумный бросился на ее поиски. Не может один и тот же сон повторяться трижды! Не может быть сном девушка с оливкомыми волосами. Она где-то рядом. Она зовет его. Именно его! Она ждет. Нужно срочно узнать через справочную службу, где на Земле сохранились еще искусственные насаждения, где выращивают увиденные им цветы, в какой оранжерее. Тогда он сможет найти и тот сад, по которому она гуляла.

* * *

Правитель соседнего города-государства просил руки Принцессы и получил отказ, что означало для него крушение надежды на объединение их городов. Он так сильно разгневался, что решил завоевать владения Принцессы силой. И Принцессе пришлось срочно готовиться к походу. Конечно, у нее были свои военачальники и консультанты, конечно, всеми самыми важными делами в ее маленьком государстве занимался дядя-опекун, и все же мысли о предстоящем сражении с властолюбивым и заносчивым соседом тревожили ее. Битва должна была состояться на рассвете.

Едва дождавшись ночи, Принцесса устремилась вверх по винтовой лестнице. Звездочет не писал, как обычно, гусиным пером на пергаменте своей бесконечной книги. Он смотрел, не отрываясь, в звездное небо, и брови его были тревожно сдвинуты.

- Привет тебе, мой Звездочет! - окликнула его Принцесса ангельским голоском. - Что теперь ты высматриваешь там, в кромешной тьме?

- Живи вечно, повелительница моя, - отозвался Звездочет, склоняясь в глубоком поклоне. - По расположению звезд я пытаюсь предугадать исход предстоящей битвы.

- А не попробовать ли нам это сделать по-другому? - понизив голос до шепота, вкратчиво предложила она.

В глазах Звездочета отразился испуг.

- О, бесстрашная повелительница! Не допусти повторения той ужасной ночи. Боги уже покарали нас за самовольное вторжение в их владения. На постройку храма отец твой потратил долгих тридцать лет. И что же? Храм расколот надвое, как сорвавшийся с дерева сухой орех. Мы похоронили Верховного жреца и с полсотни горожан. Тебе не хватит собственной жизни, о прекраснейшая, чтобы возместить городу нанесенный нами ущерб.

Принцесса рассердилась.

- Можешь ли ты, мой просвещенный Звездочет, с уверенностью утверждать, что именно мы повинны в несчастьях, обрушившихся в ту ночь на мой город, что это не случайное совпадение? Летописи моих предков хранят случаи разрушительных землетрясений, наводнений, мора и многих других бед. Но, несмотря ни на что, мой город всегда процветал и светлых дней бывало несоизмеримо больше, чем темных... Заглянув на минутку в мир Богов, мы стали невольными свидетелями того, что случилось бы и без нас. Разве ты со мной не согласен?.. Прошу тебя. Наконец, приказываю! - Она топнула миниатюрной ножкой, обутой в мягкую парчовую туфельку. - Покажи мне, чем кончится предстоящая битва. Я хочу это знать сегодня. Сейчас!

Принцесса подумала с досадой, что если бы она была рождена мужчиной, ей не пришлось бы клянчить одолжений у Звездочета. Она неслась бы поутру в золоченых доспехах на играющем литыми мускулами коне впереди своего войска, и первая налетела бы с обнаженным мечом на обидчика, втоптала бы его в землю, подавая своим воинам пример мужества и бесстрашия.

Звездочет не устоял перед ее требовательно горящим взглядом, перед ее решимостью и... красотой. Он извлек из заветной, обтянутой черным бархатом шкатулки аксесуары, предназначенные для ритуала, начертал на полу магические знаки и символы, заключив их в круг. Ввел туда Принцессу, пробормотал заклинания, сжимая в руке старинный жезл... И снова толстенные каменные стены башни раздвинулись, растворившись в темноте, а звуки исчезли. Вместе с ними исчезло все, что было вокруг.

И вот уже они летят вдвоем, держась за руки, будто две ночные птицы на распростертых крыльях. Но тут внезапный упругий порыв ветра остановил их, отшвырнул в сторону. Теряя высоту, они стремительно падали, пока не ударились о землю, но не почувствовали боли, не потеряли сознания.

Лежа на спине, они слышали шум прибоя рядом с собой, а в вышине, над ними неслись навстречу друг другу две колесницы. Одна была огненная, озарявшая собой полнеба, другая - черная, зловещим силуэтом проступавшая на фоне занимавшегося дня. Огромные перепончатые крылья коня, запряженного в черную колесницу, напомнили Принцессе крылья чудовища, сражавшегося с зеленым гигантом.

Расстояние между колесницами быстро сокращалось. Следя за ними, Принцесса не испытывала страха - одно лишь любопытство. Колесницы беззвучно столкнулись. Небо полыхнуло нестерпимо ярким заревом, будто над их головами разразилась одновременно тысяча гроз. На глазах у притихших свидетелей битвы оба противника невыносимо медленно - подобно ткани или перьям гигантской птицы - падали в океан. Порожденная ими волна вздыбилась до самого неба и стеной покатилась на сушу. Настигнув Принцессу и Звездочета, она навалилась на них страшной, вседробящей тяжестью и поволокла за собой. Принцесса слышала гулкий грохот камней, треск сметаемых лесов, стоны и вопли гибнущих жителей Земли...

Крепко держась за руки, Звездочет и Принцесса выплыли на поверхность, и теперь уже на гребне сокрушительной, неотвратимо катящейся волны мчались... на собственный город. Но у самых крепостных стен волна вдруг остановилась - этаким могучим прозрачным монументом, и, оставив на опустошенной ее набегом земле два мокрых распростертых тела, отступила.

Снова, как тогда, первой очнулась Принцесса, блуждающим, затуманенным взором оглядываясь по сторонам - поваленные деревья, уничтоженные посевы, опустевшие сады... Но город уцелел.

Она подняла голову и увидела горожан, придворных и стражу, столпившихся на крепостных стенах, и шатаясь побрела к воротам.

Позже Принцесса узнала, что город неприятеля, стоявший в низине, был смыт с лица Земли страшным цунами и унесен в океан. А вместе с ним и оба войска, не успевшие даже выступить друг против друга.

* * *

"Наводнения... землетрясения... - ворчал про себя стареющий Город, заново переживая свое далекое прошлое. - Помнится, тогда мне бывало страшно. Земля, Вода и Огонь были несоизмеримо сильнее меня, и, казалось, я никогда не одолею могучего противника, который видел меня насквозь, а я не знал о нем ничего. Но Время перешло на мою сторону, и теперь я - все, а он - ничто. Я нашел управу на Океан, заковав его в циклопические стены. Я заставил умолкнуть Вулканы, проткнув их, как перезревшие нарывы. Я не боюсь больше ни ураганов, ни оледенений. Мне не с кем сражаться. Не у кого отвоевывать пространство и первенство. Враг повержен и усмирен. Отныне и навеки все на этой планете принадлежит мне одному..."

Но отчего же его обитатели становятся все мрачнее? Почему их лица бледны и унылы? Они не хотят даже любить друг друга, не хотят иметь детей. Они не желают больше работать на него. Коварные, неизлечимые болезни подтачивают их изнутри... А разве сам он не болен? Прекрасные сооружения, некогда блиставшие стеклом и металлом, дряхлеют, тускнеют и проседают. Монолитные стены, столетиями сдерживавшие капризы Океана, крошатся, разрушаются под натиском воды и времени. Людям больше не из чего возводить новые постройки, нечем кормить себя и его. Он давно уже начал пожирать сам себя, хоть и понимает, что долго так не продержится.

Но при чем тут Человек в потертой куртке? Почему Город избрал именно его? Не потому ли, что в нем еще живет, наперекор судьбе и логике, как атавизм, как аномалия, потребность любить и быть любимым? Струны его души, сделанные из тончайшего благозвучного материала, истосковались в ожидании нежного, благодатного прикосновения. Но не было сердца, способного извлечь из них мелодию, и они тихо, беззвучно умирали.

Он показал Человеку Принцессу, и струны внутри него встрепенулись, сладко замерли. То было уже совсем иное молчание, наполнившееся невысказанными, рвущимися наружу звуками.

          *  *  *

Так, не ведая ни о чем, Принцесса оказалась вовлеченной в события, вызвавшие в ней растерянность и испуг. Не понимая меры вины своей в происходящем, она впала в отчаяние, заперлась в опочивальне, никого не желая видеть. Она даже подумывала, не казнить ли ей колдуна-звездочета, навлекавшего страшные беды на ее разнесчастный город. К тому же он обращается с ней так, будто она не прелестнейшая из всех принцесс, а бездушная мраморная статуя. Он будто и не замечает ее очаровательного кокетства, ее изящества и грации, дивного шлейфа из ни с чем не сравнимых волос... Да он неблагодарный истукан! Или черный колдун, замысливший предательское злодейство.

Нужно раз и навсегда прекратить ночные посещения башни, решила Принцесса, и для убедительности топнула ножкой. Нужно собрать всех претендентов на ее руку, объявить состязания и сделать, наконец, выбор. А Звездочета на костер!

Она бросилась на широкую, пышно разукрашенную постель, разметав по атласному покрывалу свои оливковые волосы и крепко зажмурилась, чтобы не позволить выкатиться наружу непрошенно навернувшейся слезинке. Слезинке по Звездочету? Или по своей любви к нему? Какие глупости! Разве могут принцессы влюбляться в звездочетов? Детские капризы. Да-да, ведь ее с детства волновала и  притягивала самая высокая дворцовая башня, слишком крутая для маленьких ножек винтовая лестница и таинственный человек в черном одеянии, проводивший там в полном одиночестве ночи напролет.

"С детством нужно кончать, и как можно скорее, - думала Принцесса, погружаясь в дремоту. - Пусть опекун подберет мне старого, умудренного сединами и опытом звездочета, пусть..."

Разноцветные волны поплыли перед ее глазами - голубые, зеленые, розовые. Сначала ей показалось, что где-то под сводами высокого потолка зазвучала музыка, будто там, за декоративными резными капителями, укрылся целый хор невидимых ангелов. Потом божественная мелодия стихла и ей на смену пришла другая, очень странная, незнакомая. Музыка вибрировала, дробилась, рождая тревогу и напряжение. Яркие огни вспыхнули и побежали по стенам опочивальни. Но это уже не были стены.

Огни разбегаются в разных направлениях, сплетаются в гирлянды, замысловатые узоры, контуры неведомых предметов, очертания человеческих фигур. Принцесса, привыкшая к тусклому мерцанию свечей, никогда прежде не видела такого яркого, такого жизнерадостного света. Совсем близко, над ее головой возникли светящиеся очертания обнаженной женской фигуры.

"Кто посмел ТАК изобразить женщину!?" - возмутилась Принцесса,  в то же время с любопытством разглядывая странные изображения. И не сразу заметила, что под ними снуют люди... невиданное множество людей, очень странно одетых. Они суетились, куда-то спешили. Одни наскакивали друг на друга, другие ловко лавировали в толпе. Каким-то неведомым образом она оказалась среди них.

"Откуда могло взяться сразу столько людей? - недоумевала Принцесса. - И что они делают?"

Она боялась, что ее собьют с ног, затопчут. А люди шли двойным встречным потоком по ярко освещенным тоннелям. Толпа вынесла ее к самоходной, скользящей вниз лестнице. Пристроившись позади человека в кожаной куртке и в надвинутом до самых бровей кепи, Принцесса обеими руками вцепилась в мягкие резиновые поручни. Она хотела повернуть назад и убежать, но никто не уступил ей дорогу. Лица людей были пусты и равнодушны. Справа и слева два потока таких же пустых, отключенных лиц, поднимающихся вверх. А она не знает, как оказаться среди них, чтобы выбраться на поверхность - туда, где сияет солнце, а воздух свеж.

Ступени чудесной лестницы, сплющившись, исчезли из-под ног, выбросив ее на твердую каменную площадку. Ей не дали возможности остановиться, осмотреться - напиравшая сзади лавина понесла ее дальше, в просторный подземный дворец с высокими сводами. Послышался гулкий, нарастающий грохот, и из черной разверстой пасти с ревом выскочило одноглазое чудовище, длинное, змееподобное, с членистым железным телом. Оно растянулось во всю длину зала и замерло. И тут Принцесса с ужасом увидела, что брюхо его до отказа набито людьми.

"Так вот для чего сгоняют под землю людей, - догадалась она. - Их приносят в жертву подземному змею!"

Бока змея лопнули и из образовавшихся щелей гроздьями начали вываливаться спрессованные, измятые, но живые люди. Напрасно она пыталась убежать - людской поток, заставивший ее оказаться здесь, устремился к наполовину опустевшему чреву змея, увлекая ее за собой.

Принцесса зажмурилась. Змей сорвался с места и устремился в узкие, прорытые им подземные ходы - туда, где уже не было ни людей, ни света. Она приоткрыла один глаз, снова зажмурилась, но любопытство взяло верх. Чрево чудовища мягко светилось изнутри. Ее поразило, с каким обреченным, покорным безразличием отдавали себя теснившиеся со всех сторон люди на добровольное жертвоприношение.

Совсем близко, притиснутый к ней стоял Человек в кожаной куртке и кепи. Принцесса мужественно терпела эту вопиющую бестактность только потому, что была уверена, что спит и видит нелепый, фантастический сон. У мужчины было узкое тонкое лицо, небольшая вьющаяся бородка и бархатные, очень умные глаза, в которых застыли тревога и боль, отчаяние и надежда, и нечто такое, чему Принцесса не могла найти определение, но что глубоко взволновало и тронуло ее. Ей ужасно захотелось, чтобы Человек в кепи и потертой куртке обратил на нее внимание, заглянул ей в глаза. Но он смотрел сквозь нее, ведь она была невидима.

Железный змей наконец замедлил свое сумасшедшее скольжение, так и не начав переваривать содержимое своего желудка. Остановившись, он выбросил наружу часть спрессованных человеческих брикетов. Толпа снова потащила ее к самоходной лестнице, на сей раз ползущей вверх. Зажатая со всех сторон, она попыталась отыскать своего случайного попутчика, но его нигде не было.

- Жаль, - вздохнула Принцесса и открыла глаза.

Утреннее солнце высвечивало высокое стрельчатое окно ее опочивальни, сквозь которое виден был дозорный, прогуливавшийся по крепостной стене.

"Что же такое со мной происходит последнее время? - размышляла Принцесса, свесив босые ноги с высокого ложа. - Мне снова привиделось чудовище, проглотившее меня, а я вернулась домой невредимой. И Звездочет не принимал в этом участия."

Она испугалась, как бы ее ночное видение не натворило опять каких-нибудь страшных бед, и подбежала к окну. Дозорный неторопливо дошел до угла стены, а садовник внизу подрезал кусты роз, и ничто не говорило о новых разрушениях.

Потянув за шелковый шнурок, Принцесса позвала служанку, приказав ей приготовить костюм для верховой езды. Затем она распорядилась, чтобы свита во главе с министром земледелия ожидала ее с оседланными лошадьми для осмотра затопленных наводнением полей. Ее очень огорчало, что зерно в этом году придется выменивать у восточных соседей, так как собственный урожай был полностью уничтожен. Но еще больше ее огорчало, что все придворные мужчины носили широкополые шляпы с перьями.

"Какая ужасная безвкусица, - передернула плечиком Принцесса, кривя алые губки. - И какой расход для казны. После объезда полей надо будет позвать к себе главного придворного модельера и наказать ему изготовить для всех ее подданных мужского пола вместо вычурных шляп строгие кепи."

Прошло несколько дней. Принцесса передумала казнить Звездочета. Ее детское увлечение улетучилось и окончательно умерло во чреве подземного змея.

"Как странно, - подумала она, - Никогда мне не было так страшно, как в ту ночь, и все же хочется вернуться назад, в свой сон, чтобы еще хотя бы разок заглянуть в удивительные, подернутые вселенской тоской глаза человека, который даже не подозревает о моем существовании."

*  *  *

Принцесса не знала, да и никогда не узнает, что влечение к мужчине из другого мира и времени ей навязали насильно, что сам он ничего особенного из себя не представлял - обычный человек, уставший от изжившей себя, опустошающей нутро цивилизации, малая крупинка необъятного Города, обезличенная, изуродованная, медленно гибнущая. Его отличие от остальных заключалось лишь в том, что он сознавал свою беду и страдал так, будто был единственной жертвой, на которой вымещались все ошибки человечества.

А может именно эта неосознанная потребность взвалить на себя всю скорбь, все беды мира и привлекла к нему неведомые силы? Может сердце его беззвучно кричало на всю Вселенную: "ИЩУ ПРИНЦЕССУ!" Ведь принцессы не являются просто так, ни с того, ни с сего. Их надо сначала выдумать, сформулировать на особом, нетленном бланке заявку, и тогда только начать ждать ответа. Принцессы, может, специально рождаются на свет для тех, кто в них нуждается и кто знает, как их позвать.

Но наша Принцесса с оливковыми волосами до пят родилась для того, чтобы тайно любить своего Звездочета, смотреть по ночам в его старинный самодельный телескоп и слушать его речи об астрологии. Ей совсем не полагалось становиться свидетельницей битвы гигантов, подсматривать причины стихийных бедствий, да к тому же еще и путешествовать во времени.

И Человек в потертой куртке со взглядом, готовым угаснуть, так никогда и не понял бы, что тоскует по сказочной принцессе, если бы тот, кто полонил весь мир и больше всего на свете боялся оказаться полоненным сам, не переполнился бы до краев смертельной тоской и не воплотил бы в Принцессе свой последний отчаянный шанс на отступление.

Да, Город, завладевший миром, мог созерцать себя в любой из пройденных стадий - от первобытных городищ до железобетонного кошмара, душившего планету. Мог созерцать. Но и только. Для осуществления трусливого коварного замысла ему нужен был контакт. Соприкосновение живых, горячих сердец из разных миров. И он измышлял все новые и новые варианты, чтобы ОН и ОНА могли увидеть друг друга. И не просто увидеть, а полюбить.

Человек в потертой куртке брел по улице, вопреки обыкновению никуда не спеша. Толпа раздраженно обтекала его, как препятствие, нарушающее общий ритм. Кругом были стены. Одни только стены, бегущие к иллюзорному горизонту, просачивающиеся сквозь точку в небытие... Стены росли вверх, в самое небо, не то подпирая, не то просверливая его насквозь. Стены уходили корнями вглубь земли, обрастая немыслимым сплетением труб, кабелей, проводов... Стены выстраивались в необъятный лабиринт, из которого не было выхода.

И все же Человек упрямо искал выход. Его путеводной звездой стали глаза Принцессы. Он поднимался скоростными лифтами на смотровые площадки самых высоких небоскребов, но в необозримой дали видел лишь крыши домов, щетинистым панцирем покрывавшие Землю, да черные потоки людей и машин, заполнявших сплошной кишащей массой просветы между домами. Тогда он спускался в клокочущее, бурлящее, гулкое нутро Города, плутал среди его зловонных внутренностей, сырости и ржавчины. Отвращение и страх понуждали его бежать прочь, к скудному свету, нахолящему лазейки в каменных громадах.

Он забрел в небольшой чахлый парк, присел на берегу искусственного водоема и, глядя в пустые, купоросовые воды, пытался усмирить вышедшие из повиновения мысли и чувства. И вдруг в неестественной голубизне водоема увидел, наконец, долгожданный образ.

Принцесса неслась на белом коне по просторному зеленому лугу. Легкие, будто взбитые сливки, облака бежали по небесной лазури. Прекрасные, пронизанные солнечным светом волосы юной девы бились на ветру о спину лошади, опьяненной, как и ее наездница, жизнерадостным галопом и ликованием напоенного росой утра. И так невыносимо защемило в груди у Человека, сидевшего на скамейке, что он невольно застонал...

Видение исчезло. Он с отчаянием и ненавистью огляделся по сторонам. Каменные многоглазые истуканы безучастно взирали на него со всех сторон, будто собираясь сомкнуться, раздавить этот клочок искусственного парка с купоросовым водоемом. Человек вскочил, бросился вон, сам не зная куда. Потому что укрыться все равно было негде.

Он бежал по улицам, расшвыривая прохожих, и сердце его бешено колотилось. Лица горожан, их одежда, волосы, глаза - все было бесцветным, серым, унылым. Серым был асфальт под ногами, стены и окна домов, отражавшие серое небо. На всем, что его окружало, и на нем самом лежал многовековой несмываемый прах. Люди, эти однажды заведенные чьей-то насмешливой волей механизмы, двигались и жили по инерции, и никак не могли остановиться, что бы спросить себя: "А зачем?" Человек в потертой куртке ощущал себя вывалившимся из единого механизма винтиком, путавшимся у всех под ногами, мешавшим этой хорошо отлаженной бессмыслице.

Он мчался по широкому проспекту в грохоте машин, подземок и переплетенных над его головой автострад. Он не находил себе места от тщетных поисков призрака, которого негде было искать. Потому что не было в его мире ни зеленых лугов, ни белоснежных коней, ни длинноволосых яснооких принцесс.

Он еще не знал, что один вполне заурядный медиум собирается дать сеанс гипноза. Но Город, вобравший в себя, как паук, все бразды правления, знал все, что происходило в нем, и ему ничего не стоило направить стопы избранной жертвы туда, где суждено было свершиться задуманному.

Люди, столпившиеся вокруг открытой арены, чувствовали непонятное, отдававшееся звоном в ушах напряжение. Иные тревожно поглядывали на небо. Небо тускло светилось сквозь дымную пелену, не предвещая ни грозы, ни дождя. И тем не менее воздух над ареной вибрировал, а беспокойство собравшихся росло.

Волновался на этот раз и сам медиум, для которого уличные сеансы гипноза давно превратились в обыденную, даже скучную рутину. По просьбе желающих он мог внушить какие-нибудь давно забытые ароматы, чувства, даже способности, которыми в обычной жизни не обладал подопытный. Он мог перенести его в другую обстановку, даже в другое время. Мог заставить поверить на краткий миг, что подопытный - гений или опасный преступник, и много чего еще. Горожане, отвыкшие жить эмоциями и чувствами, с радостью соглашались испытать их хотя бы под гипнозом - удовольствие, волнение, даже испуг или гнев, все, что угодно, только не это разъедающее душу безразличие.

- Кто следующий? - громким голосом выкрикнул медиум, немолодой сухощавый человек в сером, давно не глаженном костюме. Лицо у него было такое же измятое, как и его костюм. А взгляд сумеречный, тяжелый и навязчивый.

Никто, против обыкновения, не откликнулся на его призыв. Что уже само по себе было странно. Выждав немного, медиум повторил вопрос. Зрители снова ответили молчанием.

- Кто-нибудь желает..? - в третий раз уже безнадежно стихающим голосом спросил он.

- Я желаю! - донеслось откуда-то сзади.

Все невольно обернулись и увидели молодого еще мужчину с редкой вьющейся бородкой, одетого в потертую кожаную куртку, линялые джинсы и кепи, надвинутое на глаза.

Заложив руки в карманы и опустив голову, он направился к арене. Из-за пазухи у него торчала темно-красная роза, только что купленная у лоточницы.

- Счастлив приветствовать вас, - с театральной пафосностью встретил медиум объявившегося, наконец, подопытного. Его наметанный глаз не мог не заметить, что человек, поднявшийся на открытую арену, вряд ли вообще сознавал, где находится и что собирается делать, что он, в некотором роде, был не в себе.

Собравшиеся на площади затихли, но не в ожидании развлечения. Что-то непонятное, гнетущее и обездвиживающее сковало их, усиливая тревогу и смятение. Замерло все вокруг. Даже сам воздух над Городом.

- Итак, что бы вы хотели испытать, молодой человек? - громко, чтобы всем было слышно, поинтересовался медиум.

- Любовь, - мрачно, но очень отчетливо произнес тот.

- Любовь??? - очень удивился медиум. - Такого у меня еще никто не просил. Что ж, давайте попробуем.

Стало еще тише, хотя минуту назад казалось, что тише уже просто невозможно. Вводя подопытного в гипнотическое состояние, произнося необходимые слова и делая заученные пассы руками, медиум почувствовал, что отнюдь не является хозяином положения, как того требовало его искусство. Все явственнее он начинал ощущать свою вовлеченность в странную игру или события, которых не понимал, но которые надвигались со зловещей неотвратимостью.

Воздух сгущался, спрессовывался вокруг него самого и добровольца, будто они, вместе с этой жалкой уличной ареной, превратились вдруг в мощный магнит или гигантскую воронку зарождающегося смерча, уходящего невидимым раструбом в земную атмосферу. Медиум хотел было крикнуть: "Опыты отменяются. Расходитесь. Бегите! Скорее!" Но ни голос, ни руки уже не повиновались ему. Подобно дирижеру, он взмахивал воображаемой палочкой, руководя воображаемым оркестром, приводя в движение неведомые силы.

Человек в потертой куртке вел себя странно: он вытянулся, приподнялся на цыпочках, блаженная счастливая улыбка расположилась на его лице, давно уже отвыкшем улыбаться. Он явно созерцал нечто, заставлявшее его грудь бурно вздыматься. Казалось, что ноги его не касаются помоста, что он вот-вот взлетит. В руке, простертой в пустоту, зловещей кровавой каплей застыла парафиновая роза.

Медиум был уже готов к тому, что этот, неизвестно откуда взявшийся субъект на глазах исчезнет, перенесясь в другую реальность. Но в следующее мгновение рядом с ним на арене возникло нечто совершенно невероятное: юная девушка, сотканная из света и радости, окутанная облаком неправдоподобно длинных оливковых волос. На ней было небесно-голубое платье до пят и изящные лакированные туфельки. То была сама Земля в пору своей юности, не оскверненная тлетворным дыханием полонившего ее Города, принявшая облик прекрасной принцессы. Такого дивного дива горожане не видывали ни в фильмах своих, ни в снах.

Дева подалась всем телом к мужчине в потертой куртке, но, устыдившись своего порыва, замерла в полушаге от него, спрятав под густыми ресницами свои лазуревые глаза.

- Неужели это ты, мое прекрасное видение?!. - прошептал он одними губами, протягивая к ней руки. - Так мы все-таки встретились! Умоляю тебя, не исчезай! Иначе... иначе я умру.

Он боялся, что снова грезит наяву, что пожелай он удержать ее, и его ладони ощутят лишь холодящую душу пустоту.

- Я люблю тебя! - неожиданно для себя самой звонко выкрикнула Принцесса. Отзвуки ее хрустально-чистого голоса ударились об его сердце, переставшее вдруг биться.

Застыли пораженные зрители и сам гипнотизер. Три слова, произнесенные ею вслух, давным-давно преданные забвению, ошеломили их, вызвали смятение.

- Она любит его... - восхищенным шепотом, шорохом или дуновением пронеслось по собравшимся. - Она его любит!

Он хотел ответить ей, но не мог вымолвить ни слова. И, забыв, что кроме них двоих, существует на свете кто-то еще, он погрузил ладони в нежное облако ее волос, коснулся дрожащими пальцами ее спины и, чтобы не дать ей исчезнуть, испариться, растаять, с отчаянием и восторгом прижал ее к себе.

И в тот миг, когда их губы соприкоснулись, невидимый смерч взорвал воздух, вонзившись в прильнувших друг к другу влюбленных концом бешенно вращающейся воронки. Вскрикнув, Принцесса попыталась высвободиться из роковых объятий, но не смогла даже пошевелиться. Ее тело налилось невыносимой тяжестью, грозившей раздавить, расплющить, уничтожить их обоих. Со стороны казалось, что он продолжал обнимать ее, но то уже не было объятием. Так, схватившийся за оголенный провод высокого напряжения, сознавая, что через секунду превратится в пепел, не может оторвать намертво прикипевших к проводу рук.

Никто - даже сами Влюбленные - не понимал, что происходит. Только ошеломленный, оглохший от нестерпимого звона медиум видел, как исчезает в этих двоих засасываемый ими смерч... Невозможно сказать, сколько это продолжалось. В тот миг, или вечность, остановились все часы необъятного Города.

...Сотни зрителей, ставшие невольными свидетелями странного явления, разом вздохнули, снова обретая способность двигаться и дышать. А Человек в потертой куртке, надломившись в коленях, рухнул на пластиковые плиты арены. Девушка с оливковыми волосами исчезла. И вряд ли хоть кто-нибудь вспомнил о ней, о том, что она была. Да и о человеке, распростертом посреди арены - тоже. В странном смятении зрители покидали площадь, не испытывая ничего, кроме опустошенности и непомерной усталости.

*  *  *   

Принцесса открыла глаза. Огляделась по сторонам. Перед ней, прислонясь к стене, стоял древний старик с всклокоченной седой бородой и разметавшимися по плечам редкими волосами. У его ног валялся разбитый телескоп.

- Кто ты? Как ты сюда попал?! - удивилась и рассердилась Принцесса, с трудом поднимаясь с пола.

- Я - придворный Звездочет Принцессы, - с достоинством ответил старец.   

- Да как ты смеешь называть себя моим звездочетом, дерзкий самозванец! - воскликнула Принцесса надтреснутым голосом и вдруг осеклась.

Поднеся к подслеповатым глазам морщинистые сухие руки, она пошатнулась, и наверняка упала бы в обморок, если бы старец вовремя не подхватил ее.

Некоторое время они молча созерцали друг друга. Старец, на лице которого застыло сострадание, первый отвел глаза. И только тогда заметил на каменных плитах пола странный предмет - нечто, отдаленно напоминавшее садовую розу, вернее - грубое подобие ее. Он поднял розу, удивленно вертя ее в руках.

При виде розы старая дама слабо вскрикнула, пошатнулась.

- Отдай, старик! Это мое. - Схватив розу, она прижала ее к груди. Ее поблекшие губы беззвучно шевелились: - Так значит все это действительно было... Было!!! 

Старец смотрел на нее с мрачным осуждением. И тут Принцесса начала понимать весь ужас произошедшего с ними. Каким-то непостижимым образом у нее отняли молодость... Нет - целую жизнь! Ведь она только начинала взрослеть. Она была полна до краев несвершившихся еще надежд и полудетских грез. А теперь получается, что жизни-то и не было. Да как же так? За что!?! Каким богам она причинила зло? Кто так жестоко надругался над нею?

- Нет... Нет! Это невозможно! Наверное, мы еще спим или погружены в очередное кошмарное видение. Поскорее пробуди нас, милый Звездочет!

- Увы, моя Принцесса, видения кончились. Но что-то случилось со временем и с нами. Я затрудняюсь даже сказать, какой сейчас год, какой век. Все странным образом изменилось вокруг.

- Но как!?. Как такое могло случиться? Почему?

- Ночью, не дождавшись тебя, моя Принцесса, я один вошел в магический круг... Было тихо, как в склепе или в подвалах дворца. - Звездочет опустил глаза и спросил неуверенно: - Позволишь ли ты мне продолжить, Принцесса? Не обрушишь ли на меня свой гнев?

- Ах, говори же, Звездочет, говори! Не мучай. - Старая женщина тяжело опустилась на единственный стул, скрипнувший под ней - стул тоже успел обветшать и рассохнуться за одну эту странную ночь.

- ...Я увидел в небе облако или видение, оно было прекрасно. Потому что походило на тебя, владычицу моих тайных грез... - Он запнулся, его скрипучий голос дрогнул. - Прости мою дерзость, госпожа, но я так любил твои волосы, глаза, голос... - Он закашлялся, нахмурил седые брови и нашел в себе силы продолжить: - Облаком была ты, Принцесса. Твои волосы и гибкие тонкие руки, залитые лунным светом, разметались по ночному небу... В одной руке каплей крови горел цветок. - Он перевел взгляд на все еще прижатую к впалой старушечьей груди искусственную розу и поморщился.

- Дальше! Говори, что было дальше, - торопила она.

- Я залюбовался дивным видением, когда оно вдруг лопнуло в том месте, где должно быть сердце. И я увидел гигантского крылатого змея, выползавшего... прости госпожа... из твоей груди. Казалось, этому змею не будет конца. Его перепончатые крылья заслонили все небо - звезды, Луну и тебя. Крылатый змей сворачивался кольцами, носился над землей, изрыгая зловонье и пламя, круша все вокруг своими ужасными крыльями. Потом... потом случилось самое страшное...

- Да говори же, говори!

- Облетев трижды вокруг дворца, змей взмыл в небо и, набирая скорость, устремился прямо на меня... Не знаю, как я остался жив, как не умер от страха. Он ворвался в башню так стремительно, что я только услышал свист ветра, сбившего меня с ног. А он, подобно грозовому разряду, ушел сквозь башню... или сквозь меня... в землю. И исчез.

Парафиновая роза, шурша матерчатыми листьями, задрожала в руке Принцессы и, ударившись об пол, раскололась надвое.

*  *  *

- Встань! - Склонившись над лежащим, медиум заглянул в его бескровное лицо.

Ему пришлось повторить приказ несколько раз, прежде чем тот открыл глаза, глубоко судорожно вздохнул и, опираясь на его руку, поднялся.

- Где она!?

- Кто?

- Принцесса!

Медиум ничего не ответил. Вряд ли он и помнил о странной девушке, на миг появившейся на арене. Более того, он забыл, кто он сам, потому как происходившее вокруг лишило его рассудка.

А что происходило вокруг? На первый взгляд, ничего. Только, несмотря на спускавшиеся сумерки, не зажглись по обыкновению рекламы на стенах и крышах домов. Не побежали вдоль улиц вереницы огней. На фоне бледнеющего неба контуры домов чернели мрачными, бесформенными громадами, не выплескивая внутреннего света сквозь сразу ослепшие квадратики окон. Странная, зловещая тишина висела над городом. Не слышно было гула с перегруженных транспортом магистралей, сигналов машин, рокота воздушных лайнеров. Закованная в бетон земля не содрогалась от гнездившихся в ней подземок. Замолкли и разом умерли и все прочие звуки, какими обычно полнится густо населенное людьми пространство.

Умолкли телевизоры, радиоприемники, компьютеры и все прочие персональные средства связи, превратившись в мертвые бесполезные вещи. Остановились лифты в небоскребах. Остановились все заводы и фабрики... То не было следствием какой-то локальной аварии. Произошло нечто большее - масштабное, планетарное, необъяснимое. Электричество вытекло из проводов таким же непостижимым образом, каким некогда по ним струилось, а вода покинула водопроводы и вернулась в подземные реки.

Удивительным было и то, что нигде не возникало ни паники, ни недовольства, ни беспорядков. Никто не зарился на брошенные посреди улицы автомобили, на обезлюдившие открытые магазины и лавки, на чужие квартиры. Те, кого странная катастрофа застигла на улице, даже не пытались вернуться домой. Те, кто находился в домах, спешили поскорее покинуть их, выбраться на открытое пространство.

Люди не ждали, когда исправят аварию, не возмущались и ничего не требовали. Они выискивали незастроенные открытые площадки - парки, скверы, стадионы, городские площади, интуитивно ища там спасения от неведомой напасти. Они жались друг к другу, и угнетенно молчали. Так, после внезапно разразившегося землетрясения, земляне прошлого поспешно покидали свои дома в ожидании нового, еще более мощного толчка, не испытывая ничего, кроме инстинктивного животного страха.

В этом тягостном тревожном ожидании, в кромешной тьме прошла целая ночь, самая длинная, самая темная ночь в жизни каждого из них. Толпы тесно прижавшихся друг к другу людей стояли лицом к Востоку в нетерпеливом ожидании рассвета. Когда, наконец, слабый свет возник над горизонтом и пополз вверх, тесня, сдвигая, складывая в гармошку купол ночи, на лицах людей с отблесками утренней зари вспыхнула надежда.

Увы, у них не было шансов на надежду. У них больше не было ничего. Только гнетущая враждебная тишина, воцарившаяся на отвернувшейся от них планете. Дома громоздились вокруг уродливыми остовами, мертвыми коралловыми рифами, которые странным образом стали вдруг внушать ужас и отвращение их недавним обитателям, их создателям. За одну эту страшную ночь из всесильных хозяев Земли люди превратились в колонии морских устриц, лишившихся своих раковин, защищавших их изнеженные тела. Они бы рады убежать, не разбирая дороги, от этого кошмара, да бежать было некуда - надгробные колоссы небоскребов железобетонным кольцом смыкались над покинувшими их обитателями. По-прежнему стояла гнетущая мертвая тишина, будто небо вобрало в себя весь воздух, отступило на недосягаемую высоту, оставив бездомных людей в безвоздушном пространстве.

Город... или то, что еще недавно было им, не принадлежал больше ни земле, ни небу, ни времени. И может быть поэтому в ненарушаемом безмолвии на глазах у окаменевших от ужаса людей стены домов начали вдруг медленно оползать, не создавая ни шума, ни пыли. Они беззвучно трескались, раскалывались, разъезжались, как высыхающий от зноя вылепленный из сырого песка дворец. Те, что не сообразили или не сумели отступить, или еще хуже - покинуть свои дома, оставались под развалинами. А те, что созерцали происходящее со стороны, проклинали судьбу за то, что еще живы.

Несколько раз поднялось и упало за горизонт потрясенное невиданным зрелищем Солнце. Несколько раз пугливо разбегались с ночного небосвода стада тусклых звезд. Несколько дней и ночей рассыпались по всей планете останки гигантского города.

Когда в очередной раз взошло Солнце, оно не увидело ничего, кроме вновь свободной Земли и воспрявшего духом Океана, осторожно зализывающего свои раны. И по этой голой Земле брели люди - в одиночку, группами и толпами, брели, не зная куда и зачем, нигде не находя себе пристанища. Потому что они не оставили на ней ничего, что могло бы поддержать их. Человек, потерявший свои неизменные куртку и кепи, тоже был среди них. Он по-прежнему грезил прекрасной принцессой, которой, увы, больше не существовало.

То был Последний День Творения... он же - Первый, если у его собратьев хватит сил и мудрости начать все заново.