Любимый

Количество переживаний нередко переходит в качество: это была уже третья неделя, как я маялась в местной больнице по поводу банального гастрита, причем, без всякого намека на излечение.  И это - в 27 лет!

Тонны лекарств, обследований, но ничего не менялось.

... Молоденькая амбициозная врачиха расстраивалась: все ее предписания  не давали результата. И тогда она задумала нечто неординарное - добилась разрешения администрации отпустить меня на сутки домой, чтобы я немного отдохнула от больницы, прежде чем продолжить курс лечения. Это я потом узнала, через что ей пришлось пройти, чтобы получить согласие главного врача на такой нестандартный подход к больному.

Мой депрессивный облик навел ее на мысль о стрессе. Он, этот стресс, и мешал, по ее мнению, таблеткам справиться с гастритом. Ну, а откуда у молодой симпатичной девушки обычно появляется стресс? Правильно: ищите ... мужчину!

Она, фантазерка, решила, что я тоскую по своему парню, а после ночи любви с ним, вернусь в больницу совсем в ином настроении. И тогда мои успокоенные нервы покажут моему  желудку большую фигу, и тот перестанет сопротивляться лечению. Не знаю, как сейчас, но тогда, в восьмидесятые годы, подобное поведение  начинающего врача тянуло на творческий подвиг. Тем более, что все это происходило в обычной районной больнице одного из пригородов Питера.

Домой-то я пришла, но там было пусто. Мама уехала в срочную командировку. Подруги знали, что я - в больнице, поэтому никто из них и не звонил мне домой. А парня... у меня не было: его место занимал взрослый (на десять лет меня старший) женатый мужчина. Он тоже знал, что я - в больнице, так что звонить мне не мог. Иногда я сама дозванивалась до него, выстаивая длинные очереди к больничному телефону-автомату: в те годы о мобильниках даже не мечтали.

   Звонить любимому домой я избегала (по вполне понятным причинам), так что, если я и звонила, то на работу. Но, увы, рабочее время уже закончилось, и я слонялась по пустой квартире, не зная, чем себя занять и как успокоиться. Можно было, конечно, поболтать с подругами. Но я заранее знала: независимо от темы разговора, обязательно услышу что-то типа:

- А нечего было влюбляться в женатого!

Интересно устроен мир... Люди давным-давно знают мудрость:

 "Сердцу не прикажешь". 

Но, при этом, все дружно осуждают тех, чьи сердца стали жертвой женатых или замужних.  

 Но я плевать хотела на доводы разума и мнения подруг. Одна Витькина улыбка значила для меня несравненно больше!

               Витя  был хоть и старше меня, но в душе продолжал оставаться очень юным и нежным.  Его воспитывали мама и отчим вместо отца. Так вот, этот самый  отчим, как рассказывал Витя, внушил себе роль спасителя его мамы от одинокой доли вдовы. Нет, возможно, он даже любил Витину маму, как умел. Но преподносил свою любовь в форме великого подвига: взял с ребенком, да еще таким шустрым и непокорным, что без него, мужика в доме, сладить с мальчишкой  было бы просто невозможно.

На самом деле, Витя мстил отчиму за его самонадеянность и властность. Тот  даже не пытался поговорить с мальчиком по душам, а сразу взялся командовать и наказывать. Чему удивляться, мужик  был военным: первая колонна марширует направо,  вторая - налево. Вопросы?

Маленький Витя отчаянно стремился доказать, что они с мамой и так проживут, без всяких там самоотверженных героев,  и уговаривал маму бросить этого дядю. Но мама объясняла сыновние протесты детским эгоизмом и ревностью: ну, и правда ведь, старается мужик, уроки проверяет, за двойки наказывает, проявляет неравнодушие. А в ответ получает только ненависть и мелкие пакости.

В итоге, сын сделал вывод, что отчим для мамы важней, чем он, и начал пореже бывать дома, пропадал вечерами у друзей, рискуя  получить скандал от своего новоиспеченного папаши.  Однажды тот даже излупил его ремнем за взрыв на уроке химии. Но мама сочла это адекватной реакцией отца на проступок сына. Она так и сказала: "Любой отец так же поступил бы на его месте".

"Если бы отец!"  - думал Витя.

Но его папа никогда не бил его, а этот...

В итоге, в четырнадцать лет Виктор стал убегать из дома, ночевал на вокзалах и даже пару раз попадал в милицию. Но и это не помогало: мать не рассталась со своим мужем, а сын (со свойственным его возрасту максимализмом) счел это предательством. Обиду на мать он сохранил и принес с собой даже во взрослость.

После школы он поступил в институт пищевой промышленности и выучился на технолога. Девчонок в группе было полно, однако женился он позже, уже после окончания ВУЗА.

Это была вечеринка в компании бывших однокурсников,  и один паренек пришел разу с двумя девушками-подружками.

Витина будущая жена оказалась за столом рядом с ним. Она ему не понравилась даже внешне. Но он так изголодался по близости с женщиной, да еще и изрядно перепил в  конце вечера, что даже не заметил, как оказался в одной постели с этой девицей.

Утром выяснилось, что она была девственницей и пришла на вечеринку неслучайно. Она давно заприметила Виктора: сначала на фотографиях общей компании, в  состав которой входила ее подруга - девушка Витиного однокурсника, а потом и по рассказам о нем этой самой подруги:

"А дружок у моего Леши -  просто красавчик: высокий, спортивный, большеглазый, задумчивый...

На технолога выучился, между прочим, и уже зарабатывает. Готовит отлично: я сама пробовала приготовленную им куриную грудку в сметанном соусе.  Он Лехе помогал моему, когда у того день рождения был...  Пальчики оближешь! И потом, он - брюнет с волевым лицом: все, как ты мечтала.

Ох, если бы не Леша, я бы им сама занялась. Хочешь, с собой тебя возьму на вечеринку?

Это все Вите потом рассказал его друг, Леша:

-  Девочка-то на тебя давно "запала", еще по фоткам, да по Иркиным рассказам. Та ей все уши прожужжала, какой ты замечательный. Я даже приревновал поначалу.  Ну, дела! И что ты теперь делать станешь? Она же  - из хорошей семьи, говорят, да не шлюха там какая-нибудь... Жаль девчонку.

Витя мой растерялся сначала от такого наезда, но потом встретился месяца через полтора с этой девицей поговорить по душам: что делать, мол, бывает всякое... И спросить хотел, почему она сразу не сказала, что для нее это все, ну,  -  впервые. Он бы не стал  тогда брать на себя ответственность... И вообще, кто так делает: с первым встречным девственности лишаться!

А она ему ответила, что он для нее  - не первый встречный, мол. Что можно и заочно влюбиться, по фотографии. А тут - не просто фотография, а такое!

Ну, и вот... Она его теперь очень  любит после того, что между ними случилось. Это - раз! А, во-вторых, она вчера у врача была, и выяснилось, что она беременна.

В общем, Витька мой попал в переплет. Банальный капкан. Старый, как мир.      Вообще, история с несколько пошловатым оттенком.

Нет, опять же, могу повторить:  он никогда мне не говорил о своей жене никаких гадостей. Все-таки она - мать его  ребенка, да и вообще, она  человек неплохой, видимо.

 Но он-то ее никогда не любил, вот в чем дело. Женился как порядочный человек. Но как жить всю жизнь с нелюбимой женщиной? 

Позже он устроился на наш местный хлебобулочный комбинат технологом, и вот однажды...

В общем, в наш район знаменитость одна приезжала на гастроли в концертный зал. И кто-то сказал, что встречать таких людей нужно, как положено: хлебом с солью. А я тогда в концертном зале как-раз работала администратором, и мне поручили договориться с комбинатом о горячем и эффектно оформленном хлебе, как принято в таких случаях. Так мы с Витей и познакомились.  

Эта пресловутая  взаимная искра вспыхнула мгновенно. Меня  вообще как током шибануло. 

Если бы он не ответил взаимностью, я бы, наверное, одна справилась со своими чувствами. Но он ответил. 

Понятно, что нет перспектив! Понятно, что для него  роман со мной наполнен не такими же сильными эмоциями, как мой роман с ним.  Но ясно и другое: я могла бы прожить целую жизнь, так и не узнав, что такое счастье.  

 Теперь-то я знаю: счастье - это взгляд на всех мужчин планеты, кроме одного,  - как на существ среднего пола. 

Счастье - это сострадание ко всем  женщинам вокруг, потому что они не любимы им, твоим единственным. У них  - другие возлюбленные, и им кажется, что это  и есть счастье. Глупые обделенные дамы!

  А еще, я никогда не забуду этого чувства -  зависть себе самой и ужас от мысли, что можно потерять любимого. Так длилось около года.

Ревности к его жене у меня сначала не было. Он же ей изменяет со мной, а не наоборот. Я - его праздник, а она - вынужденные будни. Но потом откуда-то появилась эта нелепая  ревность. Он чувствовал ее и всегда говорил:

- Девочка моя! Я же рассказывал тебе множество раз, как я несчастлив в браке. Думал первое время, что смогу даже полюбить ее, но ничего не вышло. Она меня любит, а я с ней только из-за дочки живу. Вот вырастет дочурка, я разведусь. Нет у тебя оснований для ревности, понимаешь! Я тебя люблю, а не ее.

  После этих слов на какое-то время я успокаивалась, но вскоре мне снова начинало казаться, что он лукавит, как все женатые мужчины. Ведь настоящее чувство действенно, и не станет любящий мужчина ждать, пока ребенок вырастет, а любимая женщина состарится.

Но расстаться с ним я не могла. Не было у меня таких сил!

 Со временем  что-то  изменилось в наших отношениях: он стал  реже звонить и однажды пропал на три бесконечных дня.

Целый год ежедневно по несколько раз в сутки он звонил  и приучал  меня к своему голосу. Я уже не могла жить без этих звонков! А тут вдруг - трое суток неизвестности.

Моя жизнь остановилась от предчувствия катастрофы. Лицо распухло от слез. Я не ходила на работу, не спала по ночам, ничего не ела, а просто с мольбой смотрела на телефон.

Наконец он взорвал тишину, и родной голос начал фальшиво рассказывать о затяжном конфликте дома...

Я чувствовала, что он врет и причина в чем-то другом.  Возможно, даже  - в другой. Но я запретила себе прикасаться к правде на уровне мыслей, не говоря уже о попытке разоблачения! Я не была готова к страшной реальности, к истинам, которые могли меня попросту убить, и я уговорила себя, что все было именно так, как мне рассказывалось.

Когда он уходил от меня, его жизнь продолжалась, я это чувствовала. А моя жизнь без него останавливалась: мне приходилось считать минуты до следующей встречи. Как страшно, когда тебя уже не существует  вне другого человека!

  Иногда мы ссорились, и я даже пыталась расстаться с ним. Этого требовала моя  мама, которой было невыносимо сознавать, что ее дочь встречается с женатым. Этого требовала моя собственная гордость и просто здравый смысл. Но мой возлюбленный возвращал меня всякий раз, как только мои попытки освободиться от него реально угрожали нашим отношениям.

Вот и сейчас я, в очередной раз, попыталась  завершить наш мучительный роман, но, в итоге, кроме стресса и попадания в больницу с сильной болью в желудке, ничего не добилась. Мой любимый и на этот раз примчался ко мне с цветами и заверениями ... в моей исключительной роли в его судьбе! И я опять не нашла в себе сил для разрыва.

Его признания в любви, конечно, будоражили кровь, но я понимала: это - искренние, хоть и ни к чему не обязывающие слова. Он любил меня, пока ... был со мной. А потом он почти забывал обо мне, находясь в плену семейных и рабочих проблем. 

Чувства к жене, с которой прожиты многие годы и от которой есть ребенок, несравнимы с влюбленностью в другую женщину. И не так уж важно, что именно это за чувства к жене! Любовь ли, ненависть, усталость от нее...

Они уже - родственники, пусть даже надоевшие друг другу. Но многолетнее супружество -  такое  мощное сооружение, что смешно и преступно посягать на его разрушение. 

Да, бывает, кто-то разводится. Я тоже иногда мечтала, что он разведется, и тогда...  Но я понимала: тот, кто изменяет жене, а потом еще и бросает ее, -  предатель. А коли так, то наступит момент, когда он начнет предавать и меня.

Предательство  - это ведь генетическая особенность организма, которую не изменить. Наивно мечтать  о роли исключения  из  правил. 

  Всякий раз, когда я уходила из отношений навсегда, он чинил наш союз, и, похоже, приобрел иммунитет к моим восстаниям, перестав воспринимать их всерьез. Он знал, что, если дождаться меня у парадной, подарить цветы, посмотреть в глаза своим фирменным взглядом, к которому я неравнодушна, убедить в любви  нестандартными речами, в чем он был большой мастер, ну, и, наконец, нежно обнять жертву своего эгоизма, то до следующего моего восстания можно жить припеваючи.

Обещал ли  он  что-то на тему будущего? Нет, он ничего не обещал. Хотя иногда напускал тумана с намеком на возможный развод и общий сюжет со мной. Но, если честно, ничего конкретного в его романтических планах на будущее не было. А я ничего и не требовала, боясь, что спугну свое счастье и всерьез разозлю любимого человека.

Я знала, что женщина-ультиматум вызывает у мужчин раздражение, в то время, как женщина-жертва вдохновляет на эгоизм и потребительство. Конечно, есть и другие типажи женщин, но я не могла определиться в выборе этого типажа и, уж, тем более, вжиться в него.

  Тем не менее, вопреки реальным фактам и здравому смыслу, я все-таки продолжала надеяться на чудо. Я ждала, что однажды, после очередного признания в любви, он скажет: 

"Я понял, что не могу без тебя жить. Я хочу засыпать и просыпаться с тобой, растить общих детей... Я развелся.  Ты не виновата перед моей семьей: мы с женой давно стали чужими. Просто ты помогла мне найти силы для этого шага..."

Я отлично понимала, что мои ожидания банальны и наивны. Недаром мой рассудок с большой степенью сарказма высмеивал мои мечты. Но с каждой новой попыткой  вырваться из магии всепоглощающей зависимости, в плен которой я, похоже, безвозвратно попала, я обретала новый опыт жизни без моего любимого. И этот опыт был ужасен.

 Обычно это длилось не больше двух-трех дней. Дольше я бы, наверное, не выдержала. Но, к счастью, и он не выдерживал моих восстаний и начинал новую осаду, не оставляя мне времени остыть и собраться силами для настоящего разрыва.

Но и этих двух-трех дней мне вполне хватало для погружения в мир бессмысленного мрака. И я задавала себе вопрос:

"Зачем мне этот холодный равнодушный мир, если в нем нет любимого человека"? А другой любви (я была почему-то уверена в этом) у меня  уже не будет. Возможно, впереди - что-то иное: суррогаты этого чувства. Но не сама любовь.

  И каждый раз, когда я реально ощущала ужас прозябания без любимого, когда совершенно теряла интерес к жизни, - он звонил или приходил. И жизнь рождалась заново.

... Я звонила ему из больницы, чтобы услышать любимый голос. Он обещал меня  навестить. Я просила его этого не делать, понимая, что из маленькой местной больницы подробности такого визита мгновенно разлетятся во все стороны и дойдут до его коллектива. Его моральный облик будут обсуждать на каком-нибудь мерзком собрании. Дойдет до его жены... Он потеряет работу, семью, и обвинит во всем этом, разумеется, меня, даже если не выскажет свои обвинения вслух. И все-таки в душе я ждала, что он скажет:

-  Да, плевать я хотел на все слухи! Я женюсь на тебе сразу после твоей выписки. Мне так хочется немедленно тебя увидеть! Я буду через полчаса. Что тебе привезти?

Я понимала: этого не случится. Он не примчится ни в больницу, ни в мою будущую жизнь. Он - тайный гость моей квартиры и похититель моей души. Он - просто любовник, как бы ужасно ни звучал это слово.

И не стоит обольщаться по поводу общего корня в словах любовник и любовь. Корень-то - общий, а вот окончания совсем разные. 

    Я была не готова к революции в личной жизни.  Хотелось укутать себя щадящим временным самообманом.

"Ведь если бы он не любил меня по-настоящему", -  уговаривала я себя, -  "зачем бы стал так настойчиво возвращать после моих попыток расстаться с ним?!  Для него - не проблема завести любовницу, а он борется за отношения со мной. И все-таки, если он  будет долго раскачиваться в нерешительности, то  я ... "

 На этом месте мои мысли уплывали в туманную неопределенность: когда-нибудь  потом, когда я наберусь сил и выпишусь из больницы, я смогу вырваться из этого   сюжета.  Зато сейчас мой любимый наверняка встретит меня у дверей больницы после выписки, посадит в машину, подарит цветы, скажет слова, которые я хочу услышать, и мы вскоре останемся наедине... Я закрывала глаза и почти теряла создание, думая об этом.

"Я - сильная. Я смогу бросить его ... потом. Но не сейчас". 

 В сущности, все люди точно так же отодвигают мысли о необходимости умереть - на абстрактное "потом"... Невыносимо думать об этом, пока ты молод и счастлив.

 *   *   *

За час, проведенный дома, я остро почувствовала, что ни за что не останусь тут ночевать - в этой камере пыток одиночеством. Захотелось  срочно возвратиться ... в больницу. Пока не стемнело. А то еще не сдержусь и опять начну слушать голос любимого, его баритонно-бархатное  "алло", и глупо, как первоклассница, бросать телефонную трубку, отлично понимая, что меня давно рассекретили. 

Приехать он не сможет: дома -  жена, у нее - отпуск, и она в последнее время  стала настороженной, если верить его словам: видимо, почувствовала тени другой женщины в душе мужа.

Побродив по городу, я накупила фруктов и сладостей, после чего направилась  обратно в больницу. За три неполные недели, которые я там провела, пришлось привыкнуть и к распорядку, и, главное,  -  к соседкам. Их любопытство и некий интерес к моей судьбе, хоть и проистекал, в  основном, от скуки и временной неизбежности общения, но был искренним и добрым.

   Уже через несколько минут я шагала по больничному коридору, предвкушая реакцию обитателей палаты на факт моего быстрого возвращения. 

"Нужно что-то придумать... Не рассказывать же им правду о пустой квартире и опустошенной душе!" 

Я на ходу сочинила легенду о потерянных ключах, потом  угостила всю палату  только что купленным кексом, и, как только удивленные и обрадованные моим  возвращением соседки, угомонились, я тоже попыталась уснуть.  

*   *   *

 ...  В полночь, когда многие уже спали, привезли новенькую. Судя по всему, больная была доставлена Скорой помощью не из  дома, а с улицы: медсестры громким шепотом рассказывали друг другу о найденной на асфальте, неподалеку от больной, сумочке с ее документами, о том, что она  -  местная,  из нашего курортного городка, и нужно срочно сообщить ее родным о случившемся.

-  Уже в который раз ее привозят сюда на моем веку, и со счета сбиться не грех, -  ворчала пожилая  нянечка.

- Не говори! Лечи ее или нет, все одно! Падучая она. Эпилепсия - это не шуточки, это - навсегда, - отвечала старуха, которую каждый год  в очередной раз пытались избавить  в больнице  от  мук обострившегося  артрита.

Тут же включили свет,  запахло каким-то лекарством, захлопали двери, застучали каблучки женского медперсонала.

Взорванный покой палаты из восьми человек, не совпадавших между собой ни в чем, кроме факта нездоровья, заскрипел ржавыми железными кроватями, залаял чьим-то прерывистым кашлем, зашуршал кульками гостинцев из тумбочек разбуженных.

Но сквозь всю эту оркестровку по-прежнему гордо и всепобеждающе звучал неистребимый храп бабы Люси, в недавнем прошлом заведовавшей плодоовощной базой района, а нынче - уважаемым гипертоником  нашего курортного города.  

Я еще не спала, мне было тоскливо и одиноко. Однако суета медсестер,  приготовление капельницы, шепот проснувшихся и их попытки узнать, кого и почему привезли, -  это всегда желанное оживление в затхлой больничной рутине. Я  накинула халат и присела на кровати.

               Унылое тиканье настенных часов, отсчитывавших особое  больничное время,  перешло на галоп, а в воздухе встретились две невидимые, но вполне ощутимые волны: недовольство  разбуженных и стыдливая радость не успевших заснуть.

   Все мы были готовы к искренним переживаниям по поводу несчастья, которое привело незнакомку на больничную койку, но одновременно взбодрились  возможностью за нее попереживать, тренируя задряхлевшие от больничного однообразия  душевные мышцы.

  Утром незнакомка  пришла в себя, и мы с ней  подружились. Наши койки располагались рядом, но мне показалось, что это было далеко не главной причиной выбора меня на роль своей душевной поверенной. 

Несмотря на разницу в возрасте почти в целое поколение (моей новой знакомой было за пятьдесят), мы почувствовали внутреннюю связь  взаимопонимания на глубинном уровне, трудно объяснимом словами.

Почти без всякого предисловия она предложила мне рассказ о своей жизни. 

   - Я расскажу Вам, Наденька, свою историю, если не возражаете. Здесь все равно делать нечего, -  произнесла она с полуулыбкой.

На меня смотрели лукавые, умные и многое пережившие глаза женщины. Ее  лицо однозначно говорило о страстности, воле, интеллигентности и прочих качествах личности, которые невозможно отыграть или подделать.

Густые, чуть рыжеватые,  волосы до плеч разметались по подушке, и она, смущаясь, пообещала мне собрать их в пучок, как только ее вторая рука освободится от плена капельницы. А пока она одной рукой пыталась хоть как-то привести себя в порядок, я успела ее разглядеть: моя собеседница напоминала графиню из прошлых столетий, когда носили корсеты, а бледность выдавала принадлежность к высшему обществу.

            Чуть удлиненный овал лица, высокий лоб, точеные черты, худощавость...  Так рисуют принцесс для раскрасок и детских книжек.

  Ни возраст, ни болезнь, -   и ничто иное  не уничтожило ее подлинной красоты, и она  щедро струилась из  ее синих глаз,  из каждой морщинки,  из  движений, полных достоинства, но не высокомерия.

Лицо её находилось совсем рядом,  и при дневном осещении я с удивлением заметила на нём множество швов, старых, обветренных жизнью, и ничуть не мешавших общему восприятию ее очарования. Швы покрывали не только ее лицо, но и шею, и плечи и, наверное, они были разбросаны по всему ее телу, словно кто-то когда-то сшил ее, как куклу, из разных, но хорошо подобранных  лоскутков, а потом с помощью  волшебной палочки вдохнул жизнь в это лоскутное творение.

Мою соседку звали Анной Дмитриевной. Она просила называть ее просто Аней, что мне давалось с большим трудом, и я выкручивалась, избегая вообще называлась ее по имени. Убедившись, что я готова ее слушать, она начала свой неторопливый рассказ:

-  Моя мама активно отговаривала меня от поездки в студенческий стройотряд. Но потом сдалась и сшила мне целых три комбинезона с карманами  и "молниями":  серый, синий и зеленый:  она  работала закройщицей в  одном из лучших ателье Ленинграда.. Сидели они на мне, как влитые.  Еще бы!  Мне тогда было 20 лет, я считалась самой стройной девчонкой на физмате, ну, а мамин талант портнихи славился на весь город.

Я собрала вещи, выслушала в сто первый раз строгие напутствия, и...

Вот, наконец-то,   -  долгожданная свобода и отдых от вездесущих родительских глаз, университетских  аудиторий, учебников и зачетов!

Днем все мы были заняты на стройке, помогая рабочим на подхвате, а вечерами собирались в одном из бараков, где и находилась наша главная  жизненная сцена  того периода времени:  мы  наряжались, как только могли в предлагаемых условиях, стараясь даже в неженственной одежде выглядеть привлекательно и мило. Уже рождались парочки у всех на глазах, уже кто-то ревел по ночам от невзаимной симпатии и ревности.

Незанятые романами налегали  на колбасу и прочие гостинцы из дома. Все мы горланили песни под гитару,  читали стихи Цветаевой, на ночь надевали бигуди, чтобы утром покорить кудрями парней,  и, конечно же, не забывали  изредка строчить письма домой.

Ребят на нашем факультете было намного больше, чем девиц (физмат ЛГУ -  это вам  не библиотечный институт), поэтому многие девчонки оказались востребованы.   Но количество ухажеров не всегда переходило в нужное качество, и случилось так, что в моего Сашку по уши влюбились сразу три красотки c нашего потока. И все они, разумеется, мечтали, чтобы он, наконец, разочаровался во мне, и освободился бы для их чар.  Саша всем уделял равное внимание и даже щедро дарил частицы своего обаяния: играл на гитаре и пел модные тогда песни, моргал длиннющими ресницами, направо и налево раздавая  хитрецу и загадочность светло-карих глаз, щеголял знанием французского, доставшегося ему от мамы-училки, пленял  белозубой улыбкой, густой копной каштановых волос и почти двухметровым  ростом баскетболиста.

  Я тоже не была дурнушкой. Но моя красота напоминала строгий стиль классицизма: ей не хватало игривости и легкомыслия, беззаботности и озорства, которые так украшают молодость. К тому же, я была темноволосой. Это сейчас я подкрашиваю седину хной и басмой. А тогда... я была другой.

И хотя классики, как мне кажется, писали портреты  брюнеток охотней,  чем блондинок, но мы, брюнетки,  все-таки  выглядим мрачней и скучней. Однако Саша влюбился именно в меня.

Есть люди, которых тонизирует и вдохновляет чья-то зависть в их адрес.  Я,  видимо, - из другой категории. Мое счастье омрачали тяжелые взгляды конкуренток.  Сашка смеялся над моими суеверными страхами. Он подхватывал меня на руки, и кружил, как ребенка, вдали от барака, заливаясь от смеха, пока я не просила пощады. Я немного смущалась таких игр и ласк, потому что я -  довольно высокого роста, и мне казалось, что такие  длинные особы должны избегать прыгать своему парню на колени или  поощрять  кружить их, как малышек, чтобы не выглядеть смешными.

Саша  никогда не говорил мне никаких патетических слов о любви, но я точно  знала, что он меня любит. Я завидовала своему счастью и, просыпаясь среди ночи, торопила время, умоляя утро наступить как можно скорей, потому что утром я увижу Сашеньку.

В тот день меня попросили доставить на подъемнике ведро с раствором для кладки кирпичей  наверх, туда, где  трудились  взрослые строители. Открытая площадка подъемника просматривалась со всех сторон и управлялась несколькими кнопками у основания крана. Сережа из параллельной группы отвечал за мое движение наверх и последующее приземление. А Саша мой трудился неподалеку под началом какого-то прораба.

- Эй, красавица!  Ну, и как мы все смотримся с высоты? Пигмеями? -  выкрикивал  Сергей, известный на потоке балагур.

  Я ничего не ответила. И шутки его давно надоели, и сам он никого  не интересовал на потоке ни как ухажер, ни как личность. Да и не каждый день меня удостаивали чести подавать раствор на серьезную высоту настоящему строителю.  Неосторожно взглянув вниз, я испытала ужас от сознания того, как страшно было бы упасть, и тут же голова стала жутко кружиться, а пульс забился в сумасшедшем ритме. Я старалась больше не смотреть на землю, но слышала звуки Сережкиного голоса, уже не различая его слов. Судя по доносившему снизу смеху и призывным игривым  возгласам, он веселился и пытался любой ценой завладеть моим вниманием. Потом он, видимо, начал злиться на меня за то, что я его игнорирую, не понимая, что я попросту боюсь посмотреть вниз.

Он уже не смеялся, а грозно кричал:

-  Эеееей!

Но я не откликалась, мечтая поскорей оказаться на земле.

И вдруг  что-то случилось: небо и  земля перевернулись, смешались и превратились  в нечто нереальное... 

Я летела вниз, успев лишь подумать: " Это - конец!", - и  меня ... не стало.

Что было потом, я узнала после операции, и то, далеко не сразу.

...  Не стану, Наденька, утомлять Вас подробными рассказами о страшных болях и страданиях  на пути к тому моменту жизни, когда мне и моим родным удалось поверить в невероятное: я буду жить.

Я прошла через пять операций разного типа и степени сложности, почти не вылезая из больниц несколько лет. Да что говорить! 

... Помню родителей и их лица у моей постели, когда я пришла в себя после операции. Помню Сашкины глаза, руки врача, а потом... провал.

  Как позже выяснилось, Сергей случайно перепутал кнопки подъемника: от резкого неожиданного толчка при остановке, я оторвалась от дна площадки, меня подбросило, и я полетела вниз с высоты четвертого этажа. 

Сергея таскали на какие-то допросы, пытаясь выяснить, был ли в его действиях  злой умысел. Потом от него отстали, он взял "академку" и куда-то пропал. Говорят, когда я была без сознания, он приходил в больницу с цветами и фруктами... Но мы с ним больше никогда не пересекались в жизни: это было бы тяжело для нас обоих.

Я разбилась, и по всем законам должна была умереть. У меня  было сломано все,  что только может сломаться!  Но главное, это - позвоночник и голова. Врачи скорой помощи боялись не довезти меня до больницы. Родителям даже сообщили, что мое состояние  вряд ли совместимо с жизнью.

... Самой ответственной была первая многочасовая операция. Говорят, прилетал известный хирург из Москвы, папин друг, которого отец смог мольбами уговорить    бросить все дела, чтобы спасти меня  -  его единственную дочь.

Меня нужно было не просто лечить! Меня нужно было сначала собрать, сшить, потом соединить все, что было внутри, заставив организм функционировать. 

 ... Лицо я закрывала, чтобы не пугать родных. Все зеркала в доме были уничтожены.

Я очень надеялась на пластических хирургов. Наконец настала и их очередь.

Они сделали все, что только могли сделать в те времена. Но швы все равно так и остались видны, к сожалению. Конечно, это - мелочи жизни! Главное, вопреки всем начальным прогнозам, я осталась жива. Более того, я смогла заново научиться ходить, говорить, мечтать...

Пусть я вся сшита из кусочков и от моей былой красоты мало что осталось, но все это - ерунда! 

   Наденька! Да не протестуйте Вы! Спасибо, конечно, но мне не нужны комплименты. Я сама все про себя знаю, - она  грустно улыбнулась  и  вновь вернулась к воспоминаниям.

  

Речь ее была немного заторможена и выдавала человека, пережившего трепанацию черепа:  звуки, словно отправленные из разных источников, потом монтировались в некое единство слов и предложений.

- Саша не оставлял меня надолго наедине с мрачными мыслями: он ежедневно  приходил в больницу, а потом домой. Он был занят: учился на дневном, подрабатывал  вечерами частными занятиями физикой со школьниками, но я постоянно чувствовала его внимание к себе. 

Поначалу я принимала это как спасательный надувной круг, брошенный утопающему, но я была слишком слабой, чтобы проявлять гордость и отказываться от этого круга. А то, что это было жертвой благородного парня, -  диктовалось элементарной логикой:

вокруг полно здоровых красивых девиц, многие из которых давно мечтали оказаться в роли Сашиной девушки. Но это место было занято мной. И вот оно освободилось...

  Разве могла я после всего случившегося, когда от моей красоты остался пшик, а состояние здоровья не предвещало ничего хорошего, претендовать хоть на какое-то мужское внимание! А уж Сашкино - тем более!

 Жуткие головные боли преследовали меня долгие годы, о чем врачи предупреждали уже тогда. Но, помимо головных болей, меня ожидали и другие проблемы... Главная из них - эпилепсия. Я попадаю в больницу примерно два раза в год, как ни стараюсь избежать этого. Я живу на таблетках, но и они ничего не гарантируют.

... Врачи доходчиво объясняли мне перспективы жизненных радостей бездетной дамы, поскольку рожать мне было противопоказано по многим причинам.

 Саша с самого начала был в курсе всего, и я ждала, когда, наконец, акция милосердия закончится и он бросит меня. Наверное, это ожидание было самым страшным во всем случившемся.

Умом я понимала, что должна первой решиться на разрыв и сама прекратить унизительные для меня отношения.  Но как только я видела Сашку, мое решение откладывалось до следующего раза. И так прошло немало времени.

Наступил момент, когда я уже могла передвигаться с помощью костылей и даже стала лелеять планы завершить образование заочно. Забегая вперед, скажу,  что я все-таки закончила университет и получила диплом.   

А о личной жизни я старалась не думать. Я укутывала себя пледом мягкого  самообмана, что, как только окончательно окрепну, смогу обойтись без Саши и вообще без мужчин. Я призывала гордость и силу воли в союзники и выбирала нужный момент...

И вот однажды я написала Саше письмо. Я просила его не звонить и не приходить. Придумала уважительную причину: разлюбила.

Господи! Как я боялась, что он поверит этому и никогда не придет! Но еще больше я боялась другого: он не поверит, что я его отвергаю. Не поверит лишь потому, что я - инвалид. Понимаете, Надя, мне было невыносимо от мысли, что для инвалида, которым я стала, разлюбить такого, как он,  - это роскошь, близкая к нереальности. А я оставляла за собой право ... отвергать.

Однако вскоре я поняла, что это мое гордое право было принято моим любимым с уважением: прошла неделя, другая, а я не получила от Саши ни одного звонка, письма или визита. Я не могу передать вам, Наденька, что я пережила тогда.

Анна надолго замолчала, погружаясь в невеселые воспоминания. А я ее, разумеется, не торопила. 

В этот момент в палату вошла медсестра и увезла мою собеседницу на процедуры.

Я осталась под сильным впечатлением от рассказанного:

"Бедная женщина! Через какой ужас пришлось ей пройти! Вот они, "благородные" мужчины, разбегающиеся при первом испытании!

И кто это придумал:

 "... И в радости, и в горе..."!

В радости-то мы нужны всем, а в горе - только родителям. Но, с другой стороны, каково это в молодости жениться на глубоком инвалиде! Не иметь детей! Этого мужика тоже можно понять. А сама бы я смогла пойти на такой подвиг, окажись я на его месте, не дай Бог? Не уверена... Но Анна выжила, несмотря ни на что. И она неплохо держится. А вот и она... Вернулась и улыбается чуть грустно... Какая она милая!"

Анна Дмитриевна убедилась, что я готова слушать ее дальше и продолжила:

-  Саша пришел без звонка и без предупреждения. Он был напряжен  и  даже суров, и я внутренне съежилась.

  "Я пришел задать тебе только один вопрос, Аня, и очень прошу ответить на него честно. Ты, действительно, разлюбила меня ?"

  Голова моя закружилась так, словно тот кошмар с падением вниз с высоты четвертого этажа  вот-вот повторится.  Я молчала, не зная, что делать. Мне хотелось броситься Саше  на шею и не отпускать его от себя. Но мне было трудно поверить, что он добровольно и искренне захочет остаться со мной навсегда после всего, что случилось. Я - инвалид. Я - бездетная. Я эпилептик. Я покрыта швами, которые в тот момент были намного заметнее, чем сейчас!  Зачем ему все это? Из жалости? Из благородства? А мне нужны были другие причины, как Вы понимаете...

Я не могла говорить, и Сашка  взял мою руку в свою, не нарушая молчания. Через минуту по моим щекам потекли слезы. Потом у меня началась настоящая истерика. Я кричала, что не приму его жалости и чтоб он не смел продолжать наши отношения из сострадания ко мне. Люблю я его или нет, -  это его уже не касается. Я проживу одна. Мне никто не нужен. Есть мои родители, есть друзья. Будут и женихи, если я этого  захочу.

Он прекратил мою истерику поцелуем. Он все понял. И сказал просто и буднично:

"Я люблю тебя, Анька, и хочу на тебе жениться с первого дня нашего знакомства. И хоть ты - редкая дуреха, как выяснилось пару недель назад, но что поделаешь: сердцу не прикажешь!  Значит, я полюбил дуреху. И мне никто другой не нужен".

Потом он замолчал, помрачнел, что-то вспоминая, и тут же продолжил:

  "То, что случилось в тот жуткий день,  когда ты упала,  - это страшно, но я еще сильнее тебя полюбил: не знаю, как это объяснить. А вот эти  две недели, что ты мне устроила... Я, видишь ли, -  не такой самонадеянный, как ты думаешь: ты написала, что разлюбила меня, и я поверил. Мне было больно... Но однажды, посреди ночи, я вскочил и начал вспоминать, как ты смотрела на меня, и я понял, что так попросту не бывает в жизни: вчера любила - сегодня разлюбила. Аня,  обещай, что ты больше никогда не станешь устраивать мне дурацких проверок!  Это жестоко и глупо. Я хочу, чтобы мы поженились. Ты ответишь мне сразу или хочешь подумать?"

... Мы  женаты уже  35 лет. И могу Вам сказать, Наденька, что счастливей, чем я,   нет никого на свете.  У нас -  взрослая дочь: я все-таки смогла стать мамой, вопреки врачебным прогнозам. Правда, мое здоровье оставляет желать лучшего, но Саша делает все возможное, чтобы укрепить его. Каждый вечер, при любой погоде, мы и наша собака гуляем не менее двух часов, и это очень помогает мне. Мы надеваем спортивную обувь, костюмы и иногда даже берем зонты, если дождь... Быстрым шагом накручиваем километры...  Он купил соковыжималку и каждое утро,  вот уже который год, перед работой, выжимает мне овощные соки.

Мы  оба преподаем физику: он -  в университете, я - в школе. Дочка  пошла  по нашим стопам. Она замужем, очень счастлива,  растит малышку - копия я.

Каждый раз, когда я попадаю в больницу, падая где-нибудь на улице, Саша приносит мне одежду, тапочки, крем для лица, ну, в общем, - все необходимое. У него   заранее сложен пакет, ведь я могу в любой момент ...   А, вот, кстати, и он.

Дверь палаты открылась, и высокий,  спортивного вида мужчина с улыбкой подошел к моей соседке и поцеловал ее.

Я  поздоровалась и вышла в коридор, чтобы не мешать их общению.

... Когда я вернулась, Анна Дмитриевна  причесывалась: она отругала меня за долгое  отсутствие, так как хотела познакомить с мужем, затем кивнула на пакет с  фруктами, настойчиво предлагая  угоститься, а вскоре продолжила восторженный рассказ о своем семейном счастье.

Муж навещал мою соседку каждый день. Иногда он приходил с дочкой. Та была красавицей и удивительно походила на свою маму. Я тут же представила себе Анну Дмитриевну в юности.

 Меня же посещали подруги, сослуживцы и вернувшаяся из командировки мама.

   ... Мой любимый так и не пришел в больницу, разумно избегая возможной огласки наших греховных отношений. Его щедрые признания  в любви звучали в телефонной трубке все реже и реже, поскольку я почти перестала ему звонить: едва уловимое презрение к его осторожности уже поселилось во мне и подтачивало изнутри.

  Еще через неделю я покинула "храм надежды на исцеление":  методики, которые были применены,  не принесли мне никакого улучшения, и мама настояла на моей выписке, мечтая привлечь к лечению платных врачей.

                                                *   *   *

Наверное, это покажется кому-то странным или даже нереальным, но судьба моей соседки по палате изменила мое восприятие собственного сюжета. Да, я все еще любила. Но эта любовь воспринималась теперь мною же как ... постыдная болезненная страсть. Это не было новым пониманием  прежней ситуации, нет! Рассудок мой тут ни при чем. Он и раньше все понимал. Но меня пронзило именно ощущение ... чего-то липкого  и позорного, словно  в меня  проникла не любовь, а венерическая зараза. 

Весь мой роман вдруг показался мне невероятной  пошлятиной. Это - страшно, когда чувства еще живы и даже остры, а носитель этих чувств презирает себя  и свою зависимость от другого человека, не слишком, надо сказать, уважаемого им.

  Увидев не по телевизору, не на картинке, не в кино, а в непосредственной близости вполне осязаемый бриллиант чужих настоящих отношений, я испытала жгучий стыд за дешевые стекляшки своего  романа.

  ... Мама нашла мне опытного врача-гипнолога, и его лечение мне очень помогло.  Нервы "встали на место", и успокоился желудок.

 ... Я не сообщила никому, кроме родных, о дате своей выписки из больницы. 

Когда мой любимый узнал от общих знакомых, что я уже дома, он сразу же захотел  приехать ко мне. Я придумала несуществующих гостей, среди которых могли быть и знакомые его жены, так что визит не состоялся.

Потом он звонил мне снова, и  я уже не знала, что соврать. Было все еще больно,  но я решилась произнести заранее приготовленные слова:

- Я не хочу продолжать наши отношения. И это - не очередной каприз. Это - окончательное решение. Не приезжай никогда, не звони! Я, действительно, хочу расстаться. В моем отношении к тебе что-то сломалось. Прости за пафос, но, как известно, дорога, которая никуда не ведет, ведет в тупик.

Нет, ты не виноват. Я сама придумала тебя и наше несуществующее будущее. А сейчас... В общем, помоги мне бросить тебя! Не трави душу звонками и приездами!

Он все-таки сделал еще несколько активных попыток меня вернуть. Но на сей раз мне хватило сил для разрыва.  

 ...   Наш курортный городок невелик, и довольно часто вечерами я встречаю Анну и ее мужа. Они  и не догадываются о том, как их любовь повлияла на мою судьбу. Мы здороваемся и расходимся в разные стороны.

Прошло всего три месяца со дня  моего разрыва с Виктором, и я продолжала видеть его во сне, просыпаясь в слезах и мучительно возвращая себя в унылую реальность, в которой мне было одиноко и пресно.

... А на прошлой неделе у меня сильно разболелся зуб, и я отправилась в поликлинику.  Очередь за мной заняла ... Анна Дмитриевна.

 Она обрадовалась встрече, обняла меня, как родную, засыпала вопросами о маме и  о женихах, которые, по ее мнению, должны толпиться на пороге моей квартиры.  Я ведь ей так и не успела рассказать о своей личной жизни! 

-  Почему Вы, Надя, всегда пробегаете мимо нас с мужем, словно сдаете кросс?    Не остановитесь, не поговорите? Неужели Вы такая стеснительная! Или Мы Вам неинтересны? Это я так напрашиваюсь на комплимент.

Вскоре она воскликнула:

 -  Наденька,  я же недавно стала бабушкой во второй раз: вот фотографии моего внука, сейчас достану!

Анна полезла в сумку за фотографиями, одновременно продолжая свой восторженный рассказ:

-  Дочка счастлива, а зять - вообще на седьмом небе: он  давно мечтал о сыне. И вот судьба подарила... Вы знаете, Надюша, моей дочери, как и мне,  очень повезло с мужем. Они так любят друг друга!  В наше прозаическое время такое нечасто встретишь.  Но Вам тоже повезет, я уверена, потому что Вы - хороший человек. Я это сразу почувствовала, еще в больнице,   -  И потом,  я приношу удачу: все мои подружки  счастливы в браке.

Анна Дмитриевна достала, наконец, из сумки миниатюрный  альбом с фотографиями внуков и других членов своей семьи.

На третьей странице я увидела своего любимого, нежно обнимавшего беременную  жену - дочь Анны:

 - Это - Танечка, моя дочурка, а это Витя  - мой дорогой зять.

В этот миг меня позвали к врачу. Я сидела в стоматологическом кресле, а по моим щекам ручьем текли слезы:

- Девушка, - Вы еще рот не успели открыть, а уже рыдаете так горько, будто испытали сильную боль,  - озадаченно произнес  немолодой врач и продолжил, -  Не стоит так переживать: я все обезболю, Вы ничего даже не почувствуете.

На окнах врачебного кабинета висели белые занавески. Они закрывали  вид на улицу лишь  наполовину: с середины окна до подоконника. А сверху в кабинет проникало небо и  жизнь: ветки клена почти касались оконного стекла, тонкий лучик солнца пытался зачеркнуть все  плохое и предлагал свою нежную бескорыстную ласку, а облака мирно проплывали мимо...

Я смотрела в окно, стараясь сосредоточиться на облаках...

Голова кружила наркозом, пульс участился, еще сильнее захотелось  плакать. Но я доверяла доктору и ... небу.

Вот, сейчас мне удалят зуб, и он перестанет болеть.

Хорошо бы так, под наркозом, удаляли ненужную  любовь!  Раз, и все!