Наум Коржавин тяжесть на смертных плечах

В 2011 го­ду для кни­ги о рус­ских пи­сате­лях в Аме­рике Ири­на Чай­ков­ская на­писа­ла гла­ву о Кор­жа­вине. Эту гла­ву, пред­ва­ритель­но про­читан­ную Лю­бови Се­мёнов­не - тог­да ещё жи­вой суп­ру­ге Кор­жа­вина - и ему са­мому, На­ум Мо­исе­евич ав­то­ризо­вал и под­твер­дил, что оши­бок в ней нет. На­кану­не 90-лет­не­го юби­лея Ири­на Чай­ков­ская опуб­ли­кова­ла этот би­ог­ра­фичес­кий очерк  в ре­дак­ти­ру­емом ею аме­рикан­ском жур­на­ле "Чай­ка". Чес­твуя ны­не ле­ген­дарно­го рус­ско­го по­эта, пред­ла­га­ем этот очерк и чи­тате­лям "Кру­гозо­ра".
    
            На­ум Мо­исе­евич Кор­жа­вин с го­дами все боль­ше по­ходит на Сок­ра­та из пла­тонов­ско­го "Пи­ра". Тот, по сло­вам Ал­ки­ви­ада, на­поми­нал си­лена, внут­ри ко­торо­го мож­но об­на­ружить из­ва­яния бо­гов. Под внеш­ней кор­жа­вин­ской "нек­ра­сивостью" та­ят­ся не­види­мые сок­ро­вища, родс­твен­ные тем са­мым сок­ра­тов­ским "из­ва­яни­ям бо­гов".

   Что-то сок­ра­тов­ское есть и в том, как стой­ко пе­рено­сит На­ум Мо­исе­евич жиз­ненные нев­зго­ды; по­нево­ле ду­ма­ешь, что руб­ле­ные строч­ки из ран­не­го "Вступ­ле­ния в по­эму" (1952) - не столь­ко на­путс­твие для сов­ре­мен­ни­ков, сколь­ко осоз­нанная и вы­ношен­ная прог­рамма для са­мого се­бя.

Не­ту лег­ких вре­мен.
 И в люд­скую вре­за­ет­ся па­мять
Толь­ко тот,

 кто про­нес эту тя­жесть
 на смер­тных пле­чах.

            Так и не­сет Кор­жа­вин эту тя­жесть че­рез всю свою жизнь...

            На­ум Мо­исе­евич Ман­дель (Кор­жа­вин - ли­тера­тур­ный псев­до­ним) ро­дил­ся в 1925 го­ду в Ки­еве. В семье Ман­де­лей мать ра­бота­ла зуб­ным вра­чом, отец - пе­реп­летчи­ком, в ро­ду от­ца был ца­дик, что в ев­рей­ской сре­де по­чита­ет­ся. Ро­дите­ли зва­ли На­ума Эма, Эмоч­ка, Эм­ка - имя впос­ледс­твии под­хва­тили друзья и близ­кие лю­ди. Школь­ник Эм­ка Кор­жа­вин был силь­но бли­зорук, не очень ло­вок, ве­рил в ре­волю­цию и лю­бил Ма­яков­ско­го. Пи­сал сти­хи - лет с три­над­ца­ти. А в шес­тнад­цать, не за­кон­чив шко­лы, нав­сегда по­кинул род­ной Ки­ев - на­чалась Ве­ликая Оте­чес­твен­ная. Эва­ку­ация из Ки­ева в са­мом на­чале вой­ны спас­ла семью Ман­де­лей от Бабь­его Яра. Родс­твен­ни­ки -дя­ди и те­ти, - ос­тавши­еся в го­роде, по­гиб­ли от пуль фа­шис­тов и ук­ра­ин­ских по­лица­ев 29-30 сен­тября 1941 го­да в чис­ле про­чих "жи­дов го­рода Ки­ева".
 
         Ман­де­ли эва­ку­иро­вались на Урал, в го­род Сим Че­лябин­ской об­ласти. От­ту­да в 1944 го­ду де­вят­надца­тилет­ний На­ум Ман­дель при­был в Мос­кву, что­бы пос­ту­пить в Ли­тера­тур­ный ин­сти­тут име­ни Горь­ко­го. Со вто­рой по­пыт­ки он был ту­да при­нят. С 1945 по 1947 год Эм­ка Ман­дель учит­ся в Ли­тера­тур­ном ин­сти­туте име­ни Горь­ко­го; он мно­го пи­шет, по­сеща­ет ли­тера­тур­ные ве­чера, по го­роду рас­хо­дят­ся его сти­хи и экс­пром­ты. Тог­дашний его то­варищ по об­ще­житию Вла­димир Тен­дря­ков в на­писан­ном в 1971 го­ду рас­ска­зе "Охо­та" (опуб­ли­кован че­рез сем­надцать лет, уже пос­ле Пе­рес­трой­ки, в жур­на­ле "Зна­мя") так ри­су­ет пер­во­кур­сни­ка Ман­де­ля: "Каж­дый из нас - кто та­ясь, а кто афи­шируя, - пре­тен­до­вал на ге­ни­аль­ность. Но поч­ти все мол­ча­ливо приз­на­вали - Эм­ка Ман­дель, по­жалуй, к то­му бли­же всех. По­ка еще не дос­тиг, но быть та­ковым. Не сом­не­вал­ся в этом, ра­зуме­ет­ся, и сам Эм­ка.

            Он пи­сал сти­хи и толь­ко сти­хи на клоч­ках бу­маги очень круп­ным, ко­рявым, не­со­об­разно шат­ким по­чер­ком ре­бен­ка - оды, со­неты, ли­ричес­кие раз­думья... Эм­ка был не от ми­ра се­го. Он но­сил ку­цую ши­нел­ку пе­лерин­кой (без хляс­ти­ка) и вы­копан­ную от­ку­да-то бу­денов­ку, ед­ва ли не вре­мен граж­дан­ской вой­ны. Го­ворят, од­но вре­мя он хо­дил сов­сем бо­сиком, по­ка ин­сти­тут­ский про­фес­сор не вы­дал ему ор­дер на ва­лен­ки".

 При­веду еще один вы­рази­тель­ный аб­зац:

             "Мы лю­били Эм­ки­ны сти­хи, лю­били его са­мого. Мы лю­бова­лись им, ког­да он на ноч­ных су­дили­щах вста­вал во весь рост на сво­ей кой­ке. Во весь рост в од­ном ниж­нем белье (белье же он во­зил сти­рать в Ки­ев к ма­ме раз в го­ду!), под­сле­пова­то жму­рясь, шмы­гая мок­рым но­сом, не­годуя и вос­торга­ясь, пре­зирая и сла­вя, ора­торс­тву­ет кос­но­языч­ной про­зой и изу­митель­ны­ми сти­хами".

            Лю­бопыт­но, что в этом рет­роспек­тивном пор­тре­те, на­писан­ном дру­жес­кой ру­кой, каж­дый знав­ший Кор­жа­вина в один из эта­пов его жиз­ни, оты­щет неч­то "ро­довое", ти­пич­но "кор­жа­вин­ское".

            Слу­хи о мо­лодом, не­обыч­ном, по­да­ющем на­деж­ды по­эте рас­простра­нялись в ли­тера­тур­ных кру­гах; чувс­твуя се­бя "нас­ледни­ком ре­волю­ции" и с болью наб­лю­дая ее чер­во­точи­ны, юный сту­дент хо­тел об этих чер­во­точи­нах пи­сать. Так по­яв­ля­ют­ся строч­ки по­эмы о 1937 го­де, о по­зор­ном дне "мос­ков­ской па­ники" 16 ок­тября 1941 го­да, да­лекий от хва­леб­но­го пор­трет Ста­лина: "су­ровый жес­ткий че­ловек/Не по­нимав­ший Пас­терна­ка". В пос­ле­во­ен­ной ста­лин­ской Мос­кве эти те­мы и та­кой взгляд бы­ли под зап­ре­том. Ре­ак­ция Эм­ки Ман­де­ля на дей­стви­тель­ность, хо­тя и го­ворит он о сво­ем "ста­линиз­ме" в те го­ды, от­ли­чалась сво­бодой и спон­танностью, а вре­мя тре­бова­ло по­вышен­ной ос­то­рож­ности, ог­лядчи­вос­ти, по­лити­чес­ко­го ла­виро­вания.     

 В кон­це 1947 го­да 22-лет­не­го сту­ден­та Ли­тин­сти­тута На­ума Ман­де­ля уве­ли из об­ще­жития пред­ста­вите­ли ор­га­нов гос­бе­зопас­ности. До сих пор На­ум Мо­исе­евич не по­нима­ет, за что был тог­да арес­то­ван, фор­му­лиров­ка при­гово­ра гла­сила: "за чте­ние сти­хов иде­оло­гичес­ки не­выдер­жанно­го со­дер­жа­ния". Про­сидев во­семь ме­сяцев на Лу­бян­ке, На­ум Ман­дель был осуж­ден пос­та­нов­ле­ни­ем Осо­бого Со­веща­ния при МГБ и при­гово­рен к ссыл­ке по статье 7-35 Уго­лов­но­го ко­дек­са как "со­ци­аль­но опас­ный эле­мент".

             С 1948 по 1951 год про­вел в си­бир­ском се­ле Чу­мако­во. Ссыль­ные дол­жны бы­ли са­ми се­бя со­дер­жать. Неп­ри­выч­ный к си­бир­ским хо­лодам и ма­ло прис­по­соб­ленный к сель­ско­му бы­ту, На­ум жил на те не­боль­шие день­ги, что при­сыла­ли ему из Ки­ева ро­дите­ли: трех­сот руб­лей впол­не хва­тало на снос­ное су­щес­тво­вание, при ко­тором хлеб и кар­тошка сос­тавля­ли днев­ной ра­ци­он.

     Важ­ный этап в жиз­ни юно­ши пред­став­ля­ют три пос­ле­ду­ющих го­да, про­веден­ные в ссыл­ке в Ка­раган­де. В эти го­ды по­эт ак­тивно сот­рудни­ча­ет с га­зетой "Ком­со­молец Ка­раган­ды" и ра­бота­ет в га­зете "Со­ци­алис­ти­чес­кая Ка­раган­да". Го­роду шах­те­ров пос­вя­щены про­ник­но­вен­ные стро­ки в поз­дней­шем, ис­полнен­ном нос­таль­гии сти­хот­во­рении "Сов­ре­мен­ни­ки" (1962). Здесь соз­да­ют­ся та­кие став­шие хрес­то­матий­ны­ми сти­хот­во­рения, как "Вступ­ле­ние в по­эму" (1952), "Цер­ковь Пок­ро­ва на Нер­ли" (1954), "Осень в Ка­раган­де" (1954), ли­ричес­кие сти­хи "Мне без те­бя так труд­но жить" (1954), "Ты раз­ре­за­ешь те­лом во­ду" (1954). В Ка­раган­де по­эт же­нит­ся на Ва­лен­ти­не Го­ляк. Брак про­дол­жался с 1953 по 1964 год.

 В 1955 го­ду в семье ро­дилась дочь Еле­на. В шах­тер­ской Ка­раган­де На­ум за­кон­чил Гор­ный тех­ни­кум и по­лучил дип­лом гор­но­го мас­те­ра.

             В си­бир­ские и ка­раган­дин­ские го­ды идет про­цесс ос­мысле­ния по­нятий "Рос­сия" и "рус­ский на­род", по­иск по­этом сво­ей ду­хов­ной иден­ти­фика­ции. В ме­му­арах "В соб­лазнах кро­вавой эпо­хи" (2005) мно­го стра­ниц пос­вя­щено это­му вре­мени - по­эт поз­на­вал тог­да свою стра­ну, ви­дел ее "из­нутри" в один из неп­ростых вит­ков ее ис­то­рии. Од­ним из ре­зуль­та­тов это­го про­цес­са, про­дол­жавше­гося дол­гие го­ды, ста­ло при­нятие Кор­жа­виным пра­вос­ла­вия в 1991 го­ду.

Од­на­ко из­вес­тней­шее сти­хот­во­рение о цер­кви Пок­ро­ва на Нер­ли бы­ло на­писа­но им за 37 лет до то­го, за­дол­го до во­цер­ковле­ния, в пе­ри­од го­сударс­твен­ной "борь­бы с ре­лиги­ей", ког­да в цер­квах хра­нились дро­ва и тра­вой за­рас­та­ла до­рога к Хра­му.

            В те же ка­раган­дин­ские го­ды соз­да­но сти­хот­во­рение "Смерть Ста­лина" (март 1953), син­хрон­ный от­клик на эпо­халь­ное со­бытие. И опять Кор­жа­вин вы­носит "вож­дю на­родов" свой собс­твен­ный при­говор, не до­жида­ясь спу­щен­ных свер­ху ука­заний: "... к прав­де ложь не мо­жет при­вес­ти". Кро­вавая ста­лин­ская эпо­ха, по Кор­жа­вину, та­ила в се­бе "соб­лазны", от ко­торых не ушел и сам по­эт. К та­ким соб­лазнам от­но­сит он при­вер­женность иде­алам дос­та­лин­ской "ре­волю­ци­он­ной" эпо­хи, при­водя­щим к "оп­равда­нию бес­че­ловеч­ности". По приз­на­нию Кор­жа­вина, окон­ча­тель­но сво­бод­ным че­лове­ком (име­ет­ся в ви­ду сво­бода от ком­му­нис­ти­чес­кой иде­оло­гии) он осоз­нал се­бя поз­же, в 1957 го­ду. [1]Смерть Ста­лина пов­лекла за со­бой ам­нистию, в 1954 го­ду семья Ман­де­лей пе­ре­ез­жа­ет в Мос­кву. 

  Пос­ле ХХ съ­ез­да, в 1956, Кор­жа­вин был ре­аби­лити­рован, пос­ле че­го вос­ста­новил­ся в Ли­тера­тур­ном ин­сти­туте име­ни Горь­ко­го. Меж­ду пос­ту­пив­шим на пер­вый курс 20-лет­ним Эм­кой Ман­де­лем и за­кон­чившим обу­чение 34-лет­ним На­умом Кор­жа­виным про­лег­ла ог­ромная вре­мен­ная дис­танция, од­на­ко зре­лый вы­пус­кник во мно­гом ос­тался тем же Эм­кой, на­ив­но ве­рящим в доб­ро и мо­раль, име­ющим свое, не­зави­симое от конъ­юн­кту­ры мне­ние.

             Нас­ту­пало но­вое вре­мя, наз­ванное Эрен­бургом "от­те­пелью".

            Кор­жа­вин не лю­бит, ког­да его на­зыва­ют "шес­ти­десят­ни­ком", не счи­та­ет се­бя при­час­тным к это­му об­щес­твен­но­му и ху­дожес­твен­но­му яв­ле­нию, по­рож­денно­му ил­лю­зор­ной ве­рой в гря­дущее - пос­ле ста­лин­ско­го ли­холетья - об­новле­ние жиз­ни. Меж­ду тем, все его бли­жай­шее мос­ков­ское ок­ру­жение в 1950-1970-е го­ды сос­то­яло как раз из тех са­мых лю­дей, ко­торых его друг Ста­нис­лав Рас­са­дин ок­рестил "шес­ти­десят­ни­ками" (сло­во вош­ло в оби­ход пос­ле од­но­имен­ной рас­са­дин­ской статьи, прог­ре­мев­шей в кон­це 1950-х).

В "Кни­ге про­щаний" Рас­са­дин на­зыва­ет име­на их об­щих с Кор­жа­виным дру­зей: На­тана Эй­дель­ма­на и Юрия Да­выдо­ва, Вик­то­ра Нек­ра­сова и Алек­сан­дра Га­лича и, ко­неч­но, Бу­лата Окуд­жа­вы. Друж­ба свя­зыва­ла Кор­жа­вина с Гри­гори­ем Чух­ра­ем, Вла­дими­ром Мак­си­мовым, Вла­дими­ром Вой­но­вичем, Ла­зарем Ла­заре­вым и Бе­недик­том Сар­но­вым.

Круг об­ще­ния по­эта был ис­клю­читель­но ши­рок и вклю­чал не толь­ко пи­сате­лей и де­яте­лей куль­ту­ры, но и уче­ных: ис­то­рика Алек­сан­дра Зи­мина, ас­тро­физи­ка Ви­талия Гин­збур­га. С се­реди­ны 1950-х до се­реди­ны 1960-х Кор­жа­вин пе­рево­дит по подс­троч­ни­ку с ка­бар­ди­но-бал­кар­ско­го Кай­сы­на Ку­ли­ева, кста­ти, то­же од­но­го из пер­со­нажей кни­ги Рас­са­дина, пи­шет и пе­чата­ет в пе­ри­оди­ке собс­твен­ные сти­хи.

     Этап­ной в тот пе­ри­од ста­ла пуб­ли­кация 16 сти­хот­во­рений Кор­жа­вина в вы­шед­шем в Ка­луге сбор­ни­ке "Та­рус­ские стра­ницы" (1961), сре­ди ав­то­ров ко­торо­го бы­ла "зап­ретная" в то вре­мя Цве­та­ева. Сбор­ник об­ра­тил на се­бя вни­мание, выз­вал ор­гвы­воды иде­оло­гичес­ко­го на­чаль­ства, но пос­ле не­го имя по­эта На­ума Кор­жа­вина ста­ло пов­се­мес­тно из­вес­тным.

В чис­ло опуб­ли­кован­но­го вош­ла лю­бов­ная ли­рика ("Мне без те­бя так труд­но жить", "Ты са­ма про­яви­ла пох­валь­ное рвенье"), горь­ко-иро­ничес­кое пи­сатель­ское кре­до ("Не тру­дом и не доб­лестью"), а так­же сти­хот­во­рение "Над кни­гой Нек­ра­сова", пе­чаль­ная кон­ста­тация не­из­ме­ня­емос­ти жен­ской до­ли в Рос­сии; пос­леднее с пе­чат­ных стра­ниц лег­ко пе­реш­ло в раз­ряд "фоль­кло­ра", его дек­ла­миро­вали и пе­ли по всей стра­не, как впос­ледс­твии и са­миз­да­тов­скую "Па­мяти Гер­це­на, или Бал­ла­ду об ис­то­ричес­ком не­досы­пе".    
 
      За­веду­ющая от­де­лом мас­со­вой ра­боты Рес­публи­кан­ской биб­ли­оте­ки Мол­да­вии Лю­бовь Ха­зина "Та­рус­ские стра­ницы" от­ме­тила и под­борку Кор­жа­вина оце­нила. В 1962 го­ду На­ум Кор­жа­вин в чис­ле пи­сатель­ской груп­пы, ор­га­низо­ван­ной из­да­тель­ством "Мо­лодая гвар­дия", при­ехал в Ки­шинев на не­делю рус­ской ли­тера­туры. Встре­ча Лю­бови Ха­зиной и На­ума Кор­жа­вина ока­залась про­виден­ци­аль­ной, их брак, кто­рому уже бо­лее 46 лет (с 1965 го­да), - еди­нение лю­бящих и близ­ких по ду­ху лю­дей.
       
Вы­шед­ший в 1963 го­ду в из­да­тель­стве "Со­вет­ский пи­сатель" сбор­ник Кор­жа­вина "Го­ды" (сти­хи 1941-1961 гг, ти­раж 10 ты­сяч эк­зем­пля­ров), сра­зу же ис­чез из книж­ных ма­гази­нов, в од­но­часье прев­ра­тив­шись в биб­ли­ог­ра­фичес­кую ред­кость.

         Сбор­ник стал единс­твен­ным из­да­ни­ем сти­хов Кор­жа­вина на ро­дине до его отъ­ез­да из Рос­сии в 1973 го­ду.

            "От­те­пель" дли­лась не­дол­го, на ее из­ле­те, в 1967 го­ду, в мос­ков­ском те­ат­ре Ста­нис­лав­ско­го бы­ла пос­тавле­на пь­еса Кор­жа­вина "Од­нажды в двад­ца­том"; ре­волю­ция и ис­то­рия стра­ны рас­смат­ри­вались в ней под но­вым, неп­ри­выч­ным ра­кур­сом. Спек­такль шел с не­из­менным ус­пе­хом до са­мой эмиг­ра­ции ав­то­ра.
 
       Эмиг­ра­ция Кор­жа­вина бы­ла выз­ва­на ря­дом при­чин. Важ­ней­шая - его не пе­чата­ли. Кор­жа­вин­ские горь­кие и са­тири­чес­кие от­кли­ки на си­ту­ацию в стра­не и на по­лити­чес­кие со­бытия - вен­гер­скую ре­волю­цию, праж­скую вес­ну - рас­простра­нялись в са­миз­да­те ("Бал­ла­да о собс­твен­ной ги­бели", 1956, "Судь­ба счи­та­ет на­ши ви­ны", 1968, "Па­мяти Гер­це­на, или Бал­ла­да об ис­то­ричес­ком не­досы­пе, 1969). От­ве­том влас­тей был зап­рет на из­да­ние кор­жа­вин­ских сти­хов. В 1973 го­ду, в це­лях за­пуги­вания, по­эта выз­ва­ли на доп­рос в про­кура­туру. Все де­лалось, что­бы выд­во­рить не­угод­но­го за гра­ницу.

Но пос­ледней кап­лей ста­ло дру­гое: по­эта му­чила всег­дашняя бе­да Рос­сии, то, что по сло­вам Бло­ка, уби­ло Пуш­ки­на, - "от­сутс­твие воз­ду­ха". Во всех предъ­отъ­ез­дных сти­хах го­ворит­ся о ва­ку­уме прав­ды и нравс­твен­ности в тог­дашней рос­сий­ской жиз­ни. Ста­нис­лав Рас­са­дин в "Кни­ге про­щаний" рас­ска­зыва­ет, как не­ес­тес­твен­но и са­мо­убий­ствен­но бы­ло для Кор­жа­вина ре­шение по­кинуть Рос­сию, но оно бы­ло при­нято.

   В сти­хах, на­писан­ных в Аме­рике, Кор­жа­вин сам се­бе приз­на­ет­ся в том, что, уй­дя из Рос­сии, "уй­ти из нее" не смог. Все го­ды, про­житые в эмиг­ра­ции, по­эт жил Рос­си­ей и в аме­рикан­скую сре­ду так и не впи­сал­ся. В от­ли­чие от Брод­ско­го, прав­да, у­ехав­ше­го в бо­лее мо­лодом воз­расте и знав­ше­го язык, Кор­жа­винА­мери­ки не за­во­евы­вал.      
 
    В 1976 го­ду из­да­тель­ством "По­сев" во Фран­кфур­те-на-Май­не бы­ла из­да­на кни­га сти­хов На­ума Кор­жа­вина "Вре­мена", че­рез пять лет то же из­да­тель­ство из­да­ло кор­жа­вин­ский сбор­ник "Спле­тения" (1981). В 2003 го­ду в Рос­сии вы­шел сбор­ник "В за­щиту ба­наль­ных ис­тин", в не­го вош­ли статьи о по­эзии и жиз­ни[3]. Од­на из на­шумев­ших ста­тей сбор­ни­ка пос­вя­щена И­оси­фу Брод­ско­му и на­зыва­ет­ся "Ге­незис "сти­ля опе­режа­ющей ге­ни­аль­нос­ти", или миф о ве­ликом Брод­ском". В ней Кор­жа­вин, приз­на­вая та­лант но­белев­ско­го ла­уре­ата, опол­ча­ет­ся на его ок­ру­жение - "на­дув­ной Олимп",- соз­давшее "культ" Брод­ско­го и тем са­мым по­мешав­шее ему стать под­линно ве­ликим по­этом. Нес­коль­ко ста­тей пос­вя­щены твор­цам Се­реб­ря­ного ве­ка - вре­мени, ко­торое Кор­жа­вин не жа­лу­ет из-за куль­та амо­рализ­ма. Статьи о Бло­ке и Ах­ма­товой - ана­лиз ху­дожес­твен­но­го тек­ста, про­читан­но­го гла­зами по­эта, где ко­щунс­твен­ная бло­ков­ская "иг­ра с дь­яво­лом" (в сти­хот­во­рении "К Му­зе") болью от­да­ет­ся в ду­ше по­эти­чес­ко­го соб­ра­та, лю­бяще­го и це­няще­го бло­ков­скую по­эзию. По­леми­чес­кое наз­ва­ние кни­ги точ­но от­ра­жа­ет глав­ное нап­равле­ние ста­тей: "от­кры­тие этих веч­ных ба­наль­ных ис­тин, вы­ход к ним каж­дый раз из дру­гих ис­то­ричес­ких об­сто­ятель­ств..."[4].

            Бо­лее 20 лет с 1975 го­да На­ум Кор­жа­вин и его же­на сот­рудни­чали с Лет­ней Шко­лой в Нор­ви­че (Рус­ская Лет­няя Шко­ла при Нор­вич­ском уни­вер­си­тете, Вер­монт, США). На­ум Мо­исе­евич приг­ла­шал­ся ту­да на ле­то в ка­чес­тве по­эта-ре­зиден­та, Лю­бовь Се­менов­на, в го­ды эмиг­ра­ции пре­пода­вав­шая на ка­фед­рах сла­вис­ти­ки в Гар­варде, Тафт­ском уни­вер­си­тете и в Бос­тон-кол­ледже, ра­бота­ла в Нор­ви­че как пре­пода­ватель рус­ско­го язы­ка и ли­тера­туры. Кор­жа­вин ис­поль­зо­вал ка­фед­ру в сту­ден­ческой а­уди­тории и на на­уч­ных сла­вист­ских кон­фе­рен­ци­ях, про­ходив­ших в Нор­ви­че, - как для про­паган­ды рус­ской ли­тера­туры, так и для ра­зоб­ла­чения ее "изу­чате­лей" - ру­сис­тов, час­то под­ме­няв­ших жи­вое чте­ние и ана­лиз вы­думан­ны­ми кон­цепци­ями.

          Пос­ле Пе­рес­трой­ки На­ум Кор­жа­вин, нес­мотря на нез­до­ровье и сла­бое зре­ние, час­то при­ез­жа­ет в Рос­сию; пер­вый раз - в 1989 го­ду по лич­но­му приг­ла­шению Бу­лата Окуд­жа­вы. Выс­тупле­ния Кор­жа­вина в Мос­кве, как и в Бос­то­не, не­из­менно со­бира­ют пол­ные за­лы, вы­зыва­ют от­клик а­уди­тории.

            В 2005 го­ду в мос­ков­ском из­да­тель­стве "За­харов" бы­ли опуб­ли­кова­ны ме­му­ары На­ума Кор­жа­вина "В соб­лазнах кро­вавой эпо­хи" (в 2-х кни­гах).

            В 2008 го­ду вы­шел ито­говый сбор­ник кор­жа­вин­ских сти­хот­во­рений и по­эм "На ско­се ве­ка" (Мос­ква, из­да­тель­ство "Вре­мя").

            85-лет­ний юби­лей На­ума Кор­жа­вина, от­ме­чав­ший­ся в ок­тябре 2010-го го­да в Бос­тон­ском уни­вер­си­тете, выз­вал не­быва­лый съ­езд по­чита­телей по­эта из мно­гих угол­ков Аме­рики. В юби­лей­ные дни Кор­жа­вин по­лучил сот­ни поз­драв­ле­ний из Рос­сии и из дру­гих стран, боль­шое чис­ло по­дар­ков, сти­хов и книг, приз­на­ний в люб­ви. На ве­чере юби­ляр на­изусть про­читал свое сти­хот­во­рение "Пос­ледний языч­ник (пись­мо из V1 ве­ка в ХХ)", в ко­тором сфор­му­лиро­вано его жиз­ненное кре­до: вер­ность сво­им убеж­де­ни­ям, упор­ное соп­ро­тив­ле­ние конъ­юн­кту­ре и лжи. Сти­хот­во­рение, го­воря­щее о прош­лом, на са­мом де­ле об­ра­щено в бу­дущее; вот его про­вид­ческая кон­цовка, проз­ре­ва­ющая и раз­вал Со­вет­ско­го Со­юза, и воз­можное гря­дущее кру­шение ав­то­ритар­ной влас­ти:

Я пос­ледний языч­ник
 сре­ди хрис­ти­ан Ви­зан­тии.
Я от­нюдь не пос­ледний,
 кто ви­дит,
 как гиб­нут ми­ры.

(1970 год)

            Сам о се­бе Кор­жа­вин го­ворит так: " ...По про­ис­хожде­нию я - ев­рей. По са­мо­ощу­щению - рус­ский пат­ри­от. По взгля­дам - ли­берал и го­сударс­твен­ник. Сто­рон­ник, по вы­раже­нию рус­ско­го фи­лосо­фа ХХ ве­ка Фе­дото­ва, "им­пе­рии и сво­боды".

            По­эт и муд­рец, Кор­жа­вин не­из­менно воз­вра­ща­ет­ся в мыс­лях к Рос­сии и ее судь­бе и очень хо­чет еще раз выр­вать­ся на ро­дину.

2011, Бос­тон.
_____________________
На фо­то: На­ум Кор­жа­вин; Ири­на Чай­ков­ская и На­ум Кор­жа­вин.