Потёмкинская лестница

 С Алей я познакомилась в Госстрахе. Это был период, когда почти все евреи стали думать об отъезде из страны, и неевреи тоже. Самые решительные успели прорваться на первой волне. Толпы оббивали пороги ОВИРов, но "железный занавес" опустился перед ними - отпускать перестали. Люди оказались ещё не там, но уже не здесь. Многие потеряли работу; некоторые уходили с работы добровольно, чтобы избежать обсуждений на собраниях; других выгоняли через суды.

 Но жить на что-то нужно было. Стали ездить на уборку яблок и винограда. Мужчины организовывали бригады по окраске фасадов. А для женщин неожиданно открылся фронт работ - Госстрах, туда почему-то ещё

принимали евреев.

 Государству нужны были деньги, и еврейские женщины: инженеры, администраторы, учёные направили свою энергию на страхование.

Удивительно, но советские люди довольно легко соглашались страховаться, ведь страховать там особенно было нечего. Здесь, в Америке, люди страхуют дома, машины, имущество. Там машины были у очень немногих, имущество - довольно убогое. Правда, мой юный сын был исключением, ибо являлся владельцем самого первого, так называемого "горбатого" "Москвича", который он купил за тысячу рублей. "Москвич" был гораздо старше, чем мой сын, не имел даже ступенек, но он двигался. И даже эту машину перевернули вверх колёсами и разобрали на детали.

 Чаще всего люди страховали свою жизнь. Жизнь была у каждого, её и страховали. Во время посещений Госстраха женщины между делами успевали пообщаться, подружиться. Потом, после отчётов, шли в кафе попить кофе и поболтать. Благо, в нашем городе к этому времени открылись маленькие кафе, где можно было выпить кофе с поджаренными орешками, топлёное молоко с домашним печеньем или поесть мороженое с орешками и взбитыми сливками. Это были приятные новинки Перестройки.

***

 Я подружилась с Алей. С ней вместе после отчётов мы заходили в кафе или, в хорошую погоду, гуляли по улице Сумской, нашей центральной улице.

Аля, наполовину русская, уезжать не собиралась. Как у человека образованного и гуманного, у неё были свои отношения с властью, но она думала, что ей не по силам уехать в другую страну с дочкой Машей, тяжёлым подростком, да и неизвестно, дал ли бы разрешение на отъезд Машин отец, живущий где-то в Крыму.

 Аля, талантливый математик с университетским образованием, ушла из института, где она работала. Руководство института ожидало от неё результатов, которые не вязались с научными данными, а она, будучи человеком принципиальным, на компромиссы не шла. В поисках работы Аля попала в Госстрах.

 Я полюбила Алю за то, что она была добра и естественна. Она была такой и внешне, среднего роста, широкой кости, волосы собраны в узел, милое, без косметики, лицо.

 Однажды Аля пригласила меня зайти к ней домой. Она жила в большой двухкомнатной квартире, которую ей оставила её еврейская мама, хирург, выйдя замуж и переселившись жить к своему мужу. Муж умер и маме осталась квартира. Сейчас у неё другой муж. Аля смеётся:

- У мамы опять медовый месяц. Любовные истории Алиной мамы, Раисы Зиновьевны, - предмет шуток самой Али и её дочки Маши.

 В комнате у Али много книг. Книги на полках, на столе, на полу.

Книги хорошие, их хочется взять в руки и полистать. Между книгами там и сям пепельница с окурками сигарет, кофейная чашка, пустая бутылка вина.

Мы уселись на стареньком кожаном диване. Я увидела томик Цветаевой.

И я, и Аля любили её стихи и саму Марину.

 - Ты знаешь, что Цветаева была лесбиянкой? - спросила Аля.

 - Я знаю, но это не совсем так, - сказала я, - В юности она была увлечена Софией Парнок, и я люблю стихи, посвящённые ей. В них такая открытость, такая "смелость всё сказать", как написал о Цветаевой Волошин.

Я думаю, что Марина, с пяти лет читавшая "Цыган" Пушкина, ждала любви, и искусная соблазнительница Парнок пробудила в ней женщину.

 Я открыла стих:

 Есть женщины. Их волосы, как шлем,
 Их веер пахнет гибельно и тонко.
 Им тридцать лет. - Зачем тебе, зачем
 Моя душа спартанского ребёнка?

 Аля задумалась. - Я знала одну такую искусную соблазнительницу, - сказала она и добавила: - Она испортила не одну девочку.

Тогда я не придала особого значения Алиным словам.

 Пришла Маша, Алина дочка, "тяжёлый подросток", как о ней говорила Аля. Смелый взгляд из-под пушистых ресниц, красные губы, выступающие грудочки.

 - Мама, я убегаю. Что поесть?

 - Опять "убегаю"? Подожди минутку. Вот, познакомься с Ириной.

Маша улыбнулась мне.

 - Я знаю о вас, у вас хороший сын, а обо мне мама всем говорит, что я плохая. Если бы вы были моей мамой, наверное, и я была бы хорошей.

 - Ну, ладно, ладно, дурочка! Плохая у тебя мама? Иди мой руки и причеши волосы. Я купила твою любимую колбасу, и пастила там, в коробке.

 - Маша, мама мне рассказала, что ты хорошо поёшь, - сказала я.

 - Мой друг тоже поёт. Я как-нибудь приглашу тебя и маму в гости, и вы вместе попоёте.

 - Правда? Да, я хочу! Мама, я хочу к тёте Ире в гости.

Маша поела, чмокнула Алю и меня в щеку и убежала. Мы сидели на диване и пили кофе с пастилой.

- Не знаю, что делать с Машкой. У меня серъёзная проблема, - поделилась со мной Аля, - Ничего не хочет делать, только гулять. Ей пятнадцать лет, и она уже переспала с мальчиком, которого встретила на улице. У меня были гости, Машку я уложила спать. Мы выпили, смеялись, пели. Я вышла в коридор и увидела - моя Машка целуется с одним из выпивших гостей. Это был День рождения, я не могла выгнать гостей, я их оставила дома, а сама отвезла её к маме.

 - А вот недавно, - продолжала она. - Соседка пожаловалась, что Машка позвала её сына прямо из окна, соседка стала стучать в дверь, боясь, что между ними что-нибудь случится, и её сына могут судить за связь с малолетней. Я уже обращалась к врачу. Врач считает, что это психическая проблема, хочет поместить её в стационар, это в сумасшедшем доме, не хочу я её туда отдавать.

 - Что меня радует, Машка хорошо поёт, - Аля заулыбалась, - Я взяла ей преподавателя, которая говорит, что у Машки талант. Может, эти уроки отвлекут её.

 Я не знала, что сказать Але.

***

Через некоторое время Аля проконсультировалась с ещё одним врачом и Машу пришлось отдать в стационар. Маша плакала, кричала на Алю, не могла ей простить, что она отдала её в сумасшедший дом. Да и пользы никакой не было. Она и там нашла мальчика на несколько лет её старше, и несмотря на строгость режима, они умудрялись уединяться. Аля, не видя результатов лечения, забрала её оттуда. После больницы Маша притихла.

Шёл хороший фильм, мы с Алей и Машей пошли втроём в кино. Во время сеанса Маша взяла мою руку и не отпускала её

до конца фильма. Её потная ручка мешала мне смотреть кино, но своей руки я не убирала.

 Аля возобновила для дочки уроки пения и Маша делала успехи. Это очень радовало Алю. Ей было важно понять, к чему у дочки лежит душа, чтобы направить её по правильному пути в жизни.

 Я, как и обещала, пригласила их к себе домой послушать Машу и попеть вместе. Пришёл и мой друг Серёжа. Я приготовила хороший обед.

Аля чувствовала себя комфортно у меня, ей хотелось быть в хорошем доме вместе с дочкой. Маша в кружевном белом платье сидела скромно на стуле и в разговорах не участвовала.

 Мы попросили её спеть. Она спела несколько романсов. И, боже мой, как преобразилась во время пения! Голос нежный и волнующий! Лицо порозовело как румяное яблочко и стало счастливым.

 Потом взял гитару Серёжа, и они стали петь вместе. В армии он был в музыкальном ансамбле, и теперь они составили замечательный дуэт. Маша была звездой вечера, она буквально сияла.

 После ужина мы пошли их проводить. Серёжа шёл с Машей впереди, а мы с Алей немного отстали, чтобы поговорить.

 - Ириша, спасибо тебе за этот вечер. Я никогда не видела мою Машку такой счастливой, как сегодня.

 - Алечка, она очень талантлива. И как хороша! Она вскружит голову ещё не одному мужчине!

Но когда мы их проводили, Сергей сказал мне:

 - Ну и дела! Представляешь, Машка предложила мне переспать с ней.

Мы рассмеялись. Вот уж, действительно, смех и грех! Такие дела были с Машей!

 С Алей мы по-прежнему продолжали видеться во время отчётов в Госстрахе и часто после этого гуляли. Однажды я спросила:

- Алечка, ты такая милая внешне, хорошая, почему ты ни с кем не встречаешьcя?

И Аля рассказала о себе. Отец её погиб во время войны. Мама, энергичная женщина, хирург, стала приводить в дом мужчин. Она часто дежурила ночью, и Аля оставалась одна, с чужим мужчиной в доме. Она закрывалась в своей комнате на крючок, ей казалось, что мужчина ворвётся к ней и будет с ней делать то, что они делали с мамой в другой комнате. Может быть поэтому повзрослев, она сторонилась мальчиков.

Машиного отца она встретила в Крыму, во время каникул, когда уже училась в университете. Он был сильным, загорелым, ей нравилось, как он плавал, как он прыгал со скалы в море.

Они поженились. Молодой мужчина, он жаждал близости с ней, но оказалось, что она ничего этого не хотела. И они расстались.

 - Но потом - ты любила кого-нибудь потом?..

 - Да, я однажды любила мужчину. Мы познакомились в больнице,

у постели его умирающей от рака жены. Он был намного старше меня. Я никогда не знала своего отца, он стал для меня всем - отцом, другом, любимым. Через два года он умер. Больше я мужчин не знала, - закончила Аля свой рассказ.

***

 Наступило лето. Алина мама, Раиса Зиновьевна, достала Але путёвку в одесский санаторий. Мои родственники в Одессе которые давно приглашали меня погостить у них. Я никогда не была в этом городе и решила провести там отпуск. Мы договорились с Алей созвониться и повидаться там.

Моя тётя с семьёй в это время снимала дачу в пригороде, я часто навещала их там, но жила я в их квартире, которая в это время пустовала. Квартира находилась в доме с большим проходным двором, постоянно сильно замусоренным, и кишащем сотней кошек: больших и котят. Кошкам жилось неплохо, все им выносили еду и проходить двором нужно было осторожно, чтобы не наступить на играющих котят или на остатки их обеда.

 Но что в Одессе особенно не давало жить - так это клопы. Их травили химикатами, ошпаривали кипятком, ставили ножки кровати в воду, но всё это клопам ни по чём - жили они и жили: гораздо дольше, чем люди.

 Мы встретились с Алей и гуляли по Одессе, которую знали из книг и рассказов. Шли по вновь отремонтированной Пушкинской улице, со зданиями разнообразной архитектуры и ажурными решётками на окнах. По Потёмкинской лестнице спустились в Одесский порт с большими кораблями со всего мира и огромными одъёмными кранами, разгружающими товары; почувствовали атмосферу встреч и прощаний.

И снова по Потёмкинской лестнице, со множеством ступеней, мы поднялись к памятнику Дюка Ришелье и к знаменитой Одесской опере.

 Какой-то старичок, поняв, что мы в Одессе впервые, спросил:

 - А вы на Привозе были? Это наш базар. Если вы там не побываете - считайте, что Одессы вы не видели.

Мы побывали и поняли, откуда черпали вдохновение Бабель, Ильф и Петров, Жванецкий. Жители Одессы отличаются тем, что у каждого есть что сказать. Стоило у кого-то спросить дорогу, как мы выслушивали целую историю жизни, приправленную одесскими анекдотами.

 День был жаркий, Аля предложила: давай окунёмся в море. Купальники у нас с собой были и мы отправились на пляж. Аля приехала в Одессу раньше меня и уже успела загореть, загар был ей к лицу. Мы плавали в море, подставляли себя солнцу и радовались встрече.

Я жила недалеко от моря и мы решили у меня немного отдохнуть от жары. По дороге продавали свежих карпов, я купила парочку, чтобы угостить Алю свежей рыбой. Аля же купила к рыбе бутылку белого вина.

 В доме было душновато, кондиционеров не было, мы включили вентиляторы.

 - Ты не возражаешь, я разденусь? - спросила Аля.

 - Конечно, Алечка, чувствуй себя как дома. Аля разделась и осталась в одних бикини.

 Вот те раз! - подумала я, - будучи не настолько раскованной, я осталась в купальном костюме.

 Поджарила карпов, покрытые золотистой хрустящей корочкой, они выглядели аппетитно. Мы сидели в удобных креслах за журнальным столиком, пили вино и ели свежеподжаренную рыбу.

 Я принесла нам кофе. Пока я ела рыбу, мои руки и глаза были заняты, а теперь я пила кофе и смотрела на сидящую напротив Алю.

Её маленькие груди с тёмными сосками казались раскалёнными,

тёмные глаза смотрели жарко. Разговор, который, обычно у нас с Алей не имел ни начала, ни конца, теперь не вязался.

 - Я что-то совсем захмелела, может, пойдём спать? - предложила я.

 - Да, давай спать.

Я постелила Але в спальне и стала раскладывать для себя раскладушку.

 - Мы с тобой поместимся в одной кровати, - улыбаясь сказала Аля.

 - Да? Но я вряд ли так смогу заснуть, поэтому я и постелила себе отдельно.

 И вдруг впервые подумала, что Аля - лесбиянка...

 ***

Я мало знала об этом тогда. Однажды встретила двух женщин на кухне у моей клиентки. Я пришла к ней домой страховать, и она захотела похвалиться своим новым набором кастрюль. У другого стола стояли две женщины, её соседки - простоволосые, в халатах и что-то дружно нарезали. Я поздоровалась и спросила, не нужно ли им страхование. Обе мягко улыбнулись и более высокая сказала:

- Нет-нет, спасибо...

Когда мы вошли в комнату, моя клиентка сказала:

 - Что им страховать? Нищета! Одну выгнали из театра, другая - библиотекарь в школе. А гонора!.. Они лесбиянки. Я им предложила разменять эту квартиру, нашла для них изолированную, но далеко от центра, они - ни в какую!.. Так что я сделала? Мне слышно, когда они ложатся спать. Я распахнула

настежь их дверь и застала их в одной кровати, в объятьях друг друга. Теперь они в моих руках. Я им пригрозила: если они не согласятся на обмен, я донесу на них, - рассказывала моя клиентка.

 Я никогда не сталкивалась с подлостью лицом к лицу, да ещё с подлостью, которая любуется собой.

- И что они? - спросила я.

- Согласились, куда им деваться!

 Я всё никак не могла заснуть, думала об Але. Сначала боязнь чужих мужчин, которых мама приводила домой, потом - искусная соблазнительница и, как следствие, неприятие мужа, тетральные подруги, мама, до сих пор меняющая мужчин, трудности с дочкой. Я жалела Алю. Я любила Алю, мою подругу. Утром мы проснулись, улыбнулись друг другу и пошли на море.

...Мы с Алей продолжали дружить, встречаясь в Госстрахе, мы по-прежнему гуляли, заходили в кафе, обсуждали новые книги, стихи.

По какой-то недосказанности я почувствовала, что в её жизни появилось что-то, о чём она не торопилась делиться со мной. Но однажды она сказала:

 - Ирочка, у меня есть теперь подруга, и я счастлива.

 - Я рада за тебя.

Больше мы об этом не говорили.

От Алиной соседки, которую я страховала, я узнала, что у Али поселилась женщина, которая ушла от мужа, муж приходил, стучал в дверь, ему не открыли.

Маша теперь жила у Раисы Зиновьевны.

***

 Однажды Аля пришла ко мне со своей подругой. Лора оказалась хорошенькой молодой женщиной с капризно изогнутыми губами и вздёрнутым носиком. Они принесли с собой вино. Я быстро приготовила кое-какое угощение. Пришли они ко мне за помощью. Аля сказала:

 - Лора, ты расскажи, Ирина - свой человек.

 - Вы понимаете, я не люблю своего мужа, я хочу быть с Алей, - начала Лора и посмотрела на Алю, ища поддержку.

Аля пожала её руку:

- Не волнуйся, Лорочка!

- У меня есть сын, ему два года, - продолжала Лора, - Мой муж не отдаёт мне его, он хочет, чтобы сын жил с ним и его родителями. Я хочу забрать сына и уехать с ним на время. Нам нужно несколько дней где-то перебыть. Алин адрес он знает...

 - Ирина, понимаешь, ребёнка нельзя взять в гостиницу, ему нужен хороший дом, и я подумала о тебе, - пояснила Аля, - не могла бы Лора с ребёнком побыть пару дней у тебя, пока мы соберёмся и купим билеты? Лора хочет увести сына и найти адвоката.

 Я обомлела:

 - Девушки, вы что, с ума сошли! Мой вам совет - не делайте

этого, не пугайте ребёнка. Лора, вы ушли от мужа, тут я вам - не судья! Ребёнка оставьте в его доме, где у него есть любящий отец, бабушка и дедушка, а дальше - как вы сами говорите - время покажет.

Я сказала то, что чувствовала. Кажется, мои слова заставили их задуматься. Они притихли. Лора заплакала.

Я оказалась права: Лора и Аля недолго были вместе.

 Вскоре мы получили разрешение на отъезд. Аля пришла меня провожать вместе с дочкой Машей, это была наша последняя встреча.

***

Сейчас я живу в Америке. Я приехала в Нью-Йорк посмотреть выставку Модильяни с его прекрасными "обнажёнными". Две девушки стояли перед картиной, их руки были соединены. Более высокая смотрела на картину, не отрываясь. Вторая переводила взгляд с картины на свою подругу и что-то шептала ей.

И я подумала об Але: нашла ли она своё счастье?..