Забытый день рождения

     Ран­ним ап­рель­ским ут­ром Ва­лен­ти­на шла на ра­боту. Она до­еха­ла на трам­вае до кру­га и, нас­лажда­ясь све­жестью ут­ра, пош­ла пеш­ком по вы­сушен­но­му ве­сен­ним вет­ром тро­ту­ару. Даль­ше на­чина­лась стро­итель­ная пло­щад­ка. Опер­шись об элек­три­чес­кий столб, Ва­ля сня­ла ту­фель, сна­чала с од­ной но­ги, и оде­ла на неё боль­шой ре­зино­вый са­пог, по­том - с дру­гой. На строй­ку без са­пог не прой­дёшь. 

   Так стро­или: сна­чала ко­пали кот­ло­ваны и воз­во­дили до­ма, а по­том уже под­во­дили к ним до­роги и тро­ту­ары. И до­ма под­ни­мались, нес­мотря ни на что, как де­тиш­ки в пло­хих семь­ях, соп­ли­вые, пло­хо кор­млен­ные, пре­дос­тавлен­ные са­мим се­бе, но вы­рос­та­ющие в креп­ких лю­дей.

    Про­раб­ская бы­ла на­бита людь­ми, бы­ло на­куре­но, угар­но от пли­ты - бур­жуй­ки, мас­те­ра да­вали бри­гади­рам рас­ста­нов­ку лю­дей на день, зво­нили на бе­тон­ный узел, по­чему не ве­зут рас­твор и бе­тон. Дя­дя Фе­дя, шту­катур, тре­бовал, что­бы ок­на за­тяну­ли плас­ти­ком, бе­тон­щи­ца Нас­тя ты­кала про­рабу, чуть ли не в ли­цо, рва­ные ру­кави­цы и тре­бова­ла для дев­чат но­вые и что­бы по­чини­ли элек­трод­рель, дру­гие прос­то лю­били по­бол­тать­ся с ут­ра в про­раб­ской - не спе­шили на­чинать ра­боту.

   На­род ра­зошёл­ся по ра­бочим мес­там. Про­рабы и мас­те­ра ос­та­лись в про­раб­ской зак­ры­вать на­ряды, вы­ис­ки­вать, ка­кие ещё объ­ёмы мож­но вклю­чить, что­бы не оби­жать ра­бочих. Не бы­ло Ста­нис­ла­ва Ми­хай­ло­вича, ко­торый по-хо­зяй­ски мог рас­пре­делить всё, что бы­ло в сме­те, что­бы зар­пла­та бы­ла ров­ной. Но­вый на­чаль­ник учас­тка, Лев Ка­лаш­ни­ков, пос­ле трёх ме­сяцев ра­боты всё ещё ос­та­вал­ся чу­жим на учас­тке. И не уди­витель­но, Ста­нис­лав Ми­хай­ло­вич, на чьё мес­то его при­вёл Еро­фе­ев, был нас­то­ящим хо­зя­ином строй­ки, его лю­били, как род­но­го от­ца.

Он мог и пот­ре­бовать, и по­ругать, и по­забо­тить­ся о лю­дях, но вот с Еро­фе­евым не сра­ботал­ся.

   На­чалось всё с то­го, что на­чаль­ни­ка уп­равле­ния, Ос­тапчу­ка, заб­ра­ли в сто­лицу, и на его мес­то при­шёл, Еро­фе­ев, мо­лодой и са­мо­уве­рен­ный, ко­торый не­дос­та­ток опы­та и зна­ний вос­полнял ко­ман­дным го­лосом, во всё на учас­тке вме­шивал­ся, пе­рес­тавлял бри­гады че­рез го­лову на­чаль­ни­ка учас­тка - не по­могал, а толь­ко ме­шал. Ста­нис­лав Ми­хай­ло­вич, ви­дав­ший раз­ное, сна­чала ста­рал­ся не обос­трять от­но­шений, но стол­кно­вений из­бе­гать не уда­валось, слиш­ком мно­го ду­ри и спе­си бы­ло у но­вого на­чаль­ни­ка.

  Мон­тажни­ки за­делы­вали швы меж­ду па­неля­ми на фа­саде, по­ка не сня­ли кран, что­бы не тас­кать по­том рас­твор вруч­ную.  На пло­щад­ке по­явил­ся Еро­фе­ев, про­шёл­ся вдоль до­ма, паль­цем по­манил к се­бе  Ста­нис­ла­ва Ми­хай­ло­вича:

- По­чему от­де­лоч­ни­ки до сих пор не на до­ме? Сроч­но крась­те фа­сад.

- Вот за­кон­чим за­делы­вать швы и пок­ра­сим. На дру­гих до­мах, где швы не за­дела­ны сна­ружи, по­яви­лись те­чи - мно­го жа­лоб, - спо­кой­но объ­яс­ня­ет Ста­нис­лав Ми­хай­ло­вич.

- Ког­да бу­дут те­чи, тог­да бу­дем и по­чинять, - раз­дра­жа­ет­ся Еро­фе­ев.

- Я не по­тер­плю, что­бы бой­ко­тиро­вали мои ука­зания, за­пом­ни­те это!

Еро­фе­ев у­ехал.

Ста­нис­лав Ми­хай­ло­вич по­шёл к се­бе.

- И от­ку­да ты та­кой взял­ся! Не бу­дет с те­бя тол­ку, - по­думал он.

Он дос­тал бу­тер­брод, ко­торый Та­ня, его же­на, за­вер­ну­ла ему на ра­боту, съ­ел его, не по­чувс­тво­вав вку­са, по­том взял яб­ло­ко, соч­но рас­ку­сил его креп­ки­ми зу­бами.

В ком­на­ту вош­ла Ва­лен­ти­на, рас­крас­невша­яся с ули­цы, вне­ся с со­бой, как всег­да, мо­лодую ра­дость.

- Ста­нис­лав Ми­хай­ло­вич, я возь­му Ва­ши : "Стро­итель­ные нор­мы и пра­вила."

- Бе­ри, бе­ри, Ва­люша.

- Я смот­рю, же­на Вам та­кие кра­сивые яб­ло­ки с со­бой да­ёт, вы­бира­ет са­мые луч­шие, вид­но, лю­бит.

- А о ком же ей за­ботить­ся, как не обо мне, Ва­люша?  Ан­дрюш­ка наш у­ехал ра­ботать.

Он по­думал о же­не и улыб­нулся - с тех пор, как сын у­ехал, Тать­яна всю неж­ность нап­равля­ет на не­го од­но­го, как ког­да-то в мо­лодос­ти.

- Ва­лен­ти­на Ми­хай­лов­на, ес­ли у те­бя шту­кату­ры за­кон­чи­ли на 8-ом до­ме, пос­тавь их на бы­тов­ки, а то лю­дям нег­де пе­ре­одеть­ся.

   Ста­рый дом, в ко­тором рань­ше бы­ли бы­тов­ки, раз­ру­шили, на его мес­те ко­па­ют кот­ло­ван но­вого до­ма. Мон­тажни­ки вре­мен­но пе­ре­оде­вались на скла­де. 

Пётр Се­лива­нов оде­вал свои мон­тажные жёс­ткие шта­ны, и пе­репу­ган­ная кры­са, ко­торая на ночь обос­но­валась в них, по­куса­ла его. Сроч­но нуж­но за­кон­чить бы­тов­ки, а на склад взять ко­та, вмес­то мно­голет­не­го слу­жаки ко­та Ва­силия,

при нём крыс не бы­ло.

   Ста­нис­лав Ми­хай­ло­вич оч­нулся от сво­их мыс­лей и уви­дел, что Ва­лен­ти­на ещё здесь. Он был очень до­волен этой де­воч­кой, Ва­лен­ти­ной, - все­го год, как приш­ла, а мас­тер хо­роший. Да и смот­реть на неё при­ят­но, ле­жит к ней ду­ша.

По­том вспом­нил опять о Еро­фе­еве: По­шёл он со сво­ими ука­зани­ями!

   На сле­ду­ющий день Еро­фе­ев спе­ци­аль­но при­ехал на дом про­верить и , уви­дев, что ни­чего не по­меня­лось,  жёс­тко ска­зал при мас­те­рах и ра­бочих:

 - Ста­нис­лав Ми­хай­ло­вич, я  не дер­жу на учас­тке лю­дей, ко­торые не вы­пол­ня­ют мои при­казы.

Это бы­ла пос­ледняя кап­ля, и Ста­нис­лав Ми­хай­ло­вич по­дал за­яв­ле­ние об ухо­де.

   Сам Еро­фе­ев ско­ро убе­дил­ся, что до­пус­тил ошиб­ку, не удер­жав та­лан­тли­вого и опыт­но­го на­чаль­ни­ка учас­тка, но из­ви­нять­ся не стал - де­ло бы­ло сде­лано. И но­вый на­чаль­ник учас­тка, ко­торо­го Еро­фе­ев же и при­вёл на ос­во­бодив­ше­еся мес­то, те­перь ва­рил­ся в этом со­ку и ста­рал­ся на­учить­ся то­му, что его пред­шес­твен­ник знал, как свои пять паль­цев.

   Учас­ток при­нял уход на­чаль­ни­ка, как не­вос­полни­мую по­терю. Сна­чала да­же не ве­рилось, что вот при­дёшь на ра­боту, а Ми­халы­ча нет, ка­залось, что всё

дол­жно бы­ло как-то об­ра­зовать­ся, и он сно­ва по­явит­ся на мес­те, но, вид­но, ко­са

наш­ла на ка­мень.

   Ва­лен­ти­на - та сов­сем за­тос­ко­вала. Каж­дое ут­ро она ра­дос­тно шла на свою пер­вую ра­боту - без Ста­нис­ла­ва Ми­хай­ло­вич всё ста­ло буд­ничным и не­ин­те­рес­ным. В пер­вый же день, ког­да она приш­ла на ра­боту, он встре­тил её, ещё мо­лодо­го спе­ци­алис­та, сра­зу же дру­желюб­но и на­учил её мно­гому.

Да и ра­дос­тно ей бы­ло встре­чать на ра­боте Ста­нис­ла­ва Ми­хай­ло­вича, раз­го­вари­вая, смот­реть в его се­рые спо­кой­ные гла­за, ви­деть, как вне­зап­ная улыб­ка ожив­ля­ла его ли­цо с ко­рот­ким ёжи­ком во­лос. И она си­яла, ког­да Ста­нис­лав Ми­хай­ло­вич одоб­рял её ра­боту.

- Как же это да­ли уй­ти та­кому че­лове­ку? - не мог­ла ус­по­ко­ить­ся Ва­лен­ти­на.

   В этот день она шла на дом, ко­торый го­товил­ся к сда­че, ей нуж­но бы­ло про­верить, ус­тра­нены ли не­додел­ки по пе­реч­ню, ко­торый она вче­ра да­ла бри­гади­ру. Вдруг её пра­вая но­га ста­ла про­вали­вать­ся в жид­кую грязь, хо­лод­ная жи­жа че­рез са­пог по­тек­ла по но­ге, ле­вая но­га, вро­де бы, сто­яла на твёр­дом. Ва­лен­ти­на пос­та­ралась всю тя­жесть те­ла пе­ренес­ти на ле­вую, но пра­вую не­воз­можно бы­ло вы­тащить из гря­зи. Вок­руг ни­кого не бы­ло, она ста­ла звать на по­мощь, но ник­то её не слы­хал.

   Вдруг вда­леке мель­кну­ла дол­го­вязая фи­гура про­раба, Алек­сея Ефи­мови­ча,  Ва­ля ста­ла кри­чать гром­че. Про­раб под­бе­жал к ней: "Дер­жись, Ва­люша!" Он при­нёс длин­ную дос­ку, по дос­ке ос­то­рож­но по­шёл к ней навс­тре­чу, Ва­ля ух­ва­тила его ру­ками за шею, и он вы­тащил её.

- Ну шле­мазы­ла нам да­ли, - ру­гал про­раб но­вого на­чаль­ни­ка, по­ка Ва­ля вы­лива­ла грязь из са­пога, - Пос­лал буль­до­зерис­та  от­ка­тить грязь, но лю­ди же не ви­дят, ка­кая здесь глу­бина, зап­росто мож­но про­валить­ся, хоть бы ог­ражде­ния пос­та­вили.                  При Ста­сике это­го ни­ког­да не бы­ло, тот сто раз бы про­верил.

- Алек­сей Ефи­мович, а я сов­сем не мо­гу при­вык­нуть к то­му, что его нет, всё вре­мя его вспо­минаю. Я в спра­воч­ном уз­на­ла его день рож­де­ния и ад­рес, он и­юнь­ский, хо­тим с На­таш­кой, нор­ми­ров­щи­цей, наг­ря­нуть к не­му не­ожи­дан­но.

- Ког­да пой­дё­те, ска­жите мне, я пой­ду с Ва­ми, да и мно­го дру­гих же­ла­ющих най­дёт­ся, - от­клик­нулся про­раб.

- А ты мо­лодец, что те­бе это приш­ло в го­лову. Я всег­да знал, что ты к не­му

не­рав­но­душ­на.

- А кто к не­му рав­но­душен? - зас­ме­ялась Ва­лен­ти­на.

   Мно­го раз­но­го про­изош­ло пос­ле это­го раз­го­вора: на од­ном до­ме упал кран - уби­ло кра­нов­щи­цу, Ка­лаш­ни­кова за этот слу­чай уво­лили, не при­нес­ла ему счастья на­ша строй­ка. Го­вори­ли, что Еро­фе­ев оду­мал­ся, по­сылал лю­дей к Ста­нис­ла­ву Ми­хай­ло­вичу, звал  его об­ратно, но тот не сог­ла­сил­ся. Ещё го­вори­ли, что Ста­нис­лав Ми­хай­ло­вич тя­жело бо­лел, что-то с сер­дцем, но уже выз­до­ровел, те­перь пой­дёт на ра­боту по­лег­че, в Окс (от­дел ка­питаль­но­го стро­итель­ства), при ка­ком-то ин­сти­туте.

  Приб­ли­жал­ся день рож­де­ния Ста­нис­ла­ва Ми­хай­ло­вича. Ока­залось, то, что за­дума­ла Ва­лен­ти­на, приш­лось по сер­дцу мно­гим, и лю­ди учас­тка уже го­вори­ли о боль­шем - не толь­ко поз­дра­вить, а вер­нуть Ми­халы­ча на­зад.  К ней под­хо­дили бри­гади­ры и от­дель­ные ра­бочие, ко­торые ра­бота­ли со Ста­нис­ла­вом Ми­хай­ло­вичем мно­го лет, и спра­шива­ли:

- Ну что, идём про­сить Ми­халы­ча об­ратно?  Весь учас­ток те­перь го­ворил об этом, как об ожи­да­ющем­ся боль­шом праз­дни­ке.

   Ва­лен­ти­на сос­та­вила спи­сок же­ла­ющих - наб­ра­лось боль­ше со­рока че­ловек, до­гово­рилась с во­дите­лем ав­то­буса, ко­торый во­зил лю­дей на ра­боту, и с во­дите­лями двух У­АЗи­ков; про­рабы, у ко­торых бы­ли ма­шины, то­же сог­ла­сились взять лю­дей в свои ма­шины. Она соб­ра­ла с каж­до­го, кто хо­тел учас­тво­вать, по трёш­ке, что­бы не прий­ти с пус­ты­ми ру­ками - ку­пить че­го-ни­будь креп­ко­го и за­кус­ку. Пред­се­датель мес­тко­ма рас­щедрил­ся, вы­писал пят­надцать руб­лей на по­дарок - ку­пили нас­толь­ные ча­сы, на ча­сах выг­ра­рива­ли: " Ста­нис­ла­ву Ми­хай­ло­вичу, в день рож­де­ния, с лю­бовью. Ждём Вас на­зад! Кол­лектив учас­тка."

   И вот, 18 И­юня, в день его рож­де­ния, все же­ла­ющие, пос­ле ра­боче­го дня, соб­ра­лись воз­ле про­раб­ской, рас­се­лись по ма­шинам и по­еха­ли поз­драв­лять сво­его на­чаль­ни­ка учас­тка.

   Ста­нис­лав Ми­хай­ло­вич о сво­ём дне рож­де­ния за­был, же­на не пом­ни­ла то­же. Они про­води­ли этот ве­чер в сво­ём, по-хо­зяй­ски ус­тро­ен­ном до­ме, ещё не обе­дали. Ста­нис­лав Ми­хай­ло­вич прос­матри­вал га­зеты, а же­на его, Тать­яна, не­боль­шая жен­щи­на, с при­вет­ли­вым ли­цом, на кух­не по­дог­ре­вала еду к обе­ду.

   В дверь пос­ту­чали и слыш­но бы­ло то­панье ног у по­рога. Тать­яна пош­ла от­кры­вать, га­дая, кто бы это мог быть. Она от­кры­ла дверь, вскрик­ну­ла:

- Ой, Гос­по­ди, а по­том  ра­дос­тно поз­ва­ла: - Ми­халыч, это к те­бе, да не один!

Ой, сколь­ко Вас! За­ходи­те, за­ходи­те. Ми­халыч, иди встре­чай гос­тей."

Ста­нис­лав Ми­хай­ло­вич по­шёл пос­мотреть, ка­кие-та­кие гос­ти.

   В дом вва­лилась тол­па, ли­ца все зна­комые, сме­ющи­еся, до­рогие, за ко­торы­ми он ску­чал всё это вре­мя, и да­же за­тос­ко­вал, мол, не пом­нит ник­то, а они, вот, приш­ли к не­му все вмес­те. Он сто­ял и смот­рел на них, пе­рево­дил гла­за с од­но­го на дру­гого:           - И ты Нас­тя здесь! Алек­сей Ефи­мович, до­рогой! Фё­дор Ива­нович по­жало­вал! Ва­лен­ти­на, рад те­бя ви­деть! Это мне, что ли, цве­ты?

   Он ещё не по­нимал, с чем его поз­драв­ля­ют, по­том толь­ко со­об­ра­зил - день рож­де­ния, его день рож­де­ния, кто их счи­та­ет, го­ды-то. А они ок­ру­жили его и об­ни­ма­ют, и сме­ют­ся, и все вмес­те го­ворят - дав­но жда­ли этой ми­нуты.

- Та­ня, что бу­дем с ни­ми де­лать - це­лая свадь­ба приш­ла? Да­вай, дос­та­вай на­ши за­пасы, - а сам не смот­рит на лю­дей, пря­чет слё­зы - это­го ещё нех­ва­тало!

Тать­яна, та пла­чет и не стес­ня­ет­ся - хо­рошие это слё­зы!

   Муж­чи­ны раз­дви­нули сто­лы, меж­ду стуль­ями про­ложи­ли ши­рокие дос­ки, у за­пас­ли­вого хо­зя­ина в са­рае наш­лось всё, что нуж­но. Да и дом хо­роший, и сад, под стать хо­зя­ину. Тать­яна с дев­ча­тами сва­рили боль­шую кас­трю­лю кар­тошки, при­нес­ли из пог­ре­ба  со­лений, и ка­ких со­лений там толь­ко не бы­ло!

- Этим Та­ня рас­по­ряжа­ет­ся, - пох­ва­лил Ста­нис­лав Ми­хай­ло­вич же­ну.

Да и вид­но, что она рас­по­ряжа­ет­ся, по нат­ру­жен­ным ру­кам вид­но.

   Се­ли все за сто­лы, плот­но друг к дру­гу, на скамь­ях, и пош­ло зас­толье.

Мно­го бы­ло ска­зано и мно­го бы­ло вы­пито. Го­вори­лись хо­рошие ре­чи, по­жела­ния здо­ровья и дол­го­летия. Пи­ли за то, что­бы Ста­нис­лав Ми­хай­ло­вич вер­нулся на учас­ток.

   Бы­ло и мно­го сме­ха. Нас­тя на­чала го­ворить и рас­пла­калась, она луч­ше уме­ла ра­ботать, чем го­ворить ре­чи: 

- Ми­халыч, воз­вра­щай­ся на учас­ток. Мы, бе­тон­щи­цы, го­товы по две сме­ны ло­пата­ми бро­сать бе­тон, толь­ко бы ты вер­нулся.

Дя­дя Фе­дя, бри­гадир шту­кату­ров, ко­неч­но же, наб­рался, но речь ска­зал:

- Ста­нис­лав Ми­хай­ло­вич, ты нам, как род­ной отец. Ты зна­ешь, как я умею ра­ботать. Есть, ко­неч­но, грех, вы­пиваю, не всег­да мо­гу лю­дям на гла­за по­казать­ся, но от­резвею и от­ра­ботаю.

- Са­дись, дя­дя Фе­дя, кто ж те­бя не зна­ет, и смех, и грех.

Алек­сей Ефи­мович то­же под­нялся с рюм­кой: Ста­нис­лав Ми­хай­ло­вич, учас­ток без те­бя, как те­ло без го­ловы, и го­лову нуж­но вер­нуть на мес­то.

   Ва­лен­ти­на ра­дова­лась, что из её же­лания поз­дра­вить на­чаль­ни­ка учас­тка с днём рож­де­ния по­лучи­лась эта встре­ча. Она ви­дела пе­ред со­бой ли­цо Ста­нис­ла­ва Ми­хай­ло­вича с ко­рот­ким ёжи­ком во­лос, се­рые вни­матель­ные гла­за, и ей бы­ло ра­дос­тно и грус­тно.

   У Тать­яны гла­за не вы­сыха­ли от слёз: она то зна­ла всю жизнь, кто та­кой её муж, а вот и лю­ди, ока­зыва­ет­ся, по­нима­ют.

   До­рогой чи­татель, ав­тор это­го рас­ска­за си­дела за этим сто­лом, и это бы­ли её счас­тли­вые мгно­вения, она за­пом­ни­ла этот ве­чер нав­сегда. Ка­залось, что та­кого осо­бен­но­го? Си­дят лю­ди на скамъ­ях вок­руг сто­ла, на сто­ле бу­кет си­рени, ды­мяща­яся кар­тошка и со­ления, при­готов­ленные ру­кой хо­зяй­ки и вод­ка тут, но в воз­ду­хе что-то осо­бен­ное. Из глаз шло си­яние ду­ши.

Пос­ле вы­ход­но­го дня, ког­да лю­ди приш­ли на ра­боту, Ста­нис­лав Ми­хай­ло­вич си­дел за сво­им сто­лом.