Бессмертный

Сколько уже лет стою за этой стойкой, а так и не могу понять, зачем некоторые ходят в бар? Я понимаю, когда приходит компания. Хоть молодняк, хоть постарше; хоть друзья, хоть сослуживцы, которые терпеть друг друга не могут, - это понятно. Куда им деваться? У молодых дома родители. У тех, кто постарше - мужья, жёны да дети - не потащишь к себе домой такую кодлу. С парочками тоже всё ясно: он, может быть, и хотел бы затащить её домой - да не идёт пока - вот и выгуливает, поит в надежде на скорую постель. Состоятельные скучающие одиночки: что женщины, что мужики тоже редко, но заходят. Эти, как правило, рыскают взглядом по сторонам в надежде кого-то зацепить. Но вот когда приходит старикан в поношенном пальто и стоптанных туфлях, сидит себе в углу весь вечер, ни на кого не смотрит, заказывает дешёвые виски, цедит их, и уж когда лёд совсем растает, допивает и заказывает снова - вот тут я пас. А виски-то заказывает недорогие, но крепкие - пятьдесят градусов. Меллоу Корн - его мало кто знает, а этот так сразу на полке высмотрел. Разбирается. А зачем? Да пошёл бы на соседний угол и купил бы себе бутылку того же пойла. И дешевле бы было изрядно, и качеством, честно говоря, получше. Я ведь, смотря по роже клиента, и разбавить могу и другое виски подмешать - ещё дешевле - и хрен ты голубчик  после третьей рюмки что различишь, да ещё и чаевые мне гордо и благодарно оставишь. Да на то, что ты сегодня здесь заплатил за двести грамм, ты в магазине три бутылки купишь. Не понимаю.

2

Пожилой мужчина в когда-то приличном, коротком кашемировом пальто и в лёгких не по сезону, изношенных туфлях, заходил в бар уже третий вечер подряд. Приходил, как темнело, и сидел до закрытия. Первые два вечера на нём был ещё и длинный тёмно-зелёный шарф, замотанный вокруг тощей шеи, но сегодня шарфа не было, хотя день был холодный, заметно холоднее, чем предыдущие. Он уже выпил четыре порций и размешивал остатки льда в пятой, когда подошёл официант:

- Сэр, мы скоро закрываемся. Если вы что-то ещё хотите заказать.

- Да, да. Ещё один виски, последний, и счёт, пожалуйста, - он уже был пьян и выговаривал слова преувеличено тщательно, подчёркивая артикуляцию.

Официант принёс ещё одну порцию и счёт. Мужчина пошарил по внутренним карманам, достал очки. Долго, шевеля губами, высчитывал чаевые, потом, путаясь в полах пальто, полез в карман брюк за кошельком. Денег хватило, но официант заметил, что в кошельке после расчёта осталось всего пару мелких купюр.

 Пришёл уборщик. Начал с дальнего конца помещения. Протирал тряпкой столы, переворачивал на них стулья, возил шваброй по полу, постепенно подбираясь к сидящему в углу - последнему, оставшемуся в баре посетителю. Официант оделся и ушёл. Бармен закончил подсчитывать кассу, убрал деньги в сейф и обратился к мужчине:

 - Сэр. Мы закрываемся.

Тот не ответил. Бармен вышел из-за стойки, подошёл и тронул мужчину за плечо.

 - Сэр.

Тот вздрогнул, очнулся и заторопился:

 - Да, да. Простите меня. Задремал.

Он резко вскочил, его повело в сторону, и он ухватился за рукав бармена:

 - Ох, извините, ради бога. Нет, нет - я не пьян. Просто голова закружилась.

 - Вы в порядке, Сэр? Может вам вызвать такси?

 - Нет, нет. Благодарю вас. Я живу совсем рядом. Буквально за углом.

- Вы дойдёте сами?

- Да, да, конечно. Спасибо за участие.

Когда минут через двадцать, застегнув тёплую куртку на все пуговицы, натянув поглубже кепку и попрощавшись с уборщиком, бармен вышел в промозглую ноябрьскую ночь, мужчина неподвижно стоял, прислонившись с подветренной стороны к афишной тумбе, недалеко от входа в бар. Глаза его были закрыты, воротник поднят. Руки без перчаток он пытался спрятать в карманы короткого пальто, но карманы были мелкими, и его крупные кисти не помещались в них даже наполовину. Было что-то тревожно-жалкое в этой фигуре, и бармен - человек не из мягких ни по натуре, ни уж тем более по роду работы - всё же подошёл к нему.

 - Сэр. Вам плохо? Может вызвать скорую?

Тот очнулся, в глазах проскочил испуг:

 - Нет, нет. Не надо скорую. Я в порядке. Мне бы только до дома дойти. Кружится как-то всё вокруг, - извиняющимся тоном произнёс он. - Я вот тут живу, прямо за этим углом.

Бармену ничего не оставалось, как взять мужчину под  руку и, удивляясь своему порыву, довести посетителя домой. Мужчина был высок: выше крупного бармена на полголовы, но худ. Поддерживая его под локоть, бармен даже через ткань пальто чувствовал, что держится за кость, словно на ней вовсе не было плоти. Тот и вправду жил рядом. Четырёхэтажный доходный дом, с наружными пожарными лестницами: старый, пропахший, с мутными жёлтыми лампочками в грязном подъезде и, конечно, никакого лифта. На третий этаж они поднимались долго, останавливаясь на каждом этаже, чтобы мужчина передохнул. Бармен хотел оставить его у дверей квартиры, но потом решил, что, раз он уже вызвался быть сегодня добрым самаритянином, то доведёт того до кровати, а то, чего доброго, он тут в коридоре и рухнет. Кровати в крохотной студии не оказалось. Был потёртый диван, к которому бармен и подвёл мужчину. Он помог ему снять пальто, но заниматься дальнейшим ухаживанием не собирался. Да тот и не просил. Как был: в брюках, туфлях и тонком джемпере с протёртыми ещё не насквозь, но уже истончившимися до прозрачности локтями, он  аккуратно, без резких движений лёг на диван.

 - Спасибо, Сэр. Огромное спасибо. Мне уже лучше. Давление, наверно, скакнуло, возраст, - он попытался улыбнуться. - Посплю, и завтра всё будет в порядке. Спасибо вам.

 - Давление, как же, - раздражено подумал бармен. - Ты три дня подряд выпиваешь в баре по пять, а то и по шесть порций. В твоём возрасте многовато.

Но вслух сказал другое:

 - Ок. Сэр. Выздоравливайте.

Тот не ответил. Он уже спал.

Бармен собрался уйти, но его внимание привлекла стена, у которой стоял обшарпанный письменный стол. В квартире, собственно, больше ничего и не было. Диван, стол и два стула: один возле стола, а второй на крохотной кухне без дверей, как и положено в студии. Всё старое, потёртое и некомплектное: то ли подобранное на помойке, то ли купленное на гаражных распродажах. На столе стоял допотопный лаптоп и такой же принтер. Так вот стена над этим письменным столом, вся, насколько высоко мог дотянуться владелец, была заполнена фотографиями детей и подростков. Часть из них была прикреплена к стене скотчем, часть - кнопками. Это были в основном любительские фотографии, но попадались и профессиональные: фото из школьных альбомов, студийные и даже две свадебные. Все они были разных форматов, цветные и чёрно-белые, в рамках и без. Некоторые фотографии были сгруппированы и обведены прямо на стене цветными фломастерами. От некоторых шли стрелки к другим. Одна была в чёрной рамке. Трудно было понять, все ли изображённые на них дети разные или где-то повторяются одни и те же, но точно это был не один ребёнок. Там были и мальчики, и девочки. Были блондины и брюнеты. И это не были эротические фотографии. Все дети, за исключением десятка или полутора грудных младенцев, были одеты. Вместе было их не меньше полусотни. Кроме фотографий, на стене было закреплено несколько газетных вырезок и распечатки на принтере, явно взятые из каких-то социальных сетей.

Такие стены с фотографиями и вырезками бармен не раз видел в детективных сериалах. Бравые следователи находили их в логове серийного преступника, обычно ближе к последней серии, и дальше оставалось только одеть на того наручники. Бармен повернулся к спящему. Он впервые разглядывал его при ярком свете, а не в полутьме бара или темноте улицы. В раздевающем свете стосвечовой лампочки без плафона, низко висящей на пыльном шнуре, было видно, что это старик. Не пожилой мужчина, как показалось ему изначально, а худой и небритый старик.

- Немудрено, что на него так подействовали те пять, разведённых талым льдом порций, - подумал бармен, - Кто он? Старый педофил? Серийный маньяк? Вряд ли. Не повёл бы такой незнакомого человека к себе домой. Да и не похож он. Дохлый какой-то.

Ему не было страшно. Не было даже интересно. Острое любопытство не являлось чертой его характера от рождения, а то немногое, что было заложено, притупилось с годами. Стоя за стойкой и каждый вечер выслушивая жизненные коллизии подвыпивших посетителей, он научился дистанцироваться, оброс толстой шкурой и безразлично - впрочем, кивая и поддакивая в нужных местах, - сочувствовал клиентам. Это приносило хорошие чаевые. Сейчас у него не было даже чувства опасности, которому он доверял и которое его редко подводило, но, тем не менее, не погасив свет и стараясь не шуметь, чтобы не разбудить спящего, он на цыпочках вышел из квартиры и аккуратно прикрыл за собой дверь.

3

 Старик появился в баре следующим вечером - сразу как стемнело. Казалось, он жил не по часам, а по световому циклу, как животное. Он вошёл и с виноватым видом, уселся на табурет у стойки:

 - Я хотел поблагодарить вас за вчерашнее: за помощь и заодно ещё раз извиниться за доставленное неудобство, - он был само раскаяние.

 - Не стоит, - ответил бармен, - Всё ОК. Случается.

 - Нет, нет. Со мной такое впервые и мне страшно неловко. Видимо всё же возраст сказывается, - в голосе появились жалобные нотки и бармен, почувствовав это, насторожился.

 - Кстати, меня зовут Джозеф, - сказал старик. - А вас?

 - Виктор, - ответил бармен, ожидая продолжения.

 - Ну и замечательно, - сказал старик, - Извините, но мне казалось, что после вчерашнего будет правильно, если мы познакомимся. И... будьте любезны, Виктор, сделайте мне, пожалуйста, виски, тот же самый, со льдом.

 - Послушайте, Джозеф. Это не моё дело, но я не хочу, чтобы вы снова напились у меня в баре, и мне пришлось снова отводить вас домой, - спокойно ответил Виктор, получивший вопрос, которого он и ожидал. - Мне не нужны тут лишние проблемы. Хотите напиться - сделайте это в другом месте.

 - Нет, нет, что вы Виктор. Никаких проблем не будет, я обещаю. Я не буду напиваться. У вас здесь так уютно. И совсем рядом с домом.

 - ОК, Джозеф. Только давайте договоримся: две порции и всё - и вы больше даже не просите. Договорились?

 - Виктор! Вы человек! Конечно, да! Две и достаточно. Я посижу вон там, в углу. Почитаю газетку, а вы, как освободитесь - подходите. Поболтаем, я расскажу вам свою историю. Думаю, у вас какие-то вопросы возникли после вчерашнего посещения моих роскошных апартаментов, - он криво усмехнулся.

Бармен ничего не ответил. За годы работы он выслушал столько пьяных историй, что тратить время на ещё одну у него не было ни малейшего желания - вот если бы только не эта стена с детскими фотографиями. Она не давала ему покоя. Вчера, пока он шёл домой, у него даже мелькнула мысль позвонить в полицию, но что он мог им сказать? Что у неизвестного старика на стенке наклеены фотографии одетых детей? Это преступление? Стена требовала объяснения, и когда подошло время закрытия, он взял пепельницу, налил - теперь уже себе - хорошего виски без всякого льда и подсел за столик в углу. Курить в баре не разрешалось, но после закрытия он мог делать всё что пожелает. Старик уже дочитал всю, принесённую с собой кипу газет. Что-то в них обвёл, а какие-то куски страниц даже вырвал и, сложив стопочкой, сунул во внутренний карман пальто. Второй стакан перед ним был пуст. Для человека пьющего уже не первый день он выглядел на удивление прилично. Он был даже тщательно выбрит, но ощущение униженности и потерянности, которое он вызывал у бармена, от этого только усилилось.

 Когда Виктор молча опустился на стул напротив старика, тот, словно очнувшись, сразу начал говорить:

 - Я понимаю, что после вчерашнего посещения моей квартирки у вас возникли некоторые вопросы. Кстати, ещё раз хочу вас поблагодарить за вашу помощь. Уж не знаю, как бы я сам дошёл. Так вот хочу вас сразу успокоить - я не педофил и не маньяк.

Бармен сделал жест, который, видимо, должен был означать: Ну, что вы. Я так и не думал. Но ничего не сказал. Старик, впрочем, не обратил на это никакого внимания. Он продолжал говорить, уже не смотря на собеседника. Его взгляд был направлен куда-то вглубь бара за спину Виктора, и у того возникло ощущение, что старик читает свой текст с какого-то суфлёрского листа, находящегося за его спиной. Это была заготовленная речь. Джозеф явно её продумывал, репетировал и произносил многократно и вслух, и в уме.

 - Я не буду вас утруждать деталями биографии: родители, рождение, детство -  это всё совершенно не важно. Не имеет отношения к тому, что вас интересует. Единственное, что стоит упомянуть, что я из хорошей семьи и получил очень приличное образование. Важно другое: я очень рано - с молодости - стал задумываться о смерти. Ну и - соответственно - о бессмертии. Как можно избежать её - и достичь его.

Старик  заглянул в пустой стакан, словно надеясь, что тот чудом наполнился, грустно вздохнул и развалился поудобнее на стуле.

- Один из способов достичь бессмертия, пусть не физического - прославиться по-настоящему. Например, создать что-то эдакое. Но я не Бах, не Леонардо и не Толстой. Таланта нет. Да ведь и таланта мало. Для бессмертия гениальность нужна. Есть другой способ: не создать - а разрушить. Что ни говорите, а Герострат и Гитлер остались в веках. Но это тоже не по мне. Нет, я не борец со злом - просто масштаба не хватает. Тут ведь тоже нужна своего рода гениальность - пусть и с другим знаком. И тогда я стал задумываться о реальном, физическом бессмертии. Ведь мы - это наши гены. Я, кстати, а может быть и именно поэтому - биолог. Окончил университет и много лет работал по этой специальности, - он запнулся, - в разных местах.

Он остановился, поболтал пустой стакан и, внезапно сменив тон, заискивающе заглядывая бармену в глаза, протянул:

 - Послушайте, Виктор. Я помню, что мы договорились только на две порции, но мне будет легче рассказывать, если ещё немного выпью. Ещё один стакан - последний. Пожалуйста.

Бармену стало скучно. Вместо увлекательной, как он надеялся, детективной истории, ему попался очередной спившийся городской сумасшедший. Сейчас он выпьет ещё и начнёт нести ерунду про переселение душ или про эликсир молодости, ну или, на худой конец, что-нибудь про бессмертных горцев типа Дункана Макклауда. Такие психи не часто, но попадались, и Виктор был недоволен собой, что не раскусил его сразу. Отказывать попрошайкам он научился давно и делал это с лёгкостью, но что-то в этом старике было такое, что он всё-таки сходил к стойке, налил в чистый стакан на два пальца того же пятидесятиградусного кукурузного и бросил лёд. Он автоматически потянулся пробить заказ по кассе, потом сообразил, что касса закрыта и посчитана и решил, что этот стакан будет Джозефу прощальным подарком от заведения. Он собирался вежливо - кто его знает этого психа, может, станет буйным - закончить беседу, но, когда он вернулся к столу, старик, который, видимо, продолжал разговаривать сам с собой, пока Виктор ходил за его прощальной порцией, завершил ранее начатую фразу:

 - ...и тогда я понял - дети! Дети - это бессмертие.

Он нетерпеливо схватил принесённый стакан. Сделал быстрый глоток, спохватился, поблагодарил бармена и продолжил:

- Ведь каждый мой ребёнок несёт мои гены - меня! Ну да - не сто процентов - половину. Но чем таких будет больше, тем больше мои шансы сохраниться навечно. Меня натолкнула на эту идею история Чингисхана. Вы знаете, кто это такой?

 - Конечно, - попытался обидеться Виктор. Что этот старик, в конце концов, себе позволяет. Он пусть в колледж и не попал, но свои десять классов закончил. Ну, пусть не десять... В середине десятого работа хорошая подвернулась, и бросил он эту опостылевшую школу и подался в большой город. И никогда об этом не пожалел.

Старик не обратил внимания на его тон.

- Так вот. Когда сделали анализ ДНК, то выяснилось, что почти шестнадцать миллионов человек на земле - в основном, конечно, в Азии сейчас носят его гены! Вдумайтесь Виктор в эту цифру! И это только по мужской линии. Хотя у него было всего две официальных жены. Но зато были сотни и сотни наложниц. И тогда я понял - вот он шанс на бессмертие! На настоящее бессмертие! И я стал делать детей.

- Вы что? - изумился бармен. Он уже забыл о том, что только что собирался выпроводить старика.

- Нет, нет, - засмеялся Джозеф. После третьей порции он распрямился, униженность исчезла, глаза заблестели, бледные старческие щёки с голубоватыми прожилками порозовели, в голосе появилась уверенность и даже игривость. - Я вижу, что вы окончательно уверились, что я сумасшедший. Нет, я не стал выращивать гомункулусов в пробирках. Я биолог, а не алхимик. Я стал их делать старым проверенным способом - при помощи женщин. Но сколько может родить одна современная женщина? Одного, двух - да и то - поди уговори её на второго. И всё это так долго! Это не производительно. Я не мог столько ждать. И я стал заводить близкие отношения одновременно с несколькими женщинами. Поверьте - это не сложно. Когда ты говоришь, что хочешь от неё ребёнка, женщина верит в серьёзность твоих намерений гораздо легче. Я стал жениться и разводиться, как только они рожали, и, параллельно, стал заводить детей вне брака. Я не мог развестись или оставить женщину пока она не родила. Был шанс, что она сделает аборт или что-то ещё случится. Мне нужно было убедиться, что ребёнок родился. И тогда я уходил. Я или разводился, или просто исчезал, если развестись быстро было нельзя. Несколько раз я менял имена и фамилии, много раз адреса и города. Исчезнуть в наше время совсем не сложно, если захотеть. Я исколесил всю страну. Некоторые из жён пытались меня разыскать, но я был осторожен и ни разу не попался.

- И вы никогда не интересовались, что стало с этими детьми дальше? Никогда им не помогали?

- Как же не интересовался? Вы же видели фотографии. Конечно, я, по мере возможностей, следил за всеми. Сейчас с появлением интернета, это стало ещё легче. Молодёжь любит выставлять себя во всяких социальных сетях. Так что отслеживать и вести учёт не проблема. Но помогать - нет. Я не могу помогать им всем, их слишком много! Да и не хочу - пусть выживет самый приспособленный. Да, было - один малыш умер - несчастный случай. А так все они живы и здоровы.

- Ну, хорошо. Вы им не помогали, а воспитание разве не важно? Разве не от него всё зависит - то, какими они вырастут?

- Бросьте вы повторять эти глупости, Виктор! - старик уже не читал заученную речь. Он ожил, распрямился. Это было его. Продуманное, выстраданное. - Какое воспитание? Все уже заложено при рождении. Наследственность - вот что делает человека. Вот что предопределяет всё! Я же биолог - дарвинист. Я знаю, о чем говорю!

- Сволочь ты, а не биолог, - подумал бармен, а вслух спросил. - А женщины? Что стало с ними?

- Это меня совершенно не интересует, - отрезал старик. - Они для меня были и есть машины для воспроизводства, эдакие ходячие инкубаторы.

- И вы никого из них не любили?

- Я не задумывался об этом, - нетерпеливо и с досадой отмахнулся тот, - Да поймите вы - они меня вообще не интересовали. И секс как таковой не интересовал. У меня была цель! Но мы отвлеклись. Это всё пройденный этап. Этот способ был хорош, но слишком медленен. Ведь нужно время, чтобы познакомиться. Впрочем, это-то как раз самое лёгкое и быстрое. Познакомиться и затащить в постель - это дело двух-трёх встречь. А вот довести её до состояния, когда она захочет оставить ребёнка, занимало массу времени. За первые пятнадцать лет я смог обзавестись всего двенадцатью детьми - и то только потому, что два раза случилась двойня. Всего двенадцатью! Этого было крайне мало, - он сделал заранее подготовленную паузу. - И я придумал другой способ!

Он откинулся назад и победно посмотрел на бармена:

-  Можете догадаться какой?

- Даже пытаться не буду, - сердито буркнул в ответ Виктор. Он и так был достаточно ошарашен и никак не мог понять, как он должен отнестись к услышанному.

- Вы знаете что-нибудь про банки спермы? - наклонившись вперёд, шёпотом спросил старик.

Виктор пожал плечами.

 - Ну, да. Слышал что-то.

 - Я был ещё молод, совершенно здоров, привлекателен и меня с удовольствием везде брали как донора. Я сдал сперму практически во все существующие банки страны. Конечно, под разными именами. В этом способе есть свой минус - я никогда не узнаю, сколько раз и как она использовалась, и не смогу проследить за судьбой этих детей. Но это не столь важно. Я прикидывал, что таким способом я увеличил своё потомство ещё минимум на сорок-пятьдесят детишек, - он засмеялся довольным дребезжащим смешком. - И, конечно, я при этом продолжал заниматься тем же что и раньше: женился, рожал, разводился. Я продолжал этим заниматься до недавних пор, пока ещё женщины способные рожать могли на меня позариться. Ну и пока я ещё что-то мог, - он уныло усмехнулся, - Возраст, знаете ли... Но и это не всё! Я придумал ещё один - гениальный ход!

Тут он, как опытный оратор, сделал паузу и, резко сменив лекторский тон на просительный, наклонился к бармену:

- Ещё один стаканчик, Виктор, последний, а?

- Нет, Джозеф. И не просите. Достаточно. Тогда мне снова придётся вести вас домой, - жёстко ответил бармен.

Старик сник, пробормотал что-то про то, что да, да он понимает. Да, наверно, бармен прав, и вообще он устал. И что он, пожалуй, пойдёт, отдохнёт и доскажет свою историю завтра. Он так засуетился, быстро собрался и ушёл, что у Виктора возникло обидное чувство, что его обманули, и что вся эта история была придумана Джозефом только для того, чтобы его заинтриговать и получить ещё один бесплатную выпивку.

4

 Назавтра он не пришёл. День был загруженный, хоть и четверг. Посетителей в баре было много, и Виктор вспомнил о старике только ближе к закрытию.

 - Старый алкаш решил, что раз не наливают, то обменяет свои сказки на выпивку в другом месте, - зло подумал он.

Но на следующий день старик появился. Ввалился поздно, почти под самое закрытие, и официант даже не хотел его пускать. Но бармен увидел, как старик просительно машет ему от дверей своей тощей кистью, и сказал официанту, чтобы  пропустил. Выглядел Джозеф помято и испугано.

 - Что-то я себя вчера плохо чувствовал, - оправдывающимся тоном и, пряча глаза, торопливо пробормотал он, усевшись на вращающийся табурет у стойки. - Вот и решил дома отлежаться. Сейчас гораздо лучше.

В баре уже никого не было, и таиться за дальним столиком старик, видимо, не посчитал нужным. Он попросил виски - бармен налил. Старик залпом выпил, посидел молча полминуты. Спиртное подействовало, он немого расслабился, но при каждом резком звуке: официант ли хлопнул дверью в подсобку, уборщик ли передвинул стулья - вздрагивал и испуганно озирался.

 - Что-то случилось, Джозеф? - прервал молчание бармен.

 - Нет, нет. Ничего, - ответил старик и сразу, без перехода спросил. - А скажите, Виктор, мной никто не интересовался?

 - Нет, - удивлённо ответил бармен, - а вы кого-то ждёте?

Старик перегнулся через стойку:

 - Виктор. За мной гонятся. Мне вчера позвонили друзья. Да-да, у меня ещё остались друзья. Меня загоняют в угол, загоняют, как волка. Они охотятся на меня.

 - Джозеф, у вас мания преследования. Белая горячка. Вы слишком много пьёте, - уже не стесняясь, грубо сказал бармен. - Кто за вами гонится? - он хотел ещё добавить, - Да кому вы нужны, - но вовремя удержался.

 - Дети, - хриплым шёпотом ответил старик, не обратив внимания на резкий тон Виктора. - Несколько человек. Я не знаю, кто именно. Они как-то вычислили, объединились и идут сейчас по моему следу. Они уже были там, где я жил раньше. Они близко.

 - Ну, может, всё не так плохо, Джозеф? Может детки просто хотят познакомиться со своим папочкой? - бармен пытался пошутить, но, уже сказав, понял, что получилось издевательски. Старик бросил на него затравленный взгляд и ничего не ответил. Чтобы сгладить неловкость бармен попытался перевести разговор на другую тему:

 - Кстати, ведь у вас уже, наверно, должны быть и внуки?

 - Конечно, - откликнулся сразу старик. - Я знаю уже как минимум о пятнадцати, а на самом деле, думаю, намного больше. За ними уже трудно уследить.

 - Так сколько у вас всего потомков?

 - Я говорил вам, что часть из них я не знаю и никогда не узнаю, но думаю, что на круг уже точно больше сотни будет, - ответил старик, немного повеселев. - Вот что такое бессмертие!

Он попросил ещё виски. Бармен налил, но про себя решил, что это последняя. Старик, видимо, тоже подумал об этом, потому что, выпив залпом, рассчитался и заторопился:

 - Я, пожалуй, пойду. Спасибо вам, Виктор.

 - Вы хотели ещё рассказать про гениальный ход, который вы придумали, - напомнил бармен, которому всё-таки хотелось дослушать историю до конца.

 - Завтра, завтра я зайду и всё расскажу, - старик был уже у дверей.

5

 Он не зашёл ни завтра, ни послезавтра. На третий день бармен, у которого, несмотря на всё недоверие к рассказам этого нелепого чудака, всё же осталось какое-то неловкое чувство чего-то незавершённого, решил зайти к нему сам. После работы, прихватив с собой пару сэндвичей и бутылку того кукурузного виски, которое нравилось старику, он поднялся по грязной лестнице на третий этаж дома, где тот жил. На звонок никто не ответил. Виктор толкнул дверь, та оказалась незапертой, и он осторожно, прислушиваясь, вошёл в квартиру. Там ярко горела та же голая лампочка, стояла та же обшарпанная мебель, и никого не было. Стена над столом была пуста. Она вся была в мелких дырочках от кнопок и заляпана пятнами скотча, которым старик крепил фотографии. Виктор прошёлся по комнате. Заглянул в стенные шкафы - пусто. На кухне, в туалете - пусто. И никаких следов того, что кто-то здесь жил всего несколько дней назад. Он открыл по очереди все ящики стола и в одном обнаружил пачку газетных вырезок. Часть из них была из разделов знакомств и разделов брачных объявлений, вырезанных, а иногда и просто грубо вырванных из разных газет. Некоторые объявления были обведены, некоторые перечёркнуты. Были разрозненные заметки и из других разделов. Одна вырезка привлекла его внимание, и он прочёл её. Было неясно, из какой газеты она - название было отрезано. Даты не было тоже. Он сел на стул, закурил и прочёл ещё раз.

"Скандал в центре по искусственному оплодотворению. После проверки, проведённой по жалобе одной из пациенток, обнаружилось, что больше половины образцов спермы, использовавшейся для оплодотворения и по документам принадлежащей разным донорам, на самом деле принадлежит одному и тому же мужчине. Полиция сейчас пытается выяснить, кто был этот человек и как он или его сообщник смогли подменить донорский материал. Сколько женщин было оплодотворено спермой данного донора - не разглашается. Но, по самым скромным подсчётам, таким образом мог появиться на свет не один десяток детей".

6

 Вторник у меня в баре самый спокойный день. Уж и не пойму, с какой стати. Может, те, кто в воскресенье погуляли, как следует - в понедельник опохмелились и, наконец, работать начали - не знаю, но факт. Так что и в этот народу почти не было. Два-три постоянных посетителя забежали принять свою ежедневную дозу, да швейцар из соседней гостиницы зашёл после смены - рассказать последние отельные байки. У них вечно что-нибудь происходит: то постоялец кучу шлюх приведёт, и они на весь этаж гулянку устроят, то ревнивый муж жену с любовником выследит и в дверь номера с пистолетом ломится. А может, он всё это придумывает от скуки - не исключено. Но рассказывает смешно, и весь бар собирается послушать, когда он свои байки травит. А ближе к вечеру зашли три молодых парня. Один показался мне настолько молодым, что я потребовал показать удостоверение. А что мне лицензией рисковать. Может подставной. Такое случается. Этот бар наполовину мой, да я подумываю и вторую половину у партнёра выкупить. Он всё равно тут не показывается. Только деньги вложил. Так что мне лишние неприятности не нужны. Тем более, Кэт на сносях. Вот-вот родит. И ей волнения тоже ни к чему. Всё ж она двойню носит. Мою. Мы расписались полгода назад, когда она уже на третьем месяце была. Парень, ухмыльнувшись, показал права - всё в порядке, двадцать два года уже исполнилось. Они заказали каждый своё: двое заказали разные коктейли - явно ребята не местные - у нас такие коктейли только девчонки заказывают, а третий пошарил взглядом по витрине и выбрал Меллоу Корн, двойной и со льдом. Пока я готовил их напитки, парни молча сидели у стойки. Они были совершенно разные. Один - тот, что виски заказал - высокий и худой. Двое среднего роста. Все ширококостные. Двое брюнеты, а один блондин, и лица совсем разных типов, но что-то было в них общее. Какая-то одна неуловимая, но знакомая черта. Они взяли свою выпивку и, поозиравшись по сторонам, выбрали дальний столик в углу, тот за который всегда садился Джозеф.