Болтыш и Жаба

Конфликт этот стартовал в позднебрежневские времена. 

У завуча-историка, двадцати лет потерявшего на фронте ногу выше колена и начинающим педагогом заполучившего незавидное прозвище Раскладной - при ходьбе негнущуюся деревяшку  приходилось выносить по дуге вбок, - было двое детей. По сути, из разных поколений. Дочь пятидесятого года рождения и сын шестьдесят восьмого: дважды отцу тогда уже стукнуло сорок четыре.

Последыша назвали Толей. Рос он вездесуще-суетливым, по любому поводу  спеша высказаться. В каждой бочке затычка. Это именно про него.

Впрочем, учился паренек почти на одни пятерки.

Еще с младших классов его, легко забываюшего о своих обещаниях, окрестили Болтуном. Позднее прозвище это фатально переродилось в сходно-тухловастенькое - Болтыш: так  называют неоплодотворенное, без зародыша, яйцо. Негожее ни под наседку, ни в пищу. Толик не единожды дрался, не желая мириться с позорной кликухой. Раз даже к отцу воззвал: как бы от нее избавиться?        

- А  никак, - ответил тот. - Не удастся. По крайней мере, в этой школе.

- Между прочим, в нашей выучке тебя втихую тоже дразнят. Знаешь кем? - раздраженно вырвалось тогда тайное у сильно раздосадованного мальчишки.

- Конечно, - разительно удивил его в ту минуту отец.    

- И не обидно?

- Ну еще бы… Ведь не сам же я себя по дурости ноги лишил. Или вот наш физрук Староконев - глаза. Ты про его-то прозвище в курсе?

- Ага. Косой. Говорят, вроде по пьяни прицелом на сук напоролся.

- Эх ты, охальник! Слышал звон… Василий Николаевич - фронтовой  летчик. После тяжелейшего воздушного боя - один против трех "мессеров" - чудом, с осколком в глазу, до своих дотянул, истребитель спас. Он этот осколок и им располосованный шлемофон как память о боевой юности хранит. Мы Родину от нелюдей защищали, а вы, по глупости малолетней да необъяснимой жестокости, за наши раны и кровь нас же - и носом в дерьмо. Не судите, да не судимы будете. Фраза хоть и библейская, а бесспорна. Впрочем… И с телесными изъянами надо стараться жить полноценно. Ну а ты, сын,  прозвище свое поделом заслужил. За язык без костей, за необязательность, за "и так сойдет".

- Но я ж не знал… - рефлекторно тронул мальчишка овальную плоскую  родинку-лентиго на левой щеке. - Про физрука, значит… А он сам не рассказывал… - окончательно съехал паренек с темы собственной кликухи.

- Зачем? Я ведь тоже всякому не объясняю, что в танке горел. Гадости же и про меня измышляют. Мол, во хмелю под поезд угодил, и прочее в том же духе.

Толик смущенно отошел от отца…

 Классным руководителем у мальчишки после "началки" стала русистка Алевтина Филипповна Полякова. Дородная с юности, она поначалу пыталась - впрочем, халтурно - бороться со склонностью к ожирению. Перепробовала кучу диет, с ленцой когда-когда занималась гимнастикой… Однако после тридцати расплылась безнадежно. Вес женщины резво перевалил за сто кило, а на пухлом лице, обрамленном короткими светлыми кудряшками, обозначились обвисшие лоснящиеся щеки и вырос тройной подбородок, студнем сотрясавшийся при волнении. И никакие усилия:  сдавливание теннисного мячика подбородком, его медовый массаж, втирания всяких кремов и даже отчаянное лупцевание  шейных складок скрученным в жгут мокрым полотенцем - к их исчезновению не привели.

Как и многие учителя той, да и иных российских школ Полякова со временем заполучила прозвище. Не по характеру или сфере деятельности, а (так случается много чаще) по схожей наружности и весьма нелестное: Жаба.

Было время, когда она серьезно нацеливалась на место Раскладного. Внушая на всех уровнях, что инвалид первой группы просто не в состоянии полноценно исполнять обязанности зава учебной частью. Мол, здесь явно требуется кто-то и помоложе, и поздоровее. И что - ах, если бы только ей поверили и доверили…

Алевтина Филипповна даже пыталась надавить на директора школы и заврайоно через мужа - работника райкома. Не прокатило: директор, сам участник войны, прошедший ее в полковой разведке, натвердо придерживался иной точки зрения: в его школе завучем должен быть только мужчина!

Отношения у Поляковой с Толиком упрочились перманентно конфликтные. Начиная с того, что русистка яро не терпела забывчивости и трепа. Но главное: комплексуя по поводу неудавшейся педагогической карьеры и упорно продолжая считать, будто виновен в том именно не возжелавший "подвинуться" Раскладной,  женщина свой субъективизм к отцу проецировала на сына. (Подобного рода поведение больше свойственно как раз детям, склонным переносить неприязнь к конкретному учителю на его предмет.) И стоило Толику в чем-то, пусть по мелочи, проштрафиться, классуха тотчас спешила наябедничать о попрании школьных устоев начальнику-родителю, упиваясь недолгой специфичной властью над ним.

Вкушать это сладостное чувство винительнице ничуть не надоедало.

- Как же так? Вы - зав учебной частью, опытный педагог и нас, рядовых учителей, во всех вопросах воспитания должны направлять и поправлять... Сына же столь явно упускаете, - с наслаждением выговаривала Алевтина Филипповна Раскладному, вновь вторгшись на перемене к нему в кабинет. - Он же мне урок   сегодня едва-едва не сорвал! Да! - И многоэтажный "бурдюк" русистки гневно заколыхался. - Убедительно требую уделять его воспитанию должный надзор!

- Нельзя ли поконкретнее? - прервал тогда историк поток возмущений.

- Можно и нужно. Значит, сегодня мы изучали фразеологизмы. В качестве одного из примеров я использовала идиому "кот наплакал". Пояснила, что хотя слезные каналы у кошек и есть, самих слез от них не дождешься. Отсюда и пошло упомянутое выражение, обозначающее ситуацию, когда кого-то или чего-то гораздо меньше необходимого или ожидаемого.  

- Прошу прощения, - прервал мини-лекцию Раскладной. - А вот я где-то читал, что здесь имело место транслитерирование. То есть арабский оборот "коты наилак" - изначально лишь: "перестать получать достаточно денег", а по-нашему: "чтоб ты жил на одну зарплату", передали буквами русского алфавита. Ну и потом еще подкорректировали. Только со временем смысл устоявшейся фразы  почему-то резко расширился до значения мизерного количества уже всеохватно.

- В данном случае вариации генезиса не столь важны! - не позволила втянуть себя Полякова в этимологический спор. - Значит, я предложила  подобрать синонимы к расхожему словосочетанию. Высказывались, надо сказать,  активно. И "с гулькин нос", и "очень мало", и "всего ничего"… "Недостаточно", "на донышке"…

- Ну, это-то я понял, - снова вклинился Раскладной. - Конкретно к Анатолию у вас какие претензии?

- Большие! - пришел в движение могучий подбородок. - Он на галерке сидит. Думал, не услышу. А я услышала! Знаете, что он ляпнул?

- Пока нет.

- Кот наплакал - кот накакал! Еще и с таким глубокомысленным видом! А весь класс триумфально ржал, громче табуна диких лошадей! Откуда в лексиконе шестиклассника, позвольте спросить, почти нецензурщина?

- Отнюдь. Вполне приличный глагол для обозначения естественных надобностей. По поводу же процитированной вами фразы - кажется, догадываюсь о ее корнях. У моей сестры сиамская кошка имеется. В кои-то веки нашли ей аналогичной породы жениха, случили. Ну а одного мальчика из приплода  придарили нам. Вот с переменным успехом учим теперь котика в  противень с песком ходить, но вчера он посреди кухни нагадил. Ассоциация ясна?

- Да уж конечно! Только это вашего сына не оправдывает! И сегодняшний случай - вовсе не первый, когда он во время уроков несусветицы и завиральные идеи выкрикивает. Так дальше продолжаться не может! Еще скажите спасибо, что я пока до директора не дошла! А по большому счету давно следовало бы! Да!

Фронтовик, возраст которого на тот момент приближался к шестидесяти, классной руководительнице сына отнюдь не симпатизировал.

- Я-то, конечно, с ним поговорю, - пообещал он. - Но, на мой взгляд, вы опять палку перегибаете. Ничего такого уж, как вы утверждаете, чуть ли не криминального, Анатолий не совершил. Ну, брякнул с места глупость, так и не оправдываю... Однако и вы не забывайте: ему всего-то  двенадцать.

- Фундамент воспитания закладывается в детстве! Сами о том   твердите! - витийствовала Полякова. - Только к собственному сыну этот тезис почему-то не желаете применять! А он, чувствуя вашу поддержку, на голове готов ходить!

- Это уж вы явно через край хватанули! Анатолий ничем не хуже сверстников, - возражал Раскладной.

- А должен быть примером для всего класса! - гнула свою линию Алевтина Филипповна. - При таком-то заслуженном отце!

- В ваших последних высказываниях усматривается недобрая ирония. Ага, звонок. Что ж, напоследок - в коллекцию синонимов к наплакавшему коту. Две консервные банки плюс дыра от баранки. Извините, у меня урок…

"Банки-баранки… Яблоко от яблони… Не-ет, только к директору!" - распаляла себя не удовлетворенная разговором русистка, грузно топая по коридору. 

Особо же следует рассказать, как в начале седьмого класса сын Раскладного угодил в серьезный переплет и разряд неблагополучных учащихся.

В один из сентябрьских выходных он собрался на новый фильм. Но в тот день  даже до кассы кинотеатра не дошел. На подходе к нему попался на глаза хулиганистому дылде-девятикласснику из соседней школы, не подозревавшему, что перед ним - сын завуча, а то бы наверняка поостерегся  связываться.

- Мелочишку на кинчишку… Ну-кась! Быстро карманы вывернул! - не очень-то страшась прохожих, в лоб потребовал дылда.      

- У меня ровно себе на билет, - явно не спешил тот расстаться с деньгами.

- В упор не колышет! - отрубил озлившийся девятиклассник. - Слышь, ты, чмошник тупорылый… Могу ведь для понятливости и по мордасам вкатить!

- Попробуй - пожалеешь… - решительно сжал кулаки Толик.

Но дылда "по мордасам" бить не стал. Он подло ударил несговорчивого паренька ботинком в пах. От дикой боли мальчишка моментально сложился вдвое, прижав ладони к ушибленному месту и тщетно пытаясь вздохнуть. Грабитель меж тем предприимчиво обшарил карманы жертвы, выудил несколько монет, разгреб их по ладони, деловито пересчитал.

- Вот выручил, - издевательски хлопнул он Толика по согнутой спине. - Теперь дуй домой и зубри, зубри, зубри. Ученье - свет, неученье - сумерки! Хо-хо!

И, донельзя довольный, поспешил к кинотеатру…

Жаловаться обиженный не пошел. Выслушал участливые слова двух параллельноклассников, наблюдавших бесчестный удар… А затем удачно отыскал на ближайшей мусорке кусок ржавой трубы-дюймовки с полметра длиной. Там же, в закутке, потренировался в обращении со своим "холодным оружием". Потом обернул его старой газетой и уселся в засаде на лавочке.

Обидчика он нагнал за несколько кварталов от кинотеатра, когда ничего не подозревающий дылда высматривал очередной объект для быстрого обогащения.

Трубой Толик с размаху врезал сзади. По затылку врага. Что есть силы.

Более чем удачно: девятиклассник неловко завалился набок, потом на спину. Пользуясь этим, ограбленный с прыжка безжалостно приземлился ему на гениталии.

- Понял теперь, как мне больно было? - уточнил он у скорчившегося в позе эмбриона жалисто взголосившего врага.

Улепетнуть вершитель справедливости не успел. Трое мужчин, один из которых оказался пенсионером МВД, привлеченные тоскливым воем поверженного, задержали драчунов, препроводив обоих в милицию.

Давно состоявший там на учете девятиклассник поначалу факт избиения и ограбления младшего отрицал. Однако свидетелей начальной фазы конфликта оперативно разыскали, и они стопроцентно подтвердили показания Толика.

В финале разбирательства принимала участие и Полякова. На следующий же день она наступательно высказывала свое "фу" отцу-завучу.

- С таких лет - и такая жестокость! - возмущалась Алевтина Филипповна. - Откуда? Напасть сзади, колотить люто, нещадно, металлом и по голове! Он же человека убить мог! Да!

- Ну а о том, что сей человек, который моего сына и старше и сильнее, его раньше не менее жестоко избил, деньги отнял и кино лишил, вы почему-то забываете? Анатолий, в силу своих возможностей, нашел способ самостоятельно поквитаться с заведомо превосходящим его физически хулиганом. Заодно начинающему гопнику и мозги промыл… Уверяю: на будущее он трижды три раза подумает, прежде чем вновь решиться младших грабить! 

- Однако каким именно образом ваш сын действовал? По сути, учинил форменный самосуд с явной опасностью для чужой жизни! Это не по-советски! Коль уж так случилось - расскажи о том учителям, родителям. Они и будут принимать соответствующие меры. Кто ему мешал, если он знал, что хулиган на сеансе, быстренько домой возвратиться и об инциденте доложить?

- Скорее, заложить… Только кому? Мы с женой с утра к родственникам уезжали. В школе в воскресенье - разве сторож. Вашим же адресом сын не располагал. И даже если бы его выяснил, крайне сомнительно, чтобы из-за сорока-пятидесяти копеек вы бы немедленно помчались в милицию. Да и вообще: достойно он поступил! Как настоящий мужчина, не опускаясь до фискальства. Хотя признаю: палку перегнул. За что уже и поплатился. По полной программе. 

- Как отпетый хулиган он поступил! Вы в корне неверно воспитываете сына! - школила завуча русистка. - Порочно! Несвойственно нашему строю! Да!

- Мне, как отцу и как педагогу, виднее.

- Я сильно в этом сомневаюсь!

- Ну а я - нисколечко! И по праву родителя сына защищать буду всегда!

- Были бы вы правы - не оказался б он на учете в милиции! - победоносно подытожила Алевтина Филипповна. - Жутчайший стыд и позор для нашей школы!

От дальнейшей полемики Раскладной тогда воздержался. Только губы сердито сжал и глубоко, страдальчески вздохнул.

Перенесемся теперь на несколько месяцев вперед.

Накануне Дня Победы Полякова запланировала читательскую конференцию "Великая Отечественная война в произведениях советских писателей". Толику же поручила, плюс к чтению наизусть отрывка из "Сына полка", еще и рассказать о боевом прошлом Раскладного. Ведь он оказался единственным в классе  родителем-фронтовиком, остальные папы были гораздо моложе его. И надо же так случиться, что подросток собирался поподробнее расспросить отца о пережитых баталиях именно накануне культмероприятия - чтобы назавтра, в своем выступлении "по свежим впечатлениям", ничего не упустить, - и напрочь забыл подойти в тот вечер к родителю. Еще и книжный текст выучил через пень-колоду. Сама же классная руководительница захлопоталась, не проконтролировав малонадежного ученика. Впрочем, все это, как говорится, было бы еще полбеды, однако в класс - ну совсем уж некстати! - нагрянул заврайоно.

Картина маслом…

- По обыкновению, в своем репертуаре! - желчно распекала классуха Толика - пока один на один - после занятий. - Ни капли стыда! Да! Хоть кол на голове теши: никаких сдвигов к лучшему! Наобещает с три короба, а потом "с чистой совестью": "Извините, заспал, упустил из виду, память отшибло…" Полнейшая безответственность! Интересно бы узнать: как ты дальше-то жить собираешься?

- Не хуже других, - насупленно огрызнулся семиклассник.

- Вот-вот! Не хуже! Свежо предание, да верится с трудом! - И огромный подбородок боевито заколыхался. - Э-эх, чудо беспоминное! Не выйдет из тебя ничего путного. Недаром Болтышом-то окрестили! Тоже никчемный и негодный ни на что растешь! Да!

- Ах, значит, я - Болтыш? - мгновенно ощетинился Толик.

- Во всяком случае, не я же тебе это зазорное прозвище прилепила, - саркастически усмехнулась Полякова. - Запомни: по заслугам и честь…

- Ага… Ладно… - И Толик раздумчиво коснулся крупной родинки на щеке: привычка-паразит. - Пусть я - Болтыш… - Подросток уперся в классную руководительницу упрямым жалящим взглядом. - Зато ты тогда - Жаба!

И после мини-паузы дерзко усугубил-утвердил, растягивая начальный согласный звук:

- Жжжаба! Жжжаба!! Жжжаба!!!

На какое-то время Алевтина Филипповна впала в ступор: застыла, надрывисто ловя воздух ртом, с выпяленными глазами, исступленно сжимая  пальцами классный журнал… Наконец, трудно сглотнув, рявкнула: 

- Ты-ы!

И со второй попытки неловко вскочила со скорбно скрипнувшего стула.

- Негодяй! Хам! Паршивец! Пошли! Бегом! К отцу!

Русистка воинственно стиснула тонкое запястье Толика своей крупной тестяной ладонью.

- Пусти! - упираясь всем худеньким телом, изогнулся мальчишка. - Не имеешь права! Хватать!

- Я т-те сейчас покажу права! - грубо поволокла его Полякова к двери в коридор. - Ты у меня в момент из школы вылетишь! Да! А-ай! - внезапно взвыла она: Толик впился зубами ей в руку пониже локтя, едва не прокусив до крови…

- Суть конфликта мне ясна, - выслушав обе враждебные стороны и внешне сохраняя спокойствие, заявил Раскладной, сидя за своим рабочим столом, перед которым угнездилась на стуле отчаянно трясущая подбородком Полякова и, набычившись, стоял Толик. - Сын, ну-ка пойди, погуляй пока в коридоре…

А когда мальчишка вышел, мрачно-раздраженно поинтересовался:

- Ну, Алевтина Филипповна, и как теперь из крайней ситуации выходить?

- И вы еще спрашиваете? - донельзя возмутилась русистка. - Для начала  пусть зарвавшийся мальчишка извинится! В присутствии всего класса! А дальше требую вынести этот вопиющий инцидент на заседание педсовета. Уж там-то живо дадут принципиальную оценку, в каком именно моральном духе зав учебной частью воспитывает собственного сына! Да!

- Нет! Совсем не кругло выходит! - сгустил мечевидные брови Раскладной. - Как там у дедушки Крылова? "Не лучше ль на себя, кума, оборотиться?" Изначально-то ведь это вы Анатолия обозвали. И еще потом, разно-многократно. Плюс непонятно по какому праву посмели вслух перечеркнуть всё его будущее. Ну и с чего вдруг такая уверенность, что мой сын в жизни ничего не достигнет? Где незыблемые на то основания? Лишь само время единственно и сможет рассудить, насколько вы прозорливы. Разумеется, личное мнение на сей счет вам никто не запрещает иметь. Но вместе с тем держите-ка его глубоко при себе! И - повторяю и акцентирую: зачинщиком конфликта явились именно вы.

Полякова при этих словах дернулась на стуле и слегка подалась вперед, явно собираясь возразить. Но Раскладной протестующее поднял руку:

- Минуту! Само собой, я сына ни в коей мере не обеляю, однако его выпад хотя бы объясним. Он ведь как мог защищался. И уж простите за эту параллель, примерно тем же макаром, как от хулигана, избившего его и обобравшего. Затевающий бой без правил всегда рискует огрести обратку на столь же беспринципный манер.

- По-озвольте! -  в бешенстве взвопила Алевтина Филипповна. -  За эдакое оскорбляющее сравнение… Я на вас! В суд! Иск!

- Без возражений, -  хмыкнул, согласно разведя руками, Раскладной. -  Только приплюсуем к словесным оскорблениям, что вы при любых обстоятельствах также не были правомочны  школьника, как  преступника, за руку уцеплять и тащить волоком. Это, пардон, никому не понравится, потому вас и укусили. А что Анатолию еще оставалось? Весовые категории разные, а чувство собственного достоинства, как и у любого другого, имеется. Вы же это чувство -  через коридор, на виду у всех, волоком и в пыль растереть возжелали. Осознаёте?

Завуч повертел в руках толстый красно-синий карандаш, хмуро сунул его в гипсовый стаканчик с барельефным рисунком из ракушек.

- По справедливости если, так вы первая перед моим сыном извиняться должны, а уж он - следом. Только я уверен, что на это у вас мужества недостанет, хотя варварски нарушить каноны педагогической этики  - пожалуйста. Так что вот вам мое предложение: забыть этот… м-м-м… схлест - другого слова и не подберу. Тем паче что кроме нас троих о нем пока никто не знает и - со своей стороны могу вам твердо обещать - не узнает. Ну а с Анатолием у меня дома состоится более чем серьезный разговор. И в чем он неправ, я ему сам подробно растолкую.

- Ни за что! - воинственно провозгласила Полякова. -  Исключительно через педсовет! А за травму… -  русистка еще раз продемонстрировала уже побледневшие следы укуса, - он у меня отдельно ответит. Если надо, и до районо дойду! На сей раз сына, как обычно, не выгородите! Да!

- Архиглупо, - отреагировал завуч. - В таком случае вынужден буду поставить вопрос перед тем же районо, допустимо ли после содеянного вам заниматься педагогической деятельностью вообще.

- Вы… Вы его во всем покрываете! - задрожали шейные складки. - Используя служебное положение! А он уверен в безнаказанности за широкой отцовской спиной, вот и вытворяет… такое!!! Я, к примеру, специально детей в другую школу отдала. Уж меня никто не упрекнет, что особые условия им создаю!

- Это сугубо ваше личное дело, - прокомментировал Раскладной. -  А мне, знаете ли, удобнее, когда наследник под боком. На протезе-то далеко не разбежишься… Дочь, кстати, тоже у нас обучалась  - и ничего, уже в люди вышла: институт окончила, работой довольна, прекрасная семья, сына-второклассника растит. Не отличник, но хорошист…

- Вы с больной-то головы на здоровую не переваливайте! - воинственно  перебила Алевтина Филипповна. - Сейчас речь не о  внуке, а о сыне вашем идет. До сегодняшнего дня меня еще никто и никогда в глаза Жабой не обругивал! Как у него только язык-то повернуться посмел?!

- А за глаза - в курсе? - жестко вопросил завуч. - Или, может, будете уверять, что впервые в жизни о своем прозвище от Анатолия узнали? Что вы сами-то ему заявили? "По заслугам и честь", так? Так и кушайте то же с маслом, никуда теперь  не денетесь. И он от ему прилепленного… по крайней мере, пока аттестат не получит. И я с наклеенным ярлыком помру, хотя, мыслю, ну никак его не заслужил. Про три четверти других наших учителей, в ту же линию "маркированных", сейчас промолчим. Поймите: с этим просто надо научиться жить, не принимая близко к сердцу. Однако остаюсь при своем мнении, что для школьника услышать его прозвище из уст педагога, а еще и классного руководителя, обиднее вдвойне и даже втройне, нежели наоборот.  И руки нечего распускать! А теперь - скатертью дорога. Хоть в райком, хоть в обком, хоть на прием к министру образования!

"Тайну троих" сохранить-таки не удалось. Нетривиальный схлест выкатился за школьные стены, и судачили о нем многие. Однако подробности разбирательств на директорском уровне и в районо широкой публике остались неизвестны. Достоверно лишь одно: вскорости Толика перевели в параллельный класс, в котором, отметим особо, Полякова не преподавала. И до самого выпускного бала подросток при встречах с бывшей классухой нарочито с ней не здоровался.

Время… Непреклонное бескомпромиссное время…

В тысяча девятьсот девяностом году Анатолий окончил Ярославское высшее военное финансовое училище, выслужив лейтенантские погоны, и был назначен на должность начальника финслужбы отдельного десантно-штурмового батальона.

Как раз тогда в России стартовала эпоха "горячих точек", и молодой офицер прошел их не одну и не две, повидав на своем веку немало такого, о чем еще долго не напишут открыто. В армии он получил и новое прозвище: Железный Финик.

После смерти его родителей - мать быстротечно съел рак, а немного погодя, тяжело переживавший кончину супруги, вслед за нею в мир иной ушел и завуч-фронтовик - бывший Болтыш на малую родину не приезжал много лет…

Но вот однажды, по весне за несбывшимся концом света,  вдова и пенсионерка со стажем Алевтина Филипповна Полякова, страдавшая от целого букета болезней и потому ведущая малоподвижный образ жизни, сподобилась выйти на  прогулку, заодно желая и прикупить кое-какую продуктовую мелочевку.

Доковыляв до главного райцентровского гастронома, женщина, вес которой  вплотную приблизился к полутора центнерам, приостановилась, опираясь на клюку и астматично, с хрипотцой дыша. В эту минуту из дверей магазина вышел и спустился по облицованным клинкерной плиткой ступеням здания моложавый, но с густо серебрящимися висками подполковник-десантник в фуражке-"аэродроме" с высокой тульей. Остановившись неподалеку от Поляковой, он поставил на асфальт серый дипломат, достал зажигалку и пачку "Парламента"…

Алевтина Филипповна скользнула взглядом по мужской фигуре в ладно пригнанной военной форме -  и вдруг углядела коричневато-красную родинку- лентиго на лице прикуривавшего. В аккурат на левой щеке. Присмотрелась повнимательнее… И сквозь толщу десятилетий внезапно проступил знакомый детский облик.

"Неужели он? Ведь определенно похож на отца!"

- Толя? - осторожно-полуутвердительно вопросила бывшая учительница.  

Подполковник, в свой черед, затяжным прощупывающим взором нацелился  на безобразно оплывшую сгорбленную старуху с рыхлым лицом, на котором сильно выделялись глазные впадины, а радужка самих глаз почти выцвела; с густо-морщинистой шеей, кажущейся утопленной в грудную клетку; с отечными деформированными суставами пальцев рук и слоновьими ногами. Глубоко, жадно затянулся. Рефлекторно дотронулся до приметной родинки. Наконец кратко, отчужденно обронил:

- Да…

Подхватил дипломат. И стремительно зашагал прочь.

                                                                                                                                                          

Болтыш и жаба

      Рассказ

Фёдор Ошевнев,

г.Ростов-на-Дону, дом. тел: (863)2771292

E-mail:   fedoroshevnev@rambler.ru

Конфликт этот стартовал в позднебрежневские времена. 

У завуча-историка, двадцати лет потерявшего на фронте ногу выше колена и начинающим педагогом заполучившего незавидное прозвище Раскладной - при ходьбе негнущуюся деревяшку  приходилось выносить по дуге вбок, - было двое детей. По сути, из разных поколений. Дочь пятидесятого года рождения и сын шестьдесят восьмого: дважды отцу тогда уже стукнуло сорок четыре.

Последыша назвали Толей. Рос он вездесуще-суетливым, по любому поводу  спеша высказаться. В каждой бочке затычка. Это именно про него.

Впрочем, учился паренек почти на одни пятерки.

Еще с младших классов его, легко забываюшего о своих обещаниях, окрестили Болтуном. Позднее прозвище это фатально переродилось в сходно-тухловастенькое - Болтыш: так  называют неоплодотворенное, без зародыша, яйцо. Негожее ни под наседку, ни в пищу. Толик не единожды дрался, не желая мириться с позорной кликухой. Раз даже к отцу воззвал: как бы от нее избавиться?        

- А  никак, - ответил тот. - Не удастся. По крайней мере, в этой школе.

- Между прочим, в нашей выучке тебя втихую тоже дразнят. Знаешь кем? - раздраженно вырвалось тогда тайное у сильно раздосадованного мальчишки.

- Конечно, - разительно удивил его в ту минуту отец.    

- И не обидно?

- Ну еще бы… Ведь не сам же я себя по дурости ноги лишил. Или вот наш физрук Староконев - глаза. Ты про его-то прозвище в курсе?

- Ага. Косой. Говорят, вроде по пьяни прицелом на сук напоролся.

- Эх ты, охальник! Слышал звон… Василий Николаевич - фронтовой  летчик. После тяжелейшего воздушного боя - один против трех "мессеров" - чудом, с осколком в глазу, до своих дотянул, истребитель спас. Он этот осколок и им располосованный шлемофон как память о боевой юности хранит. Мы Родину от нелюдей защищали, а вы, по глупости малолетней да необъяснимой жестокости, за наши раны и кровь нас же - и носом в дерьмо. Не судите, да не судимы будете. Фраза хоть и библейская, а бесспорна. Впрочем… И с телесными изъянами надо стараться жить полноценно. Ну а ты, сын,  прозвище свое поделом заслужил. За язык без костей, за необязательность, за "и так сойдет".

- Но я ж не знал… - рефлекторно тронул мальчишка овальную плоскую  родинку-лентиго на левой щеке. - Про физрука, значит… А он сам не рассказывал… - окончательно съехал паренек с темы собственной кликухи.

- Зачем? Я ведь тоже всякому не объясняю, что в танке горел. Гадости же и про меня измышляют. Мол, во хмелю под поезд угодил, и прочее в том же духе.

Толик смущенно отошел от отца…

 Классным руководителем у мальчишки после "началки" стала русистка Алевтина Филипповна Полякова. Дородная с юности, она поначалу пыталась - впрочем, халтурно - бороться со склонностью к ожирению. Перепробовала кучу диет, с ленцой когда-когда занималась гимнастикой… Однако после тридцати расплылась безнадежно. Вес женщины резво перевалил за сто кило, а на пухлом лице, обрамленном короткими светлыми кудряшками, обозначились обвисшие лоснящиеся щеки и вырос тройной подбородок, студнем сотрясавшийся при волнении. И никакие усилия:  сдавливание теннисного мячика подбородком, его медовый массаж, втирания всяких кремов и даже отчаянное лупцевание  шейных складок скрученным в жгут мокрым полотенцем - к их исчезновению не привели.

Как и многие учителя той, да и иных российских школ Полякова со временем заполучила прозвище. Не по характеру или сфере деятельности, а (так случается много чаще) по схожей наружности и весьма нелестное: Жаба.

Было время, когда она серьезно нацеливалась на место Раскладного. Внушая на всех уровнях, что инвалид первой группы просто не в состоянии полноценно исполнять обязанности зава учебной частью. Мол, здесь явно требуется кто-то и помоложе, и поздоровее. И что - ах, если бы только ей поверили и доверили…

Алевтина Филипповна даже пыталась надавить на директора школы и заврайоно через мужа - работника райкома. Не прокатило: директор, сам участник войны, прошедший ее в полковой разведке, натвердо придерживался иной точки зрения: в его школе завучем должен быть только мужчина!

Отношения у Поляковой с Толиком упрочились перманентно конфликтные. Начиная с того, что русистка яро не терпела забывчивости и трепа. Но главное: комплексуя по поводу неудавшейся педагогической карьеры и упорно продолжая считать, будто виновен в том именно не возжелавший "подвинуться" Раскладной,  женщина свой субъективизм к отцу проецировала на сына. (Подобного рода поведение больше свойственно как раз детям, склонным переносить неприязнь к конкретному учителю на его предмет.) И стоило Толику в чем-то, пусть по мелочи, проштрафиться, классуха тотчас спешила наябедничать о попрании школьных устоев начальнику-родителю, упиваясь недолгой специфичной властью над ним.

Вкушать это сладостное чувство винительнице ничуть не надоедало.

- Как же так? Вы - зав учебной частью, опытный педагог и нас, рядовых учителей, во всех вопросах воспитания должны направлять и поправлять... Сына же столь явно упускаете, - с наслаждением выговаривала Алевтина Филипповна Раскладному, вновь вторгшись на перемене к нему в кабинет. - Он же мне урок   сегодня едва-едва не сорвал! Да! - И многоэтажный "бурдюк" русистки гневно заколыхался. - Убедительно требую уделять его воспитанию должный надзор!

- Нельзя ли поконкретнее? - прервал тогда историк поток возмущений.

- Можно и нужно. Значит, сегодня мы изучали фразеологизмы. В качестве одного из примеров я использовала идиому "кот наплакал". Пояснила, что хотя слезные каналы у кошек и есть, самих слез от них не дождешься. Отсюда и пошло упомянутое выражение, обозначающее ситуацию, когда кого-то или чего-то гораздо меньше необходимого или ожидаемого.  

- Прошу прощения, - прервал мини-лекцию Раскладной. - А вот я где-то читал, что здесь имело место транслитерирование. То есть арабский оборот "коты наилак" - изначально лишь: "перестать получать достаточно денег", а по-нашему: "чтоб ты жил на одну зарплату", передали буквами русского алфавита. Ну и потом еще подкорректировали. Только со временем смысл устоявшейся фразы  почему-то резко расширился до значения мизерного количества уже всеохватно.

- В данном случае вариации генезиса не столь важны! - не позволила втянуть себя Полякова в этимологический спор. - Значит, я предложила  подобрать синонимы к расхожему словосочетанию. Высказывались, надо сказать,  активно. И "с гулькин нос", и "очень мало", и "всего ничего"… "Недостаточно", "на донышке"…

- Ну, это-то я понял, - снова вклинился Раскладной. - Конкретно к Анатолию у вас какие претензии?

- Большие! - пришел в движение могучий подбородок. - Он на галерке сидит. Думал, не услышу. А я услышала! Знаете, что он ляпнул?

- Пока нет.

- Кот наплакал - кот накакал! Еще и с таким глубокомысленным видом! А весь класс триумфально ржал, громче табуна диких лошадей! Откуда в лексиконе шестиклассника, позвольте спросить, почти нецензурщина?

- Отнюдь. Вполне приличный глагол для обозначения естественных надобностей. По поводу же процитированной вами фразы - кажется, догадываюсь о ее корнях. У моей сестры сиамская кошка имеется. В кои-то веки нашли ей аналогичной породы жениха, случили. Ну а одного мальчика из приплода  придарили нам. Вот с переменным успехом учим теперь котика в  противень с песком ходить, но вчера он посреди кухни нагадил. Ассоциация ясна?

- Да уж конечно! Только это вашего сына не оправдывает! И сегодняшний случай - вовсе не первый, когда он во время уроков несусветицы и завиральные идеи выкрикивает. Так дальше продолжаться не может! Еще скажите спасибо, что я пока до директора не дошла! А по большому счету давно следовало бы! Да!

Фронтовик, возраст которого на тот момент приближался к шестидесяти, классной руководительнице сына отнюдь не симпатизировал.

- Я-то, конечно, с ним поговорю, - пообещал он. - Но, на мой взгляд, вы опять палку перегибаете. Ничего такого уж, как вы утверждаете, чуть ли не криминального, Анатолий не совершил. Ну, брякнул с места глупость, так и не оправдываю... Однако и вы не забывайте: ему всего-то  двенадцать.

- Фундамент воспитания закладывается в детстве! Сами о том   твердите! - витийствовала Полякова. - Только к собственному сыну этот тезис почему-то не желаете применять! А он, чувствуя вашу поддержку, на голове готов ходить!

- Это уж вы явно через край хватанули! Анатолий ничем не хуже сверстников, - возражал Раскладной.

- А должен быть примером для всего класса! - гнула свою линию Алевтина Филипповна. - При таком-то заслуженном отце!

- В ваших последних высказываниях усматривается недобрая ирония. Ага, звонок. Что ж, напоследок - в коллекцию синонимов к наплакавшему коту. Две консервные банки плюс дыра от баранки. Извините, у меня урок…

"Банки-баранки… Яблоко от яблони… Не-ет, только к директору!" - распаляла себя не удовлетворенная разговором русистка, грузно топая по коридору. 

Особо же следует рассказать, как в начале седьмого класса сын Раскладного угодил в серьезный переплет и разряд неблагополучных учащихся.

В один из сентябрьских выходных он собрался на новый фильм. Но в тот день  даже до кассы кинотеатра не дошел. На подходе к нему попался на глаза хулиганистому дылде-девятикласснику из соседней школы, не подозревавшему, что перед ним - сын завуча, а то бы наверняка поостерегся  связываться.

- Мелочишку на кинчишку… Ну-кась! Быстро карманы вывернул! - не очень-то страшась прохожих, в лоб потребовал дылда.      

- У меня ровно себе на билет, - явно не спешил тот расстаться с деньгами.

- В упор не колышет! - отрубил озлившийся девятиклассник. - Слышь, ты, чмошник тупорылый… Могу ведь для понятливости и по мордасам вкатить!

- Попробуй - пожалеешь… - решительно сжал кулаки Толик.

Но дылда "по мордасам" бить не стал. Он подло ударил несговорчивого паренька ботинком в пах. От дикой боли мальчишка моментально сложился вдвое, прижав ладони к ушибленному месту и тщетно пытаясь вздохнуть. Грабитель меж тем предприимчиво обшарил карманы жертвы, выудил несколько монет, разгреб их по ладони, деловито пересчитал.

- Вот выручил, - издевательски хлопнул он Толика по согнутой спине. - Теперь дуй домой и зубри, зубри, зубри. Ученье - свет, неученье - сумерки! Хо-хо!

И, донельзя довольный, поспешил к кинотеатру…

Жаловаться обиженный не пошел. Выслушал участливые слова двух параллельноклассников, наблюдавших бесчестный удар… А затем удачно отыскал на ближайшей мусорке кусок ржавой трубы-дюймовки с полметра длиной. Там же, в закутке, потренировался в обращении со своим "холодным оружием". Потом обернул его старой газетой и уселся в засаде на лавочке.

Обидчика он нагнал за несколько кварталов от кинотеатра, когда ничего не подозревающий дылда высматривал очередной объект для быстрого обогащения.

Трубой Толик с размаху врезал сзади. По затылку врага. Что есть силы.

Более чем удачно: девятиклассник неловко завалился набок, потом на спину. Пользуясь этим, ограбленный с прыжка безжалостно приземлился ему на гениталии.

- Понял теперь, как мне больно было? - уточнил он у скорчившегося в позе эмбриона жалисто взголосившего врага.

Улепетнуть вершитель справедливости не успел. Трое мужчин, один из которых оказался пенсионером МВД, привлеченные тоскливым воем поверженного, задержали драчунов, препроводив обоих в милицию.

Давно состоявший там на учете девятиклассник поначалу факт избиения и ограбления младшего отрицал. Однако свидетелей начальной фазы конфликта оперативно разыскали, и они стопроцентно подтвердили показания Толика.

В финале разбирательства принимала участие и Полякова. На следующий же день она наступательно высказывала свое "фу" отцу-завучу.

- С таких лет - и такая жестокость! - возмущалась Алевтина Филипповна. - Откуда? Напасть сзади, колотить люто, нещадно, металлом и по голове! Он же человека убить мог! Да!

- Ну а о том, что сей человек, который моего сына и старше и сильнее, его раньше не менее жестоко избил, деньги отнял и кино лишил, вы почему-то забываете? Анатолий, в силу своих возможностей, нашел способ самостоятельно поквитаться с заведомо превосходящим его физически хулиганом. Заодно начинающему гопнику и мозги промыл… Уверяю: на будущее он трижды три раза подумает, прежде чем вновь решиться младших грабить! 

- Однако каким именно образом ваш сын действовал? По сути, учинил форменный самосуд с явной опасностью для чужой жизни! Это не по-советски! Коль уж так случилось - расскажи о том учителям, родителям. Они и будут принимать соответствующие меры. Кто ему мешал, если он знал, что хулиган на сеансе, быстренько домой возвратиться и об инциденте доложить?

- Скорее, заложить… Только кому? Мы с женой с утра к родственникам уезжали. В школе в воскресенье - разве сторож. Вашим же адресом сын не располагал. И даже если бы его выяснил, крайне сомнительно, чтобы из-за сорока-пятидесяти копеек вы бы немедленно помчались в милицию. Да и вообще: достойно он поступил! Как настоящий мужчина, не опускаясь до фискальства. Хотя признаю: палку перегнул. За что уже и поплатился. По полной программе. 

- Как отпетый хулиган он поступил! Вы в корне неверно воспитываете сына! - школила завуча русистка. - Порочно! Несвойственно нашему строю! Да!

- Мне, как отцу и как педагогу, виднее.

- Я сильно в этом сомневаюсь!

- Ну а я - нисколечко! И по праву родителя сына защищать буду всегда!

- Были бы вы правы - не оказался б он на учете в милиции! - победоносно подытожила Алевтина Филипповна. - Жутчайший стыд и позор для нашей школы!

От дальнейшей полемики Раскладной тогда воздержался. Только губы сердито сжал и глубоко, страдальчески вздохнул.

Перенесемся теперь на несколько месяцев вперед.

Накануне Дня Победы Полякова запланировала читательскую конференцию "Великая Отечественная война в произведениях советских писателей". Толику же поручила, плюс к чтению наизусть отрывка из "Сына полка", еще и рассказать о боевом прошлом Раскладного. Ведь он оказался единственным в классе  родителем-фронтовиком, остальные папы были гораздо моложе его. И надо же так случиться, что подросток собирался поподробнее расспросить отца о пережитых баталиях именно накануне культмероприятия - чтобы назавтра, в своем выступлении "по свежим впечатлениям", ничего не упустить, - и напрочь забыл подойти в тот вечер к родителю. Еще и книжный текст выучил через пень-колоду. Сама же классная руководительница захлопоталась, не проконтролировав малонадежного ученика. Впрочем, все это, как говорится, было бы еще полбеды, однако в класс - ну совсем уж некстати! - нагрянул заврайоно.

Картина маслом…

- По обыкновению, в своем репертуаре! - желчно распекала классуха Толика - пока один на один - после занятий. - Ни капли стыда! Да! Хоть кол на голове теши: никаких сдвигов к лучшему! Наобещает с три короба, а потом "с чистой совестью": "Извините, заспал, упустил из виду, память отшибло…" Полнейшая безответственность! Интересно бы узнать: как ты дальше-то жить собираешься?

- Не хуже других, - насупленно огрызнулся семиклассник.

- Вот-вот! Не хуже! Свежо предание, да верится с трудом! - И огромный подбородок боевито заколыхался. - Э-эх, чудо беспоминное! Не выйдет из тебя ничего путного. Недаром Болтышом-то окрестили! Тоже никчемный и негодный ни на что растешь! Да!

- Ах, значит, я - Болтыш? - мгновенно ощетинился Толик.

- Во всяком случае, не я же тебе это зазорное прозвище прилепила, - саркастически усмехнулась Полякова. - Запомни: по заслугам и честь…

- Ага… Ладно… - И Толик раздумчиво коснулся крупной родинки на щеке: привычка-паразит. - Пусть я - Болтыш… - Подросток уперся в классную руководительницу упрямым жалящим взглядом. - Зато ты тогда - Жаба!

И после мини-паузы дерзко усугубил-утвердил, растягивая начальный согласный звук:

- Жжжаба! Жжжаба!! Жжжаба!!!

На какое-то время Алевтина Филипповна впала в ступор: застыла, надрывисто ловя воздух ртом, с выпяленными глазами, исступленно сжимая  пальцами классный журнал… Наконец, трудно сглотнув, рявкнула: 

- Ты-ы!

И со второй попытки неловко вскочила со скорбно скрипнувшего стула.

- Негодяй! Хам! Паршивец! Пошли! Бегом! К отцу!

Русистка воинственно стиснула тонкое запястье Толика своей крупной тестяной ладонью.

- Пусти! - упираясь всем худеньким телом, изогнулся мальчишка. - Не имеешь права! Хватать!

- Я т-те сейчас покажу права! - грубо поволокла его Полякова к двери в коридор. - Ты у меня в момент из школы вылетишь! Да! А-ай! - внезапно взвыла она: Толик впился зубами ей в руку пониже локтя, едва не прокусив до крови…

- Суть конфликта мне ясна, - выслушав обе враждебные стороны и внешне сохраняя спокойствие, заявил Раскладной, сидя за своим рабочим столом, перед которым угнездилась на стуле отчаянно трясущая подбородком Полякова и, набычившись, стоял Толик. - Сын, ну-ка пойди, погуляй пока в коридоре…

А когда мальчишка вышел, мрачно-раздраженно поинтересовался:

- Ну, Алевтина Филипповна, и как теперь из крайней ситуации выходить?

- И вы еще спрашиваете? - донельзя возмутилась русистка. - Для начала  пусть зарвавшийся мальчишка извинится! В присутствии всего класса! А дальше требую вынести этот вопиющий инцидент на заседание педсовета. Уж там-то живо дадут принципиальную оценку, в каком именно моральном духе зав учебной частью воспитывает собственного сына! Да!

- Нет! Совсем не кругло выходит! - сгустил мечевидные брови Раскладной. - Как там у дедушки Крылова? "Не лучше ль на себя, кума, оборотиться?" Изначально-то ведь это вы Анатолия обозвали. И еще потом, разно-многократно. Плюс непонятно по какому праву посмели вслух перечеркнуть всё его будущее. Ну и с чего вдруг такая уверенность, что мой сын в жизни ничего не достигнет? Где незыблемые на то основания? Лишь само время единственно и сможет рассудить, насколько вы прозорливы. Разумеется, личное мнение на сей счет вам никто не запрещает иметь. Но вместе с тем держите-ка его глубоко при себе! И - повторяю и акцентирую: зачинщиком конфликта явились именно вы.

Полякова при этих словах дернулась на стуле и слегка подалась вперед, явно собираясь возразить. Но Раскладной протестующее поднял руку:

- Минуту! Само собой, я сына ни в коей мере не обеляю, однако его выпад хотя бы объясним. Он ведь как мог защищался. И уж простите за эту параллель, примерно тем же макаром, как от хулигана, избившего его и обобравшего. Затевающий бой без правил всегда рискует огрести обратку на столь же беспринципный манер.

- По-озвольте! -  в бешенстве взвопила Алевтина Филипповна. -  За эдакое оскорбляющее сравнение… Я на вас! В суд! Иск!

- Без возражений, -  хмыкнул, согласно разведя руками, Раскладной. -  Только приплюсуем к словесным оскорблениям, что вы при любых обстоятельствах также не были правомочны  школьника, как  преступника, за руку уцеплять и тащить волоком. Это, пардон, никому не понравится, потому вас и укусили. А что Анатолию еще оставалось? Весовые категории разные, а чувство собственного достоинства, как и у любого другого, имеется. Вы же это чувство -  через коридор, на виду у всех, волоком и в пыль растереть возжелали. Осознаёте?

Завуч повертел в руках толстый красно-синий карандаш, хмуро сунул его в гипсовый стаканчик с барельефным рисунком из ракушек.

- По справедливости если, так вы первая перед моим сыном извиняться должны, а уж он - следом. Только я уверен, что на это у вас мужества недостанет, хотя варварски нарушить каноны педагогической этики  - пожалуйста. Так что вот вам мое предложение: забыть этот… м-м-м… схлест - другого слова и не подберу. Тем паче что кроме нас троих о нем пока никто не знает и - со своей стороны могу вам твердо обещать - не узнает. Ну а с Анатолием у меня дома состоится более чем серьезный разговор. И в чем он неправ, я ему сам подробно растолкую.

- Ни за что! - воинственно провозгласила Полякова. -  Исключительно через педсовет! А за травму… -  русистка еще раз продемонстрировала уже побледневшие следы укуса, - он у меня отдельно ответит. Если надо, и до районо дойду! На сей раз сына, как обычно, не выгородите! Да!

- Архиглупо, - отреагировал завуч. - В таком случае вынужден буду поставить вопрос перед тем же районо, допустимо ли после содеянного вам заниматься педагогической деятельностью вообще.

- Вы… Вы его во всем покрываете! - задрожали шейные складки. - Используя служебное положение! А он уверен в безнаказанности за широкой отцовской спиной, вот и вытворяет… такое!!! Я, к примеру, специально детей в другую школу отдала. Уж меня никто не упрекнет, что особые условия им создаю!

- Это сугубо ваше личное дело, - прокомментировал Раскладной. -  А мне, знаете ли, удобнее, когда наследник под боком. На протезе-то далеко не разбежишься… Дочь, кстати, тоже у нас обучалась  - и ничего, уже в люди вышла: институт окончила, работой довольна, прекрасная семья, сына-второклассника растит. Не отличник, но хорошист…

- Вы с больной-то головы на здоровую не переваливайте! - воинственно  перебила Алевтина Филипповна. - Сейчас речь не о  внуке, а о сыне вашем идет. До сегодняшнего дня меня еще никто и никогда в глаза Жабой не обругивал! Как у него только язык-то повернуться посмел?!

- А за глаза - в курсе? - жестко вопросил завуч. - Или, может, будете уверять, что впервые в жизни о своем прозвище от Анатолия узнали? Что вы сами-то ему заявили? "По заслугам и честь", так? Так и кушайте то же с маслом, никуда теперь  не денетесь. И он от ему прилепленного… по крайней мере, пока аттестат не получит. И я с наклеенным ярлыком помру, хотя, мыслю, ну никак его не заслужил. Про три четверти других наших учителей, в ту же линию "маркированных", сейчас промолчим. Поймите: с этим просто надо научиться жить, не принимая близко к сердцу. Однако остаюсь при своем мнении, что для школьника услышать его прозвище из уст педагога, а еще и классного руководителя, обиднее вдвойне и даже втройне, нежели наоборот.  И руки нечего распускать! А теперь - скатертью дорога. Хоть в райком, хоть в обком, хоть на прием к министру образования!

"Тайну троих" сохранить-таки не удалось. Нетривиальный схлест выкатился за школьные стены, и судачили о нем многие. Однако подробности разбирательств на директорском уровне и в районо широкой публике остались неизвестны. Достоверно лишь одно: вскорости Толика перевели в параллельный класс, в котором, отметим особо, Полякова не преподавала. И до самого выпускного бала подросток при встречах с бывшей классухой нарочито с ней не здоровался.

Время… Непреклонное бескомпромиссное время…

В тысяча девятьсот девяностом году Анатолий окончил Ярославское высшее военное финансовое училище, выслужив лейтенантские погоны, и был назначен на должность начальника финслужбы отдельного десантно-штурмового батальона.

Как раз тогда в России стартовала эпоха "горячих точек", и молодой офицер прошел их не одну и не две, повидав на своем веку немало такого, о чем еще долго не напишут открыто. В армии он получил и новое прозвище: Железный Финик.

После смерти его родителей - мать быстротечно съел рак, а немного погодя, тяжело переживавший кончину супруги, вслед за нею в мир иной ушел и завуч-фронтовик - бывший Болтыш на малую родину не приезжал много лет…

Но вот однажды, по весне за несбывшимся концом света,  вдова и пенсионерка со стажем Алевтина Филипповна Полякова, страдавшая от целого букета болезней и потому ведущая малоподвижный образ жизни, сподобилась выйти на  прогулку, заодно желая и прикупить кое-какую продуктовую мелочевку.

Доковыляв до главного райцентровского гастронома, женщина, вес которой  вплотную приблизился к полутора центнерам, приостановилась, опираясь на клюку и астматично, с хрипотцой дыша. В эту минуту из дверей магазина вышел и спустился по облицованным клинкерной плиткой ступеням здания моложавый, но с густо серебрящимися висками подполковник-десантник в фуражке-"аэродроме" с высокой тульей. Остановившись неподалеку от Поляковой, он поставил на асфальт серый дипломат, достал зажигалку и пачку "Парламента"…

Алевтина Филипповна скользнула взглядом по мужской фигуре в ладно пригнанной военной форме -  и вдруг углядела коричневато-красную родинку- лентиго на лице прикуривавшего. В аккурат на левой щеке. Присмотрелась повнимательнее… И сквозь толщу десятилетий внезапно проступил знакомый детский облик.

"Неужели он? Ведь определенно похож на отца!"

- Толя? - осторожно-полуутвердительно вопросила бывшая учительница.  

Подполковник, в свой черед, затяжным прощупывающим взором нацелился  на безобразно оплывшую сгорбленную старуху с рыхлым лицом, на котором сильно выделялись глазные впадины, а радужка самих глаз почти выцвела; с густо-морщинистой шеей, кажущейся утопленной в грудную клетку; с отечными деформированными суставами пальцев рук и слоновьими ногами. Глубоко, жадно затянулся. Рефлекторно дотронулся до приметной родинки. Наконец кратко, отчужденно обронил:

- Да…

Подхватил дипломат. И стремительно зашагал прочь.