Двойное гражданство

В жизни каждого эмигранта наступает момент, когда принявшая его страна предоставляет ему право стать ее полноправным гражданином со всеми вытекающими правами и обязанностями. В каждой стране это происходит по-разному. В Израиле, например, любой человек еврейской национальности, единожды ступив одной ногой на землю исторической родины, автоматически имеет право на полноправное гражданство. Закон, очевидно, написан с учетом одноногих инвалидов (достаточно стать на землю одной ногой), но никак не учитывает потенциальных безногих эмигрантов.

В Швейцарии, судя по всем слышанным мной рассказам, гражданства просто не дают. Во Франции оно, как мне кажется, никому не надо (кому хочется быть гражданином страны, где все население дружно ненавидит тебя просто за легкий акцент в произношении французских слов и вообще не отвечает на вопросы, заданные на любом другом языке). В Америке получение гражданства - это большое событие в жизни эмигрантов, с торжественным прочтением присяги, одновременной клятвой нескольких тысяч человек, собранных для этого на стадионе или в огромных концертных залах, с пением гимна, слезами, объятиями и ощущением, что стал Гражданином мира.

Предшествует этому торжественному событию некая бюрократическая процедура, которая называется "собеседование" или "экзамен на гражданство" Процедура чисто формальная, включающая в себя проверку на легкое знание языка, затем ответы (на этом самом языке) на вопросы типа: "А как называется должность руководителя нашего государства?" (ответ: "Президент"); "Какой у нас строй в Америке?" (ответ: "Демократический") или "Назовите на выбор пять американских штатов". Экзамен настолько формален, что когда вместо "президент" отвечающий говорит, например, "Клинтон" или "Буш" или в числе штатов называет Лос-Анджелес, Бостон и Сан-Франциско, то ответ с улыбкой принимается за правильный. Чиновники привыкли к ничего не знающим и ничего не понимающим эмигрантам и ждут от них ляпов, ошибок и смущенных конфузов.

Иногда, впрочем, экзамен не принимают. Происходит это обычно из-за того, что экзаменуемые не вписываются в созданный в головах экзаменаторов образ. Когда, например, 95-летний дедушка моего приятеля пришел на экзамен с переводчиком, то экзамен не приняли. Но дедушка не обиделся, так как, во-первых, не понял, куда и зачем его привели, а во-вторых, не понял, что произошло. Он умер через год, и в день его похорон ему пришло письмо, что, учитывая его возраст и участие в борьбе с фашизмом, его экзамен засчитывается. Он умер, как оказалось, гражданином США, о чем из-за сложившихся жизненных обстоятельств не узнал.

Еще одна памятная история произошла с мамой наших знакомых, которая на вопрос: "Назовите имя президента" - ответила: "Вашего или нашего?" - очевидно, предполагая, что на экзамене на американское гражданство у нее хотят выяснить, знает ли она фамилию Кучмы.

У меня тоже два раза не принимали экзамен и отсылали на переэкзаменовку. Вот как это происходило.

В Америку я приехал гражданином Израиля, и это гражданство менять не собирался. Меня устраивала "зеленая карточка", дающая мне право жить и работать в Америке, и прошло довольно много времени, пока обстоятельства не изменились и я решил подать на гражданство. В отличие от большинства новоприбывающих, я не сидел все догражданские годы на месте. Я летал по бизнесу в Европу, Японию, Россию, иногда неделями сидел у производителей товаров, затем месяцами обучал распространителей этих самых товаров, которые наша фирма импортировала. С английским я был "на ты", писал на нем руководства по маркетингу и продаже товаров, читал лекции, вел серьезную деловую переписку.

Письмо о том, что мне через два дня надо явиться на собеседование в эмиграционную службу, пришло в тот самый момент, когда я пролетал над Сингапуром. Мой секретарь сообщила в вызывающую инстанцию, что меня в стране нет и что я прошу перенести дату встречи. Следующее письмо, пришедшее через два месяца, требовало прибытия на собеседование "назавтра в 8 утра". Так как в этот момент я ехал в поезде из Санкт-Петербурга в Москву, то в эмиграционное управление опять пошла депеша о просьбе перенести собеседование. Прошло еще три месяца, я забеспокоился и полетел в Лос-Анджелес разбираться. Я приехал в четверг, а в пятницу пришло сообщение, что если в понедельник утром я не явлюсь сдавать экзамен, то мое дело уничтожат и мне надо будет начинать весь процесс заново. Я вздохнул с облегчением и рано утром выехал на экзамен, который собирался с легкостью и изяществом сдать и укатить обратно по делам.

В приемной сидело не менее двухсот соискателей американского гражданства. Время от времени из дверей, ведущих в экзаменационные помещения, появлялись чиновники с папками в руках и, с трудом разбирая сложные имена эмигрантов, произносили что-то типа: "Нгуен Кхо Пракх" или "Абрамохуцишвили". Кто-то из пришедших отвечал на этот зов, вставал, и оба исчезали.

Наконец через два с четвертью часа ожидания вышедший чиновник назвал мою фамилию, и мы пошли к его выгородке, которую он гордо именовал кабинетом. "Прошу в мой кабинет", - сказал он мне, когда мы, миновав десяток таких же выгородок, дошли до его рабочего места. По дороге я успел пошутить по поводу труднопроизносимых имен и рассказал анекдот о стюардессах, который услышал в самолете по дороге в Америку. Чиновник, симпатичный пожилой дядька с доброй улыбкой на лице, посмеялся над моими остротами, попросил паспорт, указал мне на стул и сам уселся в свое полукресло за столом, заваленным папками и бумажками.

И тут что-то в нем неуловимо изменилось. Его движения замедлились, улыбка стала деревянной, а речь стала такой, будто он механическое устройство, по слогам читающее инструкцию по обезвреживанию противотанковых мин.

"Май нэйм из Боб", - сказал он медленно и по слогам, предварительно посмотрев зачем-то на экран компьютера, повернутый к нему лицевой стороной. Сказав это, Боб еще больше растянул рот в широкой американской улыбке и долго смотрел на меня лучистым взором.

Далее, чтобы было понятнее, переведу наш разговор на русский: "А как те-бя зо-вут?" - сказал Боб и снова уставился на меня. "Наверное, он сошел с ума", - подумал я, мы ведь минуту назад шутили и смеялись, и все это происходило по-английски. "Я только что дал тебе паспорт, где написано мое имя", - ответил я. Боб снова посмотрел на скрытый от меня экран компьютера, и по выражению его лица я понял, что ответ ему почему-то не понравился. Боб повертел в руках мой паспорт и спросил: "Ты у-ме-ешь нем-но-го го-во-рить по-ан-глий-ски?" - "Нет, - пошутил я, - по-английски я не говорю, только по-американски".

"Нет?" - участливо переспросил Боб, закрыл мой паспорт и начал вставать, собираясь закончить интервью. Я понял, что надо спасать положение. "Боб, - сказал я, - подумай, на каком языке я говорю?" Боб забеспокоился, сел обратно в свое кресло, снова посмотрел на экран компьютера и снова медленно и по слогам спросил: "Ты у-ме-ешь нем-но-го го-во-рить по- ан-глий-ски?" - "Да, умею", - сказал я. Боб вздохнул с облегчением и снова заулыбался. "На-зо-ви три вет-ви вла-сти в А-ме-ри-ке". Я назвал. "Кто глав-но-ко-ман-ду-ю-щий?" Я сказал. "На сколь-ко лет вы-би-ра-ют пре-зи-ден-та?" Я ответил.

Первая часть интервью была позади. Теперь Боб сконцентрировал свое внимание на моем израильском паспорте. Он рассматривал его так, будто до того никогда в жизни ни одного паспорта не видел. Особенно долго и даже немного высунув язык от усердия, Боб изучал страницы со штемпелями эмиграционных служб: "выехал в Японию", "въехал в Чехословакию", "выехал из Бельгии", "въехал в Италию". Боб снова нахмурился и спросил, в какой стране находится основное место моего проживания. Я ответил, что в  Америке, после чего Боб опять надолго погрузился в изучение моего паспорта. "А где ты бываешь дольше, в Америке или не в Америке? - и, покосившись на экран компьютера, добавил: - Ты уверен, что пятьдесят один процент времени проводишь здесь, у нас?"

Дело стало принимать нехороший оборот. Несмотря на мое горячее утверждение, что я провожу "здесь, у нас", значительно больше чем пятьдесят один процент своего времени, Боб решительно встал и, сообщив мне, что скоро вернется, ушел куда-то, держа в руке мой паспорт. Когда Боб вернулся, у него на лице опять сияла доброжелательная улыбка уверенного в своей функциональности человека. "Я ходил к эксперту по въездным и выездным визам, - сообщил он мне. - Но выяснилось, что он как раз сегодня утром уволился. Так что, пока управление не найдет другого эксперта, мы не сможем удовлетворить твою просьбу о выдаче тебе американского гражданства. Как только эксперт будет найден и оформлен на работу, мы тебя вызовем". Боб пожал мне руку, и я оказался на улице.

На этот раз я никуда не уезжал и через два месяца, получив новую повестку о явке на собеседование, в назначенный день снова сидел в зале ожидания. По прошествии полутора часов в зал вошла дородная негритянка в цветастой юбке, назвала мое имя, и вскоре мы оказались в ее закутке, отличавшемся от закутка Боба чистотой, порядком на столе и фотографией двух негритят, висящей у нее на перегородке. По дороге мы обменялись несколькими приветственными словами, а усевшись, я разъяснил Таше (так звали моего нового экзаменующего), что английский язык я знаю довольно прилично, экзамен на политико-социальную тему уже прошел и все, что мне осталось, - это показать паспорт эксперту по выездным и въездным визам и удостовериться, что в течение последних пяти лет я провожу более половины времени в США.

Таша внимательно меня выслушала, иногда кивая головой и вставляя междометия, подтверждающие, что она понимает, о чем я говорю, потом попросила мой паспорт, полистала его и затем взглянула на экран повернутого в ее сторону компьютера. Ко мне она повернулась уже совершенно иным человеком: "Май нэйм из Та-ша, - произнесла она медленным, заботливым голосом, с идиотской приклеенной улыбкой на лице. - Как тво-е и-мя?" Я ответил. "Ты у-ме-ешь нем-но-го го-во-рить по-ан-глий-ски?" - раздельно, по слогам спросила Таша. "Таша! - возопил я. - Я умею говорить, читать, писать и думать по-английски. Я уже доказал это один раз, два месяца тому назад, когда беседовал с сотрудником по имени Боб. Так вот этот самый Боб сказал мне, что меня вызовут сюда обратно, когда вы найдете нового специалиста по визам! Понимаешь? Был всего один вопрос, и он не мог быть решен без специалиста по визам, ясно?"

Впервые на Ташином лице я увидел признаки некоторого беспокойства. "Значит, тебе однажды отказали в гражданстве! - сказала она. - Но тогда это дело другого отдела, который занимается рассмотрением заявлений от отказников". Неприятно стрельнуло совпадение терминологии эмиграционных служб разных стран мира. Однажды много лет назад меня уже пугали словом "отказник". "Я должна пойти к начальству", - и до того, как я успел возразить, Таша исчезла, держа в руках мой паспорт. Отсутствовала Таша не менее двадцати минут, а когда пришла, добрая улыбка снова играла у нее на губах. "Новый эксперт по визам на работу принят, но не прошел еще необходимый инструктаж. Как только он приступит к исполнению своих обязанностей, мы тебя вызовем…" - и я снова оказался на улице.

"Ну ты и дурак", - сказала мне жена, но не объяснила, вообще ли у нее создалось обо мне такое мнение, или она комментировала какое-то конкретное событие или высказывание.

Через шесть недель я получил очередной вызов и поплелся на собеседование. После четырех изнурительных часов ожидания в зал вышла индийского вида женщина и с ужасающим акцентом (возможно, для выходцев из Индии и Пакистана наш акцент тоже кажется ужасающим) произнесла нечто, что только после третьего раза угадалось мной как мое имя. Я молча пошел за ней в ее кабинет. По дороге она что-то говорила, но я не понимал ни одного слова и боялся попасть впросак. "Май нэйм из Рива", - сказала индианка, но понял я ее из-за акцента только на третий или четвертый раз.

"Ты у-ме-ешь нем-но-го го-во-рить по-ан-глий-ски?" - cпросила она.

"Э..." - сказал я.

"Гуд!" - быстро ответила Рива и перешла к другой теме.

Посмотрев на экран компьютера, она задала какой-то вопрос, понять который я не смог даже после пятой попытки. Чем больше смятения было на моем лице, тем более ласковой становилась Рива. Я решился и сказал все возможные ключевые ответы: "Президент, пятьдесят штатов, три ветви власти, демократический, сенат, Вашингтон". Рива захлопала в ладоши, затем взяла в руки мой паспорт. Я напрягся. Рива безучастно глянула на первую страницу, потом закрыла его, протянула мне руку для пожатия и сказала первые слова, которые я понял: "Поздравляю, сегодня ты стал Гражданином Соединенных Штатов Америки". Я тоже встал, пожал ей руку и, чтобы не спугнуть Риву, сказал: "Моя очень рада! Америка хороший! Свобода Монолису Глезусу. Ура!"

Я вписался в представление Ривы о том, как должен говорить, вести себя новый эмигрант, и меня впустили. Я был счастлив: многомесячная эпопея подошла к концу, а кроме того, я вдруг понял, что мне нравится быть гражданином Америки, страны, которая приняла меня как своего, в которой я чувствую себя совершенно как дома. Теперь у меня два гражданства - американское и израильское. Живя в Израиле, столько раз проходишь настоящий экзамен на гражданство, что отказаться потом от этого гражданства практически невозможно. Я, по крайней мере, не знаю ни одного израильтянина, который бы взял и отказался или, скажем, заплатил бы за отказ от него. Впрочем, я никогда не слышал, чтобы Израиль требовал деньги за отказ от гражданства, типа выкупа, что ли. Интересно, что сначала граждане держат экзамен на гражданство, а потом страны держат этот экзамен перед своими гражданами, и держат его постоянно. И не все страны выдерживают.

В общем, насчет двух моих гражданств отвечу, как та доярка, у которой спросили: "Как ты, заслуженная доярка, депутат рай- и облсоветов, обладатель переходного знамени, вымпела и медали за самоотверженный труд, как получилось, что ты стала валютной проституткой?" Отвечу, как она, одним словом: "По-вез-ло!"

________________________________________
© 1996 - 2017 Журнальный зал в РЖ, "Русский журнал" | Адрес для писем: zhz@russ.ru
По всем вопросам обращаться к Сергею Костырко