Два рассказа

О НОВОМ АВТОРЕ "КРУГОЗОРА"

 Михаил Юрьевич Сергеев родился в 1960 году в Москве. В 1982 году закончил Московский государственный институт международных отношений по специальности "международная журналистика". Работал корреспондентом международного отдела в еженедельнике "Собеседник", редактором в Гостелерадиофонде, заведующим литературной частью в московском театре-студии "Арлекин".

 В 1990 году уехал в Соединенные Штаты на аспирантскую учебу на  кафедре религиоведения в филадельфийском Университете Темпл. В 1993 году  стал магистром искусств по специальности "история религии"; а в 1997 году, с отличием защитив диссертацию по русской софиологии, получил степень доктора философии по специальности "философия религии".

 Преподавал в ряде университетов и колледжей Пеннсильвании и Нью Джерси. Читал университетские курсы "Религия, искусство и апокалипсис", "Религии мира", "Восточные религии", "Введение в Библию", "Иудаизм, Христианство, Ислам", "Русская религиозная мысль", "Модернизм", "Введение в религиоведение", "Религии в Америке", "Религия и общество", и другие. Его доклады и выступления по русской философии и православному богословию заслушивались на конференциях в Нью-Йорке, Принстоне, Бостоне, Нью-Орлеане, Чикаго, Филадельфии и Вашингтоне. Сейчас преподает историю религий и современного искусства в Университете искусств в Филадельфии.

 Автор многочисленных статей по истории религии, философии и современному искусству на русском и английском языках, опубликованных в российских и американских научных журналах, а также трех книг - Проект  просвещения: религия, философия, искусство; И сотворил Бог смех: религиозные шутки и анекдоты, собранные Михаилом Сергеевым, Sophiology in Russian Orthodoxy: Solov'ev, Bulgakov, Losskii, Berdiaev.

 

ЛЕКАРСТВО ОТ НОСТАЛЬГИИ

Российское консульство в Нью-Йорке

Многие мои друзья, живущие в России, искренно убеждены, что меня неотвязно мучает ностальгия по родине. Они страшно переживают за меня, жалеют, надеются на скорое возвращение. У нас же, эмигрантов, заботы иные. К тому же у каждого экс-россиянина есть надёжные средства от ностальгической хандры. Расскажу в этой связи одну правдивую историю, случившуюся с нами уже здесь, в Америке.

Дело было в 1993 году. Советский Союз недавно развалился, и на постсоветском пространстве царила анархия. В России назревал очередной политический кризис. Мы к тому времени жили в Америке уже три года. Я учился в аспирантуре, и мне приходилось каждый год продлевать студенческую визу. Для того, чтобы её продлить, нужен был действующий паспорт, с которым до поры до времени проблем не возникало.

Но вот летом 1993 года нам позвонили из консульства и сообщили, что наши советские паспорта объявлены недействительными, и нам нужно незамедлительно приехать в консульство на приём.

Я учился в филадельфийском университете Темпл, а от Филадельфии до Нью-Йорка, где располагался единственный на восточном побережье российский консулат, езды около трёх часов в одну сторону. Но делать нечего - родина-мать зовёт!

Пришёл на приём к консулу, принёс советскую паспортину и американскую форму для продления визы, которая представляла собой невзрачный листок бумаги бледно-розового цвета. В народе её прозвали "пинк-формой".

Консул посмотрел документы, полистал мой паспорт и спросил:

- А как Вам удалось выехать из СССР как туристу, а в США въехать как студенту?

- В Союзе тогда студенческих виз не давали, - отвечаю, - поэтому и пришлось оформлять приглашение.

- Но Вас должны были остановить на советской границе. Вы не имели права использовать две разные визы одновременно - гостевую и студенческую.

- Не знаю. Мы выезжали всей семьёй - жена, девятилетний сын и я. Нас троих пропустили без проблем.

- По закону нельзя было. Вы незаконно пересекли границу, а, значит, в Америке проживаете нелегально.

- И что же теперь делать?

- Да что поделаешь, - в голосе консула слышались усталость и недовольство, - Вы все равно уже здесь. Но паспорт придётся менять.

- Нет проблем, - радостно воскликнул я, - какие документы нужно заполнять?

- Для начала Вам нужно вернуться в Москву.

- То есть как это в Москву? Зачем?

- Советские паспорта меняют на российские по месту прописки. Вы где прописаны?

- В Москве.

- Вот в Москву и поезжайте. Там зайдёте в Овир и подадите заявку на замену паспорта.

- Но Вы сказали, что наши советские паспорта уже недействительны. Как же нас пустят в Россию?

- Пустят по старому паспорту, а обратно выехать сможете по новому.

- А по старому уже не выпустят?

- Нет, он не годится.

- А если новый не дадут, то я вообще не смогу уехать?

- Не волнуйтесь, выпишут Вам российский паспорт.

- А сколько нужно ждать после подачи заявления в Москве?

- Девять месяцев.

- Девять месяцев?! Да я же учусь в аспирантуре. Я не могу бросить учёбу и провести в Москве почти год в ожидании нового паспорта. Вы же консул. Консульство должно помогать российским гражданам. Неужели Вы не можете оформить мне здесь новый паспорт?

- Нет, не могу, - в голосе консула зазвучали ледяные нотки, - Это не по закону.

Из консульства я вышел в полном замешательстве. В столицу нашей родины я лететь не собирался, поскольку понимал, что в тогдашней неразберихе могу застрять там надолго. Но и с паспортом нужно было что-то делать, поскольку без него мне не продлят американскую визу и выдворят из страны. Как говорят в Америке, "catch 22" - куда ни кинь, всюду клин!

Возвращаюсь домой и сразу же звоню и рассказываю о моей безвыходной ситуации зав. кафедрой философии и религии университета Роан в Нью-Джерси, где подрабатываю преподаванием. А она мне и говорит:

- Послушай, одна моя близкая подруга - крупный босс в вашингтонской юридической фирме, и у неё в подчинении работает сын нынешнего посла России в США. Пока он у неё в подчинении, посол не сможет ей ни в чем отказать. Давай-ка я свяжусь с ней, а ты пришли мне свои документы.

Сказано - сделано. Через неделю снова вызывают в консульство, но на этот раз - о чудо! - продлевают мой недействительный советский паспорт на год. Это, конечно, не спасение, но хотя бы отсрочка.

- А как мне быть через год? - спрашиваю.

- Продлим снова, - отвечают мне в консульстве, и с сердца у меня сваливается огромный камень. Живём!

Через год звоню в Нью-Йорк. Мне вежливо отвечают. Говорят, что паспорт продлят ещё на год, но на этот раз не бесплатно. Продление одного паспорта теперь стоит 500 американских долларов. Ни фига себе, думаю, так они скоро миллионерами станут.

- Оплата наличными или можно чеком? - спрашиваю.

- Только мани-ордером, - отвечают.

- На кого выписывать?

- Оставьте незаполненным.

Понятно, думаю, сами потом впишут, кого надо. Ну да Бог с вами! Пейте мою кровь, ешьте моё тело - только без документов не оставляйте.

Проходит ещё два года. Звоню, как обычно, в консульство.

- А, здравствуйте, Михаил Юрьевич! Как же, помним Вас, помним. Вам нужно приехать к нам на приём.

- С паспортом и мани-ордером?

- Нет, только с паспортом и американскими визовыми документами. У нас сменился посол, и в консульстве теперь новые порядки.

В груди у меня что-то ёкнуло. Новый посол - признак нехороший, а новые порядки - тем более. Но делать нечего - приезжаю на приём.

Встречает меня ухоженный и гладкий работник консулата. Присаживайтесь, говорит. Просматривает мои документы.

- Михаил Юрьевич, продлевать советский паспорт мы теперь права не имеем. Вам нужно получить российский паспорт. - Но для этого нужно лететь в Москву, подавать там документы и ждать почти год.

- Да, такие правила.

- Но я же не могу этого сделать. Я учусь в аспирантуре.

- Понимаю, но, к сожалению, помочь Вам ничем не могу.

- Но и без действительного паспорта я остаться в Америке не смогу, потому что мне не продлят американскую визу.

- Да, я знаю.

Работник консульства, улыбаясь, смотрит мне прямо в глаза. Он наслаждается нашим разговором и положением, в которое он меня поставил. Чувствует себя удавом, который вот-вот нанесёт смертельный укус своей невинной жертве.

- Скажите, а я могу отказаться от российского гражданства?

- Ну зачем же сразу вот так, отказываться?

- У меня нет другого выхода.

- Отказаться можете.

- Что для этого нужно сделать?

- По российскому законодательству писать заявление об отказе от российского гражданства нужно по месту прописки. Вы прописаны в Москве?

- Да.

- Значит, вам нужно вернуться в Москву и там подать заявление.

- Но если я вернусь в Москву, то останусь без паспорта и не смогу улететь обратно в Америку.

- Верно, не сможете.

Работник консульства улыбается ещё шире.

- А сколько надо ждать решения по отказу от гражданства?

- Около двух лет.

Меня начинает бить нервный колотун. В России эти проблемы решаются просто и быстро. Надо дать взятку, но предлагать деньги в консульстве опасно. Можно нарваться на худшие неприятности.

- Но вы же знаете, что я не смогу продлить американскую визу по просроченному паспорту. А паспорт вы мне не меняете и не продлеваете!

- Да, знаю. Американцы строго следуют закону.

- А если я вам принесу заполненную американскую пинк-форму, вы сможете поменять мне паспорт в консульстве?

Работник консульства внимательно смотрит на меня и, видимо, решив, что номер этот мне никогда не удастся, отвечает:

- Да, сможем.

Из консульства я выскакиваю как ошпаренный. Отступать некуда - позади Москва!

Возвращаюсь в Филадельфию и тут же бросаюсь в свой Темпльский университет, где учусь в аспирантуре. Покупаю огромный букет роз и направляюсь в отдел, курирующий иностранных студентов.

Тут надо рассказать о принципиальном отличии российских от американских чиновников. Российский бюрократ простому человеку не брат и не сват. Он будет стоять насмерть на страже закона, покуда закон этот будет причинять неудобства его посетителям. А вот если потребуется - за взятку, например, - бюрократ этот легко наплюёт и на закон, и на тех, кто его представляет.

С американцами история иная. Американский чиновник - на вашей стороне, но он ни в коем случае не смеет нарушить закон. Вместе с вами станет он искать способы, чтобы формально этот закон обойти, но, если сделать это невозможно, никакие просьбы и мольбы не сдвинут его с места.

Итак, захожу я в отдел, занимающийся визами для иностранцев, дарю букет роз начальнице и рассказываю ей о моих проблемах. Помоги, говорю, мать родная! Почти что падаю на колени.

Во взгляде начальницы - как на иконах Богоматери - максимум сострадания, но она бессильна, ибо не может переступить через закон.

- Я очень, очень извиняюсь, но я не могу выдать вам новую пинк-форму, если у вас нет действующего паспорта.

И тут мне в голову приходит шальная идея.

- Скажите, а в пинк-форме стоят две подписи?

- Да, моя и моего босса.

- А что, если вы мне выпишите пинк-форму только с вашей подписью? Второй подписи там не будет, и формально документ будет недействителен. Таким образом, дав мне эту бумагу, закон вы не нарушите. А в российском консульстве на эти тонкости, наверняка, и внимания не обратят.

Американка на секунду задумалась.

- Пожалуй, я смогу это сделать…

На следующий день, рано утром, я снова был в российском консульстве. Положил на стол мою новую пинк-форму. От изумления работник консулата даже рот приоткрыл.

- Как вы смогли её получить? Американцы ведь законов не нарушают.

- Смотря как попросить, - скромно ответил я и сразу же перешёл к делу: - Когда вы мне выпишите новый российский паспорт?

Надо отдать должное российскому консульству - слово своё они сдержали и паспорт мне оформили на несколько лет вперёд. А вскоре мы получили грин-карту, и больше не зависели от российских бюрократов.

Такая вот история, которая (как вспомню её) ностальгию как рукой снимает.

В АМЕРИКАНСКОМ ГОСПИТАЛЕ
ИЛИ МИХАИЛ СЕРГЕЕВА

Госпиталь Пенсильвания в Филадельфии

Однажды утром, во время чтения лекции, на меня с потолка грохнулся подвесной экран. От удара я успел увернуться, но один из пальцев на правой руке всё-таки повредился, причём весьма сильно.

После лекции я пришёл в деканат и показал нашему руководителю свой разбухший средний палец:

- Вот, Питер, смотри - производственная травма. Покалечен на рабочем месте. А университет не смог обеспечить мою безопасность. Думаю, не подать ли судебный иск на администрацию.

Декан серьёзно посмотрел на меня, потом на палец, и предложил довезти за счёт университета до ближайшего госпиталя. Добавил, что прежде, чем подавать иск, надо выяснить, нет ли перелома.

Увы, до госпиталя было всего несколько кварталов, и я поплёлся пешком. Захожу в приёмную, направляюсь к регистрационному окошку.

- Когда вы родились? - бесстрастно спрашивает медработник.

Тут нужно сделать небольшое отступление. Справляться о дне рождения в Америке - святое дело. Своеобразный национальный ритуал. Куда бы вы ни пришли (в аптеку, парикмахерскую, автомастерскую), куда бы ни позвонили (в магазин, страховую компанию, компьютерный сервис), вас первым делом спросят, когда вы родились. Даже если вы зайдёте или перезвоните через полчаса, вам снова зададут тот же вопрос. Это надо понимать и сохранять спокойствие.

- Апрель, 29, 1960 года.

- Имя, фамилия?

Ещё одно отступление. Моя медицинская страховка выдана через работодателя моей жены. Поэтому моя страховая карточка выписана на её фамилию. Так я и стал Михаилом Сергеевой. Поначалу я сильно возмущался. Звонил в разные инстанции и доказывал, что я не женского пола и гендер менять не собираюсь. Меня вежливо выслушивали, потом спрашивали фамилию супруги, и все возвращалось на круги своя. В конце концов, я смирился.

- М-и-х-а-и-л  С-е-р-г-е-е-в-а.

- К какому врачу Вас направить?

- В каком смысле? - спросил я.

- Доктора какого вероисповедания Вы предпочитаете?

- Вероисповедание меня не волнует. Главное, чтобы врач был хороший.

- Но Вы должны выбрать - настаивала медработник, - у нас есть иудеи, христиане,

индуисты, и мусульмане.

- Давайте еврея, - ответил я и, подумав, добавил, - лучше, чтоб пожилого.

Врачи-евреи имели отличную репутацию в СССР, а у стариков, как правило, больше опыта.

- Садитесь и ждите, - сказала мне регистраторша, - Вас вызовут.

Я присел на диванчик в зале ожидания и огляделся. Народу в холле набралось немало.

Примерно через час меня позвали во врачебное отделение, и медсестра провела меня в специальный кабинет. Представившись, она села за компьютер и задала традиционный вопрос:

- Когда Вы родились?

Я ответил.

- ФИО?

- Михаил Сергеева.

- Так, давайте измерим Вам рост.

- Знаете, - вяло заметил я, - за прошедшие сорок лет мой рост не изменился.

- Так положено, - сказала медсестра.

Я знал, что мне надо расслабиться и получать удовольствие, но пытался сопротивляться.

- Теперь на весы.

- Я могу Вам сказать свой вес, не взвешиваясь.

- У нас такой порядок.

Медсестра измерила моё давление и, заведя в компьютер полученную информацию,

осведомилась:

- На что жалуетесь?

- Получил травму на производстве, - показал я ей средний палец. - Хочу выяснить, нет ли перелома.

- Понятно, - она сделала ещё одну запись в компьютере и, уходя, произнесла:

- Ждите, врач скоро к Вам придёт.

Прошло ещё полчаса. В комнату вошёл молодой доктор, отнюдь не еврейской наружности.

- Я ассистент профессора, - объяснил он, - должен подготовить Вас к его приходу.

- А что меня готовить? Я не ресторанное блюдо. Мне снимок пальца нужно сделать.

- Так-так, - ассистент задумчиво всматривался в экран компьютера, - Вы когда родились?

- 29 апреля 1960 года.

- Михаил Сергеева?

- Она самая.

- Давайте я посмотрю Ваш палец.

Он покрутил мой палец, потом начал жать на него с разных сторон:

- Так больно?

- Да.

- А так?

- Больно!

- Хорошо, - он сделал какие-то записи в компьютере. - Доктор скоро придёт. Ждите.

Он вышел, затворив за собой дверь. Прошёл ещё час. Наконец, в кабинет прошествовал профессор, да не один, а с группой молодых студентов-практикантов. Лица студентов светились от неподдельного, почти заискивающего, интереса.

- Ну-с, голубчик, покажите, где травма? Так… - он повертел мой палец, объясняя что-то студентам, и торжественно объявил свой вердикт, - Надо делать снимок. Ждите, Вас вызовут, - сказал он и вместе с группой вышел из комнаты.

Через час ко мне снова пришёл бодрый ассистент:

- Дата рождения? Имя - фамилия? Пойдёмте делать снимок.

- Слава Богу! А то я боялся, что до вечера ждать придётся.

- Очень прошу извинить нас за задержку. Сегодня много пациентов.

Мы шли по коридору, в глубине которого раздавались истерические крики какой-то афроамериканки.

- Что там происходит?

- Наверное, у неё плохой диагноз, - предположил ассистент и, указывая на рентген-кабинет, добавил, - Вам сюда.

Я зашёл к рентгенологу.

- Когда Вы родились?

- Все тогда же.

- Как Вас зовут?

- Все так же.

После рентгена возвращаюсь в кабинет врача. Через час появляется профессор, но уже с другой группой - похоже, аспирантов. Смотрит в компьютер на мой рентген:

- У Вас все в порядке, дружище! Перелома нет.

Аспиранты оборачиваются ко мне и радостно качают головами - "молодец, мол, так держать!"

- Подождите здесь, - говорит профессор. - Сейчас придёт мой ассистент и выпишет Вам лекарства.

- Зачем мне лекарства? - недоумеваю я, но профессор с аспирантами спешат к другим больным, и я снова остаюсь в одиночестве.

Через полчаса забегает ассистент:

- Я Вам сейчас выпишу лекарство и мазь от боли. Палец болит?

- Уже нет. Проведи я ещё пару дней здесь, то даже и перелом бы сросся.

Ассистент на сарказм не реагирует. Держит нейтральный тон. Видимо, у них такой протокол.

- Держите, - он протягивает мне несколько рецептов, - принимайте по две таблетки три раза в день в течение недели, если будут сильные боли.

Проходя по коридору, выбрасываю эти рецепты в мусорную корзину и, наконец-то, выхожу на улицу. Вечереет. Э-эх, не удалось мне слупить денег у нашего университета! А счастье было так возможно, так близко.