Экзотическая поездка

В мае 1972 года меня в составе группы сотрудников нашего проектного института направили в командировку на Усольский химкомбинат для защиты проекта производства, которое должно было там строиться. В группу входило шесть человек: главный инженер проекта, технолог (я), механик, архитектор, электрик и представитель генпроектировщика из Москвы.

Летели мы через Москву. В аэропорту перед вылетом из Киева  узнаём, что в этот день под Харьковом разбился саймолет АН-10, и все АН-10 сняты с авиалиний страны (в той самой катастрофе погиб знаменитый пародист В.Чистяков). Но мы не предполагали тогда, какими приключениями и волнениями это событие обернется для нас.

Не знаю,  как у кого, а у меня полёты всегда вызывали двойственное чувство. С одной стороны – захватывающее ощущение, когда самолет отрывается от земли и набирает высоту. Я обожала наблюдать, как дома, люди, машины становятся все меньше и меньше, дороги превращаются в ниточки, и земля приобретает вид географической карты. А затем, вынырнув из сплошного тумана, летим в голубом небе под ярким солнцем над горами облаков, похожих на огромные куски ваты. Эти картины всегда доставляли мне большое наслаждение. Но все же в подсознании сидел какой-то червячок, и нет-нет да вспомнишь, что ты на высоте 10 тысяч метров, и что если. не дай Бог… Поэтому, когда самолет приземляется, выпускает шасси и, наконец, коснувшись колесами земли, скачет по полосе, меня всегда охватывает благостное, радостное успокоение.

Но если перед полетом расскажут о какой-нибудь авиакатастрофе, то червячок гложет сильнее, и еще больше хочется поскорей очутиться на земле.

В связи с этим не могу не упомянуть о другом моем полете. Мы с сотрудницей летели через Москву в Уфу. Самолет вырулил на взлетную полосу, моторы взревели – сейчас взлетим, но рев стих, и мы возвращаемся к аэропорту: не завелся один из двигателей. Перед тем, как пересадить нас в другой самолет, командир экипажа бегал по самолету и простукивал каждый болтик и винтик. А когда один из пассажиров пошутил по этому поводу, он ответил: «А Вы не шутите, скажите лучше спасибо, что ваши дети сиротами не остались». Настроение наше после таких слов явно не улучшилось…

А в Москве, в довершение «приятных» впечатлений, когда мы приехали из Внуково в Домодедово, нас встретила сотрудница, приехавшая в Москву раньше. Она была белая, как мел, и дрожала. Оказывается, на ее глазах упал и загорелся только что взлетевший самолет. Так что лететь дальше нам было совсем «весело».

Ну, это было «лирическое» отступление.

Долетели мы благополучно до Москвы, потом – до Иркутска и под вечер приехали в Усолье. Поселились в общежитии. Нужно было раздобыть какую-нибудь еду, и я отправилась в магазин. Там не было ничего, кроме хлеба, водки и консервов. Мужчины наши (женщина - я одна) этим и ужинали, но меня такой ужин не устраивал, и я пошла в столовую. Даже сейчас, через 35 лет, когда я вспоминаю то, что там увидела, мне становится не по себе.

Небольшое помещение, тесно заставленное столами, с узенькими проходами, заполнено мужчинами (хочется сказать – мужиками) в черных ватниках. Очевидно, это были рабочие после смены на химкомбинате. Я оказалась там единственной женщиной. Все они очень громко и возбужденно разговаривали, похоже, уже были подвыпившими. Оказаться в таком обществе – не самое приятное. Но все бы ничего, если бы не их лица. На них просто написано было, что они уголовники. Я уверена, что это были бывшие ЗЭКи. Ни одного нормального лица я не заметила. Грубые, злобные, и что-то было в них такое, что объяснить не могу, но интуитивно я чувствовала, что это ужасные люди. Преодолев желание выскочить на улицу (очень уж хотелось есть), я взяла макароны и жиденький компот (больше ничего подходящего не было). Ела я, сжавшись в комок. И даже сейчас, как будто это было вчера, я ощущаю то свое состояние страха. Мне казалось, что вот сейчас кто-то из них на меня накинется. Когда я вышла оттуда и отошла на приличное расстояние, счастливее человека, кажется, на свете не было.

Усолье мне показалось больше похожим на деревню, чем на город, сплошь деревянную: одноэтажные деревянные домики за деревянными заборами, деревянные тротуары. Может быть, там и был городского типа центр, но я его не видела.

На следующий день состоялась защита проекта на химкомбинате. В моем командировочном задании было еще ознакомление с одним из производств. Аналогичное производство было на киевском химзаводе, и реконструкцией его я тогда занималась. Так что после защиты и обеда в заводской столовой я долго ходила по цеху, выясняя различные вопросы.

Утро следующего дня у меня было свободным, и я отправилась на рынок. Погода была солнечная, но холодная. Ледяной ветер пронизывал насквозь.  Шерстяная кофта, плащ-болонья и шерстяная шапочка мало помогали. В Киеве такой холоднючий ветер бывает обычно не позже конца марта – начала апреля, когда еще лежит снег.

На рынке мне нужно было купить «серу» (по просьбе одной сотрудницы, жившей когда-то в Сибири), которая бывает только в Сибири и которая якобы обладает какими-то целебными свойствами. Это твердая светло-серая масса, делают ее то ли из наростов, то ли из смолы какого-то дерева, уже не помню – какого.

Рынок находился в небольшом реденьком леске и состоял из 4-х или 5-ти длинных столов, за которыми торговали несколько женщин, да и покупателей почти не было. «Сера», на мое счастье, продавалась, и я была довольна, что смогла выполнить поручение.

Затем я пошла искать книжный магазин, что делала в каждом городе, куда попадала, если оставалось свободное время.

В маленьком, сельского типа магазинчике оказался, как ни странно, букинистический отдел. Когда я зашла в него, у меня глаза разбежались, столько там было интересных книг, и для взрослых, и для детей: большая книга, что-то вроде детской энциклопедии, – книги о животных и растениях, научно-популярные, мемуары. В Киеве в то время хорошую книгу – днем с огнем не сыскать. А мы с мужем искали книги для дочки (ей тогда было 8 лет).

Откуда такое богатство в глухом городишке? Все книги лежали вместе, отдельно от других. Похоже, что их сдал один человек, ясно – что интеллигентный, читающий. Может быть, бывший политзаключенный, осевший там после лагеря, или его потомок? Но, может, это просто моя фантазия.

Купила я книг 20. Я была так рада, как будто  нашла драгоценный клад. Потащила свое сокровище на почту, упаковала в 4 посылочных ящика и отправила в Киев.

Наша защита прошла быстро и гладко. Начальство химкомбината мало во что вникало. То ли не было заинтересовано в этом производстве, то ли знало, что денег на его строительство не дадут. Так оно в дальнейшем и случилось. Проект пошел в «корзину», как и бОльшая часть наших проектов.

Оставшиеся до отлета два дня мы провели в Иркутске. Бродили по городу.

Центр города оставил очень приятное впечатление. Мне помнятся прямые, широкие улицы, стройные ряды старинных каменных зданий. Сейчас центр представляется мне как единый ансамбль, но помню его смутно и не уверена, что в памяти не исказилось первоначальное впечатление.

Когда я недавно прочитала, что Иркутск напоминает Петербург, подумала, что это действительно так, хотя тогда у меня эта ассоциация не возникла.

Видела я и деревянные дома с красивой резьбой, но не помню – в Иркутске или в Усолье, а, может быть, и там и там.

Мы подходили к церкви (названия не помню) на берегу Ангары, за оградой которой – могила жены декабриста, кто она, я тоже не помню. Рядом, как запомнила я, могила ее маленького сына. Начитавшись сейчас материалов в Интернете, я решила, что это – графиня Трубецкая, т.к. ни о каких других женах декабристов, похороненных в Иркутске, кроме гр. Трубецкой, сведений нет. Но на фотографии надгробие на могиле гр. Трубецкой совершенно не похоже на памятник, который видела я. Оно горизонтальное, в виде саркофага, а я помню вертикальный памятник, то ли стела, то ли башенка. Кроме того, по сведениям в Интернете, рядом с гр. Трубецкой похоронены трое ее детей. Так что чьи могилы я видела тогда, остается для меня загадкой.  Как жаль, что я ничего не записывала, да и фотоаппарата с собой не было.

Нашему руководителю удалось договориться, и  нам дали автобус и повезли на Байкал. Все мы, конечно, мечтали об этой поездке. Я ждала ярких, захватывающих впечатлений, но была несколько разочарована. Мы подъехали к берегу Байкала в таком месте, где обзор был ограничен. Конечно, видно было, что это большое озеро, но особого величия, красоты его я не ощутила. Оно напоминало скорее залив, с трех сторон окруженный берегами.

Слева на гористом, поросшем лесом берегу расположено, как нам сказали, селение Листвянка, где находится музей Байкала. Но в тот момент он был закрыт. Где-то недалеко – исток Ангары, но нам он не был виден. Самое сильное впечатление произвела байкальская вода, такая чистая и прозрачная, что виден не только каждый камушек на дне, но, кажется, и каждая песчинка. Мы попробовали воду, она мне показалась похожей на дистиллированную.

Недавно я наткнулась на фотографию. Я и еще двое попутчиков стоим на небольшой горке камней, выступающих из воды, видны камушки, по которым мы добрались до этой горки, а за нами – водная гладь Байкала. Противоположного берега, конечно, не видно.

Мы походили немного по берегу и поехали в Иркутск.

На обратном пути нас ждал небольшой сюрприз. Мы заметили у дороги цветущие кусты багульника. Остановили автобус и наломали по букету. Небольшие, очень симпатичные цветочки росли прямо на коричневых ветках. Сейчас мне кажется, что они были голубого цвета – и я собиралась уверенно об этом написать – но это не так. И вот как это выяснилось.

На днях за завтраком зашел разговор о багульнике, и Лена (моя дочь) сказала, что во времена ее турпоходов, в т. числе по Сибири, во всех туристских отчетах писалось, что ни в коем случае нельзя спать среди зарослей багульника, т.к. можно не проснуться, - но потом засомневалась, к багульнику ли это относится. Я решила проверить, заглянула в Интернет. Увидела там разные виды багульников. Они действительно ядовиты, но они совершенно не похожи на те кусты, которые видела я. Потом, правда, я нашла много фотографий точно таких кустов, с такими же цветами, но…(и это меня очень удивило) все они не голубые, а розово-сиреневые. И хотя в Сибири их называют багульник даурский, но это не багульник, а относится это растение к семейству рододендронов. Багульники же относятся к семейству вересковых. Долго я искала голубой рододендрон, но не находила. И тогда я заподозрила, что «что-то с памятью моей стало». Когда Лена позвонила из города, я спросила у нее:

– Какого цвета были цветы багульника, что я привезла из Иркутска?

– Розового.   (Я в маленьком шоке)

– Ты точно помнишь?

– Точно помню.

И я, конечно, доверилась ее памяти.

Когда и почему в моем сознании розовые цветы превратились в голубые, мне не  понять. Я вновь и вновь вспоминаю, как наломала букет, как везла в самолетах, как он стоял дома, но  все равно у меня перед глазами голубые цветы. Это похоже на странный сон, где происходят всякие невероятные вещи. Но это не сон, а явь, и поэтому мне немного не по себе.

Остается добавить, что до лениного звонка я еще продолжала поиск и в перечне рододендронов нашла все-таки голубой рододендрон, но это уже не имеет значения.

Теперь в нашей семье, стоит только кому-нибудь что-либо перепутать, тут же раздается: «Привет от голубого багульника!»

Я привезла букет в Киев, и он долго стоял в вазе с водой. Очень жаль, что не сфотографировала его на цветную пленку, тогда он, наверно, не представлялся бы мне сейчас голубым.

Ну и наконец  – о нашем возвращении в Киев

В Иркутском аэропорту – большая толпа пассажиров, которая скопилась с  момента, когда были сняты с линий все самолеты АН-10. Их постепенно отправляли другими рейсами, задерживая часть пассажиров каждого рейса. И получилось так, что половина нашей группы попала на «свой» рейс, а другую половину, в том числе и меня, оставили до следующего рейса на Москву, т.е. примерно на два часа. Все бы ничего, но у нас на этот же вечер были забронированы билеты из Москвы в Киев. Со «своего» рейса мы успевали свободно, а со следующего – впритык.

И в ту, и в другую сторону мы летели с двумя посадками, причем, туда – в одних городах, обратно – в других. Это были, как мне помнится, Барнаул, Новосибирск, Новокузнецк и Омск, но могу и ошибиться. Полет до Москвы был утомительнее, чем из Москвы в Иркутск. Может быть, потому что в городах, где мы садились, стояла  страшная жара, в отличие от прохладного Иркутска. Душно было и в самолете. Кроме того, мы нервничали: успеем ли к киевскому рейсу. И действительно, мы прилетали в Москву с опозданием. А еще ведь нужно было выкупить билеты на Киев и доехать из Домодедово во Внуково.

Но, наконец, мы в аэропорту. И тут началась сумасшедшая гонка. Нам очень помогли сообразительность и предприимчивость наших сотрудников, прилетевших раньше. Видя, что мы опаздываем, они разделились: один нас встретил, другой держал очередь у окошка кассы, третий ждал нас с двумя машинами такси.

Бегом мы добежали до кассы, затем  «на полной скорости» – до такси. Едем во Внуково. Времени до вылета – в обрез. Мчимся на всех парах, то и дело подгоняя шоферов. Сейчас мне та наша гонка очень напоминает гонку в кинофильме «Приключения итальянцев в России».

 «Влетаем» в аэропорт Внуково и …узнаем, что наш рейс задерживается на два часа. Не сразу приходим в себя. Тут только я почувствовала, что безумно устала. Но что делать? Устроились в креслах и продремали с 11 часов вечера до 1 часа ночи.

И вот последний перелет.

Самолет, в который мы сели (это был, по-моему, ТУ-100), – старый – старый.    Судя по бархатным занавескам с кисточками в салоне, – наверно, 50-х годов.

С момента взлета и до посадки он дребезжал и скрипел, как немазаная телега. Уставшая до предела от перелета, гонок и нервотрепки, я в течение всего полета была в каком-то наркотическом полусне. Я все время себе представляла, как вот сейчас эта старая развалина рассыплется на мелкие кусочки, и мы свалимся в тар-тарары. Но, что самое интересное, меня эта перспектива нисколько не волновала. На меня напало тупое безразличие – я это прекрасно помню. Но когда я почувствовала, что мы уже на земле, и самолет катится по полосе, меня охватило такое блаженство, спокойствие, просто счастье, что словами это передать невозможно.

Киевский аэропорт встретил нас теплым, летним, свежим воздухом.

Видно, только что прошел дождь: асфальт еще мокрый. Боже, как же хорошо возвращаться домой!

Было 4 часа ночи. До шести мы подремали в креслах аэропорта, а потом направились к автобусу «Полет», отвозившему пассажиров в город.

Возможно, в своих воспоминаниях я что-то исказила, многое за годы забыто, но некоторые впечатления были настолько остры, что врезались в память намертво.

За все годы работы в проектном институте у меня было много интересных (помимо производственных дел) командировок.

Я много раз была в Москве, и каждая поездка туда была для меня большой радостью. Я люблю Москву, но главное – там жили  две мои любимые тетушки, родные сестры. Я приезжала к ним, как к себе домой. После их смерти Москва стала для меня чужой.

Я бывала в Ленинграде, Риге, Горьком, Ярославле, Нижнекамске, во многих других городах. В каждой поездке было что-то интересное.

 Но такой необычной, экзотической поездки, как в Иркутск и Усолье, больше не было.