Очерк "Чёрный Квадрат"

Ар­ка­дий Иса­ако­вич и Ар­ка­дий Бо­рисо­вич эм­мигри­рова­ли в Аме­рику лет эдак трид­цать на­зад поч­ти од­новре­мен­но, но из раз­ных го­родов на бук­ву «О». Ар­ка­дий Иса­ако­вич был из Одес­сы, а Ар­ка­дий Бо­рисо­вич — из Ор­ла. Чуд­ные они лю­ди, ду­шев­ные, и ра­ботя­щие очень. Оба по­сели­лись в Лос-Ан­же­лесе и че­рез нес­коль­ко лет от­кры­ли биз­не­сы не­дале­ко друг от дру­га на боль­шой и су­ет­ли­вой ули­це Фэй­рфакс. Впро­чем, я за­бегаю впе­рёд. Преж­де, чем на­чать моё прав­ди­во­ое по­вес­тво­вание, я дол­жен поз­на­комить чи­тате­ля с эти­ми за­меча­тель­ны­ми гос­по­дами.

Нач­ну с Ар­ка­дия Иса­ако­вича. Это был не­высо­кий, весь­ма упи­тан­ный че­лове­чек лет шес­ти­деся­ти, с круг­лым, как ола­душ­ка ли­цом, но­сом пу­гов­кой и за­мет­ной лы­синой пос­ре­ди ры­жева­то-се­дых куд­ря­шек. По про­фес­сии он был по­вар, и мно­го лет на­зад при­ехав в Лос Ан­же­лес, за­думал от­крыть ма­лень­кий рес­то­ран, где ко­рон­ным блю­дом ста­ли ола­душ­ки с раз­но­об­разны­ми и до умо­пом­ра­чения вкус­ны­ми под­ливка­ми. Ко­му — шо­колад­ную, ко­му зем­ля­нич­ную, а хо­тите — с кле­новым си­ропом. Снял он на Фэй­рфак­се не­боль­шое по­меще­ние, в ко­тором рань­ше рас­по­лага­лась ки­тай­ская за­бега­лов­ка и с жа­ром стал раз­во­рачи­вать де­ло. Для при­ман­ки по­сети­телей на вы­вес­ке у вхо­да зна­комый ху­дож­ник-одес­сит изоб­ра­зил фи­зи­оно­мию са­мого Ар­ка­дия Иса­ако­вича, ап­пе­тит­но за­пихи­ва­юще­го в свой пух­лый рот рав­но­цен­но пух­лую ола­душ­ку. Пос­коль­ку де­нег зап­ла­тить за вы­вес­ку у не­го по­ка не бы­ло, он обя­зал­ся в те­чение го­да бес­плат­но кор­мить ху­дож­ни­ка эти­ми са­мыми ола­душ­ка­ми.

Страстью Ар­ка­дия Иса­ако­вича бы­ли бар­дов­ские пес­ни, хо­тя сам он ни иг­рать на ги­таре, ни петь не мог, вви­ду пол­но­го от­сутс­твия му­зыкаль­но­го слу­ха. Но лю­бил. По­это­му, ког­да он у пли­ты пёк свои ола­душ­ки, уши у не­го всег­да бы­ли зат­кну­ты на­уш­ни­ками, че­рез ко­торые шли пес­ни Ки­ма, Вы­соц­ко­го или, ска­жем, Го­род­ницко­го, дай Бог ему здо­ровья! Че­ловек он был кон­серва­тив­ный и опа­сал­ся вся­чес­ких рис­ко­ван­ных пе­ремен, ве­рил в ста­биль­ность и пос­то­янс­тво, а по­тому ола­душ­ки у не­го всег­да по­луча­лись не­из­менно вкус­ны­ми и со­вер­шенно оди­нако­вой фор­мы.

Но вот Ар­ка­дий Бо­рисо­вич на вид был пол­ной про­тиво­полож­ностью Ар­ка­дию Иса­ако­вичу. Он был вы­сок, худ до не­воз­можнос­ти, а его длин­ный нос был по­хож на пти­чий клюв, ко­торый на иди­ше бук­валь­но оз­на­ча­ет «шно­бель». До эмиг­ра­ции он тру­дил­ся на ор­лов­ском ча­совом за­воде мас­те­ром в це­хе, где из­го­тов­ля­ли бу­диль­ни­ки. Его страстью бы­ли кни­ги, и осо­бен­но ху­дожес­твен­ная ли­тера­тура 19-ве­ка. Всё сво­бод­ное вре­мя он чи­тал и пе­речи­тывал по­вес­ти сво­его лю­бимо­го Го­голя, хо­тя тот и был ан­ти­семи­том, но осо­бен­но Ар­ка­дий Бо­рисо­вич це­нил ро­маны Тол­сто­го и Дос­то­ев­ско­го, ко­торых он лю­бов­но на­зывал со­бира­тель­ным име­нем Тол­сто­ев­ский.

Воп­ре­ки рас­простра­нён­но­му мне­нию, что ху­дые лю­ди злые и ер­шистые, Ар­ка­дий Бо­рисо­вич был че­ловек мяг­кий, доб­рый и меч­та­тель­ный. В го­лове его проч­но си­дела ве­ра в то, что все лю­ди хо­рошие, и лишь пло­хая сре­да их пор­тит (как квар­тирный воп­рос у Бул­га­кова). А по­тому он был убеж­дён, что ес­ли пе­реде­лать пло­хую сре­ду на хо­рошую, то счастье че­лове­чес­тва впол­не воз­можно, осо­бен­но ес­ли обес­пе­чить пол­ное иму­щес­твен­ное ра­венс­тво всех лю­дей на пла­нете. То есть, что­бы не бы­ло ни бед­ных, ни бо­гатых, и где каж­дый бы ра­дос­тно тру­дил­ся из од­но­го толь­ко же­лания быть по­лез­ным об­щес­тву. Ины­ми сло­вами, иде­алист Ар­ка­дий Бо­рисо­вич был убеж­дённым ком­му­нис­том. Од­на­ко, как он не пы­тал­ся, в КПСС на ор­лов­ском ча­совом за­воде его не при­нима­ли по не­из­вес­тной ав­то­ру при­чине. Тог­да он на всех оби­дел­ся и у­ехал в Аме­рику. На ули­це Фэй­рфакс он от­крыл не­боль­шую мас­тер­скую по ре­мон­ту бу­диль­ни­ков и боль­ших на­поль­ных ча­сов с ги­рями, ко­торые в Аме­рике по­чему-то на­зыва­ют­ся «де­душ­ки­ны ча­сы», хо­тя их до сих пор вы­пус­ка­ют в Ки­тае для всех воз­растов, а не толь­ко для де­душек. Мас­тер­ская Ар­ка­дия Бо­рисо­вича рас­по­лага­лась в од­ном квар­та­ле от рес­то­ран­чи­ка Ар­ка­дия Иса­ако­вича, а по­тому сто­ит ли удив­лять­ся, что Судь­ба ре­шила их свес­ти друг с дру­гом и да­же сдру­жить.

Од­ним тёп­лым зим­ним днём, ка­кими сла­вит­ся юж­ная Ка­лифор­ния, пот­ру­див­шись до по­луд­ня Ар­ка­дий Бо­рисо­вич ре­шил не ку­шать свой тра­дици­он­ный сэн­двич, что ему при­гото­вила же­на, а прой­тись по ули­це, раз­мять­ся, так ска­зать, и что-то по пу­ти ку­пить съ­едоб­ное. Вот тут-то он и уви­дел вы­вес­ку с ола­душ­ка­ми и ре­шил, что их неп­ре­мен­но на­до поп­ро­бовать. Ус­лы­шав у хо­зя­ина рус­ский ак­цент, он по­нял, что пе­ред ним быв­ший со­оте­чес­твен­ник, они пе­реш­ли на рус­ский, ну, а даль­ше всё пош­ло-по­еха­ло — за­вяза­лась друж­ба.

С тех пор Ар­ка­дий Бо­рисо­вич боль­ше не брал с со­бой на ра­боту сэн­дви­чи, а на ланч сра­зу же шёл к Ар­ка­дию Иса­ако­вичу, ко­торый бес­плат­но кор­мил его сво­ими вол­шебны­ми ола­душ­ка­ми, а он, в свою оче­редь для но­вого дру­га и его мно­гочис­ленных родс­твен­ни­ков ме­нял в ча­сах ба­тарей­ки и чи­нил би­жуте­рию. Нес­мотря на тес­ную друж­бу, они ре­шили не пе­рехо­дить на «ты», а звать друг дру­га толь­ко по име­ни и от­чес­тву. В обос­но­вание муд­рости та­кого ре­шения Ар­ка­дий Иса­ако­вич да­же на­пел сло­ва сво­его лю­бимо­го бар­да Окуд­жа­вы:

За­чем мы пе­реш­ли на ты... 
За это нам и пе­репа­ло 
На грош люб­ви и прос­то­ты, - 
А что-то глав­ное про­пало...

Так оно и шло до­воль­но дол­го — лет де­сять, а мо­жет да­же пят­надцать, друж­ба креп­ла, и дру­зей бы­ло во­дой не раз­лить. Каж­дый тру­дил­ся в сво­ём биз­не­се, ве­чера­ми они час­то хо­дили друг к дру­гу в гос­ти, вмес­те за­гора­ли на пля­же в Сан­та Мо­нике и ез­ди­ли в пар­ки на пик­ни­ки и один раз да­же на кру­из че­рез Па­нам­ский Ка­нал. Бы­ло всё прос­то за­меча­тель­но, до тех, по­ка…

По­ка чер­ный чи­каг­ский  се­натор по име­ни Ба­рак Ху­сей­но­вич Оба­ма не ре­шил стать Пре­зиден­том Со­еди­нён­ных Шта­тов. Вот тут и про­изо­шёл пер­вый раз­дор меж­ду ге­ро­ями этой грус­тной ис­то­рии. С са­мого на­чала из­би­ратель­ной кам­па­нии они нап­ря­жён­но сле­дили по те­леви­зору за сло­вес­ны­ми ба­тали­ями меж­ду Оба­мой и его рес­публи­кан­ски­ми про­тив­ни­ками, и ре­ак­ции их на это ока­зались ди­амет­раль­но про­тиво­полож­ны­ми. Ар­ка­дий Бо­рисо­вич ра­дос­тно по­тирал ру­ки и го­ворил:

— Ну не за­меча­тель­но ли, что аме­рикан­цы на­конец из­ба­вились от неп­ри­яз­ни к сво­им чёр­ным соб­рать­ям и го­товы выб­рать Пре­зиден­том нег­ра? Мы, бе­лые лю­ди, так дол­го дер­жа­ли их в рабс­тве, что по­ра по­ка­ять­ся и ис­ку­пить на­шу ви­ну, из­брав чёр­но­го пре­зиден­та. Это бу­дет сим­во­лич­но и спра­вед­ли­во!

Ар­ка­дий Иса­ако­вич ка­тего­ричес­ки с этим не сог­ла­шал­ся:

— Ну, что вы та­кое го­вори­те, Ар­ка­дий Бо­рисо­вич? Ко­го мы с ва­ми дер­жа­ли в рабс­тве? Мо­жет для вас это но­вость, но я вас уве­ряю — мой де­душ­ка, да бу­дет бла­гос­ло­вен­на его па­мять, ни­ког­да в Мо­гилё­ве, где он жил, не дер­жал чёр­ных ра­бов. И ни­каких дру­гих ра­бов не дер­жал…

— Ага, я ви­жу по гла­зам, вы не хо­тите иметь чер­но­коже­го пре­зиден­та? — воз­му­щал­ся Ар­ка­дий Бо­рисо­вич, — не знал я, что вы ра­сист, Ар­ка­дий Иса­ако­вич! Очень вы ме­ня этим огор­чи­ли.

— Да при чём здесь цвет ко­жи? — злил­ся тот, — мне всё рав­но, ко­го он цве­та, этот Оба­ма. Будь он хоть чёр­ный, хоть жёл­тый, пусть да­же го­лубой — но лишь бы не крас­ный! Я боль­ше все­го бо­юсь, Ар­ка­дий Бо­рисо­вич, что ваш Оба­ма толь­ко сна­ружи чёр­ный, а внут­ри он крас­ный. Да-да, имен­но крас­ный! Я этих крас­ных на сво­ём ве­ку на­видал­ся… Они у ме­ня вот где си­дят! Не ну­жен Аме­рике крас­ный пре­зидент. Пусть он сна­ружи чёр­ный, бе­лый, хоть в кра­пин­ку! Но внут­ри крас­ный не ну­жен!

— Нет! Это вы так го­вори­те по­тому, что вы ра­сист. Я о вас луч­ше ду­мал. Да, вы нас­то­ящий ра­сист! — сто­ял нас сво­ём Ар­ка­дий Бо­рисо­вич.

— Ну, ес­ли я ра­сист, то вы! Зна­ете, кто вы в та­ком слу­чае? — за­кипал его друг, — вы… вы… гу­сак! Вот вы кто — без­моз­глый гу­сак и боль­ше ни­чего! В зер­ка­ло на се­бя пос­мотри­те!

— Я? Я гу­сак?! — кри­чал в гне­ве дей­стви­тель­но по­хожий на гу­сака Ар­ка­дий Бо­рисо­вич, — так я вас пос­ле этих хам­ских слов и знать не же­лаю! Вы ра­сист и боль­ше ни­чего, Ар­ка­дий Иса­ако­вич!

Ка­залось бы, нас­тал ко­нец их друж­бе, но нет, ува­жа­емый чи­татель. Не то­ропи­тесь, моя ис­то­рия ещё не за­кон­че­на. Да, они рас­ста­лись на­дол­го, не зво­нили друг дру­гу и да­же с дня­ми рож­де­ния не поз­драв­ля­ли. Хо­тя час­то с грустью вспо­мина­ли о сво­ей преж­ней друж­бе и го­рес­тно при этом взды­хали. Пос­ле то­го раз­го­вора про­шёл год, а мо­жет и боль­ше. Оба­ма уже жил в Бе­лом До­ме и страс­ти как-то не то что­бы за­былись, но пос­те­пен­но утих­ли. В один прек­расный день Ар­ка­дий Бо­рисо­вич как обыч­но око­ло по­луд­ня про­голо­дал­ся, вы­шел из сво­ей ча­совой мас­тер­ской и вдруг но­ги са­ми по­нес­ли его в сто­рону рес­то­ран­чи­ка, где пёк ола­душ­ки его быв­ший друг. За­шёл, мол­ча усел­ся в уг­лу и сде­лал вид, что нап­ря­жён­но раз­гля­дыва­ет ме­ню.

Вдруг пе­ред ним воз­никла та­рел­ка пол­ная ола­душ­ка­ми и ба­ноч­ка с шо­колад­ной под­ливкой. Он под­нял гла­за и уви­дел улы­ба­ющу­юся фи­зи­оно­мию Ар­ка­дия Иса­ако­вича. Тот при­сел к сто­лу, по­дод­ви­нул к не­му та­рел­ку и при­мири­тель­но ска­зал:

— Ку­шай­те ола­душ­ки, Ар­ка­дий Бо­рисо­вич, ку­шай­те на здо­ровье. Я рад, что вы приш­ли. Ну са­ми по­думай­те, что мы с ва­ми не по­дели­ли? Мы же не ма­лые де­ти, к че­му эти глу­пые раз­до­ры. Да­вай­те не бу­дем боль­ше спо­рить, и во­об­ще от­ны­не — ни сло­ва о по­лити­ке. О чём угод­но бу­дем, а вот о по­лити­ке ни-ни. До­гово­рились? — он по­мол­чал и до­бавил, — и на гу­сака вы сов­сем не по­хожи…

Ар­ка­дий Бо­рисо­вич встал из-за сто­ла, об­нял дру­га и при­мири­тель­но ска­зал:

— Да и вы, Ар­ка­дий Иса­ако­вич, ни­какой не ра­сист. Мы ведь с ва­ми нас­то­ящие ин­терна­ци­она­лис­ты, вер­но?

Вот так они по­мири­лись и опять за­жили друж­но и поч­ти в сог­ла­сии, хо­тя раз­дорных по­водов с каж­дым го­дом ста­нови­лось всё боль­ше и боль­ше. Они на­учи­лись как-то их быс­тро га­сить, хо­тя по­рой при­ходи­лось нас­ту­пать на гор­ло собс­твен­ной пес­не. Ес­ли один вдруг упо­минал не­кое по­лити­чес­кое со­бытие, то дру­гой уко­риз­ненно взды­хал и го­ворил: «Мы же до­гово­рились на эти те­мы ни гу-гу. Луч­ше да­вай­те о вну­ках».

Осо­бен­но труд­но ста­ло об­хо­дить про­тиво­речия, ког­да пре­зиден­том стал Трамп. Тут у од­но­го по­рой вы­рыва­лось: «Трамп — не­она­цист и ан­ти­семит!», а дру­гой воз­ра­жал: «Хо­рош ан­ти­семит, у ко­торо­го доч­ка в и­уда­изм пе­реш­ла, а он по­соль­ство в И­еру­салим пе­ревёл!» На что не­мед­ленно сле­довал убой­ный ар­гу­мент: «А па­лес­тинцы! Он же этим от­ни­ма­ет их ис­конную зем­лю! И во­об­ще он жу­лик и врун, лю­бов­ниц име­ет, всем сво­им жё­нам из­ме­нял…». А по­том оба вдруг спох­ва­тыва­лись, и жу­рили друг дру­га: «Ой! Что это нас опять не ту­да за­нес­ло, да­вай­те луч­ше о вну­ках».

A за­тем нас­тал, будь он не­ладен, и­юнь 2020 го­да. Вся Аме­рика прос­то-нап­росто сле­тела с ка­тушек, по го­родам по­тек­ли вяз­кие, как смо­ла, чёр­но-бе­лые цу­нами де­монс­тран­тов, ко­торые быс­тро прев­ра­щались в гро­мил и ма­родё­ров. Го­рели до­ма, ок­на ма­гази­нов, биз­не­сов и рес­то­ранов раз­ле­тались вдре­без­ги. По­том­ки чёр­ных ра­бов то­ропи­лись наг­ра­бить и унес­ти с со­бой как мож­но боль­ше цен­ных кон­три­буций в ка­чес­тве ком­пенса­ции за тру­ды и стра­дания их да­лёких пред­ков. Де­монс­тра­ции те бы­ли по­хожи на шах­матные дос­ки — там впе­ремеш­ку шли чёр­ные гра­бите­ли и их бе­лые подс­тре­кате­ли. Они нес­ли пла­каты BLM — «Black Lives Matter — Чер­ные Жиз­ни Важ­ны» и пор­тре­ты по­хоже­го на оран­гу­тан­га сво­его но­вого свя­того по име­ни Джордж Флойд. Пе­репу­ган­ные биз­несме­ны спеш­но за­кола­чива­ли вит­ри­ны, ок­на и две­ри тол­сты­ми фа­нер­ны­ми щи­тами и по­тому ка­залось буд­то го­род из­го­товил­ся к бом­бёжке. Все бы­ли уве­рены, что за пер­вой бу­рей на­летят но­вые ещё бо­лее раз­ру­шитель­ные ура­ганы, ког­да в но­яб­ре прой­дут вы­боры и пе­репу­ган­ное на­селе­ние сно­ва про­голо­су­ет за Трам­па. По­хоже, фа­нер­ные щи­ты ста­нови­лись не вре­мен­ной ме­рой за­щиты, а но­вым ли­цом аме­рикан­ских го­родов.

Ар­ка­дий Иса­ако­вич со­вер­шенно не хо­тел, что­бы его рес­то­ран­чик был раз­граб­лен, а по­тому поз­во­нил кон­трак­то­ру, поп­ро­сил прис­лать ра­бочих и сроч­но за­коло­тить вит­ри­ну и дверь креп­ки­ми щи­тами. Од­на­ко его друг-иде­алист Ар­ка­дий Бо­рисо­вич от­нёсся к раз­ру­шитель­ной чер­ни с боль­шим со­чувс­тви­ем и да­же по­нима­ни­ем. Он был уве­рен, что при­тес­не­ния со сто­роны по­лиции, труд­ная бе­зот­цовщи­на и врож­дённая куль­ту­ра чёр­ных аме­рикан­цев вы­нуж­да­ют их на та­кие пе­чаль­ные прос­тупки. В знак со­лидар­ности с нег­ра­ми он за­казал че­рез Ама­зон ко­пию кар­ти­ны Ма­леви­ча «Чёр­ный Квад­рат» и по­весил её в мас­тер­ской на са­мом вид­ном мес­те. Ког­да он вы­ходил на ули­цу и ви­дел чёр­но­го че­лове­ка, то в при­ветс­твии под­ни­мал вверх ру­ку со сжа­тым ку­лаком и кри­чал «Но Па­саран!» Ещё с детс­тва о пом­нил, что так кри­чала ис­пан­ская ком­му­нис­тка До­лорес Ибар­ру­ри, хо­тя по ка­кому по­воду она кри­чала и смыс­ла этих слов он не знал. Ус­лы­шав его ор­ли­ный кле­кот, нег­ры вздра­гива­ли и ста­рались обой­ти стран­но­го че­лове­ка сто­роной, а мно­гочис­ленные ис­па­но­языч­ные, ко­их в Лос Ан­же­лесе боль­ше по­лови­ны на­селе­ния, то­же под­ни­мали ку­лаки и вскри­кива­ли «Но Па­саран», чем вы­зыва­ли его ра­дость и гор­дость.

Он был ка­тего­ричес­ки нас­тро­ен про­тив фа­нер­ных щи­тов, ко­ими за­кола­чива­ли вит­ри­ны, а по­тому для бе­зопас­ности ре­шил ис­поль­зо­вать ста­рин­ный спо­соб из ис­то­рии о Пе­сахе, наз­ва­ние ко­торо­го на ив­ри­те оз­на­ча­ет «прой­ти ми­мо», то есть как раз в пол­ной про­тиво­полож­ности его кли­чу со­лидар­ности «Но Па­саран». Ар­ка­дий Бо­рисо­вич мно­го раз бы­вал на ев­рей­ском се­дере и хо­рошо пом­нил биб­лей­скую ле­ген­ду о том, что ког­да на Еги­пет дол­жна бы­ла об­ру­шить­ся де­сятая «казнь» — смерть пер­во­рож­дённо­го ре­бён­ка, Бог Ях­ве приз­вал Мо­исея. Он ве­лел ему над каж­дой дверью ев­рей­ско­го жи­лища на­рисо­вать овечь­ей кровью знак, что­бы ка­ра­ющая смерть прош­ла ми­мо это­го до­ма и ре­бёнок ос­тался жив. Вот Ар­ка­дий Бо­рисо­вич то­же ре­шил по­метить свою ча­совую мас­тер­скую под­хо­дящим зна­ком «па­саран», что­бы тол­пы гро­мил уви­дели этот знак, про­ник­лись со­чувс­тви­ем к еди­номыш­ленни­ку, и прош­ли ми­мо. Он взял лист бу­маги и чёр­ным мар­ке­ром изоб­ра­зил на нём три боль­шие бук­вы BLM. Этот лист он по­весил в вит­ри­не сво­ей мас­тер­ской, но на вся­кий слу­чай уп­ря­тал всё цен­ное в сейф, что сто­ял в зад­ней ком­на­те. Кто зна­ет, мо­жет ма­родё­ры ещё не на­учи­лись чи­тать?

Он вы­шел на ули­цу. На­роду бы­ло ма­ло, у со­сед­не­го квар­та­ла дви­галась ве­рени­ца бро­нет­ран­спор­тё­ров. Вда­леке вы­ли по­лицей­ские си­рены. Ар­ка­дий Бо­рисо­вич ре­шил пой­ти и про­ведать сво­его дру­га. Ког­да он по­дошёл к зна­комо­му преж­де мес­ту, то с тру­дом мог по­нять, где имен­но рань­ше пек­ли ола­душ­ки. Ок­на, две­ри и вит­ри­ны во всех ок­рес­тных до­мах бы­ли за­коло­чены ры­жими щи­тами. Из за од­но­го щи­та на са­мом вер­ху тор­чал ку­сок вы­вес­ки с фи­зи­оно­ми­ей Ар­ка­дий Иса­ако­вича, за­пихи­ва­юще­го в рот ола­душ­ку. Ар­ка­дий Бо­рисо­вич ра­зыс­кал ту часть щи­та, ко­торая по­хоже зак­ры­вала вход­ную дверь, под­нял с зем­ли ка­мень и силь­но им в щит пос­ту­чал. Вско­ре ус­лы­шал зна­комый го­лос: «Кто там?»
Ког­да дверь от­кры­лась, он уви­дел Ар­ка­дий Иса­ако­вича в со­вер­шенно не­обыч­ном ви­де. На гру­ди его был на­дет бро­нежи­лет, а в ру­ках он дер­жал 6-за­ряд­ную вин­товку. Его гроз­ный об­лик со­вер­шенно не вя­зал­ся с мир­ным и доб­ро­душ­ным пе­карем ола­душек, ко­торо­го преж­де знал Ар­ка­дий Бо­рисо­вич, а по­тому он спро­сил:

— Что у вас за вид, Ар­ка­дий Иса­ако­вич, за­чем вам ружьё и эти ужас­ные щи­ты на ок­нах?

— А что де­лать? — по сво­ей при­выч­ке воп­ро­сом на воп­рос от­ве­тил тот, — Я тут ра­ботаю уже чет­верть ве­ка, это мой биз­нес, я его с ну­ля сде­лал, и что те­перь, хо­чу вас спро­сить — поз­во­лить этим бан­ди­том всё раз­ру­шить? Ни­ког­да! Я ку­пил эту вин­товку, по­лучил на неё пра­ва, и по­верь­те мне, Ар­ка­дий Бо­рисо­вич, прис­тре­лю каж­до­го су­кино­го сы­на, кто су­нет­ся сю­да с дур­ны­ми на­мере­ни­ями…

Тут в гру­ди Ар­ка­дия Бо­рисо­вича что-то сжа­лось, он за­дох­нулся от не­годо­вания, ста­рая оби­да всплы­ла в па­мяти, он схва­тил обе­ими ру­ками за бро­нежи­лет и стал со всей мо­чи тряс­ти сво­его дру­га:

— Вы сош­ли с ума, — зак­ри­чал он, — сош­ли с ума! Как вам не стыд­но! Весь ваш вид, это ружьё, и глав­ное — фа­нера на ок­нах — ужас! Не­уже­ли вы не по­нима­ете, что эта фа­нера — ос­кор­бле­ние, пле­вок в ли­цо аф­ро-аме­рикан­цам? Вы пос­та­вили на ок­но фа­неру и этим го­вори­те: «Вы все во­ры и бан­ди­ты». Это же им обид­но, ког­да они ви­дят, что вы их бо­итесь и при­нима­ете за гра­бите­лей. Вы их ос­кор­бля­ете сво­им не­дове­ри­ем, плю­ёте им в ли­цо. Вам на­до не щи­ты ста­вить, а про­тянуть к ним ру­ку друж­бы и да­же на ко­лени встать! Да, имен­но на ко­лени! Вы что ум­нее на­шил ру­ково­дите­лей в Кон­грес­се? По те­леви­зору по­каза­ли: и Чак Шу­мер и Нэн­си Пе­лоси, мно­гие в Кон­грес­се вста­ли на ко­лени про­сить про­щения у чёр­но­го на­селе­ния, а вам за­зор­но? Вы ду­ма­ете, что вы ум­нее Шу­мера? Вы жес­то­косер­дный ра­сист! Вот вы кто! Да, пов­то­рю сно­ва — вы, Ар­ка­дий Иса­ако­вич, жал­кий и нич­тожный ра­сист!

Он раз­жал ку­лаки, от­пустил бро­нежи­лет и го­рес­тно скло­нил го­лову. Ар­ка­дий Иса­ако­вич пос­та­вил вин­товку в угол, взял сво­его быв­ше­го дру­га за пле­чи, раз­вернул его к вы­ходу, тол­кнул и ти­хо ска­зал:

— По­дите вон, Ар­ка­дий Бо­рисо­вич, и ни­ког­да боль­ше сю­да не при­ходи­те. Те­перь я точ­но ви­жу — вы гу­сак, ко­торый толь­ко и ждёт, что­бы его за­жари­ли и кос­точки об­гло­дали. Со мной та­кие штуч­ки не прой­дут. Не со мной… По­дите прочь…

Ар­ка­дий Бо­рисо­вич вы­шел на ули­цу. Ми­мо не­го про­нес­лись два бро­нет­ран­спор­тё­ра с на­ци­ональ­ны­ми гвар­дей­ца­ми. Бы­ли слыш­ны кри­ки и вой си­рен. Он поб­рёл об­ратно к сво­ему биз­не­су. Ког­да он по­дошёл, вид зда­ния по­разил его. Тол­пы чер­ных лю­дей с бей­сболь­ны­ми би­тами в ру­ках пы­тались про­бить фа­нер­ные щи­ты во всех ок­рес­тных по­меще­ни­ях, и по­рой это им уда­валось, а не­защи­щён­ная вит­ри­на в его ча­совой мас­тер­ской уже бы­ла рас­ко­лоче­на вдре­без­ги. Ос­колки, как иг­лы ди­коб­ра­за, тор­ча­ли по кра­ям, и два нег­ра по обезь­яньи пры­гали на его ра­бочем сто­ле, раз­ма­хивая ду­бин­ка­ми. На по­лу ле­жала рас­топтан­ная кар­ти­на Ма­леви­ча «Чёр­ный Квад­рат».

__________________________
©Jacob Fraden, San Diego, 2020
Рас­ска­зы Яко­ва Фрей­ди­на мож­но про­читать на его веб–сай­те: www.fraden.com/рас­ска­зы, а кни­ги мож­но при­об­рести че­рез: http://www.fraden.com/books