Наше открытие Америки

25 декабря христиане западных конфессий - католики и протестанты - шумно и празднично отмечают Рождество. В этот день принято рассказывать о произошедших с нами чудесных событиях, в которых прослеживалось бы влияние высших сил.

Приведу один такой пример из моей жизни, которым я регулярно делюсь с американскими друзьями и коллегами.

История эта началась в 1986 году, задолго до моей первой поездки в Америку. Было мне в то время двадцать шесть лет, и работал я, как сейчас помню, редактором в Гостелерадиофонде.

Однажды вечером, собираясь ложиться в постель, я присел на краешек кровати. И вдруг, ни с того ни с сего, моему внутреннему взору предстало видение моей будущей жизни. Сейчас, рассказывая об этом случае, я и сам с трудом верю в его реальность, но, тем не менее, все происходило именно так, как здесь описано, без каких-либо приукрашиваний и преувеличений.

У меня возникло ощущение, что сознание мое внезапно осветилось и перед мной начали проплывать мысленные картины грядущего. Я увидел, что буду работать в театре и преподавать. Длилось это видение несколько секунд и прошло так же неожиданно, как и началось. Внутренний свет погас, и сознание погрузилось в привычную тьму. Тогда только я и понял, что обычное состояние человеческого ума - это, действительно, полный мрак.

Страха я не испытывал ни малейшего. Повернувшись к лежащей рядом жене, я рассказал ей о том, что только что пережил. И добавил: "Я могу поверить, что перейду на работу в театр, но преподавать? Кому и что я могу преподать?" Жена выслушала меня с любопытством, но и с изрядной долей недоверия. "Ложись спать" - сказала она. И на следующий день мы оба благополучно забыли об этом происшествии.

Примерно через полгода, на одной из московских улиц мне бросилась в глаза афиша московского театра-студии "Арлекин". Обычно я не обращал внимание на театральную рекламу, но эта афиша почему-то привлекла мое внимание. "Арлекин" объявлял о наборе в молодежную студию. Вспомнив о своем видении, я подумал: "А почему бы и нет?" Работа в Гостелерадиофонде мне давно опостылела. Меня тянуло в творческую, артистическую среду. Я писал стихи и пел под гитару - почему бы не попробовать себя в актерской профессии?

В общем, я собрался с духом и пришел в театр на конкурс. В актерский набор меня, к счастью, не взяли, но руководитель и режиссер театра Сергей Андреевич Мелконян предложил мне должность завлита. Я с легкостью согласился, бросил все и перешел на работу в "Арлекин". Так началась моя новая жизнь - "Vita Nuova", как писал Данте, - которая вскоре привела меня в Америку.

В театре я проработал почти четыре года. Занимался всем, чем только можно было - начиная от продажи билетов и составления программок и до организации гастролей и налаживания связей с зарубежными театрами, которые были близки нашему творческому кредо.

В 1989 году Мелконян отправил меня в командировку в Соединенные Штаты, рассчитывая на творческое сотрудничество с иностранными партнерами. Перед отъездом ко мне обратился мой давний институтский друг с просьбой. Он мечтал о поступлении в американскую аспирантуру на философский факультет и хотел, чтобы я собрал ему вступительные анкеты из различных штатовских вузов.

Долларов у меня, как и у любого порядочного советского человека, практически не было. В США я питался привезенной из Москвы копченой колбасой и спал на вокзалах или у знакомых. Но в каждом городе - а побывать мне тогда пришлось в Нью Йорке, Филадельфии, Вашингтоне и Сан-Франциско - я заходил в местные университеты, вел разговоры с секретаршами и забирал очередную порцию документов.

В Филадельфии я посетил несколько университетов, в том числе и полугосударственный полу-частный Темпл.  В вестибюле у лифтов посмотрел на табличку, где какая кафедра расположена, и с удивлением обнаружил там религиоведческий департамент. Я знал о философском и теологическом образовании, но что предлагает кафедра по изучению религий не вполне представлял, поскольку в Советском Союзе мы изучали этот предмет как историю научного атеизма. Из любопытства я решил туда заглянуть.

Поднялся на нужный этаж, зашел в приемную зав. кафедрой, который по счастью оказался на месте. Профессор Джон Рэйнс, как он мне представился, предложил зайти в его кабинет и спросил, чем он может быть полезен. В ответ я рассказал о своем друге, для которого собираю информацию об учебе в США. А также сказал, что сам интересуюсь историей религий и поэтому зашел на эту кафедру.

После двухчасовой беседы, подробно расспросив меня о моем образовании, работе и интересах, Рэйнс неожиданно предложил мне самому подать документы на учебу в аспирантуру на кафедру религиоведения. Дал мне все необходимые анкеты и с воодушевлением пожал руку на прощание.

Из Темпльского университета я вышел окрыленный. Меня не покидало интуитивное ощущение, что передо мной распахнули дверь, которую никто не в силах затворить. Спустя несколько дней на одной из улиц Нью-Йорка со мной по-русски заговорил человек, оказавшийся профессором израильского университета. Он пригласил меня пообедать с ним за компанию, и в ресторанной беседе я упомянул, что пишу стихи и пьесы-инсценировки, и собираюсь подать документы на аспирантскую учебу в Штатах. Профессор любезно попросил переслать ему мои работы и пообещал дать письменную рекомендацию.

В апреле 1990 года я получил по почте уведомление, что принят на учебу в Темпл. Мне и в голову тогда не приходило, что поступить в американский университет - это лишь полдела. Самое главное - получить финансовую помощь, поскольку учеба в этих заведениях, в отличие от европейских цен на образование, стоит непомерно дорого. Я же наивно полагал, что значительно сложнее будет получить американскую визу и купить авиабилеты, что и вправду требовало серьезных затрат и усилий в Советском Союзе.

 Студенческих виз в СССР не существовало. Поэтому мне пришлось получить туристическую визу на выезд из России и студенческую визу на въезд в Америку. Впоследствие в российском генконсульстве в Нью Йорке мне сообщили, что это было противозаконно, и меня должны были задержать на советской границе. Однако, таможенникам никакого дела до нас не было, и мы пересекли заветную черту без каких-либо придирок и проблем.

 Что же касается американской полу-визы, то посольские работники в Москве в те годы зачастую отказывали во въезде в США. Но и тут нас сопровождало непрекращающееся везение - все документы были оформлены без проволочек. Американка, которая выписывала разрешение, даже подмигнула мне и лукаво посоветовала: "Ну, сначала на полгода, а потом продлите и останетесь". Я стоял у окошка с каменным лицом и, опасаясь провокации, делал вид, что не понимаю, о чем идет речь.

 Летом 1990 года я снова прилетел в США в служебную командрировку и без промедления направился в Темпл к Рэйнсу. Показал ему заграничные паспорта, купленные билеты Москва -Нью-Йорк-Москва (в СССР ты обязан был купить обратный билет, даже если не собирался возвращаться, и мне пришлось потратить все сбережения, чтобы купить три билета для себя, жены и сына), и радостно объявил, что готов приехать на учебу.

В глазах Рэйнса промелькнуло замешательство. Не вполне понимая его причину, я тем не менее почувствовал, что в эти мгновения решается моя судьба. А Рэйнс, посмотрев на меня, видимо, осознал, что я не блефую и, действительно, даже и не подозреваю о финансовой стороне вопроса. Он понял, что отказав мне в тот момент, он меня психически надломит и финансово разорит.

Рэйнс вздохнул, снял трубку телефона и позвонил в университетскую службу, занимающуюся иностранными студентами. Потом взял какую-то анкету, заполнил ее, написав там минимальную сумму, которая требовалась американскими властями для того, чтобы пустить меня в США. А мне он сказал, что поскольку фондов для финансовой помощи от университета нет, то он выписал мне деньги со счета самой кафедры.

Много позже я узнал, что сам по себе этот поступок Рэйнса был обыкновенным чудом, поскольку возможность финансовой поддержки в Америке таким способом была равносильна выигрышу миллиона долларов в лотерею. И все же, факт остается фактом - аспирантский грант я получил. Но еще более невероятные чудеса ожидали нас впереди.

25 декабря 1990 года, справив день рождения моей супруги, прямо с вечеринки мы всей семьей отправились в аэропорт Шереметьево. В России Рождество Христово празднуют на двенадцать дней позже из-за разницы в календарном  исчислении. Поэтому нам никогда не приходило в голову связывать эти два события воедино.

В Америку мы прилетели на следующий день. Проходим американскую таможню. Пристально всматриваясь в нас, огромных размеров таможенник-негр спрашивает у меня о "пинк-форме". Я ему отвечаю, что у нас этого документа нет - видимо, забрали в американском посольстве, когда давали визу. "В таком случае", - говорит афроамериканец - "я не могу позволить вам пересечь границу. Без специальной формы въезд в Америку воспрещен".

В это мгновение я подумал, что меня хватит удар. Дар речи-то я уж потерял наверняка. Таможенник неторопливо раскрыл паспорт моей жены, бросил на него взгляд и увидел дату ее рождения. "Оh, Christmas baby!" - воскликнул он. - "Welcome to America!" И широким жестом проставил нам в паспорта нужные печати.

Из таможенного контроля я вышел на ватных ногах. В карманах моих брюк лежали заветные сто шестьдесят долларов. Ни родных, ни друзей. Так началась наша жизнь в Новом Свете. А спустя уже восемь месяцев я прочел свою первую лекцию американским студентам в университете Темпл. Преподаю я и по сей день. Так сбылось ниспосланное Высшими Силами видение о будущем, которое посетило меня в тот незабываемый и благословенный московский вечер 1986 года.

На фото - С манекенами Джорджа Буша-старшего и его жены Барбары у Белого Дома, Вашингтон, США, 1989 год.

Михаил Сергеев, Университет искусств, Филадельфия (США).