По следам австралийского льва-людоеда

Часть первая:  Секреты чёрного сундука с тайниками 
            
Вы, наверное, уже догадались, что речь пойдёт о так называемом тилаколео или австралийском сумчатом льве, самом крупном млекопитающем хищнике, когда-либо обитавшем на территории самого древнего и маленького из материков. На латинском языке этого доисторического зверя называют Thylacoleo carnifex, что переводится как "сумчатый лев-палач" или "сумчатый лев, раздирающий плоть". Это меткое название ему дал  сэр Ричард Оуэн - британский зоолог и  палеонтолог,  впервые   описавший его в 1859 году. Получив из Австралии всего несколько фрагментов черепа, челюсти и зубов этого доисторического животного, он сразу же сумел распознать в нём самого опасного млекопитающего хищника южного континента. Именитый, авторитетный, но весьма высокомерный, конфликтный и даже  неоднозначный во всех отношениях английский учёный не мог не догадаться о просто невероятной силе укуса этого зверя. Именно поэтому он и дал этому неизвестному и загадочному существу такое ёмкое и подходящее "имя", назвав его одним из «самых жестоких и разрушительных хищных зверей». После чего сразу же поспешил объявить себя первооткрывателем этого плейстоценского хищника Австралии.

Однако история открытия этого вида хищных зверей не столь коротка, проста и однозначна, как может показаться на первый взгляд. Ведь первые доказательства существования этого австралийского хищника были найдены ещё во время первого кругосветного путешествия Джеймса Кука, во              второй половине  XVIII века. А первооткрывателем этих очень ценных находок был молодой естествоиспытатель-пассионарий Герман  Дидрих   Шперинг (1733-1771). В возрасте всего тридцати пяти лет, этот начинающий, но многообещающий  финский натуралист был зачислен в так называемую "учёную коллегию" корабля HMS Endeavour и отправился в кругосветное путешествие, приняв самое активное участие в первом исследовании флоры и фауны восточного побережья пятого континента.

 А первым кто предположил возможность  и даже необходимость существования крупных австралийских млекопитающих хищников был никто иной как эсквайр Джозеф Бэнкс(1743-1820) - самый известный  британский пассионарий в истории науки.  И сделал он это в своей переписке с не менее выдающимся шведским натуралистом  того времени Карлом  Линнеем (1707-1778), притом ещё задолго до того, как так называемая Новая Голландия  был признана самой что ни на есть настоящей Terra Australis Incognita и стала называться  по новому Австралией. 

Здесь следует непременно уточнить, что заслуги этих  двух корифеев перед наукой огромны и их очень трудно переоценить. Ведь ботаника, зоология и  биология стали полноценными науками только благодаря долгому и плодотворному сотрудничеству этих двух светил зарождающегося  европейского естествознания. Например, тот же Джозеф  Бэнкс собрал и привёз домой из своих заморских научно-исследовательских путешествий не менее 30 000 неизвестных европейцам образцов растений, сумев при этом научно  задокументировать и классифицировать не менее 1400 из них. Вовсе не случайно около 80 видов и даже целый род этих экзотических растений носят имя этого выдающегося английского натуралиста, естествоиспытателя и ботаника, ставшего со временем президентом  Лондонского королевского общества по улучшению естественных знаний (то есть тогдашней Академии Наук )  и самым известным покровителем-меценатом  естественных наук того времени. 

 В свою очередь, великий шведский натуралист Карл Линней, которого ещё при жизни называли " Первым среди ботаников", "Первым среди зоологов", "Принцем естественных наук", "Северным Плинием", "Вторым Адамом"  и даже "Повелителем рая, давшим имена всему миру животных", является по праву  основателем современной таксономии, а также и создателем единой системы классификации растительного и животного мира, всё это на базе внедрения в научную практику  новой и революционной для того времени биноминальной (бинарной) биологической номенклатуры. Благодаря этим выдающимся научным достижениям его стали называть ещё и Великим Номенклатором,  ведь за несколько десятилетий ему удалось самостоятельно задокументировать  и классифицировать почти 6000 видов растений и 4400 видов животных. К тому же, вместе со своими многочисленными учениками-пассионариями естественных наук, которых называл своими "апостолами" по части  ботаники, энтомологии, зоологии и минералогии, он сумел собрать "величайшую коллекцию препарированных образцов растений, животных, птиц, рыб и насекомых, которую когда-либо видел мир", уникальное собрание минералов, а также и огромную научную  библиотеку книг и рукописей. 

Не удивительно, что даже не будучи его учеником, Джозеф Бэнкс считал великого Карла  Линнея своим ментором и даже задушевным другом, ведя с ним очень плодотворную переписку, причём не только по интересующим его  научным вопросам. Более того, из того же чувства глубокого уважения и признательности к своему эрудированному ментору и другу,  Джозеф Бэнкс пополнял время от времени знаменитую на всю Европу коллекцию Карла Линнея. Так, например, случилось в 1766 году, после его первой исследовательской экспедиции на Ньюфаундленд и Лабрадор на борту 32-пушечного фрегата Королевского флота HMS Niger. Во время этого очень плодотворного путешествия 23-летний Джозеф Бэнкс собрал и научно задокументировал 340 видов местных растений, в большинстве своём неизвестных или неописанных европейцами. А ещё, он сумел задокументировать 11 видов местных сухопутных и морских млекопитающих и 91 вид птиц, множество рыб, анфибий и беспозвоночных, препарированными образцами которых поспешил поделиться со своим безмерно любознательным и эрудированным шведским ментором. 

Следует также напомнить нашим читателям, что Джозеф Бэнкс принял самое деятельное участие в организации, финансировании и осуществлении самой знаменитой совместной научной экспедиции Королевского флота и Лондонского королевского общества по улучшению естественных знаний в южную часть Тихого океана. Речь, конечно, идёт о первом кругосветном путешествии всемирно известного английского мореплавателя  Джеймса Кука на барке HMS Endeavour в 1768–1771 годах. Благодаря деньгам и недюжинным организаторским способностям  двадцатипятилетнего Джозефа Бэнкса   это судно было переоборудовано и превращено в плавучую астрономическую обсерваторию и настоящую научную лабораторию под парусами.

 Будучи единственным сыном богатого линкольнширского землевладельца и потомственного члена Палаты Общин (аж в третьем поколении), Джозеф Бэнкс владел несколькими огромными поместьями, которые приносили ему не меньше 6000 фунтов стерлингов ежегодно, следовательно он смог себе позволить потратить на эту научную экспедицию  около 10 000 фунтов - огромную по тем временам сумму денег. Для сравнения -- баснословно богатый английский король Георг III (1760-1820) выделил для её снаряжения всего четыре тысячи фунтов стерлингов, а само судно было куплено за 2840 фунтов.
 
Примечательно, что Джозеф Бэнкс был далеко не единственным "научным работником" на борту этого легендарного корабля. Как уважающий себя учёный и  покровитель-меценат естественных наук, он отправился в это продолжительное кругосветное плавание в сопровождении своих любимых охотничьих собак и четырёх своих слуг-ассистентов: Джеймса Робертса, Питера Бриско, Тома Ричмонда и Джорджа   Дорлтона, которые были его основными помощниками по части выполнения самой "грязной работы": охоты на новые виды зверей в строго научных целях, собирательства разных неизвестных растений для гербариев и препарирования чучел животных и птиц.  К тому же, Джозеф Бэнкс  оплатил из своих же средств участие в этом кругосветном путешествии известных  художников  Сиднея Паркинсона и Александра Бьюкена, а также и своеобразной "учёной  коллегии", в которую входили астроном Королевской Гринвичской обсерватории Чарльз Грин, известный шведский ботаник и  естествоиспытатель Даниэль Карл Соландер, который был одним из лучших учеников Карла Линнея, а также и вышеупомянутый финский натуралист Герман Дидрих Шперинг, который был его самым доверенным помощником и личным секретарём, да ещё и очень талантливым рисовальщиком и умелым изобретателем-изготовителем самых разных научных приборов и инструментов. 

Здесь будет нелишним напомнить нашим читателям, что главный протагонист этой статьи был разносторонне одарённым человеком, а Джозеф Бэнкс высоко ценил его многогранные таланты, ласково называя своего любимца "новым скандинавским Леонардо-да-Винчи". Так, например,  Герман Шперинг разработал для этого плавания уникальный в своём роде универсальный телескоп, который оказался намного эффективнее телескопа  Королевской Гринвичской обсерватории. И даже используемых  в чисто военных целях телескопов того же Британского Адмиралтейства. Более того, Герман Дидрих Шперинг сумел приспособить свой универсальный телескоп для осуществления научных наблюдений  под водой прямо с борта корабля. Как никто другой, он каким-то чудом сумел исправить и восстановить все украденные вороватыми   таитянами астрономические инструменты, в том числе и разбитый на мелкие части астрономический  квадрант. А ещё, помимо прочих своих очень редких талантов, Герман Дидрих Шперинг был очень образованным для своего времени врачом-хирургом, исключительно талантливым резчиком по дереву, гравировщиком по камню и металу, мастером-разработчиком хитроумных замков и часовых механизмов, а также и непревзойдённым художником-инкрустатором самых дорогих часов и охотничьих карабинов для знати. 

Мы не будем сейчас отвлекаться на описание первого кругосветного путешествия Джеймса Кука по поиску мифической Terra Australis Incognita,  ведь для этого потребовалось бы несколько больших и очень обстоятельных статей. Другими словами, мы ограничимся лишь тем, что имеет хоть какое-то отношение к первым находкам, связанных с австралийскими доисторическими тилакольвами. Ведь почти всё, что на данный момент известно об этих очень  загадочных находках содержится в нескольких  объёмных письмах, которыми Карл Линней и Джозеф Бэнкс обменялись уже по возвращению последнего из почти трёхлетнего   путешествия вокруг света на борту  барка HMS Endeavour. При этом, основная часть информации об этих находках содержится в так называемом "Большом конфиденциальном письме Джозефа Бэнкса Карлу Линнею", отправленном в шведский город Уппсала вместе с рукописной копией "Путевого дневника Джозефа Бэнкса, составленного в ходе первой кругосветной экспедиции Дж. Кука в 1768-1771 гг.", а также и с рукописной копией "Путевого дневника Германа Дидриха Шперинга" и с некоторым очень важными картинами и рисунками безвременно скончавшегося финского натуралиста. К тому же, Джозеф Бэнкс отправил своему ментору очередную партию гербариев диковинных растений, собраний самых разных семян, препарированных рыб, земноводных, рептилий, раковин, моллюсков, птиц, насекомых, и даже высушенных и обработанных шкур животных. Ведь перед тем как отправиться в кругосветное путешествие, Джозеф Бэнкс и д-р Даниэль Карл Соландер обещали Карлу Линнею поделиться всем, что сумеют раздобыть для своих научных коллекций на самых разных широтах.

 Ставший  всеевропейской знаменитостью почитатель Линнея превзошёл самого себя в щедрости к своему ментору, ведь на этот раз делиться было чем, как никогда раньше и даже больше чем когда-либо. После такого длительного кругосветного путешествия Бэнкс и его команда привезли в Англию  поистине беспрецедентные коллекции самых разных этнографических предметов и артефактов, препарированных образцов флоры и фауны острова Мадейры, Южной Америки, многочисленных островов Океании, Новой Зеландии, Новой Голландии (Австралии), Новой Гвинеи и даже острова Святой Елены. А ещё, они привезли с собой очень подробные путевые дневники и описания неизвестных европейцам заморских  земель и проживающих там "диких" туземцев, самые замечательные иллюстрации всего, что  они там увидели, выполненные художниками Сиднеем Паркинсоном и Александром Бьюкеном, а также и очень талантливым финским художником-рисовальщиком  Германом Дитрихом Шперингом. 

 Как и следовало ожидать, все эти сенсационные открытия в области этнографии и естествознания потрясли до основания лондонское научное сообщество, вызвав бурю интереса даже со стороны высшего света Великобритании. Не удивительно, что Джозеф Бэнкс, Даниэль Карл Соландер и Джеймс Кук стали кумирами и любимцами всей лондонской публики, включая представителей высшей аристократии и самых высокопоставленных сановников великобританского королевства, следовательно  перед ними открылись двери всех привилегированных салонов для избранных. Более того, в том же августе 1771 г. Джозеф Бэнкс, Даниэль Карл Соландер и Джеймс Кук были приняты самим королем Георгом III, и это очень  знаменательное событие сыграло решающую роль в их дальнейшей судьбе.

Что касается вышеупомянутого "Большого конфиденциального письма Джозефа Бэнкса Карлу Линнею",  которое насчитывает аж 147 страниц очень ценного рукописного текста, специалисты считают, что оно, скорее всего, было написано на борту барка HMS Endeavour ещё до его прибытия в Англию, предположительно во время длительного перехода из южноафриканского Кейптауна в английский порт Даунс. Ведь в первые недели и даже месяцы после прибытия в Лондон ставший всеобщим кумиром Джозеф Бэнкс никак не смог бы написать такое длинное и подробное письмо, будучи очень, очень занятым самыми разными официальными и  неофициальными мероприятиями научного сообщества и высшего света Великобритании. К тому же, следует сразу же уточнить, что в этом огромном письме не говорится обо всём, что им довелось пережить и испытать во время очень длительного кругосветного путешествия. Ведь в этом не было никакой необходимости по той простой причине, что оно было отправлено получателю вместе с рукописной копией "Путевого дневника Джозефа Бэнкса, составленного в ходе первой кругосветной экспедиции Дж. Кука в 1768-1771 гг.". И даже с полной рукописной копией "Путевого дневника Германа Дидриха Шперинга" и некоторыми выполненными им иллюстрациями.

 А ещё, нам следует непременно иметь в виду, что в этом  "Большом конфиденциальном письме Джозефа Бэнкса Карлу Линнею" говорится не только о первых находках,  связанных с доисторическими австралийскими  тилакольвами, а и многих других очень интересных вещах, например о коллизиях между Джозефом Бэнксом и капитаном корабля Джеймсом Куком. И даже между Джозефом Бэнксом и тогдашним первым лордом Адмиралтейства, могущественным и влиятельным адмиралом Эдвардом Хоуком, который предстаёт перед нами  в весьма неприглядном и неретушированном виде. Ведь, как оказалось, он не побрезговал самыми нечистоплотными методами, чтобы завербовать учёных и художников команды барка HMS Endeavour  для определённого  рода разведывательной деятельности, тем самым втянув их в самую опасную шпионскую авантюру на берегах южноамериканского залива Гуанабара. В свою очередь, Джозеф Бэнкс не побрезговал самыми нечистоплотными методами, чтобы подкупить подосланного вице-королём Бразилии офицера-соглядатая и даже провернуть целую шпионскую аферу за спиной ничего не подозревающего Джеймса Кука. Более того, он чудом сумел выскользнуть из ежовых рукавиц вице-короля Бразилии, умудрившись при этом подкупить целый взвод сторожевой службы бразильского порта  Рио-де-Жанейро, и даже весь экипаж барка HMS Endeavour, со всеми морскими пехотинцами в придачу.

Итак, в этом документе содержится сугубо конфиденциальная информация, причём весьма деликатного свойства, предназначенная исключительно великому шведскому естествоиспытателю, которому молодой английский учёный безмерно доверял, делясь с ним самыми сокровенными надеждами и стремлениями. Эта информация не должна была стать достоянием широкой публики хотя бы потому, что она содержала очень строго оберегаемую государственную тайну и могла легко скомпрометировать одного из самых влиятельных сановников короля. И даже самого автора письма, человека весьма чувствительного и щепетильного к чужому мнению о себе.

 Как известно, Джозеф Бэнкс бы убежденным гуманистом-пацифистом, лелея мечту стать одним из величайшим учёных-естествоиспытателей и даже персональным доверенным советником короля. А для того чтобы пробиться в эти высшие сферы науки и власти ему было  крайне необходимо блюсти свою репутацию высокоморального и безупречного  джентльмена. Следовательно, у автора письма были весьма веские причины не включать эту сугубо конфиденциальную информацию в содержание "Путевого дневника Джозефа Бэнкса, составленного в ходе первой кругосветной экспедиции Дж. Кука в 1768-1771 гг.". 

Самая интересная часть текста этого большого конфиденциального письма начинается на второй странице, на которой Джозеф Бэнкс чистосердечно признаётся своему ментору, что всего за день до отправки в кругосветное плавание, ему и его небольшой команде учёных и художников было поручено выполнить одно сверхсекретное  задание Адмиралтейства по добыванию интересующих это ведомство сведений военного характера. К участию в этой шпионской деятельности его фактически принудил никто иной как сам первый лорд Адмиралтейства, адмирал Эдвард Хоук, который в течение долгих  девяти месяцев безрезультатно пытался склонить Джозефа Бэнкса к сотрудничеству с его военно-морским ведомством. Чтобы его к этому принудить, знаменитый английский флотоводец до последнего  задерживал утверждение участия Джозефа Бэнкса и его команды учёных и художников в этом кругосветном научном путешествии, всё это под видом того, что он просто  отдаёт предпочтение другой научной команде. И это несмотря на то, что Джозеф Бэнкс потратил больше 10 000 фунтов стерлингов ради участия в этом значительном и очень важном для него проекте, являясь по сути дела его главным спонсором, организатором и вдохновителем.

Разрешение на участие было дано только после того, как Джозеф Бэнкс и все члены его команды учёных и художников подписали соответствующие обязательства содействовать секретной разведывательной деятельности в интересах английской короны и британского Адмиралтейства.  Однако вся эта преднамеренная волокита с душком со стороны адмирала Эдварда Хоука не обошлась без неприятных последствий в  личной жизни  молодого тогда Джозефа Бэнкса. Получив утверждение своей кандидатуры всего за день до отплытия корабля и потеряв немало времени на получение всех необходимых шпионских инструкций со стороны "компетентных органов" британского Адмиралтейства, он даже не успел выполнить положенную тогда официальную процедуру прощания со своей невестой Хэрриет Блоссет, вследствие чего ему пришлось потом разорвать помолвку и выплатить семье невесты довольно значительную компенсацию.

Мы не будем сейчас уточнять, в чём именно состояло секретное разведывательное задание британского Адмиралтейства и как оно было выполнено Джозефом Бэнксом и его коллегами, причём с очень большим риском оказаться на эшафоте с петлёй на шее. Об этой очень интересной "шпионской" истории мы ещё поговорим  в другой обстоятельной статье, а сейчас попробуем разобраться с загадочными находками, касающимися плейстоценских  сумчатых львов. Дело в том, что финский натуралист Герман Дидрих Шперинг не поспешил поделиться этими находками со своими коллегами и даже не упомянул о них в своём путевом журнале. Как явствует из вышеупомянутого "Большого конфиденциального письма Джозефа Бэнкса Карлу Линнею", эти находки были обнаружены в личном багаже Шперинга уже после его кончины от дизентерии 25 января 1771 года, а Джозефу Бэнксу пришлось  провести своего рода тайное расследование, чтобы разобраться при каких именно обстоятельствах они были найдены безвременно скончавшимся финским натуралистом. Но давайте обо всём по порядку.

Следуя указаниям первого лорда Адмиралтейства и придерживаясь так называемого "Корабельного регламента Королевского флота", введённого ещё в 1747 году, Джеймс Кук сделал всё возможное, чтобы защитить своих людей от цинги на протяжении первого кругосветного путешествия. Для этого он ввёл на борту корабля особый режим витаминизированного питания, состоящий, помимо прочего, из свежего мяса морских черепах и морских свиней, свежей рыбы, свежих овощей и фруктов при первой же возможности, чеснока, лука, кислой квашеной капусты, хвойного и  солодового настоев, а также из самых разных съедобных трав, которых можно было собрать на каждой стоянке. В результате всех этих продуманных профилактических мер цинга обошла стороной барк HMS Endeavour, не причинив ни малейшего ущерба экипажу и находящимся на его борту учёным.

 Если же говорить в конкретных цифрах, в течение первых двух лет плавания скончались 8 человек, но лишь двое из них умерли от каких-то болезней: художник Александр Бьюкен - от беспощадной желудочной болезни(предположительно рака или прободной язвы желудка), и матрос Форби Сазерленд - от туберкулёза. Остальные 6 безвозвратных потерь команды были причинены совсем другими факторами: несчастными случаями в результате неумеренного пьянства или переохлаждением в результате совсем  неожиданной снежной метели  в скалистых горах Огненной Земли.

Однако самые тяжёлые испытания и напасти поджидали их на обратном пути, в столице Нидерландской Индии Батавии(современная Джакарта) и на якорной стоянке у острова Принсен (современный Панайтан). По трагическому стечению обстоятельств, прибытие повреждённого  коралловыми  рифами HMS Endeavour совпало с бушевавшей в этих местах эпидемией тяжёлой тропической лихорадки. Как и следовало ожидать, эта беспощадная болезнь обрушились на моряков ещё во время проведения ремонтных работ в местном порту, а к моменту отплытия число тяжелобольных возросло до 40 человек и продолжало увеличиваться с каждым днём. 

 После смерти от той же тропической малярии судового лекаря-хирурга Уильяма Монкхауса, борьбу с этой тяжелой и смертоносной болезнью возглавили его помощник Уильям Перри и финский натуралист Герман Дидрих Шперинг-младший. Как известно, последний был сыном Германа Шперинга-старшего (1701–1747), известного  в то время  естествоиспытателя и профессора медицины Шведской Королевской Академии Або.  В отличие от ограниченного,  малообразованного и преисполненного самодовольством Уильяма Перри, Герман Дидрих Шперинг-младший изучал медицину под руководством своего именитого отца в самом престижном высшем учебном  заведении Шведского Королевства. Другими словами, он был очень хорошо подготовлен для борьбы с этой смертоносной болезнью, обладая не только необходимыми медицинскими  знаниями, но и заранее приготовленными им же лекарственными   средствами.

 Во второй половине ноября 1768 года, по поручению первого лорда Адмиралтейства, ему пришлось выполнить секретное разведывательное задание в окрестностях залива Гуанабара, проведя не менее  трёх дней и ночей в высокогорных  бразильских джунглях. Как и следовало ожидать от натуралиста-пассионария, он не ограничился сбором сведений военного характера, а продолжил изучение местной флоры и фауны, сумев запастись там многими лекарственными растениями, в том числе и необходимым для спасения  экипажа запасом коры хинного дерева. Из этой высушенной  целебной коры хинного дерева Герман Дидрих Шперинг приготовил так называемый " чудодейственный иезуитский порошок" или же "кардинальский порошок де Луго", при помощи которого и сумел победить тропическую лихорадку на борту барка HMS Endeavour.

Тем не менее беспощадная старуха с косой вернулась к ним опять, но уже в другом обличье. После непродолжительной высадки на остров Принсен для пополнения запасов воды и торговли с туземцами, многие матросы заболели другой смертоносной в то время болезнью - острой тропической амебной дизентерией.   Герман Шперинг вновь оказался на переднем крае борьбы со смертельной инфекционной болезнью, но на этот раз она скосила его одним из первым. Тем не менее он сумел спасти десятки человеческих жизней своими предсмертными  рекомендациями по борьбе с этой коварной болезнью.

 Справедливо полагая, что источником болезни  является  зараженная питьевая вода с острова Принсен и не имея никакой возможности её заменить в открытом океане, он настоял на том, чтобы она была предварительно обеззаражена при помощи кипячения, с добавлением в неё перед употреблением смеси из горячего сока лайма, спирта и подслащённого рома. По его же настоятельному совету , Джеймс Кук распорядился, чтобы  матросы провели срочную  уборку в кубрике и во всех остальных помещениях корабля,  с тем чтобы все поверхности были хорошо очищены и протёрты   уксусом.

 Многие из авторов книг о первом кругосветном путешествии Джеймса Кука считают, что эти санитарные меры  действительно помогли ограничить распространение заразной болезни, дав выздороветь даже некоторым из тяжело больных. Во всяком случае, Джеймс Кук, Даниэль Карл Соландер и Джозеф Бэнкс, а также и оставшиеся в живых слуги-ассистенты переболели этой болезнью и сумели выжить, будучи абсолютно уверенными в том, что это "чудо" стало возможным только благодаря предсмертным рекомендациям Германа Дидриха Шперинга. 

Так или иначе,  профилактические меры помогли далеко не всем заболевшим, ведь только за одну неделю,  с 25 по 31 января 1771, эта беспощадная болезнь скосила 31 человек из 94, то есть треть экипажа и больше половины команды учёных и художников.  Из членов так называемой "учёной коллегии" первой жертвой тропической амебной дизентерии стал Герман Дидрих Шперинг, скончавшийся в пятницу (25 января). Два дня спустя, в ночь с субботы на воскресенье (27 января), от той же болезни умер другой член команды Джозефа Бэнкса - художник-пейзажист Сидней Паркинсон, а ещё через два дня в мир иной последовал и учёный-астроном Чарльз Грин. 

Как явствует из вышеупомянутого "письма", Даниэль Карл Соландер и Джозеф Бэнкс даже не смогли попрощаться как следует со своими покойными коллегами, будучи прикованными к постелям из-за той же самой коварной болезни. Джозеф Бэнкс, например, признаётся, что острая инфекционная болезнь  сопровождалась кровавым поносом, адскими болями и жгучими спазмами живота, которые измотали его настолько, что он потерял всякую надежду на выздоровление, мысленно готовясь предстать перед Господом Богом. Более того, через несколько дней и ночей нестерпимых мук, он впал в состояние довольно  длительного и даже удивительно приятного для его положения полузабытья, на протяжении которого ему даже показалось, что благополучно перешёл в Царство Небесное. 

Первые признаки улучшения его состояния наметились только первых числах февраля, как раз вовремя чтобы воспрепятствовать тому, что могло стать самой что ни на есть непоправимой потерей для всего европейского естествознания.  Дело в том, что едва оклемавшийся после болезни Джеймс Кук распорядился, чтобы все вещи умерших от дизентерии людей, будь они офицеры, матросы, учёные или художники, были сожжены или выброшены за борт в целях предотвращения дальнейшего распространения эпидемии. 

При всей трагичности ситуации, это было не такой уж большой ошибкой и  оплошностью с его стороны, ведь всего несколькими месяцами раньше (30 сентября 1771 года) он сам  собрал дневники и путевые заметки у всех офицеров и матросов, приказав им не разглашать никаких сведений о том, какие новые земли они открыли во время этого плавания. То же самое он попросил  сделать и Джозефа Бэнкса, всё это для того, чтобы скрыть маршрут их кругосветного плавания от голландских  властей Новой Батавии в Ост-Индии(Индонезии). 

Таким образом, все дневники и путевые заметки членов так называемой "учёной  коллегии", а также и все  рисунки и иллюстрации, выполненные прикомандированными к экспедиции художниками, следовало надёжно спрятать на случай тщательного таможенного досмотра.  Специально для этого  на борту HMS Endeavour были заранее оборудованы вместительные тайники с двойными стенками, где хранились все  собранные этнографические предметы и артефакты, а также и все препарированные  образцы флоры и фауны из открытых ими земель.

 Джозеф Бэнкс выполнил распоряжение капитана в тот же день, однако члены его команды захотели получить всё обратно сразу же после отплытия отремонтированного корабля из Новой Батавии.  Он, конечно же, не смог им в этом отказать, вернув им все гербарии, рисунки и дневники ещё до той злополучной высадки на маленький остров Принсен. После чего на борту HMS Endeavour вспыхнула жестокая эпидемия острой амебной дизентерии, скосившая треть экипажа и даже половину  его команды учёных и художников.

 Как пишет в своём письме Джозеф Бэнкс, "Божественному Провидению было угодно, чтобы я пришёл в себя в самый что ни на есть подходящий момент, то есть прямо тогда, когда пьяные матросы нагрянули в опустевшие каюты моих покойных коллег, и принялись там шумно хозяйничать, выполняя опрометчивое распоряжение капитана Кука". Другими словами, если бы он пришёл  в себя всего несколькими минутами позже, все коллекции, гербарии,  иллюстрации и дневники его скончавшихся коллег были бы выброшены за борт ничего не соображающими пьяными матросами. 

 Джеймс Кук был немедленно оповещён о том, что мистер Джозеф Бэнкс каким-то чудом пришёл в себя после столь длительной комы, а нетрезвые матросы были с треском выгнаны из разворошенных ими кают. Обрадованный  капитан поспешил принести свои извинения Джозефу Бэнксу, после чего не преминул согласиться с тем, что следует немедленно провести "инвентаризацию" всего, что представляет наибольшую ценность для науки. К тому же, в каждой  из этих кают находились непотраченные деньги его покойных коллег, но они беспокоили Джозефа Бэнкса в самую последнюю  очередь. Он слишком уважал себя, чтобы алчно присвоить себе деньги покойных друзей, которые следовало передать их родным и близким. Ведь это он, эсквайр Джозеф Бэнкс, исправно платил каждому  члену своей команды ежемесячное жалованье,  притом немалые деньги по меркам того времени. 

Теперь же его в первую очередь волновали  записи и расчёты астронома Королевской Гринвичской обсерватории Чарльза Грина. Ведь самой главной, официально объявленной, целью этой научной экспедиции было проведение 3 - 4 июня 1769 года,  в полинезийском заливе Матаваи и на живописном   острове Таити, астрономических наблюдений  за прохождением планеты Венеры по диску Солнца. Эти уникальные по своему значению наблюдения были необходимы для более точного расчёта расстояния Венеры от Солнца, что помогло бы учёным вычислить не только расстояния до других планет, но и расстояние между любыми двумя точками на земной поверхности или же в открытом море, решив таким образом проблему более точного определения широты и долготы на всех океанских просторах.  

Джозеф Бэнкс был ещё слишком ослабленным болезнью, чтобы подняться с постели и заняться поисками всех интересующих его бумаг, но он мог целиком положиться на своих предельно честных, верных и преданных слуг-ассистентов Джеймса Робертса и Питера Бриско. Они сразу же занялись наведением порядка среди всех разбросанных вещей и бумаг покойников , сортируя каждую из них по отдельности. В результате их долгой и очень кропотливой работы все вещи и бумаги были вновь расставлены по своим местам, однако Джозефа Бэнкса постигло первое  большое разочарование, связанное с астрономическими наблюдениями и расчётами д-ра Чарльза Грина. Дело в том, что все его бумаги были благополучно найдены, но они были написаны не обычными буквами и цифрами, а совсем непонятными Джозефу Бэнксу  криптографическими знаками. Более того, эти таинственные криптографические знаки оказались не по зубам даже самым опытным криптологам Адмиралтейства, следовательно их так и не удалось расшифровать по сей день. 

Другой большой неожиданностью для Джозефа Бэнкса оказалось содержимое большого сундука из резного чёрного дерева, обнаруженного его слугами  в маленькой каюте покойного  Германа Дидриха Шперинга. Джозеф Бэнкс прекрасно знал, что этот декоративный объёмный сундук был  изготовлен  самим Германом Дидрихом   Шперингом, ведь у него самого имелся точно такой же изготовленный и подаренный его любимцем сундук. Что касается его содержания, помимо множества наборов самых различных высококачественных профессиональных инструментов и нескольких золотых и серебряных гиней, в этом большом резном сундуке с раздельными ячейками хранилась  довольно большая коллекция карманных инкрустированных часов, которые, как потом оказалось, были  изготовлены самим Германом Шперингом.  

 Имея точно такой же сундук, Джозеф Бэнкс не мог не знать, что он скрывал два вместительных тайника с секретом, один в самой крышке сундука, а другой под его двойным дном. К своему большому удивлению, в нижнем тайнике сундука он нашёл не какие-то фамильные драгоценности или куда-то запропастившиеся сотни золотых гиней покойного, а два очень больших холста, с совсем непонятным для него нагромождением самых разных загадочных "картинок" и "рисунков", а также и довольно большую, тяжёловесную и твердокаменную  находку, бережно завёрнутую в одну из шёлковых рубашек Германа Дидриха Шперинга. 

Осторожно развернув довольно тяжёлый  свёрток, Джозеф Бэнкс обнаружил в нём невероятно большой минерализованный череп загадочного существа, который он сразу же определил как относящийся линнеевскому классу амфибий, ведь согласно той же ранней линнеевской системе классификации животных,  земноводные и пресмыкающиеся были объединены в один и тот же класс амфибий или гадов. Однако при ближайшем  внимательном рассмотрении эта находка оказалась окаменевшим  минерализованным черепом какой-то ужасно большой  змеи, длина которой, по его мнению, могла достигать до 30 футов (около 9-10 метров). Более того, этот девятнадцатидюймовый череп гигантского пресмыкающегося оказался пробитым насквозь, о чём свидетельствовал торчащий у самого его основания огромный, изогнутый "клык" неизвестного ему хищника .

Джозеф Бэнкс попытался было  извлечь сломаный "клык" из фоссилизированного черепа "анаконды", но ему так и не удалось это сделать, ведь  древние окаменелости "срослись" намертво, превратившись в единое целое. Но самое главное было то, то это была не единственная загадочная и очень интересная для него остеологическая находка. К его огромному удивлению и восторгу, между челюстями окаменелого черепа находился ещё один   шёлковый свёрток, на этот раз совсем небольшой. На первый взгляд, спрятанная в нём  находка казалась невероятно большим сломанным ядовитым зубом той же гигантской рептилии, однако при ближайшем внимательном рассмотрении стало ясно, что это  был наполовину втягивающийся коготь сухопутного млекопитающего хищника из семейства кошачьих.      

Как признаётся в своём "письме" Джозеф Бэнкс, его  охватили какие-то смешанные, двойственные и противоречивые чувства. С одной стороны, это были очень ценные и совсем неожиданные для него зоологические находки, вызвав в его душе вспышку удивления, восхищения и восторга, не говоря уже о неподдельном пассионарном интересе учёного-естествоиспытателя. С другой стороны, его разочарованию и чувству горечи на душе не было предела, ведь эти очень ценные находки, о существовании которых он даже понятия не имел, были тщательно скрыты от него его дорогим любимцем Германом Дидрихом Шперингом. 

Как явствует из вышеупомянутого документа, он не просто так  назначил  Германа Дидриха  Шперинга своим личным секретарём и самым доверенным помощником во всём,  щедро оплачивая его услуги начинающего натуралиста наравне с трудами куда более опытного и именитого д-ра Даниэля Карла Соландера. Как мы уже упоминали в начале этой статьи, Джозеф Бэнкс безмерно ценил  и любил  Шперинга, как подающего очень большие надежды начинающего натуралиста, справедливо полагая, что между ними не должно быть никаких секретов и тайн, а тот, оказывается, скрывал от него чуть ли не самые ценные находки, продвигая за его спиной свои личные интересы и амбиции первооткрывателя. 

Несмотря на охватившие его смешанные и противоречивые чувства, Джозефу Бэнксу не терпелось побыстрее разобраться с этим необыкновенно большим и   причудливым  когтем, чтобы определить, какому виду млекопитающих хищников он принадлежит.  Это оказалось совсем непростым для него делом, ведь коготь был совсем непохожим на когти других известных ему хищников. Другими словами, этот загадочный коготь совсем не походил на когти описанных Карлом Линнеем африканских варварийских львов, азиатских тигров и пантер, европейских, американских или полярных медведей. И даже на когти очень опасного  южноамериканского ягуара, которого его чернокожим слугам  удалось добыть в высокогорных джунглях окрестностей залива Гуанабара. По своей серпообразной  форме, он скорее напоминал  изогнутые когти очень крупных горных орлов, будучи, к тому же, удивительно чёрным, длинным, острым и прочным.

Что касается возможного ареала происхождения этих редких фоссилизированных находок, Джозефу Бэнксу даже в голову не пришло связать их с доисторической фауной Новой Голландии (Австралии). Он был абсолютно уверен, что они могли быть найдены только в тропических джунглях Южной Америки, ведь он прекрасно знал, что Герману Дидриху Шперингу, Сиднею Паркинсону  и его чернокожим слугам Тому Ричмонду и Джорджу Дорлтону посчастливилось провести несколько дней и ночей в высокогорных джунглях окрестностей Рио-де-Жанейро и залива Гуанабара, следовательно эти окаменелости могли быть найдены именно в тех местах. А ещё, он прекрасно знал, что только в тропических джунглях Южной Америки водятся такие массивные водяные змеи-удавы, называемые анакондами, которые убивают свою добычу не ядовитым укусом, а безжалостно сжимая её кольцами своего могучего тела и не давая ей дышать. 

Так почему же Сидней Паркинсон и его чернокожие слуги так ничего не сообщили ему об этих ценных находках, спрашивал себя озадаченный Джозеф Бэнкс. Ведь они прекрасно знали, что он коллекционирует подобные остеологические находки, а о черепе гигантской анаконды он мечтал ещё с подросткового возраста. Неужели его дорогой любимец Герман Дидрих Шеринг сумел таки подкупить его верных чернокожих помощников, и даже безупречно честного и  порядочного художника-пейсажиста Сиднея Паркинсона, чтобы они хранили молчание об этих очень ценных находках? Или, может быть, эти окаменелости были случайно найдены самим Германом Шперингом, и он сумел их как-то скрыть от своих спутников? Все, кто могли бы ответить ему на эти вопросы, были мертвы: Сидней Паркинсон и Герман Дидрих Шперинг скончались от тропической амебной дизентерии, а его верные чернокожие помощники замёрзли в горах Огненной Земли во время внезапной снежной метели.

 Не сумев как следует разобраться с мучающими его вопросами, Джозеф Бэнкс стал внимательно рассматривать найденные в нижнем тайнике холсты. Герман Дидрих  Шперинг был умелым и талантливым художником-рисовальщиком, но эти два больших холста разительно отличались от всех его предыдущих работ. Во первых, они были выполнены несвойственными ему  крупными и довольно грязными штрихами и  мазками, притом столь грубо и примитивно, что Джозеф Бэнкс просто не поверил, что подобные "художества" могли принадлежать кисти европейского художника. Во вторых, все использованные для выполнения этих  "работ" краски  оказались самого что ни на есть плохого качества, местами очень яркие, густые и жирные, а местами как бы блеклые и выцветшие со временем, как будто их наносили  разные поколениям диких туземцев.  В третьих, изображённые на этих холстах "картинки" и "рисунки" были  очень сумбурными и, по всей видимости,  совсем не связанными между собой, дико контрастируя при этом самыми нелепыми и безвкусными сочетаниями цветов. Одним словом, он смотрел на эти пёстрые и нелепые примитивные "художества", совершенно не понимая, что именно хотел  изобразить его покойный любимец. Ведь талантливый художник, которого он прекрасно знал, не мог бы "утворить" такое даже находясь в абсолютно нетрезвом и невменяемом состоянии. 

Как явствует  из того же  вышеупомянутого "письма", ему даже на мгновенье подумалось: уж не подложили ему пьяные матросы свинью, заменив холсты Германа Шперинга своими нелепыми мазнями, чтобы таким образом позабавиться над ним? Однако эта шальная мысль была лишь плодом его воспалённого продолжительной болезнью воображения, ведь матросы просто не смогли бы осилить хитроумный механизм открытия сундука, а о том чтобы они смогли обнаружить и скрытые в нём тайники с холстами не могло быть и речи. Между тем ему стало казаться, что центральная часть одного из холстов  воспроизводила сцену охоты диких туземцев  на какого-то очень большого полосатого зверя с огромными крокодильими челюстями и с очень длинными, изогнутыми когтями и зубами. А ещё, ему стало казаться, что центральная часть второго холста  воспроизводила сцену охоты этого же непонятного зубастого и когтистого хищника на разбегающихся в разные стороны туземцев, притом один из людей был изображён в качестве добычи зверя, разорванным на две кровоточащие части. По правде говоря, это было всё, что он смог разглядеть и кое-как понять,  напряженно вглядываясь в эти странные "картинки" и "рисунки".

Как и следовало ожидать, ключ к разгадке содержания этих двух загадочных холстов находился во втором тайнике чёрного сундука, то есть в его большой двойной крышке. На этот раз речь шла о трёх  холстах с вполне "удобоваримыми" для его художественного восприятия картинами и о трёх    черно-белых рисунках,  выполненных на больших квадратных листах белой бумаги. К удивлению Джозефа Бэнкса, на двух найденных  в этом тайнике холстах были  изображены те же самые центральные сцены охоты с загадочным полосатым хищником, но уже без всех тех непонятных ему "картинок" и "рисунков" с явно примитивными туземными магическими знаками. И, самое главное, на этих картинах люди и звери обрели, что называется, кровь и плоть, то есть стали вполне живыми, реальными, получив доступный для его европейского восприятия вид. Другими словами, люди были изображены не чисто схематически, при помощи каких-то чёрных линий-черточек и  с чёрными кружочками вместо голов, а по канонам  европейской классической живописи, с вполне нормальными контурами и пропорциями тел, а также и с выражающими вполне определённые эмоции лицами. 

То же самое касалось и загадочного полосатого зверя, которого автор изображал уже не чисто схематически, гиперболизировано огромным и даже с какими-то невероятно большими крокодильими челюстям. На этот раз Герман Дидрих Шперинг изобразил его куда более реалистично, размерами с африканского льва или бенгальского тигра и, конечно же, без тех невероятно огромных крокодильих челюстей, способными запросто перекусить надвое взрослого человека. Более того, в его новой интерпретации этот загадочный хищник был удивительно похож  на мощно сложённую  африканскую  львицу или азиатскую тигрицу, и даже на сравнительно коротконогого южноамериканского ягуара.

  Внимательно разглядывая содержание драматических сцен охоты, Джозеф Бэнкс не мог не задаться самым простым и элементарным  вопросом:  откуда все эти детали, которых он никак не смог разглядеть на первых двух "примитивных" холстах? А ещё, он никак не мог понять, почему люди на этих последних холстах изображены не безбородыми  и "краснокожими", как настоящие индейцы Южной Америки, а тёмно-коричневыми, бородатыми и кучерявыми, прямо как туземцы восточного побережья Новой Голландии? Следовало ли из этого, что фоссилизированный  череп гигантской змеи-удава и загадочный  серпообразный коготь были найдены не на берегах южноамериканского залива Гуанабара, а на совсем недавно исследованном ими юго-восточном побережье Новой Голландии?

Ответы на эти вопросы нашлись в трёх черно-белых рисунках, выполненных тем же Германом Дидрихом Шперингом на больших квадратных листах белой бумаги. На первом из этих рисунков были изображены два наполовину зарытых в землю скелета: крупноголового, зубастого млекопитающего хищника  и огромной змеи-удава. При этом скелеты были расположены таким образом, что у Джозефа Бэнкса не оставалось никаких сомнений, что это была последняя схватка этих двух крупных хищников, ведь скелет змеи-удава  сжимал в своих смертоносных кольцах скелет млекопитающего хищника, а тот, в свою очередь, сжимал в своих мощных зубастых челюстях  череп гигантского  пресмыкающегося. 

Это впечатление было полностью подтверждено содержанием второго черно-белого рисунка, на котором эти могучие и опасные хищники стали вполне реальными  существами, а не просто безжизненными окаменелыми скелетами. Наблюдательность начинающего натуралиста и воображение очень талантливого художника-рисовальщика позволили Герману Дидриху Шперингу создать  настоящий черно-белый шедевр этой последней смертельной схватки. При этом схватка этих высших хищников фауны Новой Голландии была воспроизведена в мельчайших деталях и во всей красе, вновь приведя Джозефа Бэнкса в состояние полнейшего изумления.

Но самый большой восторг Джозефа Бэнкса был вызван третьим черно-белым  рисунком. И не потому, то этот рисунок был лучше всех предыдущих. Наоборот, этот рисунок был самым простым из всех, но самым что ни на есть обобщающим и понятным для Джозефа Бэнкса, расставляя всё по своим местам. Рисунок в общих чертах воспроизводил внутреннюю часть довольно просторной каменной пещеры, на сводах которой, с обеих сторон, были обозначены  те самые  загадочные "картинки" и "рисунки" с непонятными примитивными магическими знаками наскальной живописи туземцев Новой Голландии (Австралии). Более того, сцена охоты хищника на человека была ясно обозначена на правой стороне свода пещеры, а сцена охоты туземцев на хищника, на левой.  При этом скелеты неизвестного зубастого хищника и обвивающей его гигантской змеи были изображены наполовину зарытыми в твёрдый песчаник  и расположенными по диагонали в глубине пещеры, точнее в окружённом песком и камнями  небольшом углублении на той же самой правой стороне.

Однако долгожданная разгадка этой головоломки нашлась на обратной стороне последнего рисунка, заставив Джозефа Бэнкса воскликнуть:"Эврика!!!". На этот раз автор рисунка изобразил довольно детальный маршрут пешеходного пути  к этой пещере, с указанием самых разных запомнившихся ему ориентиров и координатов на местности.   А ещё, он написал несколько дополнительных слов, которые несказанно обрадовали Джозефа Бэнкса. Иначе говоря, в левом верхнем углу этой страницы чёрным по белому было написано "Пещера льва и удава", а в нижнем правом углу было  указано её местонахождение и дата её открытия, "Ботани-Бэй, 4 мая 1770 года." 

  Джозеф Бэнкс был вне себя от радости и восторга,  ведь так называемая "пещера льва и удава" находилась совсем недалеко от места их первой высадки на юго-восточном побережье Новой Голландии. Это было то самое благодатное и отрадное  место, где они провели целую неделю и где им наконец посчастливилось  собрать самую большую и разнообразную коллекцию образцов местной флоры, вследствие чего так называемая Бухта Скатов была переименована капитаном Джеймсом Куком в Ботани-Бэй, то есть Ботаническую Бухту. 

  Джозефу Бэнксу не терпелось поделиться этим открытием со своим единственным оставшимся в живых коллегой  Даниэлем Соландером, однако его слуга Питер Бриско сообщил ему, что тот всё ещё лежит без сознания и вряд ли сумеет "выкарабкаться". Тем не менее тяжело больной друг пришёл в себя уже на следующий день, после чего его здоровье пошло на поправку самым благоприятным образом. Во всяком случае, к утру среды (6 февраля) они оба оклемались настолько, что смогли подняться с постели, чтобы вместе обсудить обнаруженные в сундуке Германа  Дидриха Шперинга находки.  

 Как и следовало ожидать, Даниэль Карл Соландер был просто поражён, когда увидел фоссилизированный череп гигантской рептилии с торчащим из него огромным сломанным "клыком" неизвестного млекопитающего хищника. Ничуть не меньший восторг у него вызвал и большой втягивающийся коготь этого зверя, которого его покойный коллега, по всей вероятности, считал каким-то местным подвидом африканского льва. Скорее всего, полагал Даниэль Карл Соандер, его в этом убедили мощные львиные очертания  скелета этого хищника и размеры его очень большой царственной головы. Но как бы там ни было, даже столь именитый д-р Соландер  допускал, что этот загадочный зверь мог быть представителем какого-то местного подвида африканского льва или же другим крупным представителем самого обширного и повсеместно распространённого семейства  кошачьих. И это несмотря на то, что его покойный коллега изобразил этого полосатого хищника с невероятно огромными передними резцами и совсем небольшими клыками.

Так что за млекопитающий зверь изображён на невысоких сводах пещеры у залива Ботани-Бэй, спрашивали себя  Джозеф Бэнкс и Даниэль Соландер, обмениваясь при этом самыми разными гипотезами и предположениями. Неужели эти опасные звери-людоеды    действительно водятся в природе Новой Голландии, свободно рыская в поисках добычи на её бескрайних просторах?  Неужели они  действительно представляют какой-то неизвестный науке подвид африканского льва или азиатского тигра, или же  они являются представителями других крупных видов того же семейства кошачьих? Или, может быть, наоборот, этот хищник всего лишь один из давно вымерших представителей этого семейства, от которого остались разве что окаменелые скелеты и кости ?

 В поисках ответов  на эти вопросы, мнения Джозефа Бэнкса и Даниэля Соландера окончательно разделились. Джозеф Бэнкс, например, считал, что эти таинственные млекопитающие хищники не могли быть вымершими доисторическими животными, ведь нидерландский первооткрыватель Абель Янсзон Тасман писал в своём путевом дневнике, что его моряки обнаружили на мокром песке прибрежных пляжей и дюн многочисленные  следы "крупных диких зверей с очень большими, как у тигра, когтями". Эти большие и загадочные следы были обнаружены голландскими мореходами 2 декабря 1642 года, во время их единственной высадки на  юго-западную часть  так называемой Земли Ван Димена, которую они считали не отдельным большим островом (Тасмания), а всего лишь нижним выступом предположительно огромного южного материка. К тому же, как утверждал на страницах своего письма Джозеф Бэнкс, травоядная фауна Новой Голландии не смогла бы обойтись без столь необходимой санитарной и регулирующей роли  крупных наземных хищников. Ведь, по его мнению, даже повсеместное распространение таких больших и удивительно быстроногих животных как "стремительно скачущие на задних ногах травоядные" (кенгуру) предполагало наличие  таких    же крупных и  быстроногих хищников для эффективного регулирования численности их популяций, а также и для обеспечения естественного отбора этих быстроногих травоядных созданий.

Не менее важными аргументами в пользу этой гипотезы были и приведённые им любопытные наблюдения Уильяма Дампира (1651- 1715), известного английского капера, пирата, мореплавателя и исследователя-натуралиста, ставшего со временем  полноправным членом Лондонского королевского общества по улучшению естественных знаний (то есть тогдашней Академии Наук ). Этот отчаянно смелый, предприимчивый и бесшабашный рубака-авантюрист совершил не менее трёх очень драматических кругосветных  путешествий, став таким образом первым англичанином, высадившимся на западном побережье Австралии (тогдашней Новой Голландии) и сделавшим там ряд важнейших открытий в области географии, зоологии и ботаники.  Помимо этого, Уильям Дампир был первым европейцем, исследовавшим и описавшим жизненный уклад туземных племён западного побережья Новой Голландии, первый раз во время плавания на борту каперского корабля Cygnet  в 1688 году, а  второй раз во время спонсируемого самим  английским   королём Вильгельмом III Оранским научно-исследовательского плавания на борту 26-пушечного военного фрегата Королевского флота HMS Roebuck в 1699 году. 

Так вот, среди прочих туземных традиций и обрядов, описанных этим новоявленным этнографом-пиратом, Джозеф Бэнкс привёл в качестве своего рода ”invincibile argumentum” один очень любопытный магический охотничий ритуал аборигенов Новой Голландии, который встречается в двух дневниках Уильяма Дампира. Иными словами, Уильяму Дампиру пришлось наблюдать этот  магический охотничий ритуал аборигенов не единожды, а дважды, во время плавания на борту каперского корабля Cygnet  в 1688 году, и во время научно-исследовательского плавания на борту 26-пушечного военного фрегата Королевского флота HMS Roebuck в 1699 году. К тому же, этот очень интересный магический охотничий ритуал был зафиксирован Уильямом Дампиром в двух совершенно разных географических точках западного побережья Новой Голландии, причём расположенных на очень большом расстоянии друг от друга.

 Собственно говоря, этот ритуал состоял в том, что, перед тем как отправиться на охоту, туземцы Новой Голландии исполняли воинственный магический танец вокруг нарисованного ими же на земле очень похожего на тигра  полосатого, зубастого и когтистого хищника. Во время исполнения этого дикого танца воины-охотники входили в раж, многократно поражая изображение полосатого зверя своими копьями и "деревянными саблями"(то есть бумерангами).   При этом их безумное исступление продолжалось  до тех пор, пока изображение полосатого хищника не уничтожалось полностью  многократными ударами копий и "кривых деревянных мечей"(бумерангов). 

В своих опубликованных путевых дневниках Уильям Дампир отметил, что в первом случае приблизительное название этого полосатого, зубастого и когтистого хищника на языке местных туземцев звучало как  своего рода "баниб" или "банип", а во втором случае, уже на другом возможно схожем языке-наречии, как своего рода "бунньяр" или же "пунньяр" . Он также отметил, что ему довелось увидеть два наскальных изображения этих полосатых, зубастых и когтистых хищников, в том числе и на стенах  небольшого прибрежного грота.  Тем не менее он признал, что ему никогда не доводилось увидеть этих полосатых хищников вживую, ни даже их малейших следов на земле или песке.

Что касается видовой принадлежности этих загадочных полосатых хищников Новой Голландии, Уильям Дампир предполагал, что это скорее всего самые что ни на есть обыкновенные  азиатские тигры из той-же голландской Ост-Индии (Индонезии). По его мнению, азиатские тигры вряд ли могли попасть сюда естественным путём, например переплывая с одного маленького острова на другой или же чисто случайно, например во время самых сильных землетрясений, вызывающих катастрофические приливы морской воды на прибрежные участки суши или же на толстых стволах поваленных  ураганами деревьев.  Другими словами, он предполагал, что азиатские тигры могли попасть на территорию Новой Голландии только искусственным путём, скорее всего через местных индонезийских купцов и пиратов, которые издавна поддерживали с аборигенами довольно тесные торговые отношения.

Таким образом, Уильям Дампир считал этих загадочных полосатых хищников своего рода азиатским инвазивным видом, попавшим на территорию Новой Голландии в результате безответственной деятельности человека. Он также полагал, что этих инвазивных азиатских хищников было крайне мало на такой обширной территории, однако ужасающий эффект их присутствия оказался вполне достаточным для зарождения очень своеобразного и интересного терротеистического культа Большого Полосатого Зверя у большинства племён западного побережья Новой Голландии. Таким образом, полагал Уильям Дампир, этот инвазивный вид азиатского тигра стал своего рода ужасным злым духом для туземцев Новой Голландии, а магические танцы вокруг изображения этого полосатого хищника и многократные поражения его изображения копьями и "кривыми деревянными мечами"  должны  были оберегать охотников от встреч с таким смертельно опасным существом.

Чтобы как-то проверить обоснованность своего предположения, Уильям Дампир проделал довольно  простой  эксперимент.  Во время своего второго длительного плавания к берегам Новой Голландии, на этот раз в качестве капитана 26-пушечного военного фрегата Королевского флота HMS Roebuck, он привёз с собой подаренное королём Вильгельмом III Оранским чучело огромного азиатского тигра с искусственными глазами из жёлтого стекла и очень угрожающе оскаленной зубастой пастью. Высадившись на берег открытого им же залива Шарк-Бэй, Уильям Дампир и его матросы установили это внушительное чучело азиатского тигра прямо на пляже, после чего поспешили удалиться на корабль, чтобы оттуда наблюдать при помощи подзорных  труб за реакциями туземцев из ближайшего поселения. 

Как и следовало ожидать, туземцы забили тревогу, как только увидели чучело огромного полосатого хищника, установленное на довольно тяжёлой  деревянной подставке. Женщины, старики и дети попрятались по своим ветхим хижинам, а вооружённые воины-охотники немедленно "пошли в наступление", горланя хором уже знакомое Уильяму Дампиру слово  "бунньяр" или же "пунньяр". Более того, некоторые из охотников даже попытались забросать чучело тигра копьями и дротиками, однако расстояние в несколько сотен ярдов было слишком большим, чтобы они смогли его достать. 

К огромному удивлению Уильяма Дампира, страх перед чучелом огромного полосатого хищника был настолько велик, что сотни вооружённых копьями, дротиками и "кривыми деревянными мечами" (бумерангами)  воинов-охотников так и не посмели приблизиться к нему на протяжении нескольких очень долгих часов. Более того, в течение довольно длительного времени они попытались "произвести впечатление" на чучело тигра своими воинственными танцами и плясками с оружием в руках, после чего вдруг сложили своё оружие самым неожиданным образом  и стали приближаться к нему ползком, время от времени поднимаясь на колени и повторяя с воздетыми к небу руками какие-то странные магические заклинания с многократными и довольно внятными упоминаниями одного и того же знакомого Уильяму Дампиру слова "бунньяр" или же "пуньяр". 

Всё это диковинное представление закончилось тем, что несколько мужчин встали на ноги и подняли на свои плечи чучело тигра вместе с его тяжёлой деревянной подставкой, после чего очень медленно понесли его в направлении небольшого прибрежного грота. Остальные мужчины последовали за ними ползком,  время от времени взывая к небесам с поднятыми над головой руками. Эта очень странная ползучая процессия закончилась у входа в прибрежный грот, который, как потом оказалось, был уже давно украшен изображениями загадочного полосатого и зубастого зверя. А на следующий  день Уильям Дампир и его моряки стали свидетелями ещё одного, на этот раз куда более многолюдного примитивного религиозного представления, в котором приняли участие жители нескольких соседних поселений, включая женщин, стариков и детей. Таким образом, подаренное  английским королём чучело  азиатского тигра стало объектом поклонения для многих туземцев западного побережья Новой Голландии в рамках  того же интересного и очень своеобразного терротеистического культа Большого Полосатого Зверя.

Итак, Джозеф Бэнкс воспользовался путевыми дневниками нидерландского первооткрывателя Абеля Янсзона Тасмана и английского капера, пирата, мореплавателя и исследователя-натуралиста Уильяма Дампира для того, чтобы доказать Даниэлю Карлу Соландеру, что загадочный млекопитающий хищник, изображённый на сводах пещеры вблизи бухты Ботани-Бэй, не является давно вымершим животным. Он, конечно же, не мог знать, что так называемая Земля Ван Димена (остров Тасмания) даже не является частью Новой Голландии, а многочисленные следы " диких зверей с очень большими, как у тигра, когтями", обнаруженные нидерландскими мореходами 2 декабря 1642 года, принадлежали совсем другим полосатым хищникам, в настоящее время известным под научным названием "тилацины" (они же тасманийские сумчатые тигры или же  тасманийские сумчатые волки). 

Как явствует из вышеупомянутого большого письма Карлу Линнею, Джозеф Бэнкс категорически отвергал предположение Уильяма Дампира о том, что зарождение упоминаемого им  терротеистического культа Большого Полосатого Зверя могло быть каким-то образом связано с якобы привезёнными из голландской Ост-Индии азиатскими тиграми. По его мнению, азиатские тигры никак не могли нагнать такого большого ужаса на вооружённых воинов-охотников, вплоть до того, чтобы привести к  зарождению в их среде терротеистического культа Большого Полосатого Зверя. Для зарождения такого культа  требовался куда более мощный и опасный млекопитающий хищник, например таинственный зверь,  изображенный на сводах пещеры недалеко от берегов залива Ботани-Бэй. В отличие от других, даже самых крупных представителей известного европейцам семейства кошачьих, этот загадочный хищник обладал невероятно громадными передними зубами, способными легко прокусить насквозь огромный   череп тридцатифутового удава, чего не смог бы сделать ни один азиатский тигр или африканский лев. Более того, даже обладая такими же большими зубами, ни один азиатский тигр или африканский лев не смог бы раскрыть свои челюсти под таким углом, чтобы суметь схватить и прокусить насквозь голову такого большого удава.

В то же время Джозеф Бэнкс допускал определённую степень родства загадочного полосатого хищника Новой Голландии с азиатскими тиграми Ост-Индии, отвергая при этом хоть малейшую степень их родства с африканскими львами. По его мнению, расстояние между Новой Голландией и Африкой было слишком большим, а ареал распространения азиатских тигров Ост-Индии был намного ближе и доступнее. К тому же, на всех нарисованных первобытными аборигенами пещерных наскальных  изображениях западного и восточного побережья Новой Голландии этот загадочный зубастый и когтистый хищник предстаёт с подчёркнуто полосатой спиной, что делает его более похожим на азиатского тигра Ост-Индии, чем на африканского льва. Ведь тот же Уильям Дампир писал о почти повсеместном распространённом на западном побережье терротеистическом культе Большого Полосатого Зверя, ошибочно утверждая при этом, что его зарождение скорее всего связано привезёнными из Ост-Индии азиатскими тиграми .

А ещё, Джозеф Бэнкс утверждал, что  зарождение так называемого  терротеистического культа Большого Полосатого Зверя у туземных племён Новой Голландии никак не могло быть связано с каким-то давно вымершим опасным хищником-людоедом. Ведь упомянутый Дампиром терротеистический культ Большого Полосатого Зверя никоим образом не продержался бы на протяжении нескольких столетий или даже тысячелетий без реального и постоянного присутствия в дикой природе наводящего такой мистический ужас зверя-людоеда.  Ведь для того, чтобы этот терротеистический культ мог продержаться в течение столь длительного времени, наводящий такой мистический страх  полосатый зверь-людоед должен был постоянно напоминать о себе всё новыми и новыми человеческими жертвами, иначе люди просто забыли бы о нём и перестали бы  его бояться. Из всего этого следовало, что таинственный полосатый хищник,  изображённый на сводах пещеры недалеко от берегов залива Ботани-Бэй, никак не мог быть давно вымершим животным. 

В свою очередь, именитый Даниэль Соландер пытался убедить своего оппонента в научном споре, что с этим таинственным зверем далеко не всё так однозначно. Во первых, утверждал он, найденные в сундуке покойного Германа Шперинга кости не могли принадлежать современным видам хищников по той простой причине, что они были окончательно минерализованными и окаменелыми, следовательно им, по меньшей мере, несколько тысяч лет. Во вторых, у всех туземцев Новой Голландии весьма смутное представление о том, как в действительности выглядит этот полосатый зверь, иначе они не изображали бы его размером с большого носорога или бегемота, да ещё и с невероятно огромными крокодильими челюстями,  способными перекусить надвое даже взрослого человека. К тому же, как следует из второго путевого дневника того же Уильяма Дампира, туземцы, проживающие на берегах залива Шарк-Бэй, без капли сомнения приняли чучело полосатого азиатского тигра за своего рода изображение Большого Полосатого Зверя, которому они, по всей вероятности, поклонялись из поколения в поколение на протяжение многих веков. Их совсем не смутило, что размеры этого огромнейшего тигра просто не сравнить с огромными размерами самых крупных носорогов или бегемотов, ни даже то, что у этого азиатского тигра не было огромных, как у крокодила, зубастых челюстей. Для них хватило и того, что превращённый в чучело великолепный азиатский хищник был "достаточно" грозным, внушительным и самым что ни на есть полосатым, а явно "недостаточные" размеры его габаритов, челюстей и передних зубов никого из примитивно наивных аборигенов особо не волновали.

В то же время Даниэль Карл Соландер на полном серьёзе считал,  что им удалось найти и идентифицировать самый необычный и даже самый древний подвид доисторического льва, который водился не где-нибудь в Африке, Азии или Европе, а на территории изолированной океанскими просторами Новой Голландии. В его понимании, огромные океанские расстояния между основными известными тогда континентами не играли в этом вопросе  никакой роли. Как очень хорошо образованный для своего времени человек, Даниэль Карл Соландер  прекрасно знал, что все континенты Земли составляли когда-то  единое целое, о чём прямо свидетельствовали все обследованные на тот момент очертания береговых линий известных европейцам материков. 

Как явствует из вышеупомянутого письма, он обратил внимание и на то, что на всех холстах и черно-белых рисунках покойного Германа Дидриха Шперинга этот загадочный зверь был изображён с небольшой "львиной" кисточкой на самом конце необычайно толстого и мощного хвоста. А ещё,  его ввело в заблуждение сходство изображённого Германом Дидрихом  Шперингом скелета с костями скелета современных африканских львов. По его мнению, это просто удивительное сходство с африканскими львами проявлялось прежде всего в общих очертаниях скелета, в размерах и форме массивной грудной клетки, очень толстых костей передних и задних конечностей, солидных и тяжеловесных костей  плечевого   пояса, которые прямо указывали на наличие у этого доисторического зверя так называемого "львиного  телосложения", притом с просто невероятно мощной мускулатурой. К тому же, на это сходство указывал и довольно большой череп,  который очень сильно напоминал ему черепа африканских львиц. Другими словами, этот детально нарисованный Германом Дидрихом Шперингом доисторический череп имел довольно широкие скулы, но не такие массивные как у взрослых львов-самцов, в то время как его челюсти были незначительно укороченными и суженными, точь-в-точь как у молодых африканских львиц. 

Однако дальнейшие исследования учёных-палеонтологов показали, что кроме мощного львиного телосложения и относительно схожей конфигурации черепа этот доисторический хищник не имел ничего общего с настоящими львами. И даже с другими представителями семейства кошачьих. Но об этом Вы узнаете во второй части этой большой статьи.

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ.