КЛАССИК

Пе­ревод с ан­глий­ско­го спе­ци­аль­но для "Кру­гозо­ра" Ла­рисы ПО­ЛЯК (США, Чи­каго)

Но­вый ав­тор "Кру­гозо­ра"

Ир­вин У­АЙЛ - док­тор фи­лосо­фии, про­фес­сор. Ро­дил­ся в 1928 го­ду в го­роде Цин­цинна­ти, штат Огайо. В 1951 го­ду окон­чил фа­куль­тет сла­вис­ти­ки Чи­каг­ско­го уни­вер­си­тета, в 1960 го­ду за­щитил док­тор­скую дис­серта­цию в Гар­вард­ском уни­вер­си­тете. Чи­тал кур­сы лек­ций по рус­ской лин­гвис­ти­ке и  рус­ской ли­тера­туре  во мно­гих уни­вер­си­тетах Аме­рики, Со­вет­ско­го Со­юза и Рос­сии.  С 1966 го­да по нас­то­ящее вре­мя  пре­пода­ет в Се­веро-За­пад­ном уни­вер­си­тете, Эван­стон, штат Ил­ли­нойс.  Ав­тор нес­коль­ких мо­ног­ра­фий и мно­гих ста­тей по рус­ской ли­тера­туре и му­зыке, а так­же  о вы­да­ющих­ся ев­ре­ях в ис­кусс­тве  Вос­точной Ев­ро­пы. Соз­дал уни­каль­ный сце­ничес­кий курс " Рус­ская му­зыка в кон­тек­сте рус­ской куль­ту­ры. 

Кор­ней Ива­нович от­крыл мне гла­за

В кон­це 1950-х го­дов я за­нимал­ся ис­сле­дова­тель­ской ра­ботой в Гар­вард­ском уни­вер­си­тете и ре­зуль­та­том мо­их за­нятий ста­ла кни­га об А.М.Горь­ком. Од­нажды, в ар­хи­ве уни­вер­си­тета  я уви­дел  кни­гу, опуб­ли­кован­ную в на­чале двад­ца­того ве­ка; стра­ницы ее бы­ли нас­толь­ко вет­хи­ми, что к ним ед­ва мож­но бы­ло при­кос­нуть­ся. Имя ав­то­ра - Кор­ней Ива­нович Чу­ков­ский - мне ни о чем не го­вори­ло.  В от­ли­чие от боль­шинс­тва ра­бот о "ве­ликом про­летар­ском пи­сате­ле" здесь  не бы­ло ни­како­го иде­оло­гичес­ко­го хан­жес­тва. В кни­ге да­валась мет­кая ха­рак­те­рис­ти­ка  не­обык­но­вен­но по­пуляр­но­го Горь­ко­го, а так­же со­дер­жа­лись прог­но­зы его твор­чес­тва. Кри­тикам ред­ко уда­ет­ся пред­ска­зать ли­тера­тур­ное бу­дущее и мне это по­каза­лось весь­ма лю­бопыт­ным.

По­том, в 1960 го­ду, впер­вые по­явив­шись в СССР, я пы­тал­ся уз­нать в Со­юзе Со­вет­ских  пи­сате­лей: кто же был этот Кор­ней Ива­нович Чу­ков­ский? От­вет по­разил ме­ня - не был, а есть. Он жив! Сна­чала я не по­верил, мо­жет быть, речь идет о сы­не, о вну­ке, об од­но­фамиль­це?  Нет! Мои со­бесед­ни­ки го­товы бы­ли по­мочь мне встре­тить­ся с Чу­ков­ским в Пе­редел­ки­но, в чу­дес­ном пи­сатель­ском по­сел­ке  под Мос­квой.

Вско­ре я по­жимал ру­ку очень при­ят­но­му че­лове­ку, на вид не бо­лее 70 лет.  Он ин­те­ресо­вал­ся мо­им про­ис­хожде­ни­ем, с лю­бопытс­твом спра­шивал ме­ня, чем я за­нима­юсь. Ему  хо­телось про­верить мои зна­ния в ан­глий­ском и рус­ском,  хо­телось быть уве­рен­ным, дей­стви­тель­но ли я аме­рика­нец, а не кто-то из "ор­га­нов" (за­меча­тель­ный рус­ский ка­лам­бур, обоз­на­ча­ющий  КГБ)  В то же вре­мя он хо­тел по­нять, по­чему  я во­об­ще за­нима­юсь  рус­ской ли­тера­турой  и  про­тиво­речи­вой, слож­ной карь­ерой Горь­ко­го в час­тнос­ти.

С этой целью он по­вел ме­ня в лес, где нас не мог­ли под­слу­шивать, и под­верг доп­ро­су, са­мому при­ят­но­му из всех доп­ро­сов в мо­ей жиз­ни. Че­рез нес­коль­ко ми­нут мой цин­циннат­ский ак­цент в ан­глий­ском и мой, срав­ни­тель­но сво­бод­ный для аме­рикан­ца,  рус­ский, убе­дил его в мо­ей чес­тнос­ти. В те­чение по­луча­са он рас­ска­зывал мне о рус­ской ли­тера­туре в со­вет­ское вре­мя. По­доб­ные све­дения, в то вре­мя, ниг­де  не­воз­можно бы­ло най­ти. Ко­роче го­воря, в те­чение пос­ле­ду­ющих де­вяти лет, до его кон­чи­ны в 1969 го­ду, он стал для ме­ня в Со­вет­ском Со­юзе кем-то вро­де вто­рого от­ца. Но глав­ное, он от­крыл мне гла­за и дал по­чувс­тво­вать нас­то­ящую Рос­сию, ко­торая пря­талась за фа­садом СССР.

Ме­сяца­ми, ког­да я жил в Со­вет­ском Со­юзе, я встре­чал­ся с ним каж­дое вос­кре­сенье, мы по­дол­гу бе­седо­вали вдво­ем или ви­делись на бес­числен­ных ве­черах с пи­сате­лями и кри­тика­ми, мно­гие на­веща­ли его. Я поз­на­комил­ся с его семь­ей, в том чис­ле и с бу­дущей вну­чатой не­вес­ткой из ро­да Дмит­рия Шос­та­кови­ча. Не­ред­ко сре­ди гос­тей бы­вали и де­ти. Они час­то  по­сеща­ли и дет­скую биб­ли­оте­ку, ко­торую Чу­ков­ский на свои средс­тва спе­ци­аль­но соз­дал для них. Чу­ков­ский под­черки­вал, что хо­чет по­казать ре­бятам нас­то­яще­го аме­рикан­ца, а не ка­рика­туру  из со­вет­ских га­зет.

Для не­го пе­ревод был ис­кусс­твом

В те го­ды не­ред­ко я ви­дел его на встре­чах с ли­тера­тора­ми, за­нимав­шихся ху­дожес­твен­ным пе­рево­дом за­рубеж­ных ав­то­ров на рус­ский язык.  Проб­ле­ма пе­рево­дов бы­ла очень близ­ка его ду­ше и про­фес­си­ональ­ным по­мыс­лам. В то вре­мя я уже знал не­кото­рые прек­расные пе­рево­ды XIX ве­ка. Мас­те­ра Се­реб­ря­ного ве­ка  про­дол­жа­ли эту ра­боту, соз­да­вая но­вые, луч­шие вер­сии. Кор­нея Ива­нови­ча (так я всег­да на­зывал его по-рус­ски), как  и мно­гих рус­ских ин­телли­ген­тов, осо­бен­но ин­те­ресо­вал Эд­гар По. Чу­ков­ский был вос­хи­щен мас­терс­твом  пе­рево­да Ва­лерия Брю­сова
                     
"Звон, звон, звон, звон, звон, звон, звон,
Звон, звон, звон,
Бу­бен­цов сколь­зя­щих са­нок, мно­гоз­вонкий пе­рез­вон"

/В.Брю­сов, Из­бран­ные Со­чине­ния, Мос­ква: Гос­ли­тиз­дат, 1955, Том 2, стр. 130/

Хо­рошо пом­ню, как Чу­ков­ский нес­коль­ко раз со­бирал у се­бя лю­дей, хо­тев­ших опуб­ли­ковать хоть что-ни­будь из Вет­хо­го За­вета. Сле­ду­ет иметь в ви­ду, что тог­да, в 1963 го­ду, это бы­ла очень опас­ная за­тея, так как в Со­вет­ском Со­юзе бы­ли пол­ностью зап­ре­щены лю­бые пуб­ли­кации на ре­лиги­оз­ную те­му. В те го­ды в стра­не бы­ло ши­роко рас­простра­нено сло­во "без­божник". Мрач­ное и гне­тущее, как свин­цо­вое пок­ры­вало, оно тя­желым гру­зом да­вило на весь Со­юз. Осо­бен­но ре­тивы на сей счет бы­ли лю­ди,  объ­еди­нив­ши­еся в об­щес­тво с ко­рявым и труд­нопро­из­но­симым наз­ва­ни­ем "Со­юз во­инс­тву­ющих без­божни­ков". Пи­сате­ли  ре­шила пе­рес­ка­зать ис­то­рию про рай­ский сад и до­сад­ный кон­фликт Ада­ма с Бо­гом. Тут Чу­ков­ский удач­но обыг­рал ук­лончи­вый от­вет Ада­ма на воп­рос Все­выш­не­го про яб­ло­ко. Адам ска­зал, что он ни слу­хом, ни ду­хом не зна­ет про яб­ло­ко. "Бог, как ста­рый са­дов­ник, нес­коль­ко раз пе­рес­чи­тал яб­ло­ки. Нет, нет - вче­ра их бы­ло семь, а се­год­ня толь­ко шесть, зна­чит, ты взял од­но". В про­цес­се ра­боты ав­то­ры пе­рес­тавля­ли сло­ва, обыг­ры­вали сю­жет, иног­да пер­во­началь­ный ма­тери­ал выб­ра­сыва­ли. Пос­те­пен­но, нес­мотря на  кри­тичес­кие за­меча­ния, ру­копись при­об­ре­тала оп­ре­делен­ные очер­та­ния, по­яви­лось наз­ва­ние "Рас­ска­зы клас­си­чес­кой древ­ности". Пи­сате­лям на­до бы­ло соз­дать та­кой текст, что­бы он про­шел че­рез ро­гат­ки со­вет­ской цен­зу­ры. *

Чу­ков­ский счи­тал, что по срав­не­нию с дру­гими за­няти­ями, труд  пе­ревод­чи­ка яв­ля­ет­ся не­лег­ким и дос­та­точ­но слож­ным. Кор­ней Ива­нович кри­тичес­ки от­но­сил­ся к пос­пешной ра­боте За­пад­ных пе­ревод­чи­ков. Он счи­тал, что они пе­рево­дят ра­ди де­нег, ра­ди за­работ­ка, а по­том за­нима­ют­ся собс­твен­ны­ми про­из­ве­дени­ями. Нет, для не­го са­мого пе­ревод был серь­ез­ной и по­чет­ной ра­ботой, ко­торую на­до де­лать мед­ленно  и  об­сто­ятель­но, так­же как хо­рошие пи­сате­ли ра­бота­ют над сво­ими про­из­ве­дени­ями. Бо­лее то­го, он счи­тал, что в пе­рево­де дол­жна быть  дет­ская не­пос­редс­твен­ность, она соз­да­ет осо­бый ко­лорит и при­да­ет оча­рова­ние тек­сту. Ра­боту пе­ревод­чи­ков Чу­ков­ский на­зывал ис­кусс­твом, по­чет­ным, серь­ез­ным и вы­соким. Бо­лее то­го, в сво­ей зна­мени­той кни­ге "От двух до пя­ти" он де­лал уда­рение на не­пос­редс­твен­ности ху­дожес­твен­но­го язы­ка де­тей, на их ори­гиналь­нос­ти, глу­бине и за­бав­ной лек­си­ке. Мно­гим пре­пода­вате­лям язы­ка бы­ло бы по­лез­но из­влечь урок  из то­го,  как Чу­ков­ский опи­сыва­ет язы­ковое чутье де­тей. Не­мало за­пад­ных лин­гвис­тов так и де­лали, бе­ря при­меры из его кни­ги "От двух до пя­ти".

Од­на­ко на­иболь­шее удов­летво­рение дос­тавлял Чу­ков­ско­му  пе­ревод "Листь­ев тра­вы" У­ол­та У­ит­ме­на (аме­рикан­ский по­эт, ре­фор­ма­тор аме­рикан­ской по­эзии; пуб­ли­цист. РЕД). Он час­то воз­вра­щал­ся к этой те­ме,  рас­ска­зывал, как он ра­ботал, как мно­го раз пе­реде­лывал сти­хи и   при­водил мно­жес­тво длин­ных  ци­тат. Еще Чу­ков­ский, как обыч­но шут­ли­во, рас­ска­зывал, как и что он пи­сал в пре­дис­ло­вии к пер­во­му со­вет­ско­му из­да­нию "Листь­ев тра­вы". Он вспо­минал, как до­рево­люци­он­ные кри­тики об­ви­няли его в вы­дум­ке са­мого су­щес­тво­вания аме­рикан­ско­го по­эта. Ко­неч­но, они по­нятия не име­ли об из­вес­тнос­ти У­ит­ме­на. Чу­ков­ский приз­на­вал­ся: "Mне при­ходи­лось при­бегать к прес­тупле­нию", он "улуч­шал" сти­хи, при­давал им бо­лее при­выч­ную фор­му и при­думы­вал риф­мы, и эти риф­мы он на­зывал "прес­тупны­ми". За­тем, что­бы под­держать свою ре­пута­цию сре­ди но­вых со­вет­ских пра­вите­лей, он опи­сывал, как был пред­став­лен вмес­те со сво­ей кни­гой цар­ским са­нов­ни­кам в 1905 го­ду. И что же? На кни­гу об­ра­тили вни­мание, но при этом унич­то­жили ее. Он вспо­минал так­же из­да­теля И.Д.Сы­тина, к не­му, нес­мотря на ми­нув­шие го­ды , он пи­тал боль­шое ува­жение. Сы­тин по­нимал и це­нил под­линную ху­дожес­твен­ную ли­тера­туру, он не сом­не­вал­ся, ка­кие про­из­ве­дения сле­ду­ет кри­тико­вать и ре­дак­ти­ровать, да­же ес­ли со­чине­ние при­над­ле­жит пе­ру из­вес­тных и по­пуляр­ных ав­то­ров. Мно­го раз Сы­тин, бук­валь­но не да­вая по­коя Горь­ко­му, зас­тавлял это­го тем­пе­рамен­тно­го пи­сате­ля сок­ра­щать под­час  рас­тя­нутую про­зу и  ожив­лять сво­их ге­ро­ев.

Ин­те­рес­но бы­ло ви­деть, как Кор­ней Ива­нович, ре­дак­ти­ровал и кри­тико­вал собс­твен­ные ста­рые ра­боты. Нап­ри­мер, од­но прос­тое сти­хот­во­рение У­ит­ме­на, где аме­рикан­ский по­эт серь­ез­но раз­ду­мывал о сво­ей жиз­ни и судь­бе. Та­кие те­мы дей­стви­тель­но бы­ли пред­ме­том для раз­мышле­ния, они тре­вожи­ли по­эта , как на­вяз­чи­вая идея. Чу­ков­ский пос­то­ян­но раз­ду­мывал над сво­им по­нима­ни­ем аме­рикан­ско­го по­эта, на­зывал его "ку­миром сво­ей юнос­ти" и на­писал об этом в пре­дис­ло­вии к сле­ду­юще­му со­вет­ско­му из­да­нию  У­ол­та У­ит­ме­на. Чу­ков­ский ни­ког­да не был удов­летво­рен пе­рево­дом, ка­ким бы за­меча­тель­ным он не был и как бы хо­рошо он его не пом­нил. Внут­ри са­мого Чу­ков­ско­го что-то пос­то­ян­но зас­тавля­ло из­ме­нять и улуч­шать пе­ревод, он ут­вер­ждал, что пе­ревод­чик всег­да был и ос­та­ет­ся ху­дож­ни­ком.

Чу­ков­ский и Баль­монт

Сов­ре­мен­ни­ком мо­лодо­го Чу­ков­ско­го был один из по­этов-сим­во­лис­тов, его твор­чес­тво от­но­сит­ся к пос­ледним де­сяти­лети­ям до ре­волю­ций 1917 го­да. Речь идет о та­лан­тли­вом Кон­стан­ти­не Баль­мон­те, чья вос­торжен­ная и вы­чур­ная по­эзия шо­киро­вала рус­ских чи­тате­лей и кри­тиков. Шо­киро­вала из-за оби­лия мрач­ных пе­рег­ру­жен­ных ме­тафор и слож­ностей язы­ка, ког­да каж­дый чи­татель поч­ти фи­зичес­ки ощу­щал тя­жесть зву­ков, пол­ных ис­то­мы, и бла­го­уха­ние по­эти­чес­ких рифм. Мно­гие кри­тики смот­ре­ли на Баль­мон­та, как на сверх из­не­жен­ную  лич­ность и мо­жет быть, как на сно­ба. По­эзию рус­ских сим­во­лис­тов  он ок­ра­шивал са­мыми не­обык­но­вен­ны­ми от­тенка­ми, его крас­ки бы­ли по­хожи на прек­расные цве­ты. Под­ход сим­во­лис­тов к по­эзии и ли­тера­туре в даль­ней­шем вы­зывал  у Чу­ков­ско­го яз­ви­тель­ные и нас­мешли­вые за­меча­ния. К из­вес­тно­му жур­на­лу сим­во­лис­тов "Ве­сы" ,  воз­никше­му в 1900-1910 го­дах, Чу­ков­ский от­но­сил­ся так­же.  В 1903-1904 го­дах  в пе­чати мож­но бы­ло най­ти пуб­ли­кации мо­лодо­го Чу­ков­ско­го, где он, опи­сывая свои впе­чат­ле­ния об Ан­глии,  по­мещал  кри­тичес­кие очер­ки и сти­хи о по­этах-сим­во­лис­тах и ху­дож­ни­ках-аван­гардис­тах.

Сре­ди элит­ных по­этов Баль­монт счи­тал­ся са­мым из­не­жен­ным, по­это­му его ре­ак­ция на ра­боты У­ол­та У­ит­ме­на  бы­ла до­воль­но не­ожи­дан­ной. Аме­рикан­ско­го по­эта, У­ол­та У­ит­ме­на, от­крыл для рус­ско­го чи­тате­ля Чу­ков­ский. Че­рез три го­да, в 1904 го­ду,  в жур­на­ле "Ве­сы"  Баль­монт пи­сал об У­ит­ме­не, как об од­ном из нем­но­гих ми­ровых по­этов, ко­торые не поль­зо­вались " те­мой  грус­ти как под­хо­дяще­го  нас­тро­ения ….для  дос­ти­жения ху­дожес­твен­но­го  ус­пе­ха, для соз­да­ния гип­но­тичес­ко­го вос­хи­щения"

В по­эзии У­ит­ме­на он вос­хва­лял "ве­лико­го пев­ца жиз­ни…мо­гуче­го бар­да сво­бод­ной Аме­рики, кто как гру­бое де­рево с мно­жес­твом за­путан­ных вет­вей, сто­ял по­доб­но ста­рому вя­зу". Баль­монт под­черки­вал, что У­ит­мен иг­но­риро­вал при­выч­ные для ев­ро­пей­цев фор­мы по­эзии и сво­бод­но вы­ражал се­бя, что впол­не со­от­ветс­тво­вало мо­лодой тран­сатлан­ти­чес­кой рес­публи­ке. Та­кая ха­рак­те­рис­ти­ка рус­ско­го по­эта оз­на­чала приз­на­ние в У­ит­ме­не вы­соко­го  по­эти­чес­ко­го  мас­терс­тва. И Баль­монт взял­ся за пе­рево­ды У­ол­та У­ит­ме­на, так не по­хоже­го  на боль­шинс­тво дру­гих по­этов.  Па­родок­саль­но, но он ре­шил пе­рево­дить по­эмы У­ит­ме­на, ос­но­ван­ные на биб­лей­ской ин­то­нации, на ре­чита­тиве, по­доб­ных сти­хов ев­ро­пей­ские чи­тате­ли поч­ти не зна­ли.  Но Баль­монт имен­но  в  та­ком по­нима­нии ви­дит неч­то со­вер­шенно но­вое. " Биб­лей­ское - есть луч­шее вос­при­ятие сло­ва" по­тому, что оно " от­но­сит­ся к бу­дуще­му, а не  к прош­ло­му".

Ко­роче го­воря, Баль­монт пе­рево­дит У­ит­ме­на в сво­ем собс­твен­ном сти­ле, со сво­ей ок­раской по­эзии. Чу­ков­ский же пе­рево­дит мыс­ли У­ит­ме­на дос­та­точ­но пря­моли­ней­но, во вся­ком слу­чае,  как он их по­нима­ет. Оба пе­рево­да  дос­той­ны  сво­их ав­то­ров, хо­тя и  по­казы­ва­ют раз­ные ас­пекты по­эзии У­ит­ме­на. Ху­дожес­твен­ный пе­ревод пред­став­ля­ет со­бой ком­плексную и слож­ную за­дачу, с раз­ны­ми взгля­дами ав­то­ров  на пра­вила лек­си­ки, на про­яв­ле­ние  смыс­ла  и по­нима­ния ори­гина­ла. От­сю­да не труд­но по­нять, по­чему Чу­ков­ский на­зыва­ет пе­ревод вы­соким ис­кусс­твом, дос­той­ным на­ших луч­ших стрем­ле­ний. При та­ком от­но­шении к пе­рево­ду  вид­на лишь ма­лая часть проб­ле­мы У­ол­та У­ит­ме­на. Рус­ский пе­ревод­чик ни­ког­да не смо­жет по­пасть в ритм пов­то­ров и мно­гос­ло­вия  У­ит­ме­на; хо­тя эк­спан­сивность и зву­ковая ди­нами­ка Чу­ков­ско­го дей­стви­тель­но син­хрон­но от­ра­жались при пе­рево­де аме­рикан­ско­го по­эта.

Чу­ков­ский и Аме­рика

Без ко­леба­ния Кор­ней Ива­нович  выс­ме­ивал и кри­тико­вал мно­гие проб­ле­мы США, ее куль­ту­ру. Го­ды на­шего зна­комс­тва сов­па­ли с пе­ри­одом гру­бой ан­ти­аме­рикан­ской про­паган­ды, ко­торая про­води­лась под эги­дой пра­витель­ства. Как мно­гие со­вет­ские ин­телли­ген­ты, он вос­при­нимал эту про­паган­ду с юмо­ром и нас­мешкой. Наб­лю­дая, как Ми­тя, от­личный спорт­смен, дь­яволь­ски из­би­вал ме­ня в бад­минто­не, он из­де­ватель­ски кри­чал: " Эй, Ми­тя, бей аме­рикан­ских им­пе­ри­алис­тов! Бей! Бей!" Он прек­расно знал, что я по­нимал иро­нию и не ста­ну вос­при­нимать эти сло­ва серь­ез­но.

И на­до пом­нить, нас­коль­ко осо­бен­ным выг­ля­дело его по­веде­ние в тот пе­ри­од, в пе­ри­од офи­ци­аль­ной трав­ли и лжи об Аме­рике. Вся эта трав­ля и ложь слу­жила ис­точни­ком для са­тири­ков  в  по­пуляр­ных анек­до­тах то­го вре­мени. С дру­гой сто­роны, Чу­ков­ский мог ис­крен­не кри­тико­вать аме­рикан­скую по­эзию и в не­кото­рой сте­пени ин­теллек­ту­аль­ную жизнь Аме­рики. За этой сто­роной жиз­ни он сле­дил очень вни­матель­но, в про­тиво­вес го­сударс­твен­ной по­лити­ке Со­ветов, ко­торая пы­тались ис­клю­чить лю­бые све­дения о США.

Он вос­хи­щал­ся аме­рикан­ским  ис­кусс­твом и вы­соко оце­нивал по­пуляр­ность д-ра Сь­юза, аме­рикан­ско­го дет­ско­го по­эта. При этом он кри­тико­вал ав­то­ра "Кош­ки в шля­пе" за мно­гок­ратное  ис­поль­зо­вание од­них и тех же рит­мов, оди­нако­вых, по край­ней ме­ре, на вкус Чу­ков­ско­го. Кор­ней Ива­нович гор­дился, что в сво­их по­пуляр­ных дет­ских сти­хах он умыш­ленно ис­поль­зо­вал не­похо­жие  рит­мы, при­чем    ви­до­из­ме­нял   их  да­же в пре­делах од­но­го сти­хот­во­рения.

Чу­ков­ский кри­тико­вал не толь­ко по­эзию в аме­рикан­ской жиз­ни. Друзья тай­но при­вози­ли ему ро­маны и статьи На­боко­ва. Чи­тая их, Чу­ков­ский ви­дел не­лепые ин­три­ги в аме­рикан­ской на­уч­ной и ли­тера­тур­ной по­лити­ке. Он скеп­ти­чес­ки смот­рел на эти ин­три­ги, по­тому что был дос­та­точ­но про­ница­тель­ным че­лове­ком и по­нимал со­вет­скую по­лити­ку. В этом пла­не лю­бопыт­но пред­ста­вить се­бе, как ви­делась Чу­ков­ско­му по­зиция У­ит­ме­на в от­но­шении аме­рикан­ской по­лити­ки и  об­щес­твен­ной жиз­ни. В твор­чес­тве У­ит­ме­на Чу­ков­ский це­нил кри­тику аме­рикан­ско­го об­щес­тва, или, по край­ней ме­ре, ту часть по­эзии, где мож­но счи­тать, что речь идет о кри­тике. В то же вре­мя он чувс­тво­вал эк­сцентрич­ность У­ит­ме­на - пос­то­ян­ную не­об­хо­димость са­мовос­хва­ления, тен­денцию по­эта к мно­гос­ло­вию при опи­сании важ­ных проб­лем. Я ду­маю, что имен­но Чу­ков­ский смог оце­нить гу­манизм и блес­тя­щие по­эти­чес­кие спо­соб­ности У­ит­ме­на.

Та­лан­тли­вый бун­тарь

Сам Чу­ков­ский был та­лан­тли­вым бун­та­рем, рав­но­душ­ным к кри­тике обы­вате­лей сво­его вре­мени. По­доб­ное рав­но­душие бы­ло пре­иму­щес­твом Чу­ков­ско­го, жив­ше­го в со­вет­ское вре­мя. Кор­ней Ива­нович  от­лично пред­став­лял се­бе, как пре­под­нести это рав­но­душие, что­бы оно не от­но­силось к со­вет­ским ус­ло­ви­ям. Кор­ней Ива­нович знал, что имен­но  пой­мут  со­вет­ские чи­тате­ли, да­же ес­ли пе­ревод­чик не смо­жет пос­та­вить все точ­ки над "i". На­до пред­ста­вить се­бе, что та­ким, кон­фи­ден­ци­аль­ным пу­тем, боль­шинс­тво со­вет­ских лю­дей все и вос­при­нима­ло. За­ву­али­рован­ная пря­мота счи­талась оп­ре­делен­ной си­лой. Ко­роче го­воря,  Чу­ков­ский ис­поль­зо­вал  свои фор­мы пе­рево­да У­ит­ме­на; он по­казал, что мо­жет сде­лать ис­кусный и пре­вос­ходный пе­ревод, что мо­жет из­ме­нить ис­кусс­тво пе­рево­да и как усо­вер­шенс­тво­вать это ис­кусс­тво. Пе­рево­дя У­ит­ме­на, Чу­ков­ский вы­ражал собс­твен­ное от­но­шение к аме­рикан­ской куль­ту­ре и аме­рикан­ско­му об­щес­тву; он вос­хи­щал­ся аме­рикан­ским по­этом, од­новре­мен­но кри­тикуя и ана­лизи­руя его твор­чес­тво. Как по­эт и пе­ревод­чик, Чу­ков­ский был вы­да­ющей­ся лич­ностью, как че­ловек он от­ли­чал­ся теп­ло­той и оба­яни­ем.

______________________________
* Под наз­ва­ни­ем "Ва­вилон­ская баш­ня и дру­гие древ­ние ле­ген­ды" кни­га дол­жна бы­ла вый­ти в 1968 го­ду в из­да­тель­стве "Дет­ская ли­тера­тура",  но на­бор был рас­сы­пан. Пер­вое из­да­ние, дос­тупное чи­тате­лю, по­яви­лось
лишь в 1990 го­ду.