ЖУРНАЛ "ПОБЕРЕЖЬЕ" - В "КРУГОЗОРЕ"

ФИЛАДЕЛЬФИЙСКИЕ СТРАНИЦЫ

Наталья Гельфанд

НАТАЛЬЯ ГЕЛЬФАНД - библиограф-литературовед. Родилась в Москве. В эмиграции с 1987 года. Живет в США, в Филадельфии. Редактор и консультант журнала и издательства "Побережье".

Альманах "Побережье" издается в Филадельфии, США с 1992 года. Это некоммерческий ежегодник, существующий на деньги частных благотворителей и благодаря безвозмездной работе энтузиастов и добровольцев.

С каждым годом "Побережье" набирало силу - выпуски журнала от ста с небольшим страниц скромного формата выросли до увесистых фолиантов, вмещающих до 350 страниц убористого текста и иллюстративного материала. С самого основания определился состав издания. В нем печатаются стихи, художественная проза, переводы, мемуары, публикации архивных материалов, статьи по вопросам литературы, культуры, искусства, философии. Рецензируются многие издания, как выходящие в Америке, так и в других странах, на других континентах.

Вокруг журнала сложилась группа талантливых писателей и художников всех теперешних волн эмиграции и разных возрастных групп. У издания есть и собственный "фирменный знак" - рыба под парусом - символ жизни, и этот выразительный логотип помещается не только на последней странице обложки каждого тома Ежегодника, но и на изданиях, выпускаемых под грифом "Побережья".

 Этим же названием именуется и сообщество творческой интеллигенции, сплоченной вокруг журнала его бессменным издателем и организатором всей работы Игорем Михалевичем-Капланом. Круг наших авторов постоянно пополняется, главным образом жителями разных штатов и городов Америки. Но строгого ограничения не существует, участниками "Побережья" становятся и авторы из ближнего и дальнего Зарубежья, в том числе из Дании, Англии, Израиля, Украины, Японии, Франции, Германии, и других стран (более тридцати пяти). Год от года растет и популярность издания. На "Побережье" подписываются университеты США, Канады, Европы, материалы из Ежегодника печатаются в престижных антологиях, хрестоматиях, сборниках. энциклопедических и академических изданиях. Адрес журнала в интернете: www.coastmagazine.org

Мы хотим представить вам филадельфийских поэтов - авторов журнала "Побережье". 

ВИТАЛИЙ РАХМАН. Поэт, журналист, художник, дизайнер, издатель. Родился в 1945 г. в античном Херсонесе, пригороде Севастополя. Лауреат Всесоюзных выставок по промышленному дизайну. Принял участие в нонконформистском художественном движении, участник Измайловской выставки, за что был выслан из Москвы. С 1980 г. живет в США, Филадельфия. Сборник стихов "Чаша без дна" (1991), "Встречный экспресс" (2007). Печатается в литературных журналах и альманахах США, России, Украины и др. Издатель газеты "Реклама и жизнь", выходящей в Пенсильвании, Нью Джерси, Мериленде др. штатах. Автор антологии "Филадельфийские страницы. Проза. Поэзия", 1998, "Украина. Русская поэзия. ХХ век", 2007, "Побережье. Проза. Поэзия", 2006.

***
Мне кажется порою, что не я,
А тот, другой, из зазеркалья рамы,
Живёт страстями, чувствами и снами,
Оставив мне иллюзию себя,
Осколочности прошлого шаги,
Шуршание от зыбкости мгновенья,
А сам, как отражённые лучи,
Парит, поправ законы притяженья,
И логике изящной вопреки
Наива алогизмами гордится,
По широте безумия души,
Давая мне на землю опуститься.

***
Рыжекудрая Анна сидела напротив.
Свет прохладой сочился сквозь мраморный профиль,
Сквозь прозрачную хрупкость струящихся пальцев,
Сквозь солому зрачков, утопающих в далях.
Её губы, грассируя звуки французским,
Розовели сосками расстёгнутой блузки,
Где стада из веснушек по чувственной коже.
На фламандскую живопись очень похоже.

***
Я ехал ночным поездом.
Мальчик дул на гладь стекла.
Обводя матовое пятно
Пальцем - по океану,
По городу,
Который корёжил
Хребет небоскребами,
Таращился косметикой реклам,
Напрягая усталые вены улиц.
Я ехал ночным поездом.
Город отползал назад.
Мальчик обводил на стекле
Своё отражение.

***
Сутулится зима
В сугробах дум своих.
Никак ей не уснуть
Под телеграф капели.
Разбухшая земля
Вздыхает и молчит,
Тоскуя по теплу,
Откинув шаль метелей.
Сам воздух стал другим,
В нём нагота полей
Слилась с небесной синью,
И новая луна, подснежника белей,
К гусиным липнет крыльям.

***
Июльский день, ленивый, монотонный.
Длиною в тень, прилипшую к забору,
Размяк, не шевелясь, вкушая запах трав,
Развесил облака на нотах-проводах.
Вдруг ветер всколыхнул лоснящийся камыш,
И рыбий всплеск случайный просыпал чешую
Кругами по воде. Вдруг показалось мне,
Что уходящий век, жестокий и печальный,
Слезинку обронил, застынув в янтаре.

***
Осевший снег - холодный блин.
Края подпрелые темнеют.
Гусиный клин, тревожа синь,
В лучах восхода розовеет.
Пар от разбуженной земли,
Слегка задев, качает ветер,
И тени кружево сплели
Для нежной поступи весны,
А день, продрогший от зимы,
Набухшей почкой в солнце метит.

***
Прозрачность мостовых,
Расшитая листвой,
Автобусы, набухшие людьми,
Кубы домов,
Сыреющих картонно,
И светофоры
С мокрыми глазами -
Всё отражалось в небе куполами,
В витринах проплывая монотонно.
Что было серым - просто было серым,
Зелёное впадало в желтизну,
Собака одиноко в урне рылась;
Как ржавчина,
Вонзалась в тело сырость;
Из форточки швырнули
Детский плач,
И он упал,
Разбившись,
В темноту.

***
Сказать невозможно.
Все то, что в груди
Наружу не вырвешь без крика.
Боишься слова расплескать по пути,
Пусть лучше рука вдруг коснется руки,
Пусть губы прильнут к кружевам седины,
Довольствуясь отблеском мига.
О, Господи, слышишь?! Всевышний,
Продли мгновения эти святые.
Средь мрака вселенского
Мамины дни.
И чувства - такие простые!

***
Я тихо умираю без тебя,
осенним ветром сбрасывая листья
отцветших чувств в предсмертной красоте.
Мой оголённый торс готов к зиме,
очистившись от бренности событий.
А ты грустишь в тиши,
мечтая о весне.
Я вглядываюсь внутрь, ты - во вне.
Все "Да" твои, исторгнутые "Yes"
ещё звучат во мне ночною мессой.
Вдыхаю выдох твой,
наполненный, живой,
и хочется забыть, что годы лесом,
осенним холодом, височной сединой...
Душа ещё дрожит любовью и словами,
но мысли ищут глубины покой
в преддверье энтропии увяданий.

***
Прозрачность бледного лица,
углы девичьих плеч,
окна разорванный мираж,
оборванная речь,
животный трепет,
взмахи рук,
летящих в пустоту,
и тот, застывшей страсти звук,
прикованный к стеклу.

А ночь медлительна,
плыла, как сотни лет назад,
и обескровленно луна
ловила чей-то взгляд.

ГЕОРГИЙ САДХИН. Поэт, по профессии инженер-физик. Родился в 1951 г. в Сумах, Украина. Окончил Ленинградский институт точной механики и оптики. Жил в Троицке под Москвой. Работал в институте общей физики Академии Наук. С 1994 г. живет в Филадельфии, США. Один из авторов поэтического сборника "4", 2001 г. Печатался в л итературных альманахах и журналах: "Встречи", "Побережье", "Новый Журнал", "Весла" - США, "Крещатик" - Германия, "Рог Борея" (Ст.-Петербург), "Сибирские Афины" (Томск), "Академия Поэзии" (Москва), "День и Ночь" (Красноярск), "Российская эмиграция: прошлое и современность" (Москва) и др. Лауреат литературного конкурса 2003 г., объявленного журналом "Весла" и газетой "Новый Меридиан" (США). В 2000 г. вышел сборник стихотворений "Цикорий звёзд". Водолей, М., 2009.

УСПЕНСКОЕ

Успенское. И россыпь русских сёл,
и ивы дивные в извивах побережий...
Москва-река медлительна, как Псёл,
из жизни ласковой, мечтательной и прежней.

Сосновый стон, сорочий пересуд,
приречный луг, песчаный спуск пологий...
Спасенья нет - неистово несут
несносные как в отрочестве ноги.

И ветер, завывая вновь в трубе,
и тополя, что ветер укротили,
навязывают трепет по тебе -
тишайший берег теплой Украины.

Воспоминаньем юности упьюсь,
слезливых глаз стесняясь словно срама.
Вперяясь до надрыва - ну и пусть -
в манящие пестроты храма.

О, милый край! На зависть городам
ты поражаешь вольной красотою.
Дано недолго подружиться нам,
я верно этой милости не стою.

Звони, звони во все колокола,
колдуй ветрами, пусть листва клубится.
Я возвращусь, - была иль не была! -
твоим просторам щедрым поклониться.

***
Под вечер леса полоса
повисла тенью за рекою.
И птичьи тонут голоса,
заснув на листьях тишиною.

И погружается трава
в осенний сон,
И разрывается тропа
от криков сов.

Течет замедленно туман
в ложбины из глубин оврага.
А солнце рыжий сарафан
в речную окунает влагу.

***
Окончен день по Божьей воле,
поток машин перед рекой,
как электронный луч, что в поле
магнитных сил горит дугой.

А мост, как монстр, представший Меккой,
паучьи члены растопырив,
стоит гигантской водомеркой
на глади Делавера-ривы

где столб фонарный под дождем,
примеривает эполеты
и капли падают кругом,
как будто мелкие монеты.

***
Проснусь от яркого света.
Балконной двери белизна
качнется от сильного ветра.
На скользкой веревке из льна
провиснет простая рубаха.
Как ласточки, крылья поджав,
прищепки, будто от страха,
уткнутся носами в рукав.

***
Мартовский снег, как седой человек,
многое знает, охотно поможет.
Только открой белизне, что тревожит.
Не из последних наш лыжный забег!

Как раскричались под небом грачи.
Рады жилищам, высоким и шатким.
Ах, как от солнца стволы горячи!
Эй, ваши гнезда как зимние шапки!

                                        Б. Ахмадулиной

Восхищенно гляжу - из парящего снега,
серебрясь одеяньем, проходите вы,
поднимая ледышку - осколочек неба -
к узелку алых губ уголок синевы.
Это вам лишь доступно, желанью в угоду,
прикоснуться ко льду невзначай языком,
и не холод, а просто почувствовать ноту,
снежный вихрь, завивая скрипичным ключом.
Ваш пример заразителен, гордая фея.
Запрокинув беретик, сорву, как юнец,
ледяную сосульку стеклянного змея,
но почувствую лед - а у вас леденец?

***
Осенний полдень тих и полосат
сквозь жалюзи пролился на кровать,
и даль, что так доступна у окна,
напомнила, как ночь была длинна.
Канун повеял запахом берез
когда коснулся проливных волос.
Твоя рука стекала как вода
к моим губам, мила и холодна.
Озябла. Ноги под себя сложив,
ты восседала как в тени кувшин,
манивший пить. Испить один глоток,
что правит миром и пьянит висок.
Всё что сбывалось - было впереди,
и ты заснула на моей груди.

***
Хочу с тобой побыть наедине,
окружность очертить и оградиться,
пусть время остановится во вне
и дождь осенний будет литься-длиться.

Рукой как шарф тепло обвить, -
касанье губ заменит нам признанье, -
а дождь осенний будет моросить
и невзначай угадывать желанье.

Ртом обойти знакомый профиль твой
и на дуге, на память подбородку,
нечайный вдох отметкой голубой
оставить, как отлив роняет лодку.

Где до сих пор причесывает дождь
дверной фонарь всей пятерней рябою
и на стекле пригретых капель дрожь
зову тебя, машу тебе рукою.

                                           А. Лихтеру

Я в Азию вернусь
кочевником раскосым.
Игорь Михалевич-Каплан

Что нового?
Нью-Йорк, Нью Арк, Нью Джерси...
Осенний полдень, прозвенев в окно,
как рыжий пес своей лохматой шерстью
уткнулся в ноги солнечным пятном.
Цыплят по осени считают и бранятся -
они, подбросив квотер как пятак,
отцовского акцента сторонятся
и молча угоняют Понтиак...
А на варенье прилетают осы
и по вечерней розовой росе
приходят группами общительные сосны
на Вашу сторону Калужского шоссе.
Канада не Австралия - пятерка
по географии. И не видать ни зги.
А нам отсюда, из Нью-Йорка
Вы удивительно близки.

***
Этот серый, декабрьский, остуженный лес,
от глубинных щедрот и сквозных откровений,
одарил лебединой рекой, где играет незримый оркестр
и в прозрачной воде стынет стадо оленей.

Дирижируя, ветру прикажет проплыть,
сквозь корявые корни, нагие деревья,
белым танцем, где звезды снежинок парить
у небесных снискают секрета доверье.

***
Наверно, ветер лег вздремнуть на пух небес.
Полуденный покой кузнечик прострекочет.
Залай мой пес, да так, чтоб закружился лес.
Пристрастный взгляд с нас не отводит кочет,
парящий вне времен, как настоящий стих,
настоянный на знойном полдне с кленом.
Всегдашний птичий гомон на ветвях затих,
когда играет пес - весь рыжий на зеленом!

ИГОРЬ МИХАЛЕВИЧ-КАПЛАН. Поэт, прозаик, переводчик, издатель. Родился в г. Мары в 1943 г., Туркменистан. Жил во Львове, Украина. На Западе с 1979 г. Ныне живет в Филадельфии, США. Кн.: "Посадить дерево", 1983, "Окна в лето", 1986, "Утро в зеркале", 1995, "Отраженные дни. Избранное", 1998, на английском языке 2000; "Триада", 1996 и "Приближение", 1999 (сб. трех поэтов). Окончил Львовский полиграфический институт. Издается в России, США, Англии, Канаде, Дании, Германии, Израиле и т.д. Участник сборников и антологий: "Строфы века-II. Мировая поэзия в русских переводах ХХ века", М., 1998; "Украина. Русская поэзия. ХХ век", Киев, 2008, "Библейские мотивы в русской лирике ХХ века", Киев, 2005, "Современные русские поэты", М., 2006, "Российская эмиграция: прошлое и современность" (изд. Научного совета Российской АН), "Антология еврейско-русской литературы. Два века двойного самосознания: 1801-2001", 2 тт., на английском языке, Лондон - Нью-Йорк, 2007, "Земляки" М., 2009, Symposion, 2008 (A Journal of Russian Thought) и многих др.

***
Крылатый конь томится жаждой
в филадельфийском летнем дне,
слетит с серебряной гравюры на стене
в компьютера мерцающие краски.
Проскачет сизым, хладным полем
и будет пить голубизны экран.
Нажав рассвета клавишу тревожно,
он вызовет к себе табунный стан.
Заржав, галопом, отзовутся кони,
пришелец им ответит на скаку,
отдаст свободу крыльев высоту
за ласки кобылицы масти черной.

ПЕРВЫЙ СНЕГ

Снег на небе и земле,
даже голуби и те
                           стали белыми.
Вихрь-поземка поутру
                           гонит тени по двору.
Летят сани за пределы, -
                          на дороге чисты снеги...
Ах, метелица, мети,
                           все дорожки замети.
Слышу ветра-побирушку,
                           воет хрипло, как старушка:
кружит-вьюжит мою долю,
                           я ее не отмолю...
Да, давно уже седею,
                          и зиму я не люблю.

ЦВЕТУТ САДЫ В ИЕРУСАЛИМЕ

Цветут сады в Иерусалиме.
Мои шаги неторопливы
средь буйной радости раскрывшихся бутонов.
И в миражах плывет душистый запах мирры.
Меня тревожит близость колыбели молитвенных домов.
Как просто слово застудить, здесь, на жаре,
где скользкий ветер ищет тени,
как человек - надежду на заре.
Во всех благоухающих соцветьях
приемлю я лишь горький запах трав,
как от работы соль на теле
и как холодный пот от боли.
Как странно: прийти сюда - так поздно,
родившись на Земле.

***
Твое дивное имя - Мария -
плывет по реке моей жизни
млечным путем стихии.
В чистой воде водопада
струятся тысячи мыслей,
которые ты породила.
Повторяю его бесконечно,
словно бессмертное слово,
заклинанье древнего рода -
имя твое, как мое достоянье
- имя матери -
       сердце мое больное,
                        после ухода…

***
Поль Элюар.
                      Париж.
Дождя аллюр,
                       деревьев миражи.
Над Латинским кварталом
пахнет воздухом талым,
шепчет желтая музыка
небылицы про Музу.
За окном - акварельное небо,
и каштан распускается
почками нового века.
Брат мой,
               поэт французской столицы,
в городе моем, Филадельфии,
нет улицы с твоим именем.
Только на полке гнездится
томик стихов, как птица.

***
Когда солнце уходило спать,
твоя рыжеволосая голова
клонилась на мои плечи огнем
                  и оставалась в моих ладонях.
Цвет твоих волос обжигал меня,
руки мои согревались
            и перебирали соломенное пламя.
Огромное солнце опускалось в тишину:
я вполголоса шептал,
                         чтобы не разбудить тебя.
Это было давно, очень давно,
         ты была одета в легкое платье,
                                    как парус на ветру.
Я ушел…
                Я ушел…
                               Я ушел…
Кто подаст тебе прохладную воду по утрам,
            чтобы омыть золотое лицо?
Кто подаст тебе горячее молоко -
            цвета твоей кожи?
Кто подаст тебе апельсин
            цвета твоих рыжих волос?
Кто-нибудь…
                    Кто-нибудь…
                                        Кто-нибудь…
Другой…

CAF? "NEWS" IN MIAMI

Над огромным платаном
на скатерти самобраной
гнездится разрезанный помидор
       с французским сыром "Луидор".
На тарелке - рисунок жар-птиц
среди листьев салата и устриц.
Веером хлеб разложен невинно
у чашки с пенящимся капуччино.
Глазеют на мир осмысленно
два черных зрачка-маслины.
Из-под брусничного сока подливы -
                                   длинный язык -
                                   кусок красной рыбы.
Фрукты лежали отдельно:
дыня, арбуз, манго и сливы.
Над деревом птицы-синицы
                                 сверху еду просили,
блюзово пели про небесные сини.
Старались они неспроста
                                от клюва и до хвоста.

***
Тысячи твоих поцелуев
      стадами быстрых, игривых коней
      пасутся на моей коже -
      озорные и теплые в начале ночи,
      утомленные и прохладные к утренней заре.
И каждый из них разной масти.
Они засыпают со мной и тело, покрытое ими,
как звездное небо, становится бесконечным.
Но вдруг это огромное пастбище нежности
      начинает волноваться,
дыхание превращает их в капли дождя,
      танцующие и поющие,
      и, собравшись все вместе, вдруг оказывается,
что у них есть еще и душа.
У каждого из них своя душа.
Они ласкают меня, поцелуи любви,
      посланники наслаждений.
Они плавятся на теле от каждого твоего прикосновения.
А когда тебя нет,
      я очень бережно пользуюсь их энергией.
В долгие и холодные зимние вечера
      я буду брать твои поцелуи из запасов прошлого
      и осторожно расходовать их
      на вес червонного золота.

***
Повеяло пришедшей желтизной -
                           дожди в Париже!
Ты ждешь меня у станции метро,
       в плаще и с новой стрижкой.
Зажги огонь, открыв свой зонтик
                           красным цветом.
Идем вдоль улицы,
      где дом на пристани у Сены.
Стена, открытое окно, лицо...
Бессмертный дождь, как песнь сирены.

МЕТЕЛЬ

Снежный ангел пел о жизни.
Темный ангел пел о смерти.
В зимнем небе полумесяц
серебрил судьбою вьюгу.
На верхушках рыжих сосен
сонно вскрикивали совы.
Белый ангел до рассвета
сторожил след человека.
Черный ангел в чистом поле
гнал поземку роковую.

УТРО

Здесь воздух комнаты нагрет
ночным дыханием постели,
присутствием беспечных тел
на простынях крахмально-белых.
Разбудит сон до первых петухов,
рассвет забыт в индейском лете,
и скачет лисье солнце в перьях
по кронам заспанных деревьев.
Уходят тени в мир осенний,
Бог утро милостиво подарил.

ПРИГОРОД В ФИЛАДЕЛЬФИИ

Тепло крадется в ранний город,
где бледная, простуженная осень
болеет сменой красок дня.
На улице дома уходят в просинь,
нетронутое солнце без огня,
и дикий сероглазый голубь
рисует утра золотистый профиль.
Холодные лучи по скверу бродят,
светило птица клювом точит,
отогревая заспанных бродяг.

СЕРГЕЙ ЯРОВОЙ. Поэт. По профессии молекулярный биолог. Родился в 1964 г. в Алчевске, Украина. Окончил Донецкий университет. Защитил диссертацию в Институте биоорганической химии РАН. Жил и работал в Москве. Выехал на Запад в 1994 г. Жил во Франции, затем в США. Ныне живет в Филадельфии. Занимается научной работой в Пенсильванском ун-те. Публикуется в зарубежных литературных изданиях.

Сонет № 3

Возвышенным сонетом сделай жизнь,
Отточенным творением поэта,
В ненастье, в счастье ль - равно дорожи
Весны катреном и зимы терцетом.

Познав гармонию небесных сфер любви,
Исчислив алгеброй пропорций совершенство,
Ты истинной любовью назови
Страданья сплав с восторженным блаженством.

Будь всё и вся, будь мудр и весел ты,
И, наконец, пред ликом пустоты,
Омытая слезою вешних гроз,

Росой кровавой, под шипами роз
Рожденной, упадет душа, чиста,
В разверстые объятия креста.
                                        17 марта 2005

ГОСУДАРСТВО

"Чудище обло, озорно, огромно, стозевно и лаяй".
                          В. К. Тредиаковский "Тилемахида"
                          (1766), том II, кн. XVIII. стих 514).
                   (Цит. по: А.Н.Радищев. Путешествие
                                           из Петербурга в Москву.)

Кровавый Идол с именем святым,
Нашедший по нутру себе забаву,
Великих сыновей присвоив славу,
Из черепов детей, убитых им,

Пил кровь, - она дымилась, горяча, -
А мы, свидетели и жертвы этой тризны,
Все поклонялись Идолу-отчизне,
Что пожирал нас с острия меча.

Мы молча заворожено следили,
Как тело Идола родными наполнялось
И бородавками могильными вздувалось,
Обозначая тех, что уходили.

Иные, захлебнувшись паранойей,
Орудьями служили с наслажденьем
Чудовищу, чья сущность- порожденье
Сна разума, предсказанное Гойей.

Другие, все отринувши сомненья,
Свой крест несли без всяких "но" и "если",
Но нового, поскольку не воскресли,
Не основали летоисчисленья.

И легионы мучеников были
Распяты вдоль дороги в "божье царство"
И о душе живые позабыли,
Увязнувши в трясине Государства.

О, Родина! О, чудище обло!
Я помню, озорно ты и стозевно,
И лаяй. Где ж волшебная царевна,
Что поцелует мерзкое мурло?!

Привычно поместит наш новый вождь
Тебя в свой перечень рабочих суеверий.
А сердце продолжает свято верить...
И тихо-тихо за окошком плачет дождь.
                         Октябрь 1987 г., Донецк

РОДИНЕ

Я бы тебя оставил, я бы оставил,
Да не умею ни на минуту, ни на минуту,
Я бы себя заставил, я бы заставил,
Да ни к чему это, всё равно не забуду.

Даже если совсем с другими
Просыпаюсь утром в обнимку
(Имена их не помню, см. подписи
На многочисленных снимках),
Я думаю о любимой, тебе,
Что где-то там, вдалеке,
Может быть, позабыла
И уже не помнит об одном чудаке,

Который любил её... Боже!
Это было давным-давно...
Ну, а может быть, тоже?..
Может быть, ей не всё равно?
6 ноября 1994 г., Париж

Девушке, делающей наброски
карандашом в Cit? universitaire

Нарисуй мне это дерево в мой сад,
Ни о чём другом тебя я не прошу,
В сад, замёрзший много лет тому назад,
Но чьим воздухом я до сих пор дышу.
Нарисуй мне это дерево весной,
Нарисуй мне его радость и цветы,
Нарисуй, как осенью домой,
В землю, возвращаются листы.
Нарисуй, как это дерево дрожит
Одинокое зимою на ветру,
Нарисуй, как наше время пробежит,
И однажды не найдут нас поутру.
                   29 ноября 1994 г., Париж

ТЫ СТОЛЬКО РАЗ МНЕ ОБЪЯСНИЛА ВСЁ…

Ты столько раз мне объяснила всё,
Что и сама смогла поверить в это.
А я молчал, любил, читал Басё
И провожал печаль больного лета.
Молился за тебя, переживал,
Не принимал нелепых извинений,
И выносил меня девятый вал
Опять к тебе, мой злой и добрый гений.
Большие чувства. Тихие слова.
Простая жизнь. Спокойная отрада -
Знать, что ты есть, что боль моя жива,
И помнить: в этом - высшая награда,
Доступная живому существу,
Священно соблюдающему горе,
И, прикоснувшись к нашему родству,
В нём раствориться, как в безбрежном море.
                                   14-16 января 2001 г.

МОЁ СЕРДЦЕ

Моё сердце у Бога в ладонях,
Я Его ощущаю дыханье,
Снов далёких потусторонних
Вижу я наяву очертанья.
Моё сердце в ладонях Божьих,
Моё сердце в Предвечном Доме,
Ты взгляни: вечный Свет здесь - тот же,
Ничего нет, любови кроме...

Бог хранит меня. И в бессонье,
Проносясь через ад и муки,
Я, вглядевшись в Его ладони,
Узнаю в них любимой руки.
                      17 июня 2001 г.

ДРОЗД

Кто объяснит мне, зачем мы живём на свете этом?
Верите ль вы, что каждый из нас рождён поэтом?
Поняли ли, что велик только тот, кто познал потери?
Как осознать, что достигли мы, чего не хотели?
В чём смысл всего? О, как много написано в книгах!
Помните ль вы, как дрозд по полянке прыгал?
Знали любовь? Босиком по пенному шепоту моря?
Преданный друг удержал на краю бездонного горя?
Жили ли вы? До сих пор не найти ответа.
После зимы не для всех приходило лето.
Там, за стихом, - отражением наши души.
Ну, а потом? Разговор ни о чём не нужен...
                      10 сентября 2001 г., Бостон-Хьюстон

БЕЗ ИМЕНИ

Не обращай на меня ты внимания, лира.
Я просто пьян своей старой, забытой любовью.
Мне маловато обычного пошлого мира,
Да и устал я уже от пустого его многословья.

Разве ты знаешь, кто я? И с кем ужинал я в этот вечер?
Разве ты вспомнишь, с кем ночь провела ты в Париже?
Тени твоей я сознаюсь, теряя дар речи,
В том, что узнал о тебе в этот вечер бесстыжий.

Я никогда, никогда, никогда не... А впрочем, ты знаешь.
Многое годы сотрут и, конечно, расставят
Всё по местам. Но в одном из миров ты - святая.
Кофе, кафе, Valrhona Caraїbe, горько-сладкая вечная память.
                              Le 16 octombre 2001.  Fait ? Paris, France.

ДЕКАБРЬ

Декабрь печальный, сиротливо тонок,
Клин диких уток провожал слезами,
А мне Ваш милый вспомнился котёнок,
С большими, удивлёнными глазами...
Как расстоянье между мной и Вами.
                          26 декабря 2002 г.

ВОЛШЕБНЫЙ ВОЗРАСТ

Мама, кто вздыхает там, за дверью?
Это души мертвых, ты не верь им.

А в лесу хохочет кто и плачет?
Это леший путников дурачит.

Что-то долго не приходит папа…
Может, снова повстречался с каппой1.

Что за странный запах от камина?
Коготь лепрокон коптит совиный.

А наш домик не сожгут драконы?
Спи, они запрещены законом.

Мама, что за свет там у порога?
Просто ты еще способен видеть Бога.
_________________________
1 Мифические существа японского фольклора, водяные.
                                14 сентября 2004 г.

 

ФИЛИПП БЕРМАН. Писатель, драматург. Родился в Москве в 1936 г. Кандидат технических наук. На Западе с 1981 г. Живет в Филадельфии, США. Участник и составитель антологии "Каталог", за что был изгнан из СССР (издан за рубежом в 1982, изд. "Ардис"). Роман "Регистратор" вышел 1984 и 1991 гг. Рассказы печатались: в журналах "Время и мы", "Континент", "Третья волна", "Стрелец", "Побережье" Мир Паустовского", "Человек и природа". Участник антологий "Русская Зарубежная проза" (Венгрия и Россия), "Филадельфийские страницы. Проза. Поэзия", 1998; "Антология еврейско-русской литературы. Два века двойного самосознания: 1801-2001", 2 тт., на английском языке, Лондон - Нью-Йорк, 2007 и т.д.

***
Первый вечер
Ты бежишь навстречу
Первый вечер
Это значит встреча
Снова вечер
Это тоже встреча
Каждый вечер
Это просто встреча

Первая комета
Это все рассветы
А еще комета
Это полрассвета
А потом комета
Это лишь подсветок

А летящая звезда судьба
А затихшая вода тоска
Только первая вода чиста
Только первая звезда судьба
А потом идет вода мутна
А потом летит звезда беда

А я все бегу навстречу
В каждый вечер
А я все бегу навстречу
В каждый вечер
И во все кометы как в рассветы
Даже в те кометы где подсветок
И под белую судьбу беду
Как под лучшую судьбу бегу

Умываюсь я водой речной
Умываюсь я водой второй
И мутнеет голова моя
До чего же та вода чиста

А я все бегу в рассветы
А я все бегу в кометы
И в прозрачные ручьи бегу
Может камни там янтарные найду

РЫЖИЕ СКРИПКИ
                                       Асе

Были руки без звука
И глаза из разлуки
И дрожащие плечи
Как дрожащие свечи

И темнели пролеты
Белых лестниц разлеты
И глазные овалы
Луговые провалы

Только рыжие скрипки
О весне всем кричали
И зеленое солнце
Тихо в небе качалось

И у нас под ногами
Как по серому скальпу
Зеленела травинка
Над умершим асфальтом

Зеленела рождалась
у нагретого камня
И неслышно стонала
И неслышно дрожала

От весны и от скрипок
И от желтых разлетов
От весеннего крика
От глазных поворотов

А потом стало тихо
Только губы обмялись
И зеленое солнце
Тихо в небе качалось

И травинка под нами
Шевелила губами
И неслышно стонала
И неслышно дрожала

От весны и от скрипок
И от желтых разлетов
От весеннего крика
От глазных поворотов

Только рыжие скрипки
О весне всем кричали
И зеленое солнце
Тихо в небе стояло

***
А по утру
Когда придет ответ
Я встану рано
Помолиться Б-гу
Возьму немного хлеба на дорогу
И вдаль уйду
Встречать Его рассвет

        Игорю Михалевичу-Каплану

Гитарный звук,
Разорвана струна.
Разбилась ртуть.
Нет, не струна,
Свербящая тоска,
России путь.
Нет, не тоска,
А в срубе вековом
Он брагу пьет.
Нет, не мужик,
Упавшая сосна,
Ветвями льнет.
Нет, не сосна,
Электроснег
Глаза нам жжет.
Нет, то не снег,
А вихря стон
В степях идет.
Нет, то не стон,
А Русь, а Русь,
Мессию ждет.

                                                                Асе

Мне кажется, что я бегу по молодому лесу
Лес это ты
И я живу в лесу
Я прибежал к березе к молодой березе
Ты помнишь ведь была береза
И выпитый овальный туесок березового сока
И был зеленый луг и новая береза из леса
И влажная земля под тяжестью листа
Без веса

И я бегу легко, я чист перед тобой, по лесу
Оставим прошлое при входе в новый лес
И вынесем хлысты подрезанных стволов
Чтобы зажил надрез
И снова, уж в который раз,
Мне кажется, что я бегу по молодому лесу
Лес это ты и я живу в тебе

Среди ветвей
И неба и земли
Тебя встречаю исчезая,
Как плоть земли и вес листа
Мы замечаем и не знаем