Майдан и не только

НОВЫЙ АВТОР "КРУГОЗОРА" О СЕБЕ.  Я, Владимир Алтунин, родился в 1959 году в Киеве, где прожил всю жизнь. Учился в Киевском институте иностранных языков. Занимаюсь литературным творчеством.

САЖА    

   Поезд метро выскочил из тоннеля и остановился. Зашипели, и с резким стуком открылись двери, впустив морозный, но сырой воздух  от не полностью скованного льдом внизу  Днепра. На пустынном перроне фонари, пробиваясь сквозь утренний туман,  светили отвратительным мертвенно-желтым, размытым светом.  В воздухе кружились редкие мелкие снежинки, словно раздумывая, где им приземлится. 

   На этой остановке зимой почти никто не входил и выходил, и люди в вагоне даже не шелохнулись. Это летом здесь всегда столпотворение- рядом знаменитый, бур- лящий, вечно пьяный рынок Бухара, где большинство киевских рыбаков отоварива- ются кормом и снастями перед рыбалкой. А какая сейчас рыбалка, больше месяца стоит майдан, идут ожесточенные столкновения спецназа и протестантов, и уже пролилась первая кровь. В прилегающих к центру районах, под охраной ментов ору- дуют банды бухих и обкуренных заезжих гастролеров с битами, цепями, даже с ору- жием, нападая толпой на безоружных людей, избивая их, калеча без малейшего по- вода, или просто за то, что они киевляне.

Вагон был заполнен наполовину, сидячих мест почти не было, и несколько чело- век стояли, держась за поручни. Было семь с лишним часов утра, и большинство пассажиров ехали на работу с правого берега на левый. Народ был угрюм и мрачен,  в воздухе чувствовалось какое-то нехорошее напряжение и предчувствие большой беды, и мысли пассажиров были там, в центре города, где решалось будущее их страны.

Лишь один человек улыбался на весь вагон, и все временами бросали на нее любопытные взгляды. Это была совсем юная хрупкая девушка, она положила голову на плечо своему спутнику и спала, сладко улыбаясь. Наверняка, ей снилось что-то радостное и приятное, и она в своих чудных снах была далеко-далеко от того кошмара, от которого сейчас ее уносил поезд. Парень тоже был совсем молод, он щурил слипающиеся, воспаленные от дыма покрышек и слезоточивого газа глаза, и изо всех сил старался не уснуть.

   В ушах у него стояло эхо от грохота стальных бочек, которые протестующие ис- пользовали как  барабаны, чтобы поддержать боевой дух, ему дико хотелось каш- лять, горло противно шкребла сажа, которой он вдоволь наглотался этой дикой ночью, и он с трудом себя сдерживал, чтобы не побеспокоить свою спутницу и не раскашляться. Через две остановки они выйдут, он ее проводит до дома, благо что она живет рядом с метро, снова в поезд и через двадцать минут он у себя, горячая ванна и под теплый верблюжий плед на несколько часов - вот это кайф! А сейчас са- мое главное не дать себя затащить в этот сладкий и вязкий омут, кажется можно закрыть глаза на минутку, и ничего не будет, но он хорошо знал, стоит только опус- тить тяжелющие веки, и ты тут же надолго провалишься в мягкую теплую бездну, из которой уже быстро не выбраться.

    Он не спал уже пятую ночь. Их он провел на Майдане, где уже шли настоящие бои, и лишь утром, когда спадало напряжение и становилось понятно, что спецназ уже не полезет на штурм их баррикад, и начинали стягиваться люди со всего города, он спускался в подземку и ехал домой отсыпаться.  За эти ночи он приобрел опыт, и стал уже, как он считал, опытным бойцом. Он уже знал как спасаться от слезоточи- вого газа, что делать с упавшей под ноги дымовой шашкой, светошумовой грана-

той, и как правильно швырнуть коктейль Молотова. Он научился метко швырять бу- лыжники и пользоваться пращой, что оказалось не так уж и просто. Но все эти дни он все же предпочитал булыжник, благо весь Крещатик выложен этим чудо-оружи- ем.

    Чуть в стороне от них стоял интеллигентного вида мужчина с портфелем, и вре- менами посматривал на них, из под толстых очков в роговой оправе. Он уже понял, откуда едет эта пара, и что время они там провели явно не на кухне. У обоих на ру- ках были ссадины,  в их кожу въелась сажа, хоть они и пытались ее отмыть, а от скромного девчонкиного маникюра не осталось и следа.

    Всю ночь она таскала покрышки и булыжники, даже сначала пыталась их ковы- рять, но это у нее не вышло, пару раз попробовала их швырнуть за баррикаду, но только вызвала у всех  искренний смех.

   Когда она появилась вечером на баррикадах в сером кроличьем полушубке, белой вязаной шапочке и сапожках на каблуках, у него сразу поднялось настроение, и он притащил ей телогрейку, брезентовые рукавицы и валенки с галошами, показав как мотать портянки.  Уже ночью она принесла ему горячий чай, и они, обжигаясь, сидя на корточках в закоулке за горой какого-то мусора с жадностью его пили в короткую минуту затишья между атаками спецназа.

   Прекратился бой металлических барабанов, какой-то парень залез на бочку, и на невесть откуда появившемся саксофоне к всеобщему восторгу исполнил несколько пронзительных мелодий.  Познакомились. И за всю оставшуюся ночь они больше не присели и перебросились только парой фраз. А ночь эта была действительно тяже- ла, но к утру спецназ выдохся, и после нескольких ожесточенных штурмов стало яс- но, что они и сегодня выстояли. К утру девчонку покачивало от усталости, да и ему не мешало поспать пару часов. Она предложила ему подвезти домой на машине, которую оставила в переулке выше Майдана, и он с радостью согласился, ведь дев- чонка была очень мила. Но у них ничего не получилось. Когда они подошли к маши- не, то увидели, что бедняга имеет жалкий вид. Ее кроха Дэу Матиз уныло стоял, опустив нос на пробитых передних колесах, зеркала заднего вида были выкорчева- ны с корнем, а на капоте вмятина, скорее всего от бейсбольной биты. Их, наверное, вывел из себя национальный флаг на лобовом стекле, и свою ненависть они вы- плеснули на малыша. 

   Девчонка расплакалась, впервые за эту ночь, но он ее успокоил, пообещав после обеда ей помочь. Здесь ничего не было страшного, снять колеса, отвезти на шино- монтаж и установить обратно, а без зеркал можно аккуратно до дома доехать. Она приняла его предложение, и они поехали домой на метро, которое уже открылось, благо оба жили на левом берегу.  

   Парень с трудом продолжал борьбу со сном и размышлял о том, что же заставило бросить работу, встать на баррикады и взять в руки булыжник, наркомовский кок- тейль, ведь в жизни он считал себя спокойным, уравновешенным человеком. Что же его так достало? Ведь завтра он уже собрался идти на защиту баррикад с оружием.

    А ответ был прост. Ему просто не хотелось в зону, в которую целенаправленно последние годы превращали его страну. Ну не хотелось ему, чтобы его превращали в быдло, прожить жизнь под дешевый шансон и смотреть как уничтожают его люби- мый Город.

   А эти его уничтожали варварски, и город мучительно умирал, почти не сопротив- ляясь. За свою пятнадцативековую историю ни одни захватчики не натворили здесь такого, как за последние годы эти уроды. Причем все это творилось как бы без злобы, лениво-равнодушно, ничего не боясь и не обращая ни малейшего внимания на его историю, ауру и людей, в нем живущих. Они пришли сюда вместе со своим паханом с самодовольной рожей в страусиных туфлях, с  многочисленной ордой всевозможной челяди зарабатывать деньги, и им на всех и все было глубоко поло- жить с прибором.  Даже коммуняки за семь десятилетий не смогли его изуродовать так, как эти. Их баба с мечом уже смотрелась даже ничего и не вызывала уже тако- го раздражения на фоне рядом выросших на холмах и  претендующих на изыскан-

ный вкус  чемоданов. Как кроты они вгрызлись в святые днепровские кручи, и теперь эти холмы с натыканными на них уродливыми коробками каких то астероидов, напо- минали ему кладбище.

   А на Майдане он понял, что не одинок в своих чувствах. Десятки тысяч киевлян вечером шли на Майдан, и одна из причин, которая их туда вела, было желание сохранить свой Город. Громкий набат звучал от  барабанов-бочек, первый после монголо-татарского ига зовущий горожан защитить свой Город, и этот призыв был ими услышан.

   Прошедшим летом он в выходной день оказался на родном Печерске- здесь он родился, вырос, здесь пролетели юношеские годы. Увиденное повергло его в шок. Вместо ясель, что возле Дома Офицеров, в которые его и сестру водила мама- офисный центр, на месте детского садика в Аскольдовом переулке- громадный монстр, вот-вот готовый накрыть собой Аскольдову Могилу, а от его школы на Бес- сарабке не осталось и следа.

   На  Парковой Аллее этот пахан отгрохал себе вертолетную площадку и прямо через парк проложил к ней персональную дорогу, чтобы быстрей перемещать свою задницу.

   В этот день он не внял китайской мудрости: не возвращайся туда, где ты был счастлив. А детство и юность ведь самые счастливые годы. За это и поплатился.

   У него не было к ним всем ненависти. Все таки ненависть - это очень сильное чувство. Было лишь презрение и брезгливость, похожее на то, как он когда то давно испытал на тропинке у пруда, наступив босиком на скользкую холодную жабу. Он презирал заполнившую его Город быковатую элиту, гоняющую по тротуарам про- хожих на своих гигантских тупорылых черных джипах, и отвращение к ментам, кото- рые стали продажней  последних трассовых шлюх.

   Опять открылись двери, и ворвался резкий колючий ветер. Парень слегка поежил- ся. Ветер был их союзником последние дни. Все это время он был на их стороне. Он дул в любую сторону, только не на них: на спецназ, в бок, вверх, куда угодно, но только не на защитников баррикад. И вот не верь после этого в провидение, все говорили, что даже силы стихии на их стороне сейчас в этой схватке со зверем.

   В вагон вошла модная дамочка неопределенного возраста из-за количества уло- женной на лицо косметики, села рядом с нашей парой и гордо осмотрела вагон. Остановив взгляд на соседях, она потянула носом воздух, брезгливо скривилась, взглянула на парня с девушкой, поморщилась, встала и пересела на свободное место в конце вагона. Повернувшись к сидящему рядом мужчине, она доверительно прошептала:

       -Ужас! От них так воняет горелым!

   Мужчина отрицательно покачал головой:

       -Это не вонь, мадам. Это запах свободы!

   Дамочка удивленно взглянула на соседа, нахохлилась, поджала губы, глянула в свое отражение в стекле напротив, поправила прическу и уперлась взглядом в рек- ламу свечей от геморроя.

   Объявили следующую остановку,  парень тряхнул головой, прогоняя сон, взял за руку спутницу и слега сжал ее ладонь. Девушка открыла глаза, и улыбка исчезла с ее лица. Он что-то шепнул ей на ухо, они встали, и держась за поручень, направи- лись к выходу. Поезд замедлил ход, остановился, и они вышли на перрон. Сзади раздался голос:

       -Молодые люди!

   Они оглянулись. Перед ними стоял мужчина из вагона в очках. Он переминался с ноги на ногу, явно испытывая неловкость. Наконец, он выдохнул:

       -Я хотел попросить у вас прощения…

   Парень недоуменно на него взглянул воспаленными глазами:

       -Это за что же?

   Мужчина покраснел:

       -За трусость.

   Развернулся, затолкал портфель подмышку, и, не поднимая головы, быстро пошел по перрону.

   Они удивленно смотрели ему вслед. Девушка подняла голову и заглянула парню в глаза:

       -Странный. Послушай, у меня мама ушла на работу, я тебе постелю у нее в

       комнате на диване, что ты будешь время терять на дорогу, поспим пару часов,

       заберем машину, и снова на Майдан. Хорошо?

   Парень не раздумывал, ему очень не хотелось с ней расставаться.

       -Конечно…

   И они быстрым шагом направились к выходу.

   Вокруг их спешили на работу, и по своим каким то делам люди, город продолжал жить своей жизнью, и лишь над киевскими холмами поднимались густые клубы чер- ного дыма от горящих на Майдане покрышек.

ШЕРБУРСКИЕ ЗОНТИКИ

   Сегодня мы пили чистый спирт. Притом спирт не простой, ширпотребовский какой то там с завода, или медицинский,  а удивительного происхождения. Это был леген- дарный авиационный продукт, применяемый в родных Военно-Воздушных Силах для омывания фюзеляжа самолета, чтобы избежать оледенения. Из всех спиртов, применяемых в стране для потребления внутрь, он считался самым лучшим, ведь у нас на оборону всегда шло все самое качественное. Именовали его в народе "баль- замом" или "массандрой", а пили в родной Советской Армии и на прилегающей к ней территории с превеликим удовольствием все: от генерала до рядового. У Кеши шурин был адъютантом командующего воздушной армии, и иногда делал родствен- нику приятные презенты. Ну что еще может подарить мужик мужику в знак благодар- ности за отремонтированный телевизор? Притом имея неограниченный доступ к та- кому сокровищу.

    Кайф от него был необычным: мягок, благороден, неагрессивен, пробуждал тягу к приключениям и высокоинтеллектуальным длинным разговорам, пробивал на лю- бовь к искусству и всему прекрасному. К отрицательным свойствам нужно отнести лишь трудно побеждаемый  утренний сушняк, а так напиток  на все пять баллов. Если бы его еще на клюквочке настоять, то можно пить и не запивая-  вообще баль- зам на раны. Но настоять его на клюкве нужно время- а кто же будет ждать, когда привалило такое сокровище?  Мы же, сегодня пили его, не разбавляя, выделы- ваясь друг перед другом в умении удержать в себе рвущийся обратно на свежий воздух продукт, словно ему противно было заканчивать свою жизнь в наших утро- бах. Запивали  его, как положено, лимонадом "Буратино", и загрызая картошкой в мундире с солью, тонко порезанными дольками свеженького сала, и молодым зеле- ным лучком. Супер. Каждый, выпив, старался не скривится, выждать как можно бо- лее длительную паузу, как можно медленнее взять фужер с лимонадом, и сделать небольшой глоток, слегка потушив бушующий в глотке пожар, и лишь через минуту-другую запив как следует.

   Литровая банка на столе, как монумент в честь бессмертия и величия рок-н-рол-  ла, радовала наши глаза, в ней еще была где то половина, и нам уже было ну очень хорошо. Жизнь была прекрасна, а фантастически дивная музыка Роджера Уотерса, с его   акустическими экспериментами,  плывшая  из гигантских колонок, стоящих по углам небольшой Кешиной комнаты, была просто бесподобна.

   Но собрались мы сегодня не ради спирта- хотя и это тоже весомый повод. Собра- лись  мы у Кеши  для того, чтобы писать на магнитофон  музыкальный шедевр. В  прошлом году вышла плита "WISH YOU WERE HERE", нашей любимой группы "PINK FLOYD", которая тут же нам окончательно свернула оставшиеся мозги. Ниче- го подобного мы еще не слышали, и у нас просто поехала крыша. Предыдущие альбомы у Флойд тоже были аут, но этот был просто абзац. Мы уже разжились ра-

нее  записями  этого концерта, но не лучшего качества, и вот теперь я приволок плиту в идеальном состоянии, чтобы сделать каждому на бобину качественную за- пись на хорошей Кешиной аппаратуре. Писали с  хорошей вертушки "Радиотехника" на шикарный магнитофон "Ростов".

   Приятная мужская беседа за столом тянулась не спеша, под потолком стелились причудливые полосы табачного дыма, за окном ветер шевелил ветви громадного тополя под окном, а Роджер Уотерс под свои волшебные, посвященные Сиду Бар- рету  аккорды, всех приглашал в систему.

   За столом нас восседало трое: я, Кеша и Бузя. Мы были старыми друзьями, и нас объединяла не только многолетняя  дружба, но и любовь к рок-музыке и хорошему бухлу. Сегодня был выходной день, за окном жара, все или на пляже, или на приро- де, а мы сидим в киевской  квартире и пишем великую музыку,  разбавляя ее отлич- ным спиртом, все таки жизнь- прекрасная штука, если не смотреть на нее трезвыми глазами!

   Процесс шел уже  часа два, писалась третья, последняя копия,  мы все уже были как надо, еще немного, и можно будет рвануть на родную "Кукушку" на склоны Днепра, полироваться прохладным пивом третьего пивзавода,  с прикупленной по дороге в "Океане" необыкновенной, испускающей легкий нежный жирок золотистой скумбрией.

   Бузя начал рассказывать опять какую то сказку, мы лениво его еле слушали, при- выкнув за долгие годы к его бредовым  фантазиям. Сегодня был день фантазера. С одной стороны в уши влетали фантазии Уотерса, с другой Бузи.

   У нашего друга Бузи был один существенный недостаток, я бы даже сказал, что это был порок.  Он был рассказчик. Но не в том смысле, что человек  любит что то рассказывать, нет, ему просто экспромтом в голову влетал какой то бред, и он тут же начинал на полном серьезе нам его озвучивать, а через пять минут он уже сам ве- рил в то, что только что наплел. И никаких угрызений совести.  Абсолютно.

   Никакого меркантильного интереса у него в этом никогда не было, в голову ему могло прийти все что угодно, а фантазия у него была безгранична. При этом  смотрел на собеседника своими наивными круглыми честными глазами, что так и хотелось ему сразу же поверить. Три самые бредовые сказки стали притчами во языцах на Печерске, но он несколько лет продолжал их нам втирать, прибавляя лишь все новые подробности. Он утверждал, что видел НЛО в телескоп Дворца Пионеров, целовал руку Индире Ганди, когда та посетила Киев и шла на прием в горисполком от машины, и что он является последним из оставшихся в живых потомком крымских готов.

   Еще в  школе за это регулярно получал по шее, но без толку, результат был нулевой,  такая у него была натура, что поделаешь, ведь он был нашим другом, мы его прощали,  лишь изредка награждая подзатыльниками, что бы его сильно не за- носило. Перестал он только получать после того, как общесоюзный  журнал "Юный Техник" опубликовал один его фантастический рассказ про каких то монстров с Лу- ны, решивших  изничтожить все человечество, его расперло от гордости, он важно заявил,  что является творческой личностью, и ничего не может с собой поделать, так  живет в другом мире, а мы все ничего не понимаем в творческом процессе.

  Он продолжал писать рассказы, изредка его печатали,  мы же прекратили руко- прикладство, в глубине души надеясь, что может, из него  что то и  получится. Годы шли, Бузя не менялся, а терпение наше все таки имело свои пределы, и после последних двух последних особо бесстыдных, с нашей точки зрения выдумок, мы договорились при первой возможности его проучить.

   Из нас троих он был единственный женат, у него была милая жена Татьяна, жили

они дружно, как ей удалось привыкнуть к его шизам- для всех нас было загадкой.

   Недели две назад мы вечерком завалили к нему домой с флакончиком неплохого бренди "Слнчев Бряг". Татьяны еще не было, мы расположились на кухне, ожидая, что он сварганит нам какой нибудь легкий закусон. Бузя открыл холодильник,ос- мотрел содержимое, и заявил, что поссорился с Татьяной, и они даже уже подели- ли холодильник, верхняя часть его, а нижняя супруги. Я тут же задал вопрос, чьи  харчи на двери холодильника, и по отведенным тут же в сторону глазам понял, что опять брешет, сволочь.

   Он порезал сыр, лимон, и мы через пять минут превратили кухню в газовую камеру от табачного дыма, несмотря на открытое окно. Через двадцать минут от бренди ничего не осталось, и мы лениво трепались, так как уже порядочно не виделись.

   Через полчаса в дверях выросла  Татьяна, как ни в чем не бывало поцеловала наклонившись вскочившего Бузю в щеку, так как он был на полторы головы ниже ее, а мы впали в ступор, она была на сносях, и срок уже был порядочным. Кеша схватил полотенце, и начал разгонять табачный смог, я извинился за то, что мы накурили, и влепил Бузе подзатыльник, но это ему было как мертвому припарка. Татьяна присе- ла с нами и тут же рассказала как любимый муж недавно и ее поставил  в неловкое положение. В поликлинике ей дали направление на анализы, а Бузя заявил, что при беременности необходимо анализ мочи сдать не менее трех литров. В течении не- скольких дней она собирала нужное количество, а затем поперла трехлитровую бан- ку в лабораторию. Когда она выставила ее  на стол, лоборантка чуть не упала со стула, а вся поликлиника еще очень долго приходила в себя от хохота. Словом, этот подлец  достал уже и ее, и наше решение как нибудь его проучить окрепло еще  больше, а оправданием нам должно было стать, что у него ожидается  пополнение, и негоже родителю заниматься подобной херней, что за пример детям?

   О том, что именно сегодня представиться подходящий случай, никто не подозре- вал, мы продолжали кайфовать, тащась от давления на уши с сотни децибел из Кешиных колонок-  монстров.

  Я вышел из комнаты на несколько минут, а когда вернулся, то увидел под стулом в углу сверкающие два злобных ярко-синих глаза и вспомнил, что мы здесь не одни. Под стулом сидел, затаившись, знаменитый  Кешин сиамский кот, с красноречивым ласковым  именем Рекс. За все это время он даже не показался на глаза, так мы бы- ли ему ненавистны. В его глазах без труда читалось дикое желание нас всех порвать на мелкие кусочки.  Характер у Рекса был как у бультерьера, если ему что то не нра- вилось-  нападал, не раздумывая, не только царапаясь, но и кусаясь. Хозяевам же был предан, ласков, лишь органически не переваривал  запаха спиртного.  А пос- кольку сегодня в квартире царствовал аромат девяностошестипроцентного спирта, то и настроение у Рекса было соответствующее.

   Я наклонился, и попытался что то просюсюкать бедному котяре, когда меня оттес- нил Бузя и попытался вытащить кота из под стула, но безрезультатно, отделавшись лишь несколькими царапинами.

   Кеша, пуская дым кольцами в потолок подмигнул мне и предложил Бузе:

        - Поиггай ему на гобое, он обожает музыку, может, он с тобой подгужиться.

   Кеша когда то закончил музыкальную школу по классу гобоя, и тот важно висел на стене над диваном.

   Бузя снял трубу, повертел в руках, надул важно щеки и начал выдавливать из нее какие то аккорды. Через пару минут разминки, наши уши испытали облегчение, он прекратил дико фальшивить, у него начало кое что получаться, он сам видно остал- ся доволен, присел на корточки, и начал играть знаменитую мелодию Мишеля Лег- рана из фильма "Шербурские зонтики". Котяра мгновенно выскочил из под стула и забился в ближайший угол у окна. Кеша еще поддержал Бузю:

        -Вот видишь, ему нгавиться, пгодолжай!

   Бузя наклонившись,  как заклинатель змей, покачивал трубой из стороны в сторо- ну, продолжая играть, Рекс весь съежился, вжался спиной в стену, казалось, что ес- ли бы он мог, он бы в ней растворился. Глаза налились кровью, он напрягся, выгнул спину, шерсть встала дыбом, а тот продолжал извлекать приятные, с его точки зре- ния, аккорды, приближаясь все  ближе и ближе к его морде.

   То, что Рекс терпеть не мог звуки трубы, это еще пол-беды, он очевидно, еще был ярым фанатом хард-рока, к которому его приучил Кеша, и даже из за волшебной музыки знаменитого француза он не мог ему изменить. А Бузя продолжал играть…. 

   Наконец, закаленная нервная система Рекса не выдержала, он взвизгнул, и с места прыгнул Бузе на голову, оттуда на тумбочку, к нам на стол, пронесся по нему как пуля, сбивая фужеры, и исчез за дверью, войдя в поворот с шиком как мотоцик- лист, лихо наклонившись набок.  

   Бузя жалобно посмотрел на Кешу и глянул на свое отражение в зеркале серванта.

Все лицо у него было исцарапано до крови, словно тетрадка в косую линеечку, слава богу, что Рекс не задел глаза:

        -С чего это он?

        -Это тебе наука. Я гешил пофантазиговать, может же и у меня быть такая сла-

        бость? Захотелось…

   Бузя смотрел на нас удивленными  глазами, казалось, еще чуть чуть и выступят слезы, так он был расстроен. Но расстроен не от царапин на лице, а от того, что его провели.

   Кеша не жалея иода, разрисовал Бузе морду, как у ирокеза, мы молча допили спирт, и поперлись через "Океан" на "Кукушку", где нас уже давно ждали друзья.

   После этого случая Бузя почти прекратил врать, лишь изредка мог позволить себе слегка пофантазировать вслух, но быстро возвращался на землю, краснел, и вино- вато смотрел нам в глаза, что говорило о том, что до него что то дошло. Он перестал заниматься щелкоперством, забросив свои литературные эксперименты, и мы чувствовали в этом свою вину, что может, нами и Рексом был загублен великий писатель-фантаст. 

БАМБИНО 

       Она уже несколько минут размешивала сахар в чашке с неплохим кофе, даже аппетитная пенка совсем исчезла, он наверное уже совсем остыл, еще чуть-чуть и он превратится в помои. Мы уже пили по второй чашке, но сегодня мне кофе, каким бы хорошим он не был, помочь не мог. Соточку б закарпатской конины с маслинкой- вот это да, а так это все полумеры. Курила она как-то неумело, как подросток, делая короткие частые затяжки и пуская дым в сторону, постоянно нервно сбивая не успев- ший образоваться пепел в полную пепельницу, пряча от меня красивые зеленые  глаза.  Мне тоже почему-то было неловко, хотя стыдиться в общем-то было и нече- му. Плечи у нее были опущены, на слегка веснушчатом лице ни грамма косметики, но она все равно была удивительно хороша, даже с утра, короткая прическа особо  не разрушилась за ночь, пушистый халат не мог скрыть хорошую фигуру, у нее все было на месте, в чем я совсем недавно убедился.

       Наконец хозяйка затушила очередную сигарету (как они ей шли с утра в таком количестве?), сделала большой глоток и подняла на меня глаза.

-Ты как?

      Я пожал плечами:

-Нормально…

       Странный вопрос. Лучше бы она спросила, какой у меня размер обуви, как я закончил школу, или болел ли я в детстве скарлатиной. Наверное, ей тоже во чтобы то ни стало нужно было разорвать эту липкую тишину, как и меня, она ее тяготила, в которой каждый посторонний звук воспринимался с радостью. За окном шел первый густой снег, были поздние утренние сумерки, и дворник под окнами противно шкря- бал железной лопатой по асфальту, разрезая эту вязкую тишину, и принося хоть ка- кое-то облегчение. В такую погоду в выходной день лучше всего валятся под теплым одеялом дома с посапывающей рядом теплой Светкой, а не шляться где не попадя. Вот прогромыхал на улице трамвай, и стало опять немного легче. Разговор у нас се- годня совсем не клеился, мы с трудом выдавили из себя за все как мне казалось  бесконечное утро по несколько ничего не значащих фраз. Зато вчера у нас рты не закрывались, мы болтали без умолку, и никак не могли наговориться. Что значит благоприятное воздействие на человеческий организм хорошего алкоголя. Сейчас бы включить негромко хорошую музыку- она хоть немного снимает напряжение и заполняет окружающую неловкую пустоту между чужими людьми. А мы действи- тельно с ней были совершенно чужие. Такой дискомфорт я часто ощущал в тесном лифте, когда в него заходил еще кто-то и ты кожей чувствовал рядом чужака. Я на- чал рассматривать небольшую хрущевскую кухню, она была чиста и довольно уют- на, над головой горела красивая зеленая японская лампа, явно подобранная в цвет шикарных глаз хозяйки.

    Рядом со столом, за которым мы с ней мучились уже где-то с час,  на табуретке, на шерстяном пушистом коврике разлеглось и спало мерзкое чудовище. Это была совсем лысая кошка, цвета охлажденной общипанной курицы, с морщинистой мор- дой, с выпирающим круглым животом, словно проглотила небольшой мячик, с корт- кими, как у таксы лапами, она скрутилась калачиком, отчего на теле образовались отвратительные складки. Я бы этим селекционерам руки поотрывал за то, во что они превратили одно из самых красивых животных. Ну, прям мутант какой-то, настоящие фашисты. Вспомнил чье-то высказывание, что самые гармонично сложенные живот- ные это лошадь и кошка, и с этим я был полностью согласен. Здесь же передо мной лежал натуральный гибрид крысы, таксы и кошки.  Часто получаются отвратитель- ные вещи, когда человечек своими шаловливыми ручками начинает пытаться вме- шиваться в естественный отбор матушки-природы. Не иначе работа англо- саксов, мало им брахицефалов, так тот будет рядом выглядеть просто красавцем. Смотреть на нее без содрогания было невозможно, как же ее на руки-то взять? Но в этом доме все говорило о том, что хозяйка придерживается противоположного мнения, эту тварь здесь лелеют и она является объектом слепого обожания. На стенах, на по- лочках, на холодильнике, везде стояли, висели фотографии разных размеров, на которых котяра была во всевозможных позах и местах. Отовсюду  меня презритель- но рассматривало полчище фарфоровых, пластмассовых, стеклянных, шерстяных котов и кошек всевозможных размеров, пород и окрасов.  Даже пепельница была в форме блюдца с лежащей с краю котярой. Но  они все вне фотографий  были нор- мальными, с шерстью- кошки как кошки, наверное этих лысых уродов у творческих людей рука не поднимается как-то изобразить.

     Тишина продолжала висеть над нами, может и мне что что-нибудь сказать, а то как-то неудобно… Я порылся в мозгах и с трудом где-то в закоулках нашел то что надо - название породы:

-Сфинкс?

-Бамбино.

     Мне это совершенно ничего не говорило. Но тишина начала постепенно исчезать, опять за окном прогремел трамвай, где-то за стенкой у соседей кто-то разговаривал на повышенных тонах. Сегодня я  ощущал себя полнейшим ничтожеством, амебой, я  себя ненавидел, и мне дико захотелось домой к Светке.

     Вот вчера я был героем. Я превзошел себя, грудь колесом и выделывался как вошь на гребешке. Меня просто несло, открылся дар красноречия, и просто перло от желания ей понравиться.

     Мы познакомились в небольшом уютном  ресторанчике, где у нас был знакомый хозяин, и я со своими лучшими друзьями Васей и Тютей обмывали рождение у Тюти второго спиногрыза. Вообще-то родился он у него полгода назад, но мы все никак не могли собраться втроем, чтобы достойно отметить это историческое событие в жиз- ни нашего друга. Тютю хоть и прозвали Тютей, но как оказалось, свое дело он знает неплохо- два сына-это что-то и мы с Васей ему конечно, по-хорошему завидовали.

     Я сразу обратил на нее внимание. Кабак был почти полон, и их шумная компания была самой большой, человек десять, и  она была явно без кавалера. То, что она была самая классная среди всех женщин в этот вечер, так это факт. На нее пяли- лись все мужики, по очереди брели к ней с предложением потанцевать, несколько раз она согласилась, и когда она танцевала, все взгляды были прикованы к ней, по- тому что танцевала она просто классно. Без резких движений, как-то спокойно, с достоинством и вместе с тем очень артистично, изящно и сексуально. Черное обтя- гивающее велюровое платье до колен подчеркивало хорошую фигуру, у нее не было изъянов, что фигура, что ноги, что грудь- все было на месте и вызывало естествен- ный вброс в кровь тестостерона.  Наконец, когда мы уже порядочно накатили и я по- борол вечный свой страх получить отказ, после очередной сотки коньяка, вздохнул, поднялся и двинул непослушными ногами к ее столику. Дорога к ее столу показа-  лась мне бесконечной, я думал что весь зал насмешливо смотрит сейчас на меня, и когда я получу от ворот поворот будет ехидно злорадствовать. На удивление она не отказалась, мы молча оттанцевали медленный танец, лишь под конец мне удалось озвучить несколько дежурных штампов, я проводил ее обратно и с облегчением вернулся. Вася с Тютей начали меня подкалывать, что неплохо бы заклеить такой экземпляр, я их как положено, послал, но эта мысль уже прочно засела у меня в мозгах.

     Потом я пригласил ее еще раз, и еще, с каждым танцем прижимая к себе все крепче и крепче. Страх куда-то улетучился, я начал блистать остроумием  и наконец уговорил перебраться к нам за столик. Официант принес ей новые приборы и я тут же начал ей наполнять ее бокал, пытаясь ее напоить. Она же пила в меру, я тоже резко сбросил обороты, чтобы не испортить этот вечер. Васю с Тютей чуть не удави- ла жаба, это читалось на их паскудных мордах.

    Когда во время очередного медленного танца моя рука как бы невзначай опусти- лась у нее сзади чуть ниже талии, я понял что дело сделано и можно брать быка за рога.  Осталось решить куда с ней ехать. Надо забрать у Васи ключи от его кварти- ры, ничего страшного, переночует у Тюти, тот меньше выгребет от жены в его при- сутствии, не ехать же мне с ней в гостиницу. Через десять минут после недолгих препирательств с Васей в туалете ключи были у меня в кармане.

    Наконец, когда мы оба сообразили, что нам здесь больше нечего делать, я рас- прощался  со своими, она со своими, и вышли на улицу к уже ожидающему такси. Я остановился у двери машины, наклонился и заговорщицки прошептал ей на ухо:

                                        -Куда мы едем?

   Не выделываясь, она в ответ прошептала мне, обдав горячим дыханием:

                                        -Ко мне. Надеюсь, ты не против?

                                        -С тобой хоть в царство Аида…

   Я поцеловал ее в шею и открыл дверь машины. Она села на заднее сиденье, я  юркнул за ней следом, и всю дорогу до ее дома мы жарко целовались, как полоум- ные. Довольно быстро добравшись к ней домой пустынными улицами ночного горо- да, с диким нетерпением галопом влетев на четвертый этаж старенькой хрущевки и очутившись одни в уютной чистенькой однокомнатной квартирке, быстро приняв душ мы залезли под одеяло.

   Пол ночи пролетели как пять минут, и совершенно выжатые, как два лимона, мы уснули далеко за полночь.

   Теперь мы сидели друг напротив друга и пытались пить кофе, каждый неумело делая вид, что занят какими-то своими важными мыслями. Оба наверное, а я - так точно - хотели поскорее закончить эту пытку. Уже совсем рассвело, за окном шел первый в этом году снег, и ветки дерева под окном склонились под его тяжестью.  

     Котяра подняла голову, открыла большие желтые глаза, поднялась на свои корот- ткие лапы и выгнула спину дугой, сладко потягиваясь. Тут же спрыгнула на пол, как у нее это получается без увечий,  подошла ко мне, глянула мне в глаза и на удивле- ние проворно взобралась ко мне на колени, тут же улеглась и засопела. Я почувс- твовал через джинсы тепло ее лысого тела, мне ее стало жалко- разве она виновата что над ее предками поиздевались какие-то уроды, я ее тихонько погладил, в ответ она сладко замурлыкала. 

    Меня слегка замутило. Нет, надо побыстрее возвращаться домой, к Светке. Стало ее жаль. Наверное, она всю ночь не спала, выглядывая в окно, а я как последняя  скотина фестивалил тем временем в ресторане, а потом еще и ударился в блуд, предусмотрительно спецом оставив дома телефон. Все таки угрызения совести страшная вещь. Мне стало стыдно перед самим собой, истер бы себя в порошок,  какая же я все-таки сволочь! Дома ждет хорошая жена, а я подлец, поперся с коре- шами в кабак, так там еще и приключений нашел для полного счастья. Не хватало еще от нее еще чего-нибудь подхватить интересненького, хотя  вроде у нее вчера интересовался, но кто ж признается. Стало еще более тоскливо. Захотелось завыть во весь голос и поскорее сделать отсюда ноги. Разговор совершенно не клеился, мы были совершенно чужие, как будто и не было между нами этой горячей ночи. Пора заканчивать и валить домой, перехватив где-нибудь по дороге вожделенную сотку. Я осторожно вернул лысую  мерзость на место, поднялся, подошел к ней сзади и поцеловал в щеку:

                                       -Мне пора. Спасибо.

    Она даже не взглянула на меня, продолжая равнодушно мешать уже совсем не кофе в чашке:

                                       -Пока.

    Меня как ветром сдуло. За минуту я оделся, и выскочил из квартиры, не огляды- ваясь. Ууу-уух. Все, бегом отсюда, домой,  сдаваться. Впереди был трудный разго- вор, надо будет по дороге что-нибудь нафантазировать, но Светка как всегда прос- тит, только невыносимо больно будет видеть слезы в ее глазах и осознавать собственное ничтожество. Ну ничего, как-нибудь утрясется, не в первый раз.

     Я спустился по лестнице, вышел из подъезда на улицу и остановился ошара- шенный необыкновенной красотой. За ночь город преобразился- слой пушистого белого снега укрыл всю городскую грязь и шикарным белым ковром лежал, скра- дывая все острые углы, даже уродливые переполненные  мусорные контейнеры стали похожи на сказочные сундуки с волшебным скарбом. Снег медленно спускался строго вниз как при замедленной съемке большими хлопьями, и в этой красотище было что-то магическое. Достал сигарету, щелкнул зажигалкой, и на этот раз затя- нулся с удовольствием. Раздалось жалобное мяуканье- я повернул голову: совсем рядом под деревом, в снегу стоял котенок и жалобно на меня смотрел. На спине и голове у него собрались маленькие сугробики-  видно бедолага стоял тут уже не один час. Он был пушистый, трехцветный- бело-черно-коричневый и необычайно хорош. Глаза у него были зеленые, почти как у хозяйки хрущевки. Наши взгляды встретились, и он опять жалобно замяукал. Я размышляя докурил сигарету, подо- шел к нему, стряхнул со спины и головы снег, взял в руки тщедушное бьющееся в дрожи тельце, тощее как велосипед, расстегнул молнию на куртке и засунул его за пазуху. Он тут же спрятал голову, свернулся клубочком и заурчал, почти сразу перестав дрожать. Я отвернул куртку, чтоб увидеть его голову и почесал у него за ухом:

                                       -Поедешь, морда, со мной. Тебя ждет сытая и беззаботная жизнь. А если научишься ходить на унитаз, то на праздники  будешь получать живую мышь. И зовут тебя теперь Бамбино.                                                                                                           

    Застегнув куртку, и бережно придерживая рукою в кармане живой комочек, я бодро рванул на стоянку такси.

ТРИ ЛЕЩА 

      Саша пришел на работу как обычно в прекрасном расположении духа. Улыбка почти никогда не сходила с его лица, а сегодня она была еще шире обычного, и для этого у него был веский повод. Мы поздоровались, неспеша выкурили по сигарете, зашли за рубку, втихаря в кустиках тяпнули по стаканчику портвуши, непревзойден- ного Белого Приморского, флакон который я приволок, как всегда для разогрева, и настроение у нас улучшилось еще больше. Я не торопился сделать то, что должен был сделать увидев Сашу, оттягивая этот миг, а он наверное, уже думал что я забыл, но хоть у меня и дико свербело, я выжидал.

     На улице благоухал дивный киевский июль, в воздухе кружились снежинки по- следнего тополиного пуха, уже не раздражая, вокруг на приднепровских холмах в кронах деревьев заливались сотни всевозможных пташек, день был не жаркий, по- чти два часа дня, за воротами аттракционов отирался с десяток пионеров, ожидая скорого открытия и жаждущих поскорее выгрести из карманов и оставить в кассе все родительские деньги и хорошо у нас провести время. Над входом в городок аттрак- ционов краснел почти свежий, новый кумачовый транспарант, который мы повесили три дня назад: "ГРАЖДАНЕ СССР ИМЕЮТ ПРАВО НА ОТДЫХ"- чему мы с Сашей и оказывали посильное содействие на нашем трудовом фронте. Из колокола радио- точки в передаче "Маяка"  Антонов пел свою новую модную песню про белый паро- ход, а нам сейчас предстояло начать свой очередной рабочий день.

   Работали мы операторами по обслуживанию аттракционов на автодроме, между метро "Арсенальная" и "Зеленым Театром", который расположился на половине гектара в уютнейшем месте парка, и имел все необходимое для обеспечения куль- турного отдыха трудящихся и детворы. Как по современному звучало: операторы. Работа была ну просто не бей лежачего, в будний день с двух до восьми вечера, в выходные с двенадцати до десяти, с выходным по вторникам. Жаль только что ра- бота была сезонная, с первого мая до ноябрьских праздников, но впереди у нас еще было почти четыре месяца полного кайфа. Я попутно временами срывался,  чтобы сдать экзамены в институт, начальство на это смотрело сквозь пальцы, главным требованием было чтобы соблюдался график  работы, не было записей в жалобной книге, и мы сильно не напивались.

   Сашу я знал уже давно по Крещатику, и мы оба обрадовались, когда столкнулись  за две недели до открытия в отделе кадров администрации парка. Меня на работу пристроил хороший друг,  директор Зеленого Театра, да и Саша попал, как я понял не с улицы, поскольку желающих на эти места всяких киевских труболетов  хватало. Зарплата была здесь, конечно, дохлая- девяносто рублей, но от петушка до крас- ненькой в день, особо не наглея всегда можно было сделать. Но зато все осталь- ное! Чуть ниже - "Зеленый Театр", где в десять вечера, когда темнело, крутились  хитовые  кассовые западные фильмы, иногда выступали популярные группы, и для нас всегда оставляли места в маленькой ложе, где мы спокойно могли попивая с девчонками что-нибудь крепенькое, приятно оттянутся. Чуть дальше на склонах расположились колоритные "Курени", а за ними в пяти минутах ходьбы легендарная "Кукушка",  с любимой Ямой, где у нас тоже, естественно все было схвачено. Вот в таком прекрасном месте любимого города нам с Сашей подфартило отработать чудесное киевское лето. Во всем городке у нас была самая блатная работа. Ну что может быть интересного проторчать несколько часов у карусели, качель, или в комнате смеха, где ребятня так и норовит всунуть куда-нибудь, что крутится свой палец, или вылезти из качелей, когда они еще не остановились чтобы тут же подвернуть себе ногу и начать орать на весь парк. Да и навара там с гулькин нос, учитывая стоимость билета- двадцать копеек. У нас же билет стоил шестьдесят, и большинство покатавшись пару заездов, чтоб не выходить и снова не стоять в очередь в кассу, с легкостью расставалась с деньгами, притом еще и упрашивая. А если посетитель был с барышней, да еще с Кавказа, тут уже можно было  смело с чистой совестью сразу  рубить с двоих  троекурова. А фауст любимого портвейна Дохлый Аист стоил два двадцать.

   Один из нас проверив билеты при входе, запускал народ на площадку с машинка- ми и смотрел, чтоб все расселись на сидениях и попрятали ноги. Второй из стоящей на краю рубки в микрофон сердитым голосом важно объявлял:

          - Движение только по кругу, по часовой стрелке! Не сталкиваться! - и нажимал зеленую кнопку старта. Тут же все срывались с места и в хаотичном движении, ста- раясь как можно сильнее заехать друг другу в бок. На это мы смотрели сквозь паль- цы, пресекались лишь лобовые столкновения, поскольку свободно можно было себе расквасить нос и вывести из строя машину. Ровно через три минуты срабатывало реле и машинки сами останавливались, к явному неудовольствию только вошедшего во вкус народа. Мелкие поломки мы устраняли сами, а если уж не получалось- при- ходилось идти за Ксенофонтовичем, который вечно с недовольным видом отрывал свой зад в слесарке от телевизора, брал чемоданчик с инструментом и выдвигался к нам на автодром. Настроение у него улучшалось, лишь получив свой положеный рваный, но все равно бурчать не переставал, надеясь к вечеру еще разжиться у нас какой-нибудь бутылочкой, как он говорил, снотворного.  Часто к вечеру объявления по автодрому звучали вообще уникально из-за количества выпитого:

          - Движение по кругу! Неа ссакиваться!

   Постоянно приходили знакомые, которым до Кукушки или Куреней хотелось пого- нять адреналин по сосудам, они покупали по одному билету, катались по полчаса, к огромному неудовольствию томящихся в очереди, оставляли нам с Сашей флакон чего-нибудь благородного, говорили что ждут нас вечером за столиком и удалялись дальше отдыхать. Как результат нашего с ним непосильного труда на ниве обеспе- чения культурного отдыха строителей развитого социализма к вечеру мы с Сашей очень часто бывали уже добряче, и после тяжелого дня приходилось брать тачку, которая по очереди развозила наши тела по домам. Часто мы устраивали разгрузоч- ные дни, попивали кефирчик, или боржоми, вызывая искреннее удивление у наших приятелей. 

   Фамилия у Саши была не очень распространенная-  Линденбаум, он ей очень гордился,  утверждал, что она произошла в иврите от названия липы, наверное поэтому обожал липовый чай, постоянно  приносил его в в модном китайском термосе, и во время работы со вкусом потягивал из чашки дымящийся напиток и всем рассказывал, как он полезен для здоровья, особенно для печени, которой при- ходится усиленно трудится, расщепляя такое количество самого разного алкоголя. Он верил всем без исключения людям, был редким мечтателем, постоянно повторяя китайскую мудрость: не надо боятся мечтать, нужно боятся тех, кто не мечтает.  Еще он умел играть на скрипке, хотя тщательно это скрывал, в детстве родители без- успешно пытались сделать из него Паганини, но как они над ним не бились-  Саша отдал свою душу  Бобу Марли, Лед Зеппелин и киевскому Динамо. Несколько порти- ло картину лишь Сашино прозвище. В городе его знали как Сашу Западло. Откуда к нему это приклеилось, уже никто и не впомнит, может когда то часто повторял это слово, а может  от обратного, поскольку Саша среди нас был наверное самым поря- дочным. Как и все представители его народа он был совершенно бесстрашен в дра- ках и всегда, если уже не было другого выхода, не задумываясь ломился в самое пекло.

   Но сегодня был особенный день. Сегодня у Саши был День Рождения. Я долго ломал бестолковку, что ему подарить- это была задача не из легких, у него были родственники в Израиле, и они регулярно обходными путями через третьи страны переправляли  посылки, так что проблем у него с дефицитными шмотками никогда не было, даже у него можно было разжиться чем-нибудь фирмовым, да и прифарцо- вывали мы иногда попутно, без особого труда у "Руси" или "Интуриста".

   Однако проблему эту я решил, и лишь боялся что меня выдаст запах. По большо- му блату в Цековском буфете мне достали три  гигантских вяленых леща. Они были янтарного цвета, горбатые, с широко раскрытыми ртами, и неимоверно аппетитные, испускающие везде пропроникающий этот фантастический запах. Это было нево- образимое сокровище, поскольку такой рыбы достать было невозможно. В магазинах было полно селедки и копченой рыбы, но вяленой и сухой не бывало вообще никог- да и нигде. Только для белых. В буфетах ЦК или Совмина. И то не всегда. Интерес- но, куда коммуняки девают такое количество рыбы, наверное жрут с пивом, с утра до вечера, недаром у них у всех такие хари.

   Мне казалось, что пока я нес из дому бумажный пакет, я насквозь пропах  этим бо- жественным, ни с чем больше не сравнимым запахом хорошо провяленого леща, и все мужики завистливо смотрят мне в след. Я взглянул на часы: до открытия оста- валось пять минут, и пора было переходить к официальной части. Войдя  в уже успевшую впитать в себя этот аромат нашу рубку, из которой мы вели наблюдение за автодромом, достал из  под пульта управления сверток, и вышел к Саше. Тот си- дел на лавочке,  улыбался и смотрел куда-то вверх.

   Я подошел к нему, протянул сверток, сделал торжественную рожу и одним духом выпалил:

          -С днем варенья!

   Он удивленно опустил на меня глаза, улыбка сползла с его лица, он взглянул на сверток и встал. Я думаю, в глубине души он смирился с тем, что я забыл и тут нате- еще и подарок.  Он взял пакт, развернул, и глаза у него точно чуть не выпали:

          - Вот это да! А я думал, что ты забыл! Где достал?

          -Нужно знать рыбные места. Или ты думаешь, что только евреи все могут?

   Я пожал ему руку и мы обнялись. Он смотрел не отрывая взгляд на рыбу, а на ро- же цвела улыбка олигофрена. Он тут же начал ее нюхать, со всех сторон, пытаясь, очевидно найти различия в запахе у головы и хвоста, сравнивать их друг с другом, разве что в пасть им не заглядывал.

   Наконец он слегка успокоился:

          -Так, бухать до вечера больше не будем, а то притупятся вкусовые рецепторы, а вечером берем двух телок и гребем в "Курени", туда вчера завезли чешское пиво и устроим грандиозный пивной вечер. Ты как?

   Меня что-то эта перспектива не очень порадовала. День Рождения у друга, целый день не бухать, а вечером лишь пиво с рыбой, пусть и в дамском обществе? Это конечно приятно, но так дни рождения так не отмечают.

          -Я против. Какие телки, если от нас будет вонять рыбой? И второе: два кайфа смешивать противопоказано, доказано жизнью.

   Саша возмутился:

          -Эта рыба не воняет, а благоухает. Но раз ты считаешь, что лучше кайфовать без телок- пусть так и будет.

   Он поднял леща и посмотрел сквозь него на солнце- он местами был  полупро- зрачен и разве что не светился. Довольный, еще раз понюхал рыбу и завернул в бу- магу. 

   Тем временем у нас начался рабочий день и первые радостные  школяры подбе- жали к нам, протягивая билеты, счастливые от предвкушения предстоящих удо- вольствий. Я проверил у них билеты, Саша занял место за пультом в рубке и понес- лась.

   Время в этот день тянулось как никогда медленно, сказывался явный недостаток алкоголя, запах лещей как мне казалось, пропитал уже все киевские кручи и достиг левого берега. Первым пришел Вася с Тютей, я сдуру им рассказал, что у Саши день рождения, они тут же сорвались в гастроном, и явились с кучей бухла и закуси.

   Узнав же, что у нас на вечер совсем другие планы, они дружно заявили, что пада- ют нам на хвост, пристроились в тени на лавочке у входа и стали ждать, изредка отлучаясь в кусты опрокинуть стаканчик.

   Наши люди, как назло все прибывали и прибывали, Вася с Тютей сразу им докладывали о имениннике, они шли поздравлять Сашу, а потом тоже в гастроном, если у них не было с собой. Всех очень удивляло, что мы отказывемся бухнуть, но узнав причину одобрительно кивали, но сами от накатить не отказывались.

   К окончанию рабочего дня я понял, что допустил громадную ошибку, раструбив про Сашин день рождения, поскольку народу у входа собралось человек двадцать, не считая тех, что  поперлись уже на Кукушку занимать места.

   Я посмотрел на Сашу. Он был мрачен и молчалив. Улыбка с его лица уже давно сползла и он изредка бросал угрюмый взгляд на толпящийся у выхода в ожидании коллектив. Настроение у него было явно никакейшн. Мне стало его жаль и я внес предложение:

          -Может устороим День Ящерицы? Рубим хвосты, ноги в руки, через забор и ко мне домой пить пиво с рыбой?

          -Ты что, с печки упал? Чтобы потом сказали, что евреи жадные? Это ж натуральное западло! Закрываем этот цирк, вырубай рубильник, двигаем на

          Кукундер, будем иметь, что имеем. Сколько у нас рыл? Двадцать? Что мы имеем с гуся? Три рыбины по сорок сантиметров длины каждая, минус голова и хвост - остается тридцать. Помножить на три-  девяносто, разделить на двадцать остается по четыре с половиной сантиметра ломоть Не так уже и плохо. Плюс хвосты и головы, их будем с чувством сосать. Жить можно.

   Я согласно кивнул:

          -Как скажешь. Ты сегодня командуешь. Сосать, так сосать.

   Саша достал сверток, и мы присоединились к нетерпеливо ожидающей компании. Внимательно всех осмотрев, я понял что сегодня что то будет. Количество бухла, прихваченого с собой явно превышало смертельную дозу. Ну и черт с ним, может потом не так жаба будет давить, что досталось так мало рыбы.

   Через десять минут наша толпа была в яме на Кукушке, где нас с нетерпением ожидали еще пятеро. На сдвинутых вместе трех столах уже стояла батарея запо- тевшего пива третьего пивзавода, ящика два точно. Остальное место занимали тарелки с овощными салатами и поникшими шницелями.

   Тютя бережно порезал рыбу, каждый с нетерпением дождался своей порции, с завистью поглядывая на тех, кому досталась побольше и начали смаковать ценный продукт, неспеша потягивая холодное пиво. Рыба была бесподобна, пиво тоже ниче- го, только мало, а вместе полный улет.

   Через десять минут от лещей остались лишь совершенно  обглоданные крупные кости и неперевариваемые остатки голов и хвостов. Саша позвал уборщицу бабу Таню, она собрала пустые бутылки, кости, и заботливо вытерла стол, на котором тут же материализовалось несметное количество бухла, и мы приступили ко второй час- ти нашего мероприятия.

   Начали звучать тосты в Сашину честь, и где-то после пятого улыбка снова верну- лась к нему на лицо. Он начал шутить, блистать остроумием, словом жаба его пол- ностью отпустила, и он успокоился. Мы не спеша начали давать стране угля и через час, когда выгнали последнего посетителя и вырубили свет, все были берег прини- май обломки. Напоследок, как я помню, мы сварганили себе коктейля из шампанско-

го с коньяком, в пропорции пятьдесят на пятьдесят, именуемое в народе СЕВЕРНОЕ СИЯНИЕ или ЭКСТРЕННОЕ ПОГРУЖЕНИЕ, и это было нашей большой ошибкой.

   В глубоком тумане на автопилоте мы покидали любимую Кукушку, я хоть и с тру- дом, но добрался до дома, а для Саши этот вечер вообще закончился неудачно, его впервые в жизни забрали в вытрезвитель.

ЯГУАР

   Мужчина вздохнул, и выключил компьютер. Уже час, как закончился рабочий день, все уже давно разошлись, и он, как всегда уходит последним.. Взглянул на часы - семь вечера, пора идти. Встал, набросил пиджак, закрыл на ключ за собой дверь кабинета, и вышел в большой зал, освещенный сверху  холодным люминесцентным  светом множества ламп. В нем стояли на земле и висели на подъемниках с десяток самых разных машин. Прямо перед ним, в компании корейцев, японцев, американ- цев и немцев гордо сверкал алой краской красавец ЯГУАР. Он подошел к нему, открыл дверь и сел за руль.

   Это был не автомобиль. Это было произведение искусства. Плод труда тысяч людей, знающих толк в своем деле, был безумно хорош. Хорошие автомобили вызывали у него чувство восхищения и восторга, а этот алый красавчик, был просто бесподобен. Он обожал хорошие машины, а ремонтировать их это было его хобби и работа.  Ему нравилось  возвращать к жизни этих железных коней, как настоящий реаниматолог, и это занимало основную часть его жизни.

    Каждая машина, как он был уверен, имела свой нрав и характер, даже у двух одинаковых  он был разный. На этот счет у него даже была своя теория, о которой, он правда, никому не рассказывал. За время эксплуатации автомобиля, как он считал, вокруг него возникает  электромагнитное поле, часть которого со временем трансформируется в некое подобие ауры, как у человека. Машина из неодушевлен- ного предмета постепенно превращается в одушевленный,  начинает что-то пони- мать, воспринимать или нет хозяина, у нее начинает проявляться настроение, она может быть капризной, а может послушной, словом у нее появляется свое собствен- ное эго, которое  индивидуально, и каждая машина имеет свою судьбу.

    Звали его Александр Дмитриевич, но все называли его просто Димыч.  На этой СТО он работал уже не один год начальником участка, но все равно крутить гайки, и лазить по ямам в грязном комбинезоне, как его слесаря, желание у него не пропало.

   Он включил плеер и несколько минут слушал спокойную музыку, откинувшись в удобном кожаном сидении, прикрыв  глаза. От того что он оттягивает это, ему легче не будет, но и терпеть  нет больше сил. Все, пора. У него еще впереди очень тяже- лый, и он в этом не сомневался, вечер.

  Он покинул салон машины, еще раз осмотрел зал, подошел к двери, нажал комби- нацию цифр сигнализации, перезвонил на пульт охраны, выключил свет и закрыл за собой дверь.  Как  всегда, выйдя на улицу, обернулся, окна второго этажа закрыты, над входом горит дежурный свет, все нормально.

   Подошел к старенькому Ланосу и остановился, разглядывая свое чудо. Ему стало жаль машину, никак до нее не добираются руки, все некогда. Задний фонарь закле- ен скотчем, одно колесо лысое, сбоку гуля, лобовое все в трещинах, и сейчас еще начнет выделываться стартер. Он похлопал тихонько ладонью по крыше, шепотом пообещав ей  скоро ею заняться, сел за руль, вставил ключ в замок зажигания, провернул - тишина. Ну, ничего, с третьей попытки завелся, выбросив сзади клуб сизого дыма. Точно, сапожник без сапог.  

   Через десять минут езды он въехал во двор пятиэтажной хрущевки, и остановился в тени кустов, не глуша двигатель, чтоб в случае чего можно было быстро уехать. Чуть дальше была детская площадка, на которой играли дети.

   В этот двор он приехал, чтобы повидать  дочку, которую не видел уже год. Уже сил не было терпеть, ему просто необходимо было ее увидеть, хоть издалека, иначе просто едет крыша. Внимательно осмотрелся по сторонам, бывшей жены нигде не было видно, не хотелось нарываться на очередной скандал, да и его в  машине не особо было видно из  за тонированных стекол.

    Одна из девочек, лет пяти, с большими бантами в косичках стояла спиной и что то увлеченно рассказывала детям, размахивая руками. Он сразу ее узнал. Это была она. Эта была его дочь. Он не мог ее не узнать. Родные движения, жестикуляция,  все такое родное и знакомое, она заметно подросла, дети ведь на расстоянии растут так быстро.

   Выйти он не мог. Бывшая жена ему категорически запрещала видеться, и не хоте- лось нарываться на очередной скандал. Эти годы она над ним просто издевалась, используя дочь как изощреннейшее орудие пыток. Гестапо и инквизиция отдыхают. Один ее последний номер с телефоном чего стоит. Она позвонила ему домой и на- чала, как всегда,  рассказывать какая он сволочь, негодяй, импотент, алкаш, и вся- кое такое. У него уже был некоторый иммунитет против ее бздыков, и он спокойно все это слушал.  Видя, что это особенно не действует, она начала рассказывать, как спала с его друзьями в мельчайших подробностях. Через десять минут столь дели- катной беседы он таки дошел до кипения, взорвался, и рассказал, что он думает о ней с использованием выражений и слов, которые часто пишут на заборах. Когда же он выдохся, то услышал в трубке голос дочери:

        -Папа, так не красиво ругаться!-  бывшая жена дождалась своего, и передала трубку дочке, чтобы та послушала, какой у нее хороший папа.

    Последняя их встреча тоже принесла много новых впечатлений.  Дочке исполни- лось четыре годика, он долго готовился, чтобы ее поздравить, долго и тщательно выбирал подарки. Они встретились в этом дворе. Она пришла, держа дочку за руку, всем видом показывая, что та не очень и хотела идти. Девочка увидела его издале- ка, и все время посматривала на маму, когда же она ей разрешит броситься ему на шею. Перед ним стояла совершенно чужая женщина, безвкусно одетая, ярко и вуль- гарно  накрашенная, и с ненависть на него смотрела, прищурив глаза и зло улыба- ясь. Разговор у них  длился в этот раз не более пяти минут. Она не выпустила дочь и даже не позволила ему ее обнять и взять на руки. Опять начались упреки, перешед-шие в оскорбления, все подарки  полетели в мусорный контейнер с пожеланиями сдохнуть, и не дожить до утра, плюнула ему под ноги  и утащила за собой прочь  оглядывающееся и плачущее  дитя. После этого он не видел их почти год. Скоро опять день рождения и снова новая пытка. Что она придумает в этот раз?

   Куда же ушла их  любовь, как может исчезнуть бесследно такое чувство, ведь он ее действительно любил, и ребенок их родился в любви. Прошло все без следа, осталась лишь тупая боль в груди и горький осадок в душе. Он ушел от нее сам, не мог выдержать постоянные скандалы и ссоры. А может, следовало с ней жить ради дочери? Но разве может получиться что то хорошее, если ребенок растет в атмос- фере лжи?  Да и жить с нелюбимым человеком аморально. Расставшись, он думал, что станет легче, а жизнь превратилась в сплошную муку. Ушел, оставив все, прихватив лишь сумку с самыми необходимыми вещами. А она в отместку развязала по отношению к нему настоящий террор. Ездила к нему на работу, звонила друзьям и знакомым  и обливала грязью, умело мешая полуправду с полуложью. И первое время вообще не разрешала видеть дочь. Она поставила цель-  настроить ребенка против него и упорно над этим работала. Потом она стала торговать ею, хочу- поз- волю  вам увидеться, а не захочу -не встретитесь. А ты поунижайся,  хорошо меня попроси, а я посмотрю.   Подобрела лишь после того как вышла замуж, и наконец позволила им увидеться.

   Он нервно закурил, и тут же потушил сигарету, наблюдая за детьми. Наконец она обернулась, и у него похолодело в груди. Он стиснул зубы, по щекам потекли слезы. Он начал задыхаться. Девочка побежала, смеясь, играя с детворой  в какие то свои важные игры, поправляла  косички с бантами, а его начало давить удушье, бросило в пот, обволокло чувство липкого страха. Резкая боль в сердце не давала дышать, горло и грудь сдавили чугунные клещи. Еще не хватало отбросить здесь копыта, в этом дворе, к радости бывшей, казалось вот-вот и  наступит конец. Неслушающейся рукой он с трудом из кармана  достал таблетку нитроглицерина, из бардачка бутылку воды, проглотил пилюлю, запил водой и закрыл глаза. Через несколько минут боль немного утихла, он смог более менее свободно  дышать. Нет, надо прекращать этот садомазохизм и уезжать. Он думал, что повидав ее, станет легче, а вышло наобо- рот. Зря он поехал, но и не поехать не мог. Эта было его сокровище, которое у него украли, но он был абсолютно бессилен что либо сделать.

   Прошло минут двадцать, дети продолжали играть, сердце окончательно отпустило, пора было ехать. Двигатель продолжал работать, он включил передачу и выехал со двора.

   Он выехал на проспект, и втиснулся в плотный поток машин. Возле Детского Мира остановился и на несколько минут  забежал в магазин,  вернувшись с небольшим пакетом.

   У станции метро, у подземного перехода, стояли три ярко накрашенные и зазыва- юще одетые девицы. Опустил стекло, и высунул голову:

        -Привет ударницам  полового фронта!

   Девушки рассмеялись и подошли к машине:

        -Привет, Кулибин! Тебе Люську? Так она сейчас будет. О! Вон она идет! Везет же людям, может, и нас прихватишь, не пожалеешь!

  К ним подошла девушка, и улыбнулась Димычу:

         -Привет. Ты меня забираешь?

   Димыч утвердительно кивнул и открыл ей дверь. Люська помахала подругам и юркнула в машину. Они молча доехали до дома, Димыч с трудом втиснул Ланос среди машин перед домом, и протянул  Люське  пакет из Детского Мира:

         -Твоему лоботрясу.

   Она заглянула внутрь и вытащила  прозрачную коробку, в которой была алого  цвета машина.

         -Вот это да! Как он ее ждет! Это же Ягуар!

   Лицо Димыча не выражало никаких эмоций, он был угрюм и мрачен, но она к этому привыкла.

   Люська привозила своего малого в прошлом году, когда надо было собрать его в школу. Она попросила Димыча показать ему город, оплатив строго по счетчику. Мальчишка  был впервые в столице,  жил с бабушкой в далеком райцентре, будучи   веселым и жизнерадостным, что было странным при его цвете кожи, ведь он был мулатом.  Ну, случилась у Люськи авария на производстве,  залетела, естественно не зная от кого, аборт делать было нельзя, так на свет появился очаровательный мулатик Тарасик. Она почти сразу пристроила его к матери, а сама быстренько вернулась на свое хлебное место. Каково расти негритенку в провинции, особого воображения не надо, но у него был веселый и открытый нрав, несмотря на посто- янные насмешки детей, ведь они бывают еще более жестоки, чем взрослые. Димы-  чу он очень понравился,  и он постоянно передавал ему через Люську модели авто- мобилей, пообещав, что когда вырастет, научить их ремонтировать.

   Через десять минут они были перед дверью его квартиры. Он открыл дверь, из за которой тут же выскочил кабыздошный пес-дворняга, виляя хвостом и подпрыгивая от радости, притом не издавая ни единого звука. Пес был немой, звали его Герасим, а сокращенно Герчик. Он был  умным и сообразительным, как и все дворняги, хозя- ину был безумно предан, не доставлял особых хлопот, не лаял, гулять ходил сам, терпеливо ожидая открытия двери подъезда и прошмыгивая тихонько вместе с сосе- дями, никому не причиняя беспокойства. Даже на улице  старался никому особо не попадаться на глаза, перемещаясь вдоль домов, избегая людных мест, собачников, и быстро закончив свои собачьи дела, возвращался, тихонько ожидая под дверью, когда его впустят.

   Строгим голосом Димыч скомандовал "Гулять!"- и он исчез.

   Они вошли в квартиру, Димыч тут же отсчитал деньги, выполняя неписаное прави- ло платить проституткам наперед.

     -Расценки те же?

   Люська с неохотой взяла купюры:

    -Те же. А работы все меньше и меньше. Кризис. Может все таки не надо?

    -Эта тема закрыта раз и навсегда.

   Люську он узнал, как стал жить один, она ночевала у него примерно раз в две не- дели, он ей платил, но последнее время не за любовные утехи. Он забирал ее на ночь, она стряпала, стирала, убирала в квартире, и ничего больше. 

   Люська, зная свое дело сразу двинула на кухню. Проверив содержимое холодиль- ника, она  сварила суп, пожарила картошку, котлет, порезала салат. Все это время Димыч сидел,  уткнувшись в телевизор, куря сигарету за сигаретой, поднявшись лишь впустить вернувшегося Герчика. Он сначала накормил пса, потом они сами молча поужинали, он постелил себе на кухне на полу, ей в комнате на диване и лег- ли спать. Ему, конечно, не спалось, пепельница у головы была полна окурков, а он все крутился и не мог уснуть.    

   Несколько раз из-за туч выглядывала молодая луна, и в свете ее лучей стоящая на холодильнике алая машина, как издеваясь, весело подмигивала фарами.

   Сон пришел только после двух ночи, и ему снилась дочка у него на руках, и она что то по секрету шепчет ему на ухо, а потом долго и заливисто смеется.