«ДЕНЬ БЫЛ СУББОТНИЙ: ИОАН БОГОСЛОВ...»

Марина Кацева
Бостон

Сентябрь — самый насыщенный важными событиями месяц в биографии Марины Цветаевой. В сентябре родилась её единственная сестра-«полублизнец» Ася. В сентябре Цветаева вышла замуж за Сергея Эфрона. В сентябре родилась Аля, её «первенец крутолобый», самая знаменитая дочь в истории мировой литературы. Наконец, на сентябрь пришлось и рождение самой Марины. Она родилась 26 сентября (по старому стилю) 1892 года, и хотя новый календарь вошёл в обиход задолго до её гибели, день своего рождения она неизменно отмечала по старому стилю. Видимо, старый календарь, как и правописание через «ъ», которому Цветаева тоже не изменила до конца своих дней, были для неё теми необходимыми приметами прошлого, по которым она ежедневно и ежечасно его восстанавливала, памятью возвращаясь к своим истокам, к своему «я».

Дань верности семейным традициям, подробности сметённого революцией быта сначала воспринимались в её стихах как юношеская фронда, но со временем это определилось в осознанную жизненную позицию: «одна-из всех-за всех-противу всех!». Именно так писала и поступала Марина Цветаева, защищая всех оскорблённых, униженных, побеждённых… — даже если это были всего лишь орфография или календарь.

Скоро век, как был коммунистами послан «в чёртову дюжину» старый календарь. Отмечая сегодня какие-то события, мы практически никогда не вспоминаем первую дату; она указывается только в энциклопедиях и академических словарях. Советский режим не раз пытался «откорректировать» многие факты цветаевской биографии, замахнувшись даже на столь непреложный, как день её рождения. 98-летняя Анастасия Цветаева, ещё здравствовавшая в дни столетнего юбилея сестры, неоднократно высказывала своё возмущение этим:

«…Я не понимаю, каким образом могли назначить (!!!) днём её рождения 8 октября! — сказала она в интервью «Литературной газете». — ОНА РОДИЛАСЬ В ДЕНЬ ИОАННА БОГОСЛОВА — 26 СЕНТЯБРЯ ПО СТАРОМУ СТИЛЮ, 9 ОКТЯБРЯ ПО НОВОМУ. Так записано и в церковном православном календаре, который печатает две даты: 26 сентября (9 октября) — день Иоанна Богослова. И Марина всегда в этот день отмечала своё рождение… Мне, как её ближайшему человеку, сестре, непонятно это самоуправство. Оно должно быть немедленно исправлено. И прошу исправить эту дату и в тех странах, где отмечают столетие Марины Цветаевой».

Надо признать, что это требование Анастасии Ивановны выполнено — официально день рождения Цветаевой в России сейчас отмечается 9 октября, но тем, кто знает и любит Марину Цветаеву, ничего исправлять не пришлось — они просто отмечают день её рождения дважды. Художественные выставки, вечера, чтения, спектакли, концерты, конференции, цветаевские костры по всему миру проводятся как 26 сентября, так и 9 октября.

Вот и в этом году, в 115-й год со дня рождения, мы отмечаем её полуюбилей этой публикацией в «Кругозоре», а 26 сентября отметили его «в кругу семьи». Собравшиеся на встречу любители Цветаевой послушали песни на её стихи, зачитали присланные из разных стран поздравления, поговорили о книжных новинках, о жизни поэта на экране и, конечно, звучали её стихи. Так хотела Марина, так она сама отмечала свой день в прозе, дневнике, стихах…. Помните:

Красною кистью
Рябина зажглась.
Падали листья.
Я родилась.
Спорили сотни
Колоколов.
День был субботний:
Иоанн Богослов…

Позже, просматривая свои ранние стихи и тут же в тетради разъясняя значение отдельных строк, Цветаева дала развернутый комментарий и к этому стихотворению, вернее, к единственному в нём слову. Вот что записано под ним в тетради 24 года спустя, в 1934 году:

«…ведь могла: славили, могла: вторили — нет — спорили! Оспаривали мою душу, которую получили все и никто (все боги и ни одна церковь!)».

Какие важные и многозначные слова, ещё ждущие отдельного комментария!

А вот как поздравила себя Цветаева 26 сентября 1940 года:

«Поздравляю себя с 48-ю годами н-е-п-р-е-р-ы-в-н-о-й д-у-ш-и!»

Будто знала, что делает это в последний раз в своей земной жизни. Звучит как автоэпитафия на могильной плите, правда? Точнее, пожалуй, и не скажешь. В нескольких словах схвачено всё, даже интонация, графически выраженная разрядкой. Так афористически формулировать свои мысли умела только Цветаева.

Эти слова появились в цветаевской рабочей тетради, когда её уже отмучили мысли о неизбежном конце как естественном окончании жизненного пути каждого. Когда события дня отодвинули на второй план проблемы бессмертия души. Когда Цветаева начала примерять смерть на себя всерьёз, без игры и философии. Когда уже подходил к концу диалог поэта со смертью, практически не прерывавшийся с юности до её последних минут на этой «ласковой земле». Диалог, который отразил все оттенки её настроений и чувств — от мольбы до юношеского бунта, от воображаемого смирения — до действенного неприятия. Так, в день своего 17-летия (1909) она пишет довольно необычную для такого случая «Молитву»:

Люблю и крест, и шёлк, и каски,
Моя душа мгновений след…
Ты дал мне детство — лучше сказки
И дай мне смерть — в семнадцать лет!

Спустя восемь лет (1917), уже «примеряется» маска покорности:

А всё же спорить и петь устанет
И этот рот!
А всё же время меня обманет
И сон — придёт.
И лягу тихо, смежу ресницы,
Смежу ресницы.
И лягу тихо, и будут сниться
Деревья, птицы.

Но проходит всего три года (1920) и в диалог врывается совсем другая тональность — абсолютное и убежденное (почти на крике) отрицание смерти со страстным, закодированным в самом тексте автокомментарием:

Смерть — это нет,
Смерть — это нет,
Нет — матерям,
Нет — пекарям.
(Выпек — не съешь!)

Смерть — это так:
Недостроенный дом,
Недовзращенный сын,
Недовязанный сноп,
Недодышаный вздох,
Недокрикнутый крик.

Я — это да,
Да — навсегда,
Да — вопреки,
Да — через все!
Даже тебе
Да кричу, Нет!
Стало быть — нет,
Стало быть — вздор,
Календарная ложь!

И, наконец, совсем близко к «предсмертной икоте», вмурованная в тетрадь формула: «Смерть — это не конец! Смерть — это цензорские ножницы в поэму».

Марина Цветаева знала, что день её смерти станет началом её бессмертия. «Как меня будут любить! Читать что, любить — через сто лет!». И это сбылось, как почти все из пророчеств Марины. Публикуемое ниже стихотворение бостончанки Нины Басаниной, подаренное на её творческом вечере в бостонском Музее Марины Цветаевой — неопровержимое доказательство тому:

«Марине Цветаевой»

Тебе не надо ни похвал моих,
Ни славословий, Грешная Святая,
Тебе, слагавшей каждый малый стих,
Перо в саму аорту погружая.

Чего б я не коснулась — все твое,
Тебе не срока — жизни было мало!
Я боль беру — ты выжала ее,
Конец — а ты уж все о нем сказала.

Как яркий очистительный пожар,
Родник в пустыне, чистый и прекрасный,
Твой животворный, горький, буйный дар,
По-царски щедрый и по-женски страстный.

Воздастся. Верю — будешь сотни лет!
А кесари порою только тени.
Я пред тобой, чей светел алый след,
Склоняю благодарные колени.

1966