КАКОЙ МАТ ОСКОРБИТЕЛЕН

Интернет-газета "ВЗГЛЯД" выяснила, к чему могут привести лингвистические инициативы Министерства связи и массовых коммуникаций Российской Федерации

Минкомсвязи РФ заявило о намерении определить список ненормативных слов русского языка на уровне нормативных актов. Законы, запрещающие публичное использование "нецензурной брани", есть, а списка бранных слов нет, сетуют представители ведомства. Газета ВЗГЛЯД обратилась к профессору, директору Института лингвистики Максиму Кронгаузу с просьбой рассказать, что будет, если такой список будет опубликован, и как публиковать документ, целиком состоящий из непечатных слов. 

- Максим Анисимович, как вы относитесь к идее ввести на законодательном уровне четкое определение "нормативной" и "ненормативной" лексики?

- Если задача - уточнить понятие ненормативной лексики для интерпретации законом, задать списком те слова, которые мы считаем оскорбляющими людей, если они используются в общественном месте, то эта задача, на мой взгляд, вполне разумна. Такой список не будет большим. Это то, что мы называем матерной лексикой; кроме того, я бы включил туда еще некоторое количество слов, не являющихся матерными, которые было бы запрещено употреблять в публичных местах.

- Какого рода слова вы имеете в виду?

- Корни, связанные с отправлением естественных потребностей, которые не входят в круг матерной лексики, такие, как корни ср- и сс-. Для многих людей они являются еще более неприемлемыми, чем матерная лексика, вызывают неприятные эмоции, являются оскорбительными, по крайней мере для части общества. Речь идет о неписанных правилах, но в культуре есть определенные запреты на употребление этого в кроссгендерном общении.

Кстати говоря, в нашей культуре табуированию подвергается то, что связано с сексом, и вообще все, что "ниже пояса". А, скажем, в романских языках под запретом общества находится, в первую очередь, богохульство, так что в зависимости от региона ситуация с табуированными лексическими пластами разнится.

- В случае если такой список будет утвержден и ненормативные слова будут определены, возникает парадокс: а как, собственно, публиковать этот документ, состоящий из слов, признанных "вне закона"?

- Понятно, что такой документ должен быть, грубо говоря, для служебного пользования, то есть для судов и других подобных институтов. Так или иначе закон, который есть сейчас, по сути, не действует. Возможно, это отчасти и связано с отсутствием такого списка. Вообще говоря, кто должен находить нарушителей нормы и применять к ним санкции? Милиция. Но мы знаем, что она далеко не без греха и использует "запрещенные" слова не меньше, если не больше остальных групп граждан. Получается, что эта статья может применяться по усмотрению правоприменителей, то есть, скажем, в случае, если человек просто не понравился.

- Приходилось ли вам сталкиваться с мнением ваших коллег, которые, напротив, выступали бы апологетами подобного рода лексики?

- На самом деле общество расколото. Я принимал участие в многочисленных дискуссиях на эту тему, и обычно аудитория разделяется. Как правило, профессионалы оказываются более терпимы к такому роду лексики и ее применению. Но в целом общество негативно относится к публичному, подчеркиваю, публичному применению этих слов. Разумеется, это не значит, что они должны быть искоренены и изгнаны из языка, мат в языке был, есть и будет.

Здесь очень важно не быть ханжой, не быть лицемером, речь, повторюсь, не идет о запрете этих слов в языке, брань является необходимой частью лексики любого языка, в том числе и табуированная брань. Она используется в экстремальных ситуациях, причем чем сильнее табу, тем сильнее энергия слова в случае, если оно используется.

- А как быть с авторами, использующими обсценную лексику в художественной литературе?

- Это очень сложный вопрос. Думаю, это касается не только художественной литературы, но и вообще искусства, связанного со словом, - спектаклей, фильмов и так далее. Мне кажется, что запретить что-то художнику невозможно. Культурный запрет все равно существует, но одна из функций художника (в широком смысле) как раз и заключается в том, чтобы нарушать запреты и достигать определенного эффекта. Поэтому вряд ли имеет смысл преследовать писателей и режиссеров. Но есть культурный, корректный способ выйти из положения: если в фильме или спектакле используется такого рода лексика, то об этом следует предупреждать.

- Помимо искусства эти слова могут представлять интерес и для науки: есть ученые, которые занимаются айсхрологией, изучают "ненормативные" лексические пласты…

- Здесь нужно принимать какие-то решения. Такие словари должны быть, и исследование этих лексических пластов тоже должно быть, но, как мы уже говорили, должно быть предупреждение, человек должен понимать, что он покупает словарь, в котором содержится данная лексика или содержится только данная лексика. Так что мне кажется, что особой проблемы здесь нет.

Вообще говоря, должен сказать, что русская лексикография стыдлива, и в подавляющем большинстве известных русских словарей, самых авторитетных, эта лексика не содержится, что оставляет ее на потребу не вполне профессиональных лексикографов. Это, безусловно, печальный факт, потому что наука действительно вводит самозапрет на эту область. Хотя эти слова входят в состав русского языка и в ближайшем будущем из него выведены не будут.

- По какому принципу язык "отбирает" слова, которые становятся табуированными? Ведь есть слова, которые изначально были нейтральными, а потом оказались выведены за рамки приличий?

- Сегодня запрет, о котором идет речь, - фонетический. Некоторые сочетания звуков являются в разной степени табуированными. Мы не можем объяснить, почему одни сочетания приличны, а другие нет. При этом очевидно, что изначально этот запрет касался не звука, а смысла.

Сегодня функция матерного слова огромна. Это не только название телесного низа, используются в значении междометия, связки, да чего угодно. Но изначально, конечно, это слова, связанные с телесным низом и сексуальными отношениями людей. То есть существует запрет в культуре на саму эту тему. Однако степень непристойности и степень табуированности менялись. Мы помним, что одно из этих пяти ключевых матерных слов какое-то время назад было вполне употребимым. Эта лексема, синоним блудницы, использовалась как нормативное слово, а сегодня табуируется. Более того, это слова однокоренные, чередование гласных а- и у- вполне характерно для русского языка. Тем не менее никто не может объяснить, почему "блудница" осталось как нормативное слово, а родственное, похожее слово стало табуированным; возможно, это связано с тем, что оно могло бы иметь более сильную эмоциональную окраску.

- А в настоящее время есть ли подобная тенденция - когда совершенно безобидные слова все больше начинают восприниматься как непечатные, какие процессы наблюдаются и чего можно ожидать в ближайшей перспективе?

- Таких слов очень мало, и говорить о тенденции, скажем, для пяти или даже десяти слов едва ли можно. Но мы видим довольно любопытный факт: в языке активно используются эвфемизмы для табуированной лексики. Как правило, они созвучны или структурно похожи. Скажем, "нехорошее" название женщины нередко заменяется словом "блин", которое используют многие люди, не понимая, что это замена матерного слова. А для названия мужского детородного органа используется буква алфавита, название которой, вообще говоря, по мнению некоторых исследователей (это не на сто процентов известно), произошло от усечения слова "херувим". То есть это абсолютно приличное слово, название буквы не могло быть неприличным. Но, поскольку его стали использовать как эвфемизм, то есть как замену неприличному слову, оно приблизилось к матерной лексике. Хотя глагол "похерить" вроде бы к матерной лексике не относится, это значит просто зачеркнуть крестом, буквой "х", никакого отношения к соответствующему органу оно не имеет. Вот здесь как раз мы видим влияние темы, семантики на табуированность. Вообще, поскольку мы говорим о табуированности темы, то русский язык беден для этих слов, если мы говорим о литературном языке.

В последние десятилетия как-то не чувствуется, что есть темы, о которых не говорят, тем более такие, как секс…

Отчасти табу на эту тему снято, про секс говорят сейчас очень много. Мы компенсируем нехватку слов, в том числе заимствованиями; такие латинские слова, как "пенис" или "вагина", не являются табуированными, скорее уж их можно назвать медицинскими терминами.

Здесь надо отметить несколько фактов: вдруг становятся непристойными слова литературного языка, в которых нет ничего похожего на табуированные значения, но эти значения возникают в жаргоне и переносятся на литературное слово. В последние годы я очень часто сталкиваюсь с неадекватной реакцией по крайней мере на два слова русского языка. Одно из них - "яйца", в магазинах часто даже заменяется на "яйцо". В литературном языке "низкого" значения нет, так что это не омоним, а многозначное слово, дополнительное значение возникло в разговорной речи на основе внешнего сходства. Еще один пример, когда у слова в жаргоне появляется значение, связанное с сексом, и это переносится на литературный язык, - слово "кончить". Иногда можно наблюдать, как преподаватель говорит "мы кончили", аудитория смеется, хотя понятно, что никакой скабрезности он сказать не хотел. Вот типичный пример эффекта дрейфа вполне приличных слов, произошедшего под влиянием метафоры.

Текст: Роман Крецул
http://www.vz.ru/society/2009/6/24/300615.htm