ДОЛЯ

По­чему ду­ша ны­ла

 Мех­ти УС­МА­НОВ

 «Ме­ня зо­вут Ка­зим. Ког­да на­чалась Вто­рая Ми­ровая вой­на, мне бы­ло 13 лет. Учил­ся я в шко­ле, в чет­вёртом клас­се. Там, где я жил, бы­ло все­го два учи­теля, тог­да там во­об­ще ма­ло кто учил­ся. Сна­чала нам пре­пода­вали на азер­бай­джан­ском язы­ке, и толь­ко в кон­це 1939-го на­чали учить на гру­зин­ском.

Мой стар­ший брат Ан­вар окон­чил семь клас­сов. В то вре­мя не каж­дый имел та­кое вы­сокое об­ра­зова­ние. Пос­ле окон­ча­ния шко­лы Ан­вар ра­ботал в фи­нот­де­ле – со­бирал на­логи от на­селе­ния. Од­новре­мен­но под­ра­баты­вал про­дав­цом ма­гази­на в на­шем се­ле Пер­са. Од­нажды он поп­ро­сил ме­ня по­мочь пе­рес­чи­тать день­ги, по­лучен­ные от сбо­ра на­логов. Де­нег бы­ло, как мне ка­залось, так мно­го, а жи­ли мы в та­кой нуж­де... И вот, ког­да мы счи­тали, я не­замет­но спря­тал од­ну ку­пюру: трид­цатку. За­кон­чи­ли счи­тать, я соб­рался ухо­дить, но Ан­вар поп­ро­сил ос­тать­ся и на­чал пе­рес­чи­тывать.

– Боль­ше ни­ког­да так не де­лай! – ска­зал он, всё по­няв.

Эти сло­ва Ан­ва­ра на всю жизнь ос­та­лись зву­чать в мо­их ушах, и вся­кий раз об­жи­га­ют сты­дом.

От­цу мо­ему бы­ло под семь­де­сят, ког­да умер­ла ма­ма, а мне тог­да лишь во­семь ис­полни­лось. Вот и ос­та­лись мы – ста­рый отец и де­ти: чет­ве­ро брать­ев и две сес­тры. Стар­шая бы­ла уже за­мужем, так что дом взва­лил­ся прак­ти­чес­ки на од­них «му­жиков» и ма­лень­кую сес­трич­ку Гуль­фи­зу. Так по­лучи­лось, что жен­ские за­боты вы­пали в ос­новном на ме­ня: уби­рать, мыть, го­товить. На­учил­ся до­ить ко­рову...

Вот так и шло моё детс­тво. От­ку­да взять вре­мя, что­бы иг­рать­ся с ро­вес­ни­ками? То бы­ла ред­кость. Ни­как не за­буду слу­чай. Од­нажды бо­ролись с па­цана­ми, а мои шта­ны возь­ми и пор­вись. Кто зашь­ёт? Поп­ро­бовал бы­ло сам – не по­луча­ет­ся. И за­менить их не­чем. По­шёл я к стар­шей сес­тре. Она ши­ла и пла­кала. И я то­же пла­кал, вспо­миная вмес­те с ней на­шу ма­му.

Отец и родс­твен­ни­ки по­сове­това­лись и ре­шили же­нить стар­ше­го бра­та Ан­ва­ра. А он не хо­тел. Но обы­чай есть обы­чай: зас­та­вили и же­нили. Не по люб­ви. Да ка­кая мог­ла быть в той си­ту­ации лю­бовь? Тог­да ред­ко кто же­нил­ся по люб­ви. Не­вес­ту зва­ли Етар­гул. Она те­перь бы­ла и как мать, и как сно­ха. Мне ста­ло нем­но­го лег­че. А вско­ре Етар­гул ро­дила тро­их до­черей.

На­чалась Вто­рая Ми­ровая... Ан­вар как ком­со­молец и как ак­ти­вист был мо­били­зован в ар­мию в чис­ле пер­вых. В ма­гази­не, где он ра­ботал, сде­лали ре­визию – она по­каза­ла от­личную фи­нан­со­вую си­ту­ацию, и Ан­ва­ра как хо­роше­го ра­бот­ни­ка от­ме­тили де­неж­ной пре­ми­ей.

* * *

Пос­леднее пись­мо от не­го по­лучи­ли из Ал­ма-Аты. Он пи­сал, что их обу­ча­ют во­ен­но­му де­лу. Это бы­ло, на­вер­ное, в кон­це 1941го – в на­чале 1942-го. А че­рез не­кото­рое вре­мя к нам приш­ли из во­ен­ко­мата и со­об­щи­ли: брат Ан­вар, ока­зыва­ет­ся, пре­датель, из­менник ро­дины и слу­жит во вла­сов­ской ар­мии. И ещё ска­зали, что семьи пре­дате­лей под­ле­жат ссыл­ке в Си­бирь.

Отец воз­ра­жал:

– Сы­на мо­его учи­ла Со­вет­ская власть, он ком­со­молец, ак­ти­вист – не мо­жет он быть пре­дате­лем. И в чём на­ша ви­на?..

Ник­то из нас не ве­рил, что этот бла­город­ный че­ловек стал вра­гом: ес­ли бы так про­изош­ло, то его обя­затель­но по­карал бы Ал­лах. Но и до­пус­тить, что нас­то­ящая при­чина кро­ет­ся в том, что Ан­вар и все мы при­над­ле­жим к «не­поро­дис­то­му» на­роду тур­ков-мес­хе­тин­цев, мы не мог­ли. Мы же так ве­рили в со­вет­скую власть и в то, что жи­вём в са­мой спра­вед­ли­вой в ми­ре стра­не – Со­вет­ском Со­юзе.

Но от­ве­том нам ста­ла ссыл­ка в Си­бирь. На пять лет. Пря­мо в тот день, ког­да со­об­щи­ли, нас всех и арес­то­вали. Сна­чала по­мес­ти­ли в ба­кин­скую тюрь­му. Два ме­сяца дер­жа­ли там за ре­шёт­кой. На­чалась борь­ба за вы­жива­ние. 3а той тю­рем­ной ре­шёт­кой умер­ла, не вы­дер­жав, са­мая млад­шая пле­мян­ни­ца, ко­торой ис­полнил­ся лишь го­дик и пять ме­сяцев.

Из ба­кин­ской тюрь­мы нас под кон­во­ем преп­ро­води­ли в то­вар­ный ва­гон. Он и дос­та­вил в Си­бирь, в Аси­нов­ский рай­он Том­ской об­ласти. Что сто­ил тог­да че­ловек? Грош ему це­на. Тем бо­лее – зак­лю­чён­ный. Идёт вой­на ожес­то­чен­ная, зи­ма су­ровая, си­бир­ская – до «сан­ти­мен­тов» ли?..

Кро­ме на­шей семьи, бы­ло ещё очень мно­го сос­ланных: ста­риков, жен­щин, маль­чи­шек, дев­чо­нок. Ру­били тай­гу, а из по­вален­но­го ле­са из­го­тав­ли­вали шпа­лы. Прош­ло нем­но­го вре­мени, и ме­ня, па­цана, наз­на­чили бри­гади­ром. Мне под­чи­нялось 40 че­ловек. За ко­рот­кое вре­мя я на­учил­ся го­ворить по­рус­ски.

* * *

Ста­рый отец дик­то­вал мне пись­ма родс­твен­ни­кам в Гру­зию. Нам же он час­то го­ворил: «Де­ти мои, тер­пи­те – та­кова на­ша до­ля. Прой­дёт пять лет, и мы обя­затель­но вер­нёмся на на­шу ро­дину. Пом­ни­те: ро­дина – это свя­тое». Пос­те­пен­но при­вык­ли мы и к си­бир­ским хо­лодам, сог­ре­вая се­бя на­деж­дой ког­да-ни­будь дей­стви­тель­но вер­нуть­ся на ро­дину.

Од­нажды – это бы­ло в фев­ра­ле 1945 го­да – при­было пись­мо от родс­твен­ни­ков. Но на этот раз не из Гру­зии, а из Сред­ней Азии – из Уз­бе­кис­та­на. Род­ные со­об­ща­ли, что наш на­род по­голов­но де­пор­ти­рован, при этом поч­ти по­лови­на выс­ланных по пу­ти умер­ла. Вы­жив­ших рас­ки­дали по всей Сред­ней Азии. Это бы­ло чёр­ное из­вестие не толь­ко для на­шей семьи, но и в це­лом для на­шего мно­гос­тра­даль­но­го на­рода.

Отец мол­чал. Толь­ко мол­чал, а из глаз его тек­ли слё­зы. Тог­да ему бы­ло уже за 75. А че­рез па­ру дней ме­ня сроч­но от­пусти­ли с ра­боты до­мой: от­цу ста­ло пло­хо. Он ле­жал, ок­ру­жён­ный всей семь­ёй. Поп­ро­сил ме­ня по­дой­ти поб­ли­же. В пос­ледние свои ми­нуты уми­ра­ющий ска­зал: «Пос­лу­шай­те ме­ня, род­ные... Сде­лай­те всё, что­бы воз­вра­тить­ся до­мой... На ро­дину... Она свя­тая...».

* * *

На­кану­не вой­ны – где-то в кон­це 1939-го – отец при­вёз с гор спе­ци­аль­ный ка­мень. По про­фес­сии отец был ка­мено­тёсом, вот он сам и под­го­товил для се­бя над­гро­бие. Ми­нуло с тех пор семь де­сят­ков лет, эти кам­ни, на­вер­ное, так и ле­жат там, где их ос­та­вил отец. Его са­мого по­хоро­нили, в чём был одет. Прос­то за­копа­ли. Да­же без джэ­на­эы – свя­щен­ной мо­лит­вы для про­водов че­лове­ка в пос­ледный путь.

До­люш­ка-до­ля...

* * *

Как я мо­гу за­быть день По­беды!.. Все выш­ли на ули­цу, ли­кова­ли, об­ни­мали друг дру­га, поз­драв­ля­ли, це­лова­лись, пла­кали...

В Си­бири же­нил­ся я на рус­ской де­вуш­ке Ка­тери­не. По люб­ви. Ро­дила моя Ка­тя чет­ве­рых де­тей: тро­их сы­новей и од­ну дочь – Лю­бу, наз­ва­ли её так в честь на­шей люб­ви. Стар­ший сын Во­лодя ро­дил­ся в Си­бири. Жи­вёт сей­час в Кры­му. В 1948 го­ду ро­дил­ся в Уз­бе­кис­та­не Ви­талий (Али­паша)…» – пос­ле этих слов у Ка­зима Ка­дыро­вича пош­ли сле­зы. Умер Ви­талик в этом го­ду в Крас­но­даре, по­хоро­нили его ря­дом с ма­терью Ка­тери­ной. Отец не смог по­лететь на его по­хоро­ны из Аме­рики – тог­да ещё не по­лучил грин­карты.

«Уже оче­редь моя под­хо­дила на её по­луче­ние, но опять – до­лясудь­би­на... А млад­ший сын Ва­силий (Юсуф) и его де­ти – вмес­те про­жива­ем в Сприн­гфил­де, в Мас­са­чусет­се.

* * *

В 1948-ом вся на­ша семья при­еха­ла в Уз­бе­кис­тан к родс­твен­ни­кам. Что го­ворить, ко­му бы­ло лег­ко и пос­ле вой­ны… Ра­ди сох­ра­нения семьи вы­пол­ня­ли лю­бую ра­боту. За две ле­пёш­ки с вос­хо­да сол­нца до за­ката на хлоп­ко­заво­де тас­кал меш­ки. Да и Ка­тя моя ни­ког­да до­ма не си­дела сло­жа ру­ки. B 1951 го­ду по­лучил по­вес­тку из рай­во­ен­ко­мата – при­зыва­ли в Ар­мию. В то вре­мя у ме­ня бы­ло двое де­тей, и мы жда­ли треть­его ре­бен­ка. Но, нес­мотря на се­мей­ные об­сто­ятель­ства, ме­ня всё же мо­били­зова­ли в Со­вет­скую Ар­мию. От­слу­жил я три го­да в За­кар­патье, в го­роде Хуст, в об­ще­вой­ско­вой час­ти, в пу­лемет­ной ро­те. Но на­до от­ме­тить, что моя же­на Ка­тя по­луча­ла от во­ен­ко­мата по­собие на де­тей.

Как бы там ни бы­ло, а, бла­года­ря на­шему упорс­тву и тру­ду, вста­ли на но­ги, рос­ли де­ти, му­жались, учи­лись, то­же тру­дились. Все они вы­учи­лись, по­лучи­ли выс­шее об­ра­зова­ние. Зна­ешь, ка­кой я бо­гатый? Имею 28 вну­ков и вну­чек!

* * *

А в 1989–90 го­дах, пос­ле фер­ган­ских и таш­кент­ских пог­ро­мов, мы де­пор­ти­рова­лись в Рос­сию, в Крас­но­дар­ский край. Но и там тур­ки-мес­хе­тин­цы бы­ли для Рос­сии чу­жака­ми-ино­вер­ца­ми. За что же так прок­лят мой на­род?! Пос­ле 16лет­них уг­не­тений ве­ликая дер­жа­ва Рос­сия по­каза­ла нам путь... в США. А на­ша ро­дина Гру­зия до сих пор не при­нима­ет кон­крет­ных мер для воз­вра­щения на свою зем­лю мо­его на­рода.

Во­семь лет то­му на­зад уш­ла из жиз­ни моя Ка­тень­ка, ко­торая для ме­ня веч­но жи­вая. Ес­ли дей­стви­тель­но Там есть жизнь, то я обя­затель­но её най­ду, она ведь моя единс­твен­ная лю­бовь...

* * *

Мне нез­до­ровит­ся, док­то­ра го­ворят – бо­лезнь серь­ёз­ная. Но я – Сла­ва Ал­ла­ху – жи­ву. Од­но обид­но: так хо­чет­ся уме­реть на сво­ей ро­дине, в де­рев­не Пер­са. Не судь­ба, вид­но...»

* * *

На этом об­ры­ва­ют­ся от­ры­воч­ные за­писи рас­ска­за ста­рого тур­ка-мес­хе­тин­ца о том, по­чему ду­ша его всю жизнь ны­ла. 23 но­яб­ря 2008 го­да Ка­зим Ка­дыро­вич Да­да­ев умер.

Хо­рони­ли его всей не­боль­шой об­щи­ной тур­ков-мес­хе­тин­цев, жи­вущей ны­не в За­пад­ном Мас­са­чусет­се. На про­тиво­полож­ном по­луша­рии от род­но­го се­ла Пер­са, в зем­ле ко­торой так хо­тел ле­жать уже по­кой­ный Ка­зим Ка­дыро­вич.

А здесь, в аме­рикан­ском Сприн­гфил­де, на сво­боде рас­тёт его прав­нук.

То­же Ка­зим. Ему уже пол­го­да. Род про­дол­жа­ет­ся.

И Сла­ва Ал­ла­ху!..