Я ВСЕГДА ЖИЛ РОССИЕЙ

– Наум Моисеевич, с ноября по конец декабря – целый месяц – Вы прoбыли в Москве. Какие у Вас впечатления от города, от людей? Что Вы там увидели?

– Слово «увидеть» по отношению ко мне звучит неудачно – я вижу плохо.

– Ну, так что почувствовали?

– Москва есть Москва. В этом смысле она не переменилась, и много в ней хорошего, того, что я люблю. Мне говорили, что теперь во многих городах положение стало лучше, люди лучше питаются, лучше живут. И я почувствовал, что это так. Но, с другой стороны, есть какаято неуверенность в завтрашнем дне: не знают, что будет дальше, какая политика, что в связи с этим произойдет... Дело не в том, что наверху злая воля, просто развязались такие стихии, с которыми трудно разобраться. А стихии эти развязывали все – когда-то либеральная интеллигенция, не понимая, что она делает, потом правительство, короче, – все.

– Милиции много на улицах? Как там со свободой? Я слышала, что сейчас в Москве многих обыскивают прямо на улице, просят предъявить документы, особенно, если ты чернявый...

– Когда мы ходили, нас никто не обыскивал.

(Жена, Любовь Семеновна, из коридора: «Куда мы ходили? Мы везде ездили – нас возили. Мы жили в искусственных условиях.»).

Никто из моих друзей не жаловался, что их останавливали. Такой обстановки – чтобы всех обыскивали – в Москве нет.

– А черноволосых тоже не обыскивают?

– Этого я не знаю. Остальное – то, что в газетах. Это не мои впечатления.

– Значит, у Вас хорошие впечатления?

– От Москвы – да. Я её по-прежнему люблю.

– Наум Моисеевич, Вы получили Специальную премию по итогам конкурса «Большая книга» за двухтомник Ваших мемуаров «В соблазнах кровавой эпохи», вызвавших у читателей интерес, о чём свидетельствует полностью распроданный тираж. Что Вы можете сказать по поводу конкурса? О его победителях – Дмитрии Быкове, Александре Кабакове, Михаиле Шишкине?

– О премированных произведениях ничего не могу сказать – не читал.

– И Дмитрия Быкова о Пастернаке?

– Конечно, и его. Мне сейчас трудно читать. Никаких претензий к ним у меня нет. Они талантливые люди, все трое. Там было одно приключение. Ну, да Бог с ним.

– Какое приключение?

– Да не надо.

– Не то ли, что многие телезрители решили, что Вам дают Главную премию?

– Да, там всё делалось в спешке. Видимо, жюри сначала мне ничего не дало, а потом решили, что надо и меня как-то отметить. И сделали это очень поспешно и нелепо.

– Вас объявили самым первым. Мне позвонили и сообщили, что Коржавин получил Главную премию. Я была уверена в этом.

– Многие были в этом уверены, минут десять был уверен и я. Но ни к кому, кто получил премию, у меня, естественно, нет претензий.

– Вы считаете, что все получили, как того заслуживали?

– Я уже говорил, что премированных книг не читал. Другое дело, что к своей книге я отношусь очень серьезно. Считаю, что она нужна. Она нужна тем, кто хочет осознать то, что с нами произошло. Моя книга вводит в курс внутренней жизни нескольких поколений.

– За месяц в Москве Вы встретились со своими друзьями-писателями. Как им пишется?

– Пишется всем трудно сейчас. Не от «начальства» это зависит. Никто на них не давит. А просто – что здесь, что там – сейчас пишется трудно из-за той ситуации, в которую, выражаясь высокопарно, попал Мировой Дух. Но это общая ситуация.

– А кого Вы посетили в этот раз?

– Сарнова видел, Карякина, Рассадина, Лазарева, Ржевскую, Чухонцева, многих видел...

– Знаю, что у Станислава Рассадина очень пессимистический взгляд на будущее России. Остальные Ваши друзья не разделяют его опасений?

– Сейчас у интеллигенции пессимистические опасения широко распространены. Я от моих друзей-пессимистов отличаюсь тем, что у меня пессимистическое настроение не только в отношении России.

– А и в отношении мира в целом? Будущего европейской цивилизации. Так?

– Это длинная история. Слишком много было сделано для того, чтобы люди потеряли ориентиры. Пришли поколения, которые вместо того, чтобы приобщаться к культуре, стали приобщать культуру к себе. И это не только в России. В России как раз положение лучше.

– Вы общались с Еленой Ржевской. Давно люблю эту писательницу и хотела бы о ней услышать. Что она? Работает?

– Всё время. Пишет. К ней обращаются люди со всего мира.

– Как к писательнице или как к общественному деятелю? Она ведь во время войны была переводчицей у советского командования, присутствовала в бункере Гитлера после его самоубийства, при опознании его тела и тела Евы Браун...

– Думаю, что все же к ней обращаются как к писательнице.

– Её главная тема осталась прежней? Война?

– Война, сражение под Ржевом... Она почётный гражданин города Ржева.

– Да, она участвовала в сражении под Ржевом, страшно кровопролитном, отсюда и её псевдоним – Ржевская. Как вы думаете, Наум Моисеевич, тема войны сейчас востребована?

– Кем-то востребована, но есть люди, говорящие, что они этой темой сыты, что они всё уже о войне знают... Но могу сказать, что читателей, которым интересна Ржевская, достаточно.

– Среднее поколение? Старики? Она ведь постарше Вас будет...

– Старше, но не очень намного. Появилось много молодых в России, которые интересуются прошлым.

– Вот человек младше Вас, поколения Вашего друга Станислава Рассадина. Имею в виду актёра и чтеца Владимира Рецептера. Недавно прочитала его прекрасную книгу «Жизнь и приключения артистов БДТ». Там он пишет, что Вы были большим почитателем этого театра. Это так?

– Конечно.

– Вы москвич, а БДТ – театр ленинградский, питерский...

– Но я бывал в Питере, а театр приезжал в Москву. Большого разрыва между Москвой и Питером не было. И я вообще не знаю людей, которые не были бы поклонниками этого театра. Очень был хороший театр, талантливые актёры. У меня с ним были близкие отношения.

– Благодаря дружбе с Рецептером?

– Да. Я жил у него, а он жил в БДТ.

– Прямо в театре?

– Ну, да. И мы с Любой там у него гостили. Оттуда мы ходили в гости к Володину, к Гоге Товстоногову, к Райкину.

– Какие спектакли БДТ Вам особенно нравились?

– Мне все нравились. Конечно, «Горе от ума» – с Юрским и с Волей Рецептером в роли Чацкого, «Карьера Артура Уи», «Мещане»...

– Рецептер написал довольно горькую книгу. О театре он пишет как о сложном явлении – не в жанре славословия... Наверное, театр в каком-то смысле отражает состояние общества.

– Он отражает состояние общества больше, чем само общество. Концентрированнее.

– Знаете, как я озаглавила свою рецензию на книгу Рецептера – «Что наша жизнь?». Грустная книга, и рецензия получилась не веселая...

– Театр есть театр. Там есть всякое – горькое и радостное. Помню к 10-летию «Современника» – там была выпивка – Булат написал хорошую песню.

Премьера одна на ходу,
А другая вынашивается,
Всё время аншлаги... О господи, как повезло!
Машины нас ждут,
Александр Сергеич напрашивается.
А может, не надо,
Чтоб что-нибудь произошло?

– Машины – это какие же? Обычные или черные «маруси»?

– Обычные.

– А то ведь уже везде чудятся подвохи. Стало быть, речь у Окуджавы о том, что жизнь вошла в колею, что жить стало приманчивее и «веселее»? Правильно?

– Ну, да. Речь идёт о нормальном успехе.

– Наум Моисеевич, после Вашего возвращения из Москвы прошло уже много времени. Поездка была тяжёлая. Вы приходили в себя, болели. Сейчас Вы в хорошей форме (стучу по дереву). Чем занимаетесь? Что пишете?

– Статью хочу написать очень важную. Называется «Разрушение контекста». Это будет, если у меня хватит сил её написать, большая культурологическая работа о том, что произошло с культурой, с самосознанием людей. Молодёжь перестаёт понимать многие произведения, потому что не знает общего контекста культуры. Вот я попал в деревню во время войны – под Ростовом. И там ребята стали просить: «А ты почитай нам стихи!». Я прочитал им Пушкина «Я вас любил». А они начали смеяться.

– Правильно, они вне литературной традиции. Реакция людей, оторванных от культурной среды.

– Да, они вне традиции, и такая реакция тогда была для них естественной. Но когда люди, живущие как бы в атмосфере культуры, так реагируют на искусство, – вот это опасно.

– Возвращаясь к статье, собираетесь писать ее на российском материале?

– В основном, да, но не только.

– А как Вы узнаете о российских делах? Откуда знаете, что происходит в России? Вы ведь живете в другой стране...

– Я всегда жил Россией, интересовался всем, что там происходит, да и друзья у меня всегда там были. Сейчас, в наши дни, люди оттуда приезжают, и я там часто бываю. Я вовсе не так оторван. И, вообще, я – человек тамошний.

На фото: Наум КОРЖАВИН.
Фото Александра Марьина публикуется впервые