Каторжане милостью Божьей

Но­вый ав­тор "Кру­гозо­ра" о се­бе

Ро­дил­ся в Ук­ра­ине, где страш­ной во­ен­ной зи­мой 1942 го­да моя ма­ма, Эми­лия Вла­дими­ров­на Кес­лер, со мной, трех­летним, на ру­ках, бе­жала из Хмель­ниц­ко­го гет­то, чу­дом спас­лась от расс­тре­ла, спас­ла и вы­ходи­ла ме­ня.

Под­растал и соз­ре­вал в Кир­ги­зии. Поч­ти пол­сотни лет на­зад, убив че­тыре го­да на ра­боту в сель­ской шко­ле, по­нял, что учи­тель из ме­ня ни­какой, дру­гим ува­жа­емым про­фес­си­ям я то­же не при­годен. Выб­рал что по­лег­че - жур­на­лис­ти­ку: кор­респон­дент Кир­гиз­ско­го ра­дио и те­леви­дения, сот­рудник фрун­зен­ской "Ве­чер­ки" (от­ку­да в 1980 го­ду был за "по­лити­чес­кую" ошиб­ку из­гнан с трес­ком и с фор­му­лиров­кой "без пра­ва ра­боты в средс­твах мас­со­вой ин­форма­ции"); раз­но­рабо­чий в Бо­тани­чес­ком са­ду; за­вот­де­лом пуб­ли­цис­ти­ки жур­на­ла "Ли­тера­тур­ный Кир­гиз­стан"...

С 1992 го­да - в США. Боль­ше 11 лет, до вы­хода на пен­сию в 2004 го­ду, был ре­дак­то­ром от­де­ла но­вос­тей га­зеты "Но­вое рус­ское сло­во".

Жи­ву в го­роде У­олд Лейк, штат Ми­чиган.

Не сос­то­ял. Не прив­ле­кал­ся. Не ку­рю.      

 

Чет­верть ве­ка - срок бо­лее чем дос­та­точ­ный для то­го, что­бы па­мять о че­лове­ке на­дол­го уш­ла в тень, а то и во­об­ще стер­лась, как сти­ра­ет­ся впе­чат­ле­ние от встре­чи, ка­кой бы важ­ной и не­забы­ва­емой она ни ка­залась по­нача­лу. Ге­рой пуб­ли­ку­емых ни­же за­меток выг­ля­дит ис­клю­чени­ем, ко­торое лишь под­твержда­ет это жи­тей­ское пра­вило. Двад­цать пять лет, ми­нув­шие пос­ле его кон­чи­ны, не по­гаси­ли ин­те­рес к его не­за­уряд­ной лич­ности и уни­каль­но­му твор­чес­тву, о чем крас­но­речи­во го­ворят мас­со­вые ти­ражи на­писан­ных им ро­манов.   

"А за об­шарпан­ным кан­це­ляр­ским сто­лом в ком­натке без
окон на пя­том эта­же Д ома кни­ги си­дел по­лоса­тый от веч­ной
тель­няш­ки Валь­ка Пи­куль..."

/Вик­тор Ко­нец­кий, "Эхо"/                                                                                                       

На­чало 1970-х - это и на­чало ред­кой бо­лез­ни, ох­ва­тив­шей са­мый чи­та­ющий на­род са­мой чи­та­ющей стра­ны, ко­торой боль­ше нет на ге­ог­ра­фичес­кой кар­те, хо­тя в па­мяти, в ду­шах и соз­на­нии мно­гих из нас она жи­ва и по­ныне. Имя бо­лез­ни - тос­ка по ис­то­рии, как ее наз­вал весь­ма по­чита­емый мною Алек­сандр Ге­нис, в чь­их кни­гах, стать­ях и эс­се ис­то­рия при­сутс­тву­ет не наз­ванно, но зри­мо, рас­ска­зыва­ет ли он о кор­ри­де в Сан-Се­басть­яне; или изящ­но жи­вопи­су­ет "иг­ри­вую и ду­раш­ли­вую" ар­хи­тек­ту­ру нью-й­орк­ско­го Со­хо; или вво­дит нас в соб­лазн чре­во­уго­дия сво­ими ре­цеп­та­ми при­готов­ле­ния кис­лых щей и жир­ной ухи, а так­же ме­ню обе­дов и ужи­нов с И­оси­фом Брод­ским, а он, как из­вес­тно, по­кушать лю­бил и умел...

Так что не та­кая уж она и ред­кая, эта бо­лезнь. И за­ража­ют­ся лю­ди ею по доб­рой во­ле, бла­го за­разить­ся есть от ко­го. С од­ним из ее раз­носчи­ков, а ес­ли не силь­но при­дирать­ся к сло­вам и фак­там, так и с дву­мя, ме­ня све­ла жур­на­лист­ская судь­ба, иной раз да­рящая встре­чи, ко­торые за­быть ни­как нель­зя, и это не пре­уве­личе­ние.                

ПО­ЛУЧАЮ ДОБ­РЫЙ СО­ВЕТ: "ДА­ЖЕ НЕ МЕЧ­ТАЙ"

В 1988 го­ду, в раз­гар гор­ба­чев­ской пе­рес­трой­ки, в ус­ло­ви­ях жес­ткой кон­ку­рен­ции меж­ду пе­чат­ны­ми ор­га­нами, над жур­на­лом "Ли­тера­тур­ный Кир­гиз­стан", в ко­тором я за­ведо­вал от­де­лом пуб­ли­цис­ти­ки, был за­несен Да­мок­лов меч в ви­де го­довой под­писки, от ко­торой за­висе­ло - вы­живем ли мы как из­да­ние. В эту не­лег­кую, но энер­гичную по­ру нас здо­рово вы­ручал пи­сатель, чей вклад в рос­сий­скую ис­то­ри­ог­ра­фию бы­ли вы­нуж­де­ны приз­нать да­же не­доб­ро­жела­тели, в ко­торых он не ис­пы­тывал не­дос­татка, и чей зат­ворни­чес­кий об­раз жиз­ни дав­но пе­рес­тал удив­лять ви­дав­шую ви­ды жур­на­лист­скую бра­тию. Триж­ды я ле­тал на встре­чу с ним, пи­тая су­губо жи­тей­ский (ска­жу про­ще и чес­тнее: шкур­ный) ин­те­рес жур­на­ла, да и свой лич­ный то­же.

В и­юне 1988-го глав­ный ре­дак­тор "ЛК" Алек­сандр Ива­нов выз­вал ме­ня к се­бе в ка­бинет:

- Вы пи­сали Ва­лен­ти­ну Пи­кулю, про­сили его прис­лать для нас что-ни­будь из ра­нее не­опуб­ли­кован­но­го. Он обе­щал по­думать. Ждать нам не­ког­да, по­ез­жай­те к не­му в Ри­гу и на­пом­ни­те про обе­щание. Под­писчи­ки дол­жны знать за­ранее, че­го от нас мож­но ожи­дать в но­вом го­ду.

Глав­ред бил на­вер­ня­ка: од­но имя Пи­куля, чьи кни­ги в то вре­мя дос­та­вались счас­тлив­чи­кам лишь по боль­шо­му бла­ту или за боль­шие день­ги, спо­соб­но бы­ло прив­лечь ин­те­рес к жур­на­лу да­леко за пре­дела­ми Кир­ги­зии. Что и под­твер­ди­лось: как толь­ко в ав­густов­ском но­мере "ЛК" по­яви­лось крат­кое со­об­ще­ние о том, что зна­мени­тый пи­сатель пе­редал жур­на­лу под­борку но­вых ми­ни­атюр, под­писка на 1989 год вы­рос­ла вдвое, а по ад­ре­сам, от­ку­да шли зап­ро­сы на жур­нал, впо­ру бы­ло изу­чать ге­ог­ра­фию Со­вет­ско­го Со­юза.

Впро­чем, это уже из об­ласти хвас­тли­вой ста­тис­ти­ки, тог­да как не в ней де­ло, а в лич­ности че­лове­ка, зна­комс­тво и бе­седы с ко­торым я да­же сей­час, чет­верть ве­ка спус­тя, пом­ню в де­талях. Пос­та­ра­юсь вос­кре­сить ее при­мер­но в том ви­де, в ка­ком сох­ра­нила па­мять...   

При­летаю в Ри­гу. Трол­лей­бу­сом до­бира­юсь к До­му пе­чати, где у ме­ня наз­на­чена встре­ча с Ила­ном По­лоц­ком, за­вот­де­лом пуб­ли­цис­ти­ки жур­на­ла "Да­уга­ва". По пер­вости Илан пы­тал­ся ме­ня об­ра­зумить, на­чав с ис­то­рий про строп­ти­вый ха­рак­тер пи­сате­ля, его пол­ней­шее рав­но­душие ко вся­кого ро­да паб­ли­сити, и за­кон­чив поч­ти по Биб­лии: "...но лег­че вер­блю­ду прой­ти сквозь иголь­ное уш­ко, чем на­шему бра­ту про­бить­ся к Пи­кулю". Все ус­лы­шан­ное лишь ук­ре­пило мою ре­шимость ви­деть­ся и го­ворить с че­лове­ком, ра­ди встре­чи с ко­торым я по­летел бы не то что в кра­сави­цу Ри­гу, а и на са­мые Со­лов­ки, от­ку­да вес­ной 1943-го, в свои не­пол­ные 15 лет, юн­га Ва­лен­тин Пи­куль был нап­равлен для не­сения бо­евой служ­бы в дол­жнос­ти ру­лево­го на эс­кадрен­ный ми­ноно­сец "Гроз­ный" Се­вер­но­го фло­та.

Вот так прос­то и лег­ко на­писа­лось: "нап­равлен... для не­сения бо­евой служ­бы". А ведь он, ко­торо­го и друзья, и нед­ру­ги, счи­тали об­разцом пре­дель­ной пря­моты и бес­пре­дель­ной чес­тнос­ти, вступ­ле­ние во взрос­лую жизнь от­ме­тил... об­ма­ном: стре­мясь во что бы то ни ста­ло по­пасть в Со­ловец­кую шко­лу юнг, на­кинул се­бе па­ру лет сверх про­житых, бла­го был он пар­нишкой не по го­дам креп­ким, рос­лым. То бы­ла ложь во спа­сение, с той лишь раз­ни­цей, что спа­сать бу­дущий юн­га на­мерен был не се­бя, а - Ро­дину. За пле­чами у не­го ос­та­валась бло­кад­ная зи­ма 1941-го в род­ном Ле­нин­гра­де, впе­реди ма­ячи­ли дол­гие (дет­ским сер­дцем, ра­но поз­навшим бе­ду, он пред­чувс­тво­вал это!) ме­сяцы и го­ды вой­ны.

Сем­надца­ти лет от ро­ду, ук­ре­пив на фор­менной ру­бахе три бо­евые ме­дали (ему за них пе­няли про­хожие на ули­це: "Сни­ми! Как не стыд­но но­сить чу­жие наг­ра­ды, маль­чиш­ка!.."), вчис­тую де­моби­лизо­вав­ший­ся юн­га Пи­куль вер­нулся в Ле­нин­град, был за­чис­лен на под­го­тови­тель­ное от­де­ление во­ен­но-мор­ско­го учи­лища - "Под­го­тии", как лю­бов­но, хоть и с от­тенком де­лан­ной неб­режнос­ти, зва­ли кур­санты свою alma mater. Здесь от не­го, имев­ше­го за спи­ной пять до­во­ен­ных клас­сов не­пол­ной сред­ней шко­лы, тре­бова­лось ре­шать за­дачи по ал­гебре и три­гоно­мет­рии. По­няв, что в этих пред­ме­тах он не пла­ва­ет - то­нет, Пи­куль пос­ту­пил со­от­ветс­твен­но сво­ему ха­рак­те­ру: от­ка­зал­ся про­тирать шта­ны за од­ной пар­той с ма­лолет­ка­ми, а нем­но­гочис­ленной сво­ей род­не са­мо­уве­рен­но за­явил, что чувс­тву­ет в се­бе иное приз­ва­ние - пи­сатель­ское. Тут и по­вод по­явил­ся нас­то­ятель­ный: он про­читал кни­гу о ми­нонос­цах Се­вер­но­го фло­та, на­шел ее не­выно­симо скуч­ной, дал се­бе сло­во, что на­пишет "в сто раз луч­ше", а дер­жать сло­во он при­вык с ма­лых лет. Слов­но в по­мощь этой от­ча­ян­но сме­лой за­дум­ке от­кры­лось при Ле­нин­градском от­де­лении Со­юза пи­сате­лей ли­тобъ­еди­нение, ко­торым ру­ково­дили двое по­томс­твен­ных ин­телли­ген­тов - Мар­га­рита (Ма­ро) Дов­ла­това и Ле­онид Рах­ма­нов. Он ту­да при­шел, был при­нят, при­вел за со­бой Вик­то­ра Ко­нец­ко­го, од­ногруп­пни­ка по мор­ской  "Под­го­тии", бу­дуще­го ка­пита­на даль­не­го пла­вания, из­вес­тно­го пи­сате­ля-ма­ринис­та; к ним вско­ре при­со­еди­нил­ся Вик­тор Ку­роч­кин - тан­кист, юрист и жур­на­лист, впос­ледс­твии ав­тор од­ной из жем­чу­жин рус­ской во­ен­ной про­зы, по­вес­ти "На вой­не как на вой­не". Они креп­ко дру­жили, за что но­сили проз­ви­ще "Три муш­ке­тера", по­веря­ли друг дру­гу пер­вые свои ру­копи­си, не от­ка­зывая се­бе в удо­воль­ствии вы­ловить и выс­ме­ять сло­вес­ные ля­пы и бло­хи в пи­сани­ях ближ­не­го... 

Есть у Ва­лен­ти­на Пи­куля не­боль­шой по объ­ему, по­рази­тель­ный в прос­то­те и от­кро­вен­ности ав­то­би­ог­ра­фичес­кий очерк "Ноч­ной по­лет". Бе­седуя с чи­тате­лем до­вери­тель­но, он вспо­мина­ет о сво­их пер­вых ли­тера­тур­ных опы­тах - то иро­низи­руя над со­бой, то по пра­ву ро­дите­ля гор­дясь де­тищем, про­из­ве­ден­ным на свет в "зе­леную" по­ру мо­лодос­ти. Ме­ня в "Ноч­ном по­лете", как и во всей твор­ческой судь­бе ав­то­ра, бо­лее все­го по­ража­ет уп­ря­мая ве­ра в свои си­лы и воз­можнос­ти: это она, ве­ра, вы­вела его на до­рогу рус­ской ис­то­ричес­кой ро­манис­ти­ки, что­бы че­рез го­ды са­мо­об­ра­зова­ния в биб­ли­отеч­ных за­лах и за "до­маш­ним" чте­ни­ем (язык не по­вер­нется наз­вать до­маш­ним без ка­вычек чте­ние на чер­да­ке, при све­те ке­роси­новой лам­пы!) прев­ра­тить быв­ше­го пя­тик­лас­сни­ка в од­но­го из по­пуляр­ней­ших про­за­иков на­шего вре­мени, чьи ро­маны, при не­из­менно мас­со­вых ти­ражах, все же не спо­соб­ны бы­ли удов­летво­рить не­насыт­ный чи­татель­ский спрос. Пусть счи­тал он твор­ческой не­уда­чей свой пер­вый ро­ман "Оке­ан­ский пат­руль", глав­ный ге­рой ко­торо­го, юн­га Ря­бинин, про­жил книж­ную жизнь ку­да бо­лее яр­кую, не­жели ре­аль­ный юн­га Пи­куль, но ро­ман этот был ну­жен уже хо­тя бы по­тому, что явил со­бой долг па­мяти всем под­рос­ткам во­ен­ной по­ры, по­гиб­шим на су­ше и на мо­ре, сра­жа­ясь с вра­гом. Ни до, ни пос­ле "...пат­ру­ля" - ник­то не сде­лал это луч­ше, чем Ва­лен­тин Пи­куль!

Го­ды бе­рут свое, бес­спор­но. Но го­ды и да­ют. Та­лант ли­тера­тора-зат­ворни­ка (к жи­лищу ко­торо­го я по­ка не до­шел в сво­ем рас­ска­зе) с го­дами дал не так уж и ма­ло: жад­ным до рос­сий­ской ста­рины - хро­нику де­сяти­летия ти­рани­цы Ан­ны И­оан­новны "Сло­во и де­ло"; "Фа­ворит" - ро­ман о жес­то­ком и слав­ном вре­мени, в ко­торое пра­вили стра­ной Ека­тери­на Вто­рая и Гри­горий По­тем­кин при люб­ве­обиль­ной осо­бе им­пе­рат­ри­цы; лю­боз­на­тель­ным по час­ти во­ен­ной ис­то­рии Рос­сии - ро­маны "Мо­он­зунд", "Из ту­пика", "Три воз­раста Оки­ни-сан", "Крей­се­ра", "Бо­гатс­тво", "Ка­тор­га"; же­ла­ющим уз­нать о хит­рос­пле­тете­ни­ях дип­ло­матии - "Пе­ром и шпа­гой", "Бит­ва же­лез­ных кан­цле­ров". Осо­бое мес­то за­нима­ет "Рек­ви­ем ка­рава­ну PQ-17" - стро­гое, скор­бное и прав­ди­вое по­вес­тво­вание о ге­ро­ичес­кой ги­бели со­вет­ских, аме­рикан­ских и бри­тан­ских мо­ряков в го­ды Вто­рой ми­ровой вой­ны.

Зат­рудня­юсь, да и не ви­жу в том осо­бой нуж­ды, пе­речис­лить ми­ни­атю­ры Пи­куля - эти мик­ро­рома­ны, каж­дый со сво­им ув­ле­катель­ным сю­жетом, из ко­торых, ес­ли их соб­рать во­еди­но, на­берет­ся па­ра пух­лых то­мов. За­нима­тель­ней­шее, до­ложу я вам, чте­ние!

Мня се­бя эта­ким "пи­куле­ведом" (да­ром, что ли, к то­му вре­мени я про­чел все кни­ги это­го по­пуляр­ней­ше­го ав­то­ра 1970-х - 1980-х го­дов, прош­ту­диро­вал мас­су ста­тей о нем!), мог ли я всерь­ез вос­при­нимать ре­зоны Ила­на По­лоц­ка по по­воду не­люди­мос­ти Пи­куля! Не мог­ли ме­ня ос­та­новить ос­трастки ти­па: "Да­же не про­буй к не­му про­бить­ся, не при­мет, еще и за­руга­ет". Об од­ном я про­сил - до­быть мне но­мер его до­маш­не­го те­лефо­на.

НАМ БЫ ТОЛЬКО НОГУ ПРОСУНУТЬ В ДВЕРНОЙ ПРОЕМ...

Ока­залось, ник­то это­го но­мера не зна­ет, спра­воч­ная 09 то­же не да­ет: так пот­ре­бовал або­нент. День про­шел в по­ис­ках и расс­про­сах без ма­лей­ше­го ре­зуль­та­та. Воз­вра­тить­ся мне до­мой с пус­ты­ми ру­ками не поз­во­лила Ири­на Лит­ви­нова, лит­сотруд­ник риж­ской га­зеты "Со­вет­ская мо­лодежь". Она взя­лась по­мочь, но пре­дуп­ре­дила:

- Ва­лен­тин Сав­вич две не­дели на­зад пе­ренес ин­сульт, вра­чи про­писа­ли ему пол­ный по­кой, зап­ре­тили лю­бые встре­чи.Поп­ро­бую поз­во­нить его же­не Ан­то­нине Иль­инич­не, мо­жет быть, она что-ни­будь при­дума­ет...

Лит­ви­нова сня­ла труб­ку, наб­ра­ла но­мер, поз­до­рова­лась, на­чала объ­яс­нять, кто я и за­чем при­летел в Ри­гу. Мне, си­дяще­му че­рез стол от нее, бы­ло слыш­но, как на дру­гом кон­це те­лефон­ной ли­нии ей вы­гова­рива­ли:

- Ири­на Пет­ровна, о чем вы го­вори­те, у не­го дваж­ды на дню инъ­ек­ции вся­кие, ЭКГ, - а вы про ка­кое-то ин­тервью. Ни­чего не вый­дет!

По­няв по вы­раже­нию ли­ца Лит­ви­новой, что она го­това сдать­ся, я за­шеп­тал ей под ру­ку:

- Поп­ро­сите, пусть встре­тит­ся со мной, рас­ска­жет о му­же, это­го бу­дет дос­та­точ­но.

А про се­бя по­думал: да мне бы толь­ко но­гу в двер­ной про­ем про­сунуть - а там раз­бе­рем­ся...

Лит­ви­нова прось­бу мою доб­ро­совес­тно пов­то­рила в труб­ку. Поп­ро­щав­шись с суп­ру­гой пи­сате­ля, со­об­щи­ла:

- При­ходи­те зав­тра к один­надца­ти ут­ра в биб­ли­оте­ку До­ма офи­церов - и пря­мо к за­веду­ющей.

- Ан­то­нина Иль­инич­на, - на­чал я с по­рога в один­надцать сле­ду­юще­го дня, - для вас мой при­езд не та­кая уж не­ожи­дан­ность, я ва­шему му­жу пи­сал, зво­нил из ре­дак­ции...

- Пись­мо ва­ше Ва­лен­тин Сав­вич по­лучил, - ус­лы­шал я в от­вет. - Но­мер жур­на­ла, ко­торый был вло­жен в па­кет, про­чел с ин­те­ресом. Но пой­ми­те, он еще плох пос­ле ин­суль­та, с боль­шим тру­дом при­ходит в се­бя, очень тя­жело пе­режи­ва­ет вы­нуж­денное без­делье. Два го­да на­зад пе­ренес об­ширный ин­фаркт, вра­чи раз­ре­ша­ют ему ра­ботать па­ру ча­сов в день, не боль­ше. Ну да лад­но, коль вас ус­тро­ит мой рас­сказ о нем, так уж и быть, спра­шивай­те.

Де­таль за де­талью скла­дывал­ся в мо­ем блок­но­те пор­трет ли­тера­тора, чьи кни­ги я чи­тал и о ком так мно­го (но, ока­зыва­ет­ся, так ма­ло!) знал.

- Он как сел к пись­мен­но­му сто­лу в пять­де­сят чет­вертом го­ду, - рас­ска­зыва­ла Ан­то­нина Пи­куль, - так из-за не­го прак­ти­чес­ки не вста­ет. От­шу­чива­ет­ся, ког­да его спра­шива­ют, по­чему так быс­тро и пом­но­гу пи­шет: "Я боль­шой лен­тяй, вот и спе­шу вып­леснуть на бу­магу все, что на­копи­лось в па­мяти, что­бы пос­ко­рее за­нять­ся сво­им лю­бимым де­лом - ни­чего­неде­лани­ем". А сам спе­шит на­чать но­вый ро­ман, ми­ни­атю­ру. Изу­ча­ет пер­во­ис­точни­ки, чи­та­ет ме­му­ары, пе­ри­оди­ку той эпо­хи, в ко­торую на­мерен вжи­вать­ся. За­казы­ва­ет ксе­роко­пии в биб­ли­оте­ке. Об­ра­ща­ет­ся к сво­ей кар­то­теке ис­то­ричес­ких лич­ностей, сос­тавлял ее не од­но де­сяти­летие. Для не­го это не прос­то на­бор кар­тонных кар­то­чек, а жи­вые, кон­крет­ные лю­ди, каж­дый со сво­ей би­ог­ра­фи­ей, он с ни­ми шу­тит, спо­рит, со­вету­ет­ся, да­же ссо­рит­ся. Рас­смат­ри­ва­ет свою кол­лекцию рус­ско­го пор­тре­та - так он от­ды­ха­ет. Лю­бит сме­ну со­бытий, эпох. Мо­жет в ра­боте пе­рей­ти от XVII ве­ка в бо­лее близ­кий, в дру­гой раз - на­обо­рот. Так, меж­ду дву­мя то­мами "Сло­ва и де­ла" на­писа­но "Бо­гатс­тво", меж­ду дву­мя то­мами "Фа­вори­та" - по­яви­лась "Ка­тор­га". Та­кие пе­рехо­ды для не­го то­же от­дых. Тя­нет­ся к зна­ни­ям пос­то­ян­но. Они для не­го - на­рав­не с воз­ду­хом, ко­торым он ды­шит. В ме­ру сил я по­могаю ему уто­лить эту жаж­ду. По его спис­ку при­ношу кни­ги из на­шей биб­ли­оте­ки, хо­жу в бу­кинис­ти­чес­кий ма­газин, в ма­газин "Ис­кусс­тво", где я пос­то­ян­ный по­купа­тель: он обо­жа­ет жи­вопись, осо­бен­но пор­трет­ную.

Заз­во­нил те­лефон. Хо­зяй­ка ка­бине­та сня­ла труб­ку.

- При­вет! Как са­мочувс­твие? Ты ле­карс­тво при­нял? При­ми обя­затель­но. И по­ешь что-ни­будь. Вот и мо­лодец. Слу­шай, Ва­ля, тут у ме­ня си­дит сот­рудник жур­на­ла "Ли­тера­тур­ный Кир­гиз­стан", он рань­ше те­бе пи­сал, те­перь при­был сам. Зна­ет о тво­ем сос­то­янии, все по­нима­ет, на встре­че не нас­та­ива­ет, но все же че­ловек при­летел за столь­ко ты­сяч ки­ломет­ров... Мо­жет, уде­лишь ему пол­ча­са? Очень хо­рошо. Ну, по­ка. Мы сей­час при­едем.

...В квар­ти­ру я по­пал или в биб­ли­оте­ку - вот о чем пер­вым де­лом я по­думал, пе­рес­ту­пив по­рог. Книж­ные стел­ла­жи под са­мый по­толок, на­чав­шись сра­зу от две­ри в при­хожей, рас­хо­дят­ся по всем ком­на­там (их, по мо­им при­кид­кам, три); в ред­ких, уз­ких про­межут­ках меж­ду стел­ла­жами ви­сят пор­тре­ты-ми­ни­атю­ры в рам­ках "под ста­рину" (а мо­жет, под­линно ста­рин­ных?). Хо­зя­ин из-за бо­лез­ни из­рядно сдал, ма­ло по­хож на бра­вого ру­гате­ля, ка­ким од­нажды его по­каза­ло на всю стра­ну Цен­траль­ное те­леви­дение: "Я кри­тики в свой ад­рес не чи­таю, толь­ко вре­мя от­ни­ма­ет..." Тель­няш­ка мат­рос­ская выг­ля­дыва­ет из-под пи­жамы, го­лос - не­лас­ко­вый, с хри­пот­цой:

- Ну, здравс­твуй­те. Что мо­жете ска­зать хо­роше­го?

В пе­рево­де на оби­ход­ный язык - "ка­кого чер­та на­до?" По­нимаю: нез­ва­ный гость. Хо­тя - от­че­го же нез­ва­ный? Бы­ло от ме­ня пись­мо, был раз­го­вор по те­лефо­ну. А, впро­чем, он не обя­зан лю­без­ни­чать со вся­ким, кто при­ходит от­ни­мать у не­го зо­лотое вре­мя.

- Ва­лен­тин Сав­вич, сто­ило ли мне ле­теть в та­кую даль, что­бы вам го­ворить что-ни­будь хо­рошее? Я от вас ус­лы­шать хо­чу - о жиз­ни, о ра­боте но­вой...

- Вы, го­вори­те, из ка­кого жур­на­ла-то?

- "Ли­тера­тур­ный Кир­гиз­стан" на­зыва­ет­ся.

- Ах, да, То­ся же мне го­вори­ла, я по­забыл. Вы у се­бя пол­ный текст пись­ма Рас­коль­ни­кова на­печа­тали, мо­лод­цы, я про­читал с удо­воль­стви­ем. Да­же в цен­траль­ных жур­на­лах его по­бо­ялись дать без ку­пюр. С ва­шей сто­роны это был до­воль­но сме­лый шаг. Так что вас ин­те­ресу­ет кон­крет­но? 

- Хо­тел бы по­лучить нес­коль­ко ва­ших ми­ни­атюр для пуб­ли­кации в и­юль­ском но­мере жур­на­ла - как раз ког­да вы бу­дете от­ме­чать свое шес­ти­деся­тиле­тие.

- Слу­шай­те, а что это за праз­дник та­кой - шесть­де­сят лет? Воз­раст - не­уж­то зас­лу­га? Тут со­чувс­тво­вать на­до че­лове­ку, го­ревать вмес­те с ним: го­ды-то ухо­дят! Вы пос­мотри­те, ка­кие юби­леи праз­дну­ют у нас! С ка­ким шу­мом хо­рово­дят вок­руг стар­ца, вы­жива­юще­го из ума, как его ла­киру­ют, как при­писы­ва­ют зас­лу­ги, ко­торых он ни­ког­да не имел! И та­ких у нас - до ед­ре­ни ма­тери: ни­чего не сде­лали пут­но­го, но юби­леи справ­ля­ют им пыш­ные.

- Как бы вы к это­му ни от­но­сились, а чес­тво­вания по слу­чаю круг­лой да­ты вам не из­бе­жать...

- Оши­ба­етесь. Я скро­юсь. Как раз пе­ред ва­шим при­ходом шел об этом раз­го­вор с Чи­жовым Ль­вом Бо­рисо­вичем, это во­ен­врач, мой друг и спа­ситель, мы с ним уже и мес­то на­мети­ли, так что пусть не пы­та­ют­ся ме­ня най­ти. Да-да-да! Есть мес­то. Ну, а ми­ни­атюр для ва­шего жур­на­ла дам нес­коль­ко, они ни в ка­кие сбор­ни­ки не вхо­дили, мо­жете сме­ло их пе­чатать. Мне же сей­час на­до ко­пить си­лы для ра­боты над но­вым ро­маном, на ко­торый то­же мно­го охот­ни­ков.

- На тот, что о Ста­лин­гра­де?

- Точ­нее - о раз­гро­ме ар­мий фель­дмар­ша­ла Па­улю­са. Мой отец во­евал и по­гиб под сте­нами Ста­лин­гра­да, мне ста­ли из­вес­тны об­сто­ятель­ства его ги­бели, и я ре­шил взять­ся за но­вую для се­бя су­хопут­ную те­му. Соб­рал не­об­хо­димую биб­ли­ог­ра­фию, пе­речи­тал ли­тера­туру по воп­ро­сам во­ен­ной стра­тегии и боль­шой по­лити­ки тех лет. Сре­ди мо­их ге­ро­ев - Ром­мель, Чер­чилль, Па­улюс, мес­то дей­ствия - об­ширный плац­дарм Вто­рой ми­ровой вой­ны, вклю­чая аф­ри­кан­скую пус­ты­ню. Пос­лу­шай­те, а по­чему бы нам чаю не вы­пить, а? Пер­ва­ча мо­ей собс­твен­ной за­вар­ки!..

- Да мне все­го пол­ча­са по­даре­ны, они вот-вот за­кон­чатся...

- Си­дите, ус­пе­ет­ся.

- Тог­да, ес­ли не воз­ра­жа­ете, я вклю­чу дик­то­фон.

- Ох уж эти ма­шин­ки... Лад­но, вклю­чай­те. Спра­шивай­те.

Он при­сел за свой пись­мен­ный стол - мас­сивное, прос­торное со­ору­жение ста­рин­ной руч­ной ра­боты, с мно­жес­твом выд­вижных ящи­ков, ящич­ков. На по­вер­хнос­ти сто­ла, меж­ду стоп­ка­ми ис­пи­сан­ных и чис­тых лис­тов бу­маги - че­тырех­гран­ная чер­ниль­ни­ца тол­сто­го стек­ла, ря­дом - плас­тмас­со­вая руч­ка с уче­ничес­ким пе­ром-вста­воч­кой. Та­кими те­перь не пи­шут, ра­зучи­лись.

- Та са­мая руч­ка, Ва­лен­тин Сав­вич?

- Она, род­ная. Все на­писа­но ею, за этим сто­лом - не по­лиро­ван­ным, не ла­киро­ван­ным, его ско­лотил мас­тер еще в прош­лом ве­ке. Очень на­деж­ный стол! На­писал - раз­во­рачи­ва­юсь вот сю­да, здесь у ме­ня, ви­дите, пи­шущая ма­шин­ка, все пе­репе­чаты­ваю сам, ма­шинис­ткам не от­даю, мне так удоб­ней пра­вить, ре­дак­ти­ровать. Пиш­ма­шинок у ме­ня три, все - до­во­ен­но­го вы­пус­ка, не­мец­кие, эта вот са­мая ста­рая, сня­ли ее в ка­чес­тве тро­фея с гит­ле­ров­ской под­водной лод­ки, она удоб­на тем, что во вре­мя кач­ки не па­да­ет. А но­вую как-то ку­пил, из сов­ре­мен­ных, так она не­дол­го по­рабо­тала, сло­малась. Дрянь вся­кую вы­пус­ка­ют...

Про эту ма­шин­ку я вам ин­те­рес­ное рас­ска­жу. Ни­ког­да не за­буду, как мы нуж­да­лись, ког­да с же­ной Ве­рони­кой, царс­твие ей не­бес­ное, пе­ре­еха­ли из Ле­нин­гра­да в Ри­гу. Нуж­да­лись мы страш­но! Же­на все с се­бя про­дала, по су­ти де­ла, бо­сая ос­та­лась, у нее да­же лиш­ней па­ры чу­лок не бы­ло. Од­нажды она зап­ла­кала и го­ворит: "Прос­ти, нам боль­ше не­чего про­давать. Толь­ко кни­ги ос­та­лись, пиш­ма­шин­ка и твой кос­тюм". Я го­ворю: ну так тол­кай его, толь­ко, по­жалуй­ста, не тро­гай кни­ги и ма­шин­ку. И она кос­тюм про­дала. Вто­рого у ме­ня не бы­ло. А как раз в этот пе­ри­од я снес в мес­тное из­да­тель­ство "Ли­ес­ма" свой ро­ман "Пе­ром и шпа­гой". Бо­же мой, с ка­ким по­зором ме­ня от­ту­да вы­пер­ли! Ма­ло то­го! Я еще эту за­разу ре­дак­три­су Бать как-то встре­тил на ба­заре, мы с же­ной там сто­яли в оче­реди за кар­тошкой, так она при всем чес­тном на­роде мне скан­дал ус­тро­ила: ка­кое я, со­вет­ский пи­сатель, имею пра­во ко­вырять­ся в та­кой мер­зос­тной лич­ности, как Фрид­рих Ве­ликий? Лю­ди на ме­ня смот­рят: черт его зна­ет, кто это та­кой, ди­вер­сант, что ли...

СЧАСТЬЕ - ЭТО КОГДА ТЕБЯ ВЫКЛЮЧАЮТ

- Ли­тера­торы сплет­ни­ча­ют про ваш под­чер­кну­то не­зави­симый ха­рак­тер, го­ворят, что вы не­людим, вся­чес­ки из­бе­га­ете об­ще­ний...

- Вот они ме­ня та­ким и сде­лали. Был я раз­битным, ве­селым, ком­па­ней­ским пар­нем. Но ког­да сел ра­ботать ос­но­ватель­но, братья-пи­сате­ли ста­ли мне не ин­те­рес­ны. С ни­ми не о чем раз­го­вари­вать! Их здесь мно­го, на­ез­жа­ют со всей стра­ны в Дом твор­чес­тва Ду­бул­ты, под Ри­гой. А вот я до сих пор не на­учил­ся по­нимать: что это та­кое - Дом твор­чес­тва? И по­чему, что­бы тво­рить, на­до ехать с од­но­го кон­ца стра­ны на дру­гой? Вот мой дом - это нас­то­ящий дом твор­чес­тва!.. Ну лад­но, при­ехал та­кой, у не­го рас­пи­саны все мес­та, в ко­торых сле­ду­ет по­бывать: Дом­ский со­бор, фин­ская ба­ня, ага, вот тут у ме­ня прос­вет, схо­жу-ка я к Валь­ке Пи­кулю. При­ходит. Я, как пра­вило, за­нят, но ува­жу, приг­ла­шу при­сесть: да­вай по­гово­рим. Вам бы сто­ило пос­лу­шать, о чем он за­водит раз­го­вор! "Вот я не­дав­но был во Фран­ции, а еще рань­ше в Ита­лии, ку­пил маг­ни­тофон но­вей­шей мар­ки, фо­то­ап­па­рат, кноп­ку на­жал - го­товая кар­точка выс­ка­кива­ет. Сей­час в Че­хос­ло­вакию со­бира­юсь. А ты ку­да ез­дил? Ни­куда? А чё так сла­бо? Меж­ду про­чим, не зна­ешь, с кем нын­че Кать­ка N. спит? Мне го­вори­ли, что она с D. спа­ла, а сей­час, ин­те­рес­но, с кем?.." Вот та­кие раз­го­воры - а за­чем они мне нуж­ны? Я и пе­рес­тал пус­кать.

- Вы, го­ворят, и по­чита­телей сво­их не осо­бо жа­лу­ете. Не за­ботит мир­ская сла­ва?

- Зна­ете, ес­ли бы мне эта сла­ва дос­та­лась лет этак в двад­цать, воз­можно, я и сам прев­ра­тил­ся бы в од­но­го из та­ких ли­тера­торов, ко­торых от­ва­дил от до­ма. Но мое счастье, что все мне дос­та­валось ве­лики­ми тру­дами, и так на­зыва­емую по­пуляр­ность я ощу­тил толь­ко пос­ле то­го, как мне поз­во­нили из Ле­нин­гра­да и со­об­щи­ли, что мой ро­ман "Пе­ром и шпа­гой" про­да­ют в До­ме кни­ги под наб­лю­дени­ем кон­ной ми­лиции, ибо там да­вят стек­ла. Ни­ког­да я не за­водил дру­зей сре­ди кри­тиков, не чи­тал ре­цен­зий в свой ад­рес - ни хва­леб­ных, ни ру­гатель­ных. Есть ре­цен­зенты и кри­тики, нас­тро­ен­ные ко мне по­ложи­тель­но, но это - не по мо­ей ини­ци­ати­ве.

- На ре­цен­зии вам во­об­ще-то вез­ло. В ос­новном на раз­гром­ные. Пом­ню, как об­сужда­ли в га­зетах ро­ман "У пос­ледней чер­ты", опуб­ли­кован­ный в "На­шем сов­ре­мен­ни­ке"...      

- Да нет, это был про­из­воль­но сок­ра­щен­ный ва­ри­ант мо­его ро­мана "Не­чис­тая си­ла". Ре­дак­ция жур­на­ла сде­лала сок­ра­щения, не сог­ла­совав со мной. Кое-кто из бреж­нев­ско­го ок­ру­жения се­бя уз­нал в ро­мане. Скан­дал на­чал­ся в Со­юзе пи­сате­лей, от­ту­да по га­зетам про­кати­лось.

- Но вна­чале, я слы­хал, на этот ро­ман в боль­шом ЦК пар­тии вни­мание об­ра­тили...

- Это вер­но. Зво­нили от сек­ре­таря ЦК Зи­мяни­на. Мы как раз въ­еха­ли в эту квар­ти­ру, еще ме­бель не ус­пе­ли пе­ревез­ти, пус­тые стен­ки. И тут зво­нок: Зи­мянин тре­бу­ет ме­ня в Мос­кву, на ко­вер. Труб­ку сня­ла Ве­рони­ка (она тог­да уже бы­ла смер­тель­но боль­на), ска­зала, что Пи­куль к те­лефо­ну не по­дой­дет, - и все на этом кон­чи­лось. Мне по­том зна­ющие лю­ди ска­зали (сам-то я в этом ни хре­на не раз­би­ра­юсь), что без мо­его при­сутс­твия в том же Со­юзе пи­сате­лей не име­ли пра­ва ус­тра­ивать этот раз­гром с об­сужде­ни­ем мо­его ро­мана. Тон за­дава­ли Сер­гей Ми­хал­ков, Ге­ор­гий Мар­ков, Алек­сандр Ча­ков­ский. Ми­хал­ков, го­ворят, но­гами то­пал...    

- Что-ни­будь кри­чал при этом?

- Ну а что в та­ких слу­ча­ях кри­чат, ког­да но­гами то­па­ют? Меж­ду про­чим, как раз этот пе­ри­од был для ме­ня пло­дот­ворным: я до­писал пер­вый том "Фа­вори­та", по­лови­ну ро­мана "Три воз­раста Оки­ни-сан". А хо­тите знать, до­рогой мой, ка­кой был са­мый счас­тли­вый пе­ри­од в мо­ей жиз­ни? Ког­да по вы­ходе ро­мана "Из ту­пика", в ко­тором, ока­зыва­ет­ся, я за­дел чувс­тва кое-ко­го из силь­ных ми­ра ли­тера­тур­но­го, они, сво­дя со мной сче­ты, ре­шили вык­лю­чить ме­ня из ли­тера­туры на мно­го лет. Имя мое в пе­чати ве­лено бы­ло не упо­минать, я был как тот ко­рабль, ко­торый еще спо­собен при­нимать ра­ди­ог­раммы, но сам вы­ходить в эфир не мо­жет, не име­ет пра­ва. Так вот, я им всем бла­года­рен: то вре­мя ока­залось пло­дот­ворным для ме­ня, я мно­го ра­ботал. Прос­то сел и стал пи­сать. Что­бы не тра­тить вре­мя на бритье, от­растил бо­роду. И го­лову стал стричь на­голо. Зна­ете по­чему? Выс­чи­тал сколь­ко вре­мени ухо­дит на си­дение в па­рик­ма­хер­ской, чтоб обол­ва­нили те­бя, - по­лучи­лась бе­шеная сум­ма вре­мени! Тог­да мы ку­пили ма­шин­ку для стриж­ки, и по­ка жи­ва бы­ла Ве­рони­ка, она бол­ва­нила ме­ня. А сей­час То­ся бол­ва­нит.

- Мно­гие ва­ши ге­рои не от­ме­чены гром­кой сла­вой, да и са­ми они - из ма­ло­из­вес­тных мест и со­бытий рос­сий­ской ис­то­рии. Осо­бен­но час­то этот при­ем вы ис­поль­зу­ете в ми­ни­атю­рах. По­чему?

- Лег­ко пи­сать о че­лове­ке или со­бытии зна­читель­ном: жизнь Су­воро­ва, Пуш­ки­на, сра­жение вро­де Бо­родин­ско­го... Мне пред­ла­гали - я от­ка­зывал­ся. Вер­но вы за­мети­ли, я ста­ра­юсь отыс­кать ге­ро­ев, по­рой на­рочи­то ос­тавлен­ных за бор­том ис­то­рии. Од­на из пос­ледних мо­их ми­ни­атюр, ко­торые я пе­редаю вам для пуб­ли­кации, - о пи­сатель­ни­це Вар­ва­ре Сте­панов­не Мик­ла­шевич. Кто о ней зна­ет? Ник­то ни­чего тол­ком не зна­ет. Вот дру­гая ми­ни­атю­ра, о пре­быва­нии ма­дам де Сталь в Рос­сии. У вся­кого ее имя на слу­ху - но что она де­лала у нас, что ви­дела, с кем встре­чалась и раз­го­вари­вала - ник­то вам не ска­жет. В та­ких за­ботах мне по­мога­ет моя биб­ли­оте­ка. Кое-кто счи­та­ет, что я в сво­их по­ис­ках поль­зу­юсь ус­лу­гами ар­хи­вов, - че­пуха со­бачья! Ту­да вся­кий раз де­сяток про­пус­ков на­до вып­равлять - от­ку­да у ме­ня та­кое вре­мя?! Нет, преж­де чем за­нять­ся но­вой те­мой, я пол­ностью обес­пе­чиваю се­бя не­об­хо­димой ли­тера­турой. Иног­да де­нег на это тра­чу боль­ше, чем по­лучаю го­норар за опуб­ли­кован­ную вещь. На­вер­ное, по­тому ме­ня и счи­та­ют чу­даком, ес­ли не ху­же. Ме­бели до­рогой у нас в до­ме, как ви­дите, нет, без ма­шины и да­чи об­хо­дим­ся, вот не­дав­но об­за­вел­ся но­вым кос­тю­мом: же­на пош­ла в ма­газин, выб­ра­ла, ку­пила, я но­шу, мне нра­вит­ся.

- И вас ус­тра­ива­ет та­кая жизнь?

- Впол­не. Для ме­ня су­щий праз­дник и по­дарок - хо­рошая кни­га. Скром­ная бро­шюр­ка мне бы­ва­ет до­роже ка­кой-ни­будь ред­кой ин­ку­набу­лы. В этой квар­ти­ре вы най­де­те кни­ги толь­ко для ра­боты. Точ­но так же, как у са­пож­ни­ка ле­жат на от­ве­ден­ном мес­те ши­ло, мо­лоток и драт­ва, - так и мне слу­жит кни­га, мой ра­бочий инс­тру­мент. А кра­сави­ца в рос­кошном пе­реп­ле­те, ук­ра­ша­ющая ин­терь­ер, мне не нуж­на. И во­об­ще: кни­га, не не­сущая по­лез­ной ин­форма­ции, не нуж-на!

- Что есть в ва­шем по­нима­нии хо­рошая кни­га? Слы­шал я, что вы ху­дожес­твен­ной ли­тера­туры не чи­та­ете...

- Не чи­таю. А за­чем? Хо­рошая кни­га - это в пер­вую оче­редь ис­то­ричес­кое ис­сле­дова­ние в той об­ласти, с ко­торой я пло­хо зна­ком. Или би­ог­ра­фия ху­дож­ни­ка, о ко­тором я что-то слы­шал, чи­тал, но не имел пол­но­го пред­став­ле­ния. Из ху­дожес­твен­ной ли­тера­туры в мо­ем до­ме вы най­де­те "Ис­то­рию од­но­го го­рода" Сал­ты­кова-Щед­ри­на, "Ав­то­би­ог­ра­фию" Бро­нис­ла­ва Ну­шича, нес­коль­ко книг Алек­сан­дра Ма­лыш­ки­на. И - всё. Чувс­твую, что на­чинаю пло­хо пи­сать, - пе­речи­тываю Ма­лыш­ки­на, учусь у не­го. Ес­ли ме­ня спро­сят, что из ху­дожес­твен­ных про­из­ве­дений я за пос­ледние го­ды про­читал, смо­гу наз­вать две кни­ги все­го.

- Со сто­роны взгля­нуть, вы здо­рово се­бя об­де­ля­ете. В то же вре­мя у вас на пол­ках так мно­го книг и аль­бо­мов по изоб­ра­зитель­но­му ис­кусс­тву - вот уж в бук­валь­ном смыс­ле ху­дожес­твен­ная ли­тера­тура!   

- На ко­го-то эмо­ци­ональ­но воз­дей­ству­ет му­зыка, на ме­ня же - со­чета­ние кра­сок. Мо­гу ча­сами рас­смат­ри­вать реп­ро­дук­ции с кар­тин, лис­тать кни­ги о ху­дож­ни­ках, это ме­ня вдох­новля­ет. Ког­да пи­шу ис­то­ричес­кий ро­ман, об­кла­дыва­юсь пор­тре­тами мо­их ге­ро­ев, ри­сун­ка­ми и гра­вюра­ми той эпо­хи, они мне по­мога­ют в ра­боте. Од­но япон­ское из­да­тель­ство не­дав­но поп­ро­сило мо­его сог­ла­сия на из­да­ние ро­мана "Три воз­раста Оки­ни-сан". Я сог­ла­сие дал, а ког­да речь заш­ла об оп­ла­те, ска­зал: не на­до мне ни­чего пла­тить, луч­ше выш­ли­те нес­коль­ко книг по сов­ре­мен­ной япон­ской жи­вопи­си. Из­да­теля это ус­тро­ило.

- Еще бы его не ус­тро­ило! Це­лую биб­ли­оте­ку вы мог­ли бы ку­пить на го­норар от ро­мана. Кста­ти, где еще за ру­бежом вас из­да­ют?

- От­ку­да я знаю! Зна­комые бы­ва­ют за гра­ницей, воз­вра­ща­ют­ся от­ту­да и го­ворят, что в Лон­до­не, в Бел­гра­де пол­но мо­их книг, в Па­риже. На рус­ском язы­ке. Со­вето­вать­ся со мной на этот счет та­мош­ние из­да­тели как-то не счи­та­ют нуж­ным.

Заз­во­нил те­лефон в со­сед­ней ком­на­те, и Ан­то­нина Иль­инич­на выш­ла, прик­рыв за со­бой дверь, что­бы от­ве­чая на зво­нок, не ме­шать на­шему раз­го­вору. Пи­куль слов­но то­го и ждал:

- Пос­лу­шай, - за­шеп­тал он быс­тро и го­рячо, вдруг пе­рей­дя на "ты", - мне силь­но по­курить охо­та! Вра­чи нас­тро­го зап­ре­ща­ют, и пра­виль­но, я на них не в оби­де. Но так хо­чет­ся хоть ра­зок за­тянуть­ся! Ты-то сам ку­ришь? Зна­чит, пой­мешь мои му­ки. Сей­час я фор­точку от­крою, ты при­кури си­гарет­ку и дай мне, я па­ру за­тяжек сде­лаю, а То­ся вой­дет, спро­сит, от­ку­да дым - из­ви­нись и ска­жи, что от те­бя, она гос­тя по­милу­ет.

Му­ки, ис­пы­тыва­емые че­лове­ком, ко­торо­му вра­чи зап­ре­тили ку­рить, заг­лу­шили го­лос мо­ей да­леко не крис­таль­ной со­вес­ти: я за­жег си­гаре­ту, пе­редал Пи­кулю, а сам с бес­по­кой­ством ждал: вот-вот от­кро­ет­ся дверь, и я по­лучу от хо­зяй­ки квар­ти­ры зас­лу­жен­ный на­гоняй. А он про­дол­жал:

- Ку­рить я на­чал пос­ле вой­ны, ког­да стал пи­сать. Де­нег не то что на па­пиро­сы - на хлеб иной раз не бы­ло. Но я за­метил, что лю­бой ку­рящий, воз­вра­ща­ясь ве­чером до­мой, бро­са­ет "бы­чок" у подъ­ез­да. Ночью спу­щусь со сво­его чер­да­ка, на ко­тором тог­да оби­тал, прой­ду по ули­це и у каж­до­го подъ­ез­да хоть один оку­рок да под­бе­ру. Вер­нусь к се­бе на чер­дак, окур­ки в ба­ноч­ку вы­пот­ро­шу, та­бак на га­зет­ке про­сушу - вот и за­пас на не­делю...

Сде­лав нес­коль­ко нег­лу­боких за­тяжек, Пи­куль за­гасил си­гаре­ту, оку­рок су­нул в му­сор­ную кор­зинку, прик­рыл фор­точку - та­бач­ный дым в ми­нуту вы­вет­рился.

Мой пер­вый ви­зит к по­пуляр­но­му пи­сате­лю, ко­торый охот­но да­вал свои ми­ни­атю­ры для пуб­ли­кации в "Ли­тера­тур­ном Кир­гиз­ста­не", а од­нажды рас­щедрил­ся на це­лый ро­ман, и мы его пе­чата­ли в нес­коль­ких но­мерах, чем рез­ко под­ня­ли под­писку на жур­нал.  Ри­га, 1988 год.

Ав­тор сним­ка - Юрий Да­нило­вич Вовк, от­став­ной пол­ковник ави­ации, ста­рин­ный друг Ва­лен­ти­на Пи­куля, на мно­го лет его пе­режив­ший.

 

ДА, КА­ТОР­ГА. НО - СЛАД­КАЯ!

- По­меч­та­ем, Ва­лен­тин Сав­вич, вот по ка­кому де­ликат­но­му по­воду. Пред­ста­вим, что не бы­ло вой­ны, вы за­кан­чи­ва­ете сред­нюю шко­лу, пос­ту­па­ете в ин­сти­тут...

- По­нял вас, мо­жете не про­дол­жать. В та­ком слу­чае пи­сате­ля Ва­лен­ти­на Пи­куля не бы­ло бы! Тот прис­кор­бный вро­де бы факт, что я ос­тался са­мо­уч­кой, да­же без сред­не­го об­ра­зова­ния, на са­мом де­ле мне по­мога­ет от­кры­вать для се­бя вся­кий раз но­вое. Я изу­чаю толь­ко то, что мне хо­чет­ся, что не­об­хо­димо, и, не отя­гощен­ный дав­ле­ни­ем из­вне, всег­да имею на каж­дое со­бытие, на каж­до­го ге­роя свою собс­твен­ную точ­ку зре­ния...

- ...ко­торая мо­жет быть и субъ­ек­тивной.

- Воз­можно. Но я сры­ваю яр­лы­ки! У нас очень лю­бят ве­шать яр­лы­ки. На­чиная с пер­вой Со­вет­ской Эн­цикло­педии, ее глав­ным ре­дак­то­ром был От­то Шмидт, на ко­торо­го нар­ком Чи­черин сту­чал пал­кой: "Ка­кое вы име­ете пра­во так де­лать!" - у нас вош­ло в ма­неру прик­ле­ива­ние яр­лы­ков, ко­торые се­год­ня очень труд­но от­ди­рать. Ну вот, нап­ри­мер: ад­ми­рал Ро­жес­твенский, ге­рой Цу­симы. По­гово­рите с на­шими ад­ми­рала­ми, с на­чаль­ни­ками глав­но­го мор­ско­го шта­ба - они все пе­ред ним прек­ло­ня­ют­ся, счи­та­ют, что да­же в сов­ре­мен­ных ус­ло­ви­ях вой­ны нам не сде­лать то­го, что уда­валось Ро­жес­твенско­му. А у нас, от­крой­те лю­бой спра­воч­ник, вы смо­жете про­честь, что Зи­новий Пет­ро­вич Ро­жес­твенский - "без­дарный ад­ми­рал цар­ской эпо­хи". По­чему спро­сите, труд­но сры­вать яр­лы­ки? А ва­ша ре­дак­ция ку­да пер­вым де­лом ки­да­ет­ся про­верять? В спра­воч­ни­ки, где на­писа­но то, что на­писа­но. Так бы­ло у ме­ня с Кол­ча­ком, од­ним из луч­ших рос­сий­ских фло­товод­цев, вы­да­ющим­ся зна­током мин­но­го де­ла. Пом­ню, вско­ре пос­ле вы­хода ро­мана "Мо­озунд" сю­да на Риж­ское взморье при­ехал от­ды­хать Алек­сей Ни­кола­евич Ко­сыгин. Он про­чел ро­ман, приг­ла­сил к се­бе выс­ших мор­ских на­чаль­ни­ков и ска­зал: "Каж­дый из вас дол­жен про­честь эту кни­гу! Будь у нас в со­рок пер­вом го­ду та­кие фло­товод­цы, как Кол­чак и Эс­сен, не бы­ло бы ни Тал­лин­ско­го пе­рехо­да, ни бло­кады Ле­нин­гра­да". Вот вам объ­ек­тивная точ­ка зре­ния ум­но­го че­лове­ка! Но че­го мне это сто­ило - про­вес­ти мо­их пер­со­нажей че­рез из­да­тель­ские ка­бине­ты!..

- И че­го это сто­ило?

- Че­го, че­го... Тре­бова­ли, что­бы я пи­сал Кол­ча­ка од­ной лишь чер­ной крас­кой - зве­рем, па­лачом ре­волю­ци­он­но­го на­рода.

Вер­ну­лась, за­кон­чив те­лефон­ный раз­го­вор, Ан­то­нина Иль­инич­на.

- С кем это ты, То­ся, так дол­го?

- Же­ня зво­нил из Мур­ман­ска. Ре­шил поп­ро­щать­ся: пред­сто­ит рейс на Ку­бу. У не­го все нор­маль­но, нас­тро­ение бод­рое. Ва­ля, он про­сил те­бя на­писать ми­ни­атю­ру о Рас­трел­ли...

- Не бу­ду пи­сать. По­тому что не знаю, где Рас­трел­ли по­хоро­нен - в При­бал­ти­ке или в Пе­тер­бурге. И ник­то не зна­ет. Од­ни го­ворят - здесь, вер­стах в шес­ти­деся­ти от Ри­ги его мо­гила, дру­гие - что он умер по до­роге на ро­дину, в Рим.

- Вы толь­ко про Рас­трел­ли не хо­тите или во­об­ще не лю­бите пи­сать по за­казу?

- Один раз за всю жизнь я это сде­лал, ког­да мне поз­во­нили из "Со­вет­ской Рос­сии", им сроч­но бы­ла нуж­на ми­ни­атю­ра о мо­лодом Ло­моно­сове. Я сел и за ночь на­писал. Вот и все. А в ос­таль­ном - пи­шу толь­ко то, что сам на­метил. Два неп­ре­мен­ных ус­ло­вия: те­ма дол­жна ме­ня за­ин­те­ресо­вать, и я дол­жен знать по ней все. Обя­зан знать, как при­нима­ли ро­ды во вре­мена, о ко­торых на­мерен пи­сать; как при­вива­ли ос­пу; на ка­ком уров­не на­ходи­лась чу­гун­но-ли­тей­ная про­мыш­ленность; как де­лали хи­рур­ги­чес­кие опе­рации; что за бо­лез­ни бы­ли рас­простра­нены в го­роде и в де­рев­не, сре­ди бед­няцко­го сос­ло­вия и арис­токра­тии - вот та­кой об­ширный на­бор вся­чес­ких зна­ний. Выр­ви один-единс­твен­ный мо­мент - ока­жешь­ся бе­зоруж­ным.

- Эта мно­гая муд­рость - не отя­гоща­ет ли?

- Нет, не тя­гоща­ет. Ког­да, к при­меру, пи­сал "Ка­тор­гу" - все знал о цар­ской ка­тор­ге. На­писал, пе­редал ру­копись в из­да­тель­ство - все за­был к чер­тям со­бачь­им, го­лову ос­во­бодил для но­вой те­мы. Ну, в ка­ком смыс­ле за­был - ос­новные кол­ли­зии пом­ню: да­ты, име­на ге­ро­ев, - но что­бы раз­го­вари­вать с ре­дак­то­ром, мне уже при­ходит­ся рес­таври­ровать па­мять. Ду­маю, это счас­тли­вая спо­соб­ность.        

Он за­думал­ся, гля­дя ку­да-то в сто­рону. По­том вски­нул на ме­ня дер­зкие гла­за:

- Кру­тит­ся ма­шин­ка, да? Ну так я вам в нее ска­жу, что жизнь моя про­тека­ет без праз­дни­ков. Уже мно­го-мно­го Но­вых го­дов встре­чаю вот тут, за этим сто­лом. Ни­куда не ез­жу, в гос­ти не хо­жу, и ес­ли на два ча­са от­лу­чусь, ме­ня, слов­но це­пями, тя­нет до­мой. Как бар­су­ка в свою но­ру.

- Но это же, прос­ти­те, ка­тор­га...

- Ка­тор­га, да! Но - слад­кая ка­тор­га. Слад-ка-я!..

- ...к ко­торой вы са­ми се­бя при­гово­рили. При та­ком об­ра­зе жиз­ни труд­но рас­ши­рить круг зна­комых и тем бо­лее дру­зей. И все-та­ки - есть они у вас? По ка­ким приз­на­кам вы их вы­бира­ете и что нуж­но, что­бы стать для вас ин­те­рес­ным?

- Во-пер­вых, дол­жна быть ду­шев­ная сим­па­тия. В на­шем до­ме жи­вут ак­те­ры, пи­сате­ли, ми­нис­тры - они мне не ин­те­рес­ны. Ник­то из них не поз­до­рова­ет­ся с двор­ни­чихой. А мы с ней встре­тим­ся во дво­ре, ос­та­новим­ся, по­бол­та­ем, она мне свои за­боты из­ло­жит, я ей - свои, мы с ней на рав­ных. При­дет ко мне сле­сарь-во­доп­ро­вод­чик из до­мо­уп­равле­ния, сим­па­тич­ный че­ловек, с ним чай­ку попь­ем, по­гово­рим о жиз­ни, он ви­дит во мне ско­рее доб­ро­го при­яте­ля, не­жели пи­сате­ля. Сре­ди мо­их зна­комых - офи­церы фло­та, за­вод­ские ра­бочие. Дру­гой раз по­падет­ся шиш­ка с на­уч­ным зва­ни­ем, а я ви­жу: пе­редо мной - пло­хо вос­пи­тан­ный че­ловек, уве­шан­ный ре­гали­ями. Наш сле­сарь по срав­не­нию с ним - ин­телли­гент.

- Ра­ботос­по­соб­ность ва­ша изум­ля­ет. По­дели­тесь ре­цеп­том - как ее под­держи­вать.

- Да что тут за ре­цеп­ты! На­до сох­ра­нять хо­рошую фи­зичес­кую фор­му, а это преж­де все­го зна­чит - не раз­ру­шать. Не пью ви­на со­вер­шенно. Смо­лоду, не скрою, лю­бил вы­пить, и креп­ко. А как за­метил, что да­же пол­ста­кана пи­ва вы­бива­ет ме­ня из ра­бочей ко­леи, - упа­си Бог, не пью... Что еще... От­ме­таю не­нуж­ные эмо­ции. Од­но вре­мя ув­лекся смот­реть по те­леви­зору хок­кей, бокс. Бро­сил, как толь­ко по­нял, что это ста­новит­ся по­мехой в ра­боте. Поч­ти не слу­шаю му­зыки: клас­си­чес­кая ме­ня вго­ня­ет в грусть, эс­трад­ная - из­лишне воз­бужда­ет. Но, как ви­дите, это не по­мог­ло убе­речь здо­ровье: сер­дце под­во­дит. А на­писать хо­чет­ся еще очень мно­го. Вот за­кон­чу кни­гу о Ста­лин­гра­де, ус­трою се­бе не­боль­шой от­дых, по­том прис­туплю к но­вому ро­ману. Те­ма - по­ка в сек­ре­те.

- Тог­да от­веть­те, по­жалуй­ста, на не­сек­ретные воп­ро­сы. Нап­ри­мер, та­кой: наг­ра­дами вы, на­де­юсь, не об­де­лены? В вой­ну - во­ева­ли, в мир­ное вре­мя - ра­бота­ли...

- Есть наг­ра­ды, как не быть. Толь­ко я их все не пом­ню. Это ско­рее вам То­ся ска­жет. То­ся, мож­но те­бя на ми­нуточ­ку? Вот че­ловек ин­те­ресу­ет­ся, ка­кие у ме­ня наг­ра­ды...

Ан­то­нина Иль­инич­на, за­гибая паль­цы, на­чина­ет пе­речис­лять вслух: ор­ден Оте­чес­твен­ной вой­ны, ме­дали "За обо­рону За­полярья", "За обо­рону Ле­нин­гра­да", два ор­де­на Тру­дово­го Крас­но­го Зна­мени, ор­ден Друж­бы на­родов. Не слиш­ком ба­лова­ла ро­дина в мир­ное вре­мя од­но­го из са­мых чи­та­емых пи­сате­лей стра­ны. Да он, по все­му ви­дать, не очень на эту те­му пе­режи­вал, дру­гими жил за­бота­ми...

- Ва­лен­тин Сав­вич, ну не мо­жет так быть, что­бы че­ловек, да­же та­кой, что доб­ро­воль­но при­ковал се­бя к ра­боче­му сто­лу, об­хо­дил­ся без прос­тых жи­тей­ских ра­дос­тей...

- Да не бы­ло у ме­ня жиз­ни, ка­кая бы­ва­ет у дру­гих лю­дей! Ког­да мы с То­сей схо­дились, я сра­зу ей ска­зал: не бу­дет те­бе ни те­ат­ров, ни ку­рор­тов, ни по­ез­док за гра­ницу - бу­дет си­дение вот здесь, при мне! Ста­нешь мне сек­ре­тарем, ре­ферен­том, по­мощ­ни­ком. Так и по­лучи­лось. Очень ред­ко вы­бира­ем­ся в ки­но или в гос­ти, мне бы­ва­ет жал­ко пот­ра­чен­но­го вре­мени, ведь я мог бы эти па­ру ча­сов про­вес­ти за ра­ботой. Из до­ма вы­хожу, что­бы по­ехать в биб­ли­оте­ку или в книж­ный ма­газин. А, вот что еще: соп­ро­вож­даю То­сю на ры­нок за про­дук­та­ми, от­ту­да по­могаю ей нес­ти пол­ные сум­ки.   

- Он не толь­ко за этим ез­дит, - всту­па­ет Ан­то­нина Иль­инич­на, - но и за тем, что­бы по­дать ми­лос­ты­ню ни­щим. Сто - сто пять­де­сят руб­лей с со­бой бе­рет спе­ци­аль­но...

- Их сей­час так мно­го ста­ло, - ка­ча­ет го­ловой Пи­куль, - не мо­гу прой­ти ми­мо и не по­мочь...

УКОРЫ СОВЕСТИ ВАЛЯТ С НОГ

Гля­нув на ча­сы, под­ни­ма­юсь с крес­ла: нель­зя до бес­ко­неч­ности ис­пы­тывать доб­ро­ту хо­зя­ев - вон сколь­ко вре­мени мне бы­ло уде­лено, по­ра и честь знать!   

- Ва­лен­тин Сав­вич, бла­года­рю вас за бе­седу, за ис­крен­ние, пря­мые от­ве­ты...

- Дру­гих от­ве­тов не дер­жу, толь­ко пря­мые. По­чему-то ре­дак­ции очень ред­ко их в та­ком ви­де пуб­ли­ку­ют. По пол­го­да дер­жат мои ин­тервью, му­рыжат, де­сят­ки раз све­ря­ют, тас­ка­ют ку­да-то на­верх, раз­во­дят, в об­щем, во­локи­ту. По мне так луч­ше не на­до во­об­ще ни­каких воп­ро­сов - не бу­дет воз­ни с от­ве­тами.

- И все же: есть та­кие воп­ро­сы, ко­торые вы хо­тели бы ус­лы­шать, но вам их ник­то не за­да­ет?

- Да Бог его зна­ет... Ник­то ме­ня не спра­шива­ет - где бы я хо­тел жить.

- Я - спра­шиваю!

- Хо­тел бы жить в сне­гах, где-ни­будь на Дик­со­не, на Со­лов­ках, да вот (лас­ко­вый ки­вок в сто­рону суп­ру­ги, си­дящей тут же) она у ме­ня мер­зляч­ка. А я люб­лю зи­му, се­вер, мо­розы, Ар­кти­ку. С удо­воль­стви­ем по­дал­ся бы на Шпиц­берген, пе­ревез бы ту­да свою биб­ли­оте­ку и жил. Мо­жет быть, ме­ня по­тому ту­да тя­нет, что там и нра­вы, и от­но­шения меж­ду людь­ми иные, чем у нас, в от­но­ситель­но теп­лых кра­ях. Мель­ка­ла в го­лове мысль о Но­риль­ске, и не раз. А то по­еха­ли, То­ся, в Ман­га­зею! Сей­час там как раз ар­хе­оло­гичес­кие рас­копки ве­дут­ся. Будь моя власть - воз­ро­дил бы Ман­га­зею в том ви­де, в ка­ком она рань­ше су­щес­тво­вала. В этом за­поляр­ном рус­ском го­роде ки­пела жизнь, там на ули­цах на­ходи­ли пер­сид­ские мо­неты, кус­ки ки­тай­ско­го зо­лота, ук­ра­шения из жем­чу­га, дам­ские туф­ли на вы­соких каб­лу­ках. Но са­мое ин­те­рес­ное, что в тиг­лях бы­ла об­на­руже­на но­риль­ская сталь! То есть пред­ки на­ши еще в не­запа­мят­ные вре­мена ос­во­или ее вып­лавку, а мы об этом и не до­гады­вались. Вот к че­му при­водит нез­на­ние ис­то­рии...

На про­щанье мне пред­ла­га­ют прой­ти в со­сед­нюю ком­на­ту, где раз­мести­лась кар­то­тека - лю­бими­ца и гор­дость ее хо­зя­ина и сос­та­вите­ля, сто­ив­шая ему мно­гих лет кро­пот­ли­вых по­ис­ков, бес­сонных но­чей. От­кры­ваю на­угад один из ящич­ков, пе­реби­раю кар­тонные пря­мо­уголь­нич­ки, на каж­дом - крат­кие би­ог­ра­фичес­кие све­дения о дав­но умер­шем че­лове­ке, ос­та­вив­шем след в ис­то­рии, тут же - его ри­сован­ный пор­трет, иног­да фо­тог­ра­фия.

- Вот она, моя ум­ни­ца-по­мощ­ни­ца! Боль­ше де­сяти ты­сяч кар­то­чек в пол­ном ал­фа­вит­ном по­ряд­ке, от А­аро­на до Яст­ржин­ско­го. Вот пе­ред ва­ми, про­шу лю­бить и жа­ловать, - кра­сави­ца Оки­ни-сан. На этом сним­ке - пос­ледние пред­ста­вите­ли цар­ской фа­милии: Ге­ор­гий, брат Ни­колая Вто­рого, вот Вла­димир Алек­сан­дро­вич и Кон­стан­тин Кон­стан­ти­нович, а это - Марья Пав­ловна, зна­мени­тая шлю­ха. Мо­жете в сво­ем жур­на­ле упо­мянуть, что ви­дели над мо­им ра­бочим сто­лом пор­трет Па­улю­са. Та­кое у ме­ня пра­вило: над чь­им об­ра­зом ра­ботаю - обя­затель­но ве­шаю его изоб­ра­жение. Так бы­ло с По­тем­ки­ным и Ека­тери­ной в пе­ри­од "Фа­вори­та". Бу­ду пи­сать про Гит­ле­ра - по­вешу пор­трет Гит­ле­ра, Ста­лина - Ста­лина. А это, кста­ти, пе­ред ва­ми - Гриш­ка Рас­пу­тин. Та­кое вот соб­ра­ние. Не ра­ди кол­лекции - ра­боты ра­ди. Хо­тя мне, приз­на­юсь, боль­ше по ду­ше пор­тре­ты пред­ста­вите­лей мел­ко­го про­вин­ци­аль­но­го дво­рянс­тва, пи­сан­ные до­моро­щен­ны­ми ху­дож­ни­ками. Ну, да бог с ни­ми со все­ми...

...Так за­кон­чи­лась моя пер­вая из трех встреч с Ва­лен­ти­ном Пи­кулем. Пос­ле каж­дой из них на стра­ницах "Ли­тера­тур­но­го Кир­гиз­ста­на" по­яв­ля­лись его но­вые ис­то­ричес­кие ми­ни­атю­ры, бла­года­ря ко­торым по­пуляр­ность жур­на­ла выш­ла да­леко за пре­делы Кир­ги­зии. Пуб­ли­кации пред­ва­рялись ин­тервью, в ко­торых зву­чал го­лос пи­сате­ля, при­вык­ше­го го­ворить без прик­рас и ог­ля­док на ав­то­рите­ты.

Пос­ле­ду­ющий мой при­езд в Ри­гу сов­пал с при­суж­де­ни­ем Пи­кулю Го­сударс­твен­ной пре­мии РСФСР (на­пом­ню тем, кто, воз­можно, за­памя­товал: бы­ла та­кая пре­мия и бы­ла та­кая рес­публи­ка!) за ро­ман "Крей­се­ра". Выс­ка­зав ла­уре­ату не­об­хо­димые поз­драв­ле­ния, я спро­сил, рис­куя на­пороть­ся на рез­кую от­по­ведь:

- Вас не­од­нократ­но пред­став­ля­ли к пре­мии - то к все­рос­сий­ской, то да­же к со­юз­ной - и вся­кий раз она дос­та­валась ко­му-то дру­гому. Вам не обид­но?

От­вет, на ко­торый был спо­собен толь­ко Пи­куль:

- А из­вес­тно ли вам, что Ека­тери­на Ве­ликая всем сво­им фа­вори­там при жиз­ни пос­та­вила па­мят­ни­ки и толь­ко По­тем­ки­на этой ми­лостью обош­ла? Так вот, ког­да при­яте­ли его спра­шива­ли - дес­кать, что ж это, Гри­горий Алек­са­ныч, не по­жела­ла вас ца­рица-ма­туш­ка уве­кове­чить? - он от­ве­чал: "Уж луч­ше пусть лю­ди удив­ля­ют­ся, от­че­го нет па­мят­ни­ка По­тем­ки­ну, чем ста­нут го­ворить: а на кой черт ему пос­та­вили па­мят­ник!" Сколь­ко бы­ло у нас ла­уре­атов Ста­лин­ской пре­мии - что от них ос­та­лось в ли­тера­туре? А ни­чего!.. Вот раз­ве что Вик­тор Нек­ра­сов с его ро­маном "В око­пах Ста­лин­гра­да" и, как это ни ди­ко бу­дет кое для ко­го зву­чать, Все­волод Ко­четов, на­писав­ший ро­ман "Жур­би­ны". Вы зна­ете, ког­да умер Вис­са­ри­он Са­янов, вся пи­сатель­ская об­щес­твен­ность Ле­нин­гра­да вско­лых­ну­лась: ста­лин­ский ла­уре­ат! Ме­мори­аль­ную дос­ку на до­ме, в ко­тором он жил, - по­весить! Шко­ле его имя - прис­во­ить! Сбор­ник вос­по­мина­ний о нем - вы­пус­тить! А ког­да за­гово­рили о том, что­бы из­дать пол­ное соб­ра­ние его со­чине­ний, - из­да­вать ока­залось не­чего. И я ду­мал, пот­ря­сен­ный: "А как же дво­ряне-пи­сате­ли, те же Дю­ма, Бо­боры­кин и иже с ни­ми - смог­ли так мно­го на­писать? Ка­тались по все­му све­ту, стре­лялись на ду­эли из-за жен­щин, в рес­то­ранах ку­тили, на ры­саках рас­ка­тыва­ли - а сколь­ко пос­ле них ос­та­лось!.."  И вот, сов­местив смерть Са­яно­ва с тем, что пе­чатать пос­ле его кон­чи­ны ока­залось не­чего, да на фо­не то­го фак­та, что пи­сате­ли прош­ло­го ра­бота­ли, как ка­тор­жные, - я по­нял, что же оп­ре­деля­ет ли­цо ли­тера­тора. Жюль Ре­нар од­нажды наз­вал та­лант "воп­ро­сом ко­личес­тва". Он счи­тал, что та­лант "не в том, что­бы на­писать стра­ницу, а в том, что­бы на­писать их трис­та". Я с ним пол­ностью сог­ла­сен.

Воз­ра­жать бы­ло не с ру­ки, хо­тя при­мер с тре­мя сот­ня­ми стра­ниц не­воль­но выз­вал у ме­ня ус­мешку, ко­торую я уме­ло скрыл от со­бесед­ни­ка: мол, а как же быть с крат­костью - "сес­трой та­лан­та"? Мне хва­тило ума не выс­ка­зывать этой мыс­ли вслух, я про­дол­жал слу­шать Пи­куля, от­ме­чая про се­бя, как го­рячо, за­дор­но зву­чат его ре­чи. Бы­ло яс­но: этот че­ловек ни под ко­го под­ла­живать­ся не на­мерен, ибо всей ка­тор­жной жизнью сво­ей за­во­евал пра­во выс­ка­зывать вслух все, что ду­ма­ет.

- Нет та­кого ро­мана, ко­торый не мог бы ро­дить­ся в са­мом за­уряд­ном во­об­ра­жении, - про­дол­жал Пи­куль, и я чуть бы­ло не воз­ра­зил: вы-то здесь при чем, к вам это ни­как не от­но­сит­ся, уж ва­ше-то во­об­ра­жение за­уряд­ным не на­зовешь. А он, слов­но уга­дав мое на­мере­ние, по­яс­нил:

- Силь­ные не ко­леб­лются, они са­дят­ся к сто­лу, они кор­пят. Ис­пи­шут всю бу­магу, из­ве­дут все чер­ни­ла и до­ведут де­ло до кон­ца - вот в чем от­ли­чие лю­дей та­лан­тли­вых от ма­лодуш­ных, ко­торые ни­ког­да ни­чего не нач­нут, по­тому им и за­кан­чи­вать не­чего. Ли­тера­туру мо­гут де­лать толь­ко во­лы. Приз­на­юсь вам, да вот и же­на ря­дом - не даст сов­рать: я по на­туре лен­тяй, мне иног­да страш­но не хо­чет­ся ра­ботать, я сил­ком, за во­лосы та­щу се­бя к сто­лу. Вра­чи го­ворят, что у ме­ня бы­ло два ин­фар­кта. В один я ве­рю, во вто­рой - нет. А что со мной бы­ло - я вам рас­ска­жу. Чем длин­ней бы­вали па­узы в ра­боте, тем дур­ней ста­нови­лось мое са­мочувс­твие. День не пи­шу, дру­гой, тре­тий - на­чал злить­ся на са­мого се­бя. И где-то на пя­тый день, ког­да на­кал злос­ти дос­тиг пре­дела, я упал в при­хожей. Это все от уко­ров со­вес­ти. А был ли ин­фаркт - не знаю, не уве­рен. Хо­тя вра­чи ут­вер­жда­ют: был.

- Ду­ма­ете, они вам врут? Прос­то пре­дуп­режда­ют. Хо­тят, что­бы вы сох­ра­нились по­доль­ше. Го­ды ва­ши уже не те, ког­да мож­но бы­ло вка­лывать но­чи нап­ро­лет.

- Да не же­лаю я быть ста­риком! Я и от пен­сии от­ка­зал­ся, ког­да мне стук­ну­ло шесть­де­сят, хо­тя она у ме­ня бы­ла бы не са­мая ма­лень­кая, пос­коль­ку я во­евал с 14 лет, а пос­ле вой­ны ра­ботал дай Бог вся­кому. Но я ни­ког­да не за­бывал, что рус­ские пи­сате­ли от ца­ря-ба­тюш­ки пен­сий не по­луча­ли, на жизнь собс­твен­ным гор­бом за­раба­тыва­ли. Да и хле­ба нам с же­ной пен­сия не осо­бо при­бавит, мы и без нее дос­та­точ­но обес­пе­чен­ные лю­ди. Сум­ми­ровав все это в сво­ей баш­ке, я ска­зал се­бе: "Ос­та­вай­ся не­зави­симым, а смерть при­дет - встре­чай ее за пись­мен­ным сто­лом". И сра­зу мне ста­ло лег­ко...

ЕМУ БЫ ГРЕС­ТИ ДА ГРЕС­ТИ...

...Так оно и про­изош­ло, как он за­думал: и стол, и смерть. Я не ого­ворил­ся, при­менив сло­во "за­думал". 13 и­юля 1959 го­да, в день сво­его рож­де­ния, Ва­лен­тин Сав­вич Пи­куль, в то вре­мя ра­ботав­ший над ро­маном "Ба­язет", сде­лал за­пись, за­кон­чив ее про­рочес­ки: "...Сей­час мне 31 год, у ме­ня сде­ланы два ро­мана, за­дума­ны еще че­тыре. Пи­сал это Пи­куль Ва­лен­тин Сав­вич, рус­ский. Ро­дил­ся 13 и­юля 1928 го­да, умер 13 и­юля 19..."

Про­рочес­тво ока­залось из чис­ла тех, что сбы­ва­ют­ся: Ва­лен­тин Пи­куль про­жил еще ров­но 31 год, все­го на три ка­лен­дарных дня пе­режив са­мому се­бе на­мечен­ный ру­беж: 16 и­юля 1990 го­да его сер­дце не вы­дер­жа­ло, и он рух­нул, не дой­дя двух ша­гов до сво­его зна­мени­того сто­ла, на ко­тором ле­жала, до­жида­ясь ав­тор­ской прав­ки, ру­копись прак­ти­чес­ки за­вер­шенно­го ро­мана о Ста­лин­гра­де, за­думан­но­го им как па­мят­ник от­цу, по­гиб­ше­му у стен это­го го­рода.

Мне на па­мять час­то при­ходит его от­вет на мой не­до­умен­ный воп­рос: по­чему, над­пи­сывая свои кни­ги (у ме­ня са­мого на книж­ной пол­ке сто­ят, по­дарен­ные им, "Бо­гатс­тво", "Не­чис­тая си­ла", "Эхо бы­лого"), он ни­ког­да не ста­вит да­ту: та­кого-то чис­ла и ме­сяца, - а вмес­то это­го пи­шет обыч­но: "В. Пи­куль, ХХ век".

- Да по­тому, - ус­лы­хал в от­вет я, не­понят­ли­вый, - что не­ког­да мне ло­мать го­лову, вспо­миная, ка­кое се­год­ня чис­ло и что за ме­сяц на дво­ре - ян­варь или сен­тябрь. За­то пом­ню твер­до, что жи­вем мы по­ка еще в двад­ца­том ве­ке, и это­го мне впол­не дос­та­точ­но.

До нас­тупле­ния сле­ду­юще­го, XXI ве­ка Ва­лен­тин Пи­куль, увы, не до­жил, но ес­ли прав­ду го­ворят о су­щес­тво­вании жиз­ни заг­робной, он был бы удов­летво­рен спол­на, уз­нав, что кни­ги его пе­режи­ли сво­его ав­то­ра, ос­та­ва­ясь, не ху­же вель­мож­но­го Гри­гория По­тем­ки­на, фа­вори­тами при дво­ре Его Ве­личес­тва Чи­тате­ля, с той су­щес­твен­ной раз­ни­цей, что опа­ла и тем бо­лее заб­ве­ние им не гро­зит. 

Сра­ботан­ный мас­те­ром в да­лекую ста­рину ка­бинет­ный стол, за ко­торый три с по­лови­ной де­сяти­летия кря­ду уса­живал­ся его хо­зя­ин, доб­ро­воль­но об­рекший се­бя на ка­тор­гу пи­сатель­ско­го тру­да, - он чем-то не­уло­вимо на­поми­на­ет сред­не­веко­вую га­леру, этот не­мало по­видав­ший ста­рина-стол с по­вер­хностью ши­рочен­ной, как па­луба, весь в по­метах про­жито­го вре­мени - ца­рапи­нах, чер­ниль­ных пят­нах. На та­кой по­суди­не мож­но бе­зо вся­кой опас­ки от­прав­лять­ся в ми­нув­шие ве­ка, бла­го, на­дежен был гре­бец, сам се­бя при­ковав­ший к сто­лу-га­лере креп­чай­шей из це­пей - лю­бовью к Оте­чес­тву. Слад­кой ка­тор­гой приз­нал хо­зя­ин си­дение за сво­им сто­лом, но что­бы ока­зать­ся ее дос­той­ным, од­но­го приз­на­ния ма­ло, тут нуж­на осо­бая ми­лость, ко­торую ина­че как Божь­ей не на­зовешь.   

В мо­ем (и, по­лагаю, мно­гих) чи­татель­ском вос­при­ятии Ва­лен­тин Пи­куль явил со­бой яр­кий при­мер пи­сате­ля-ис­сле­дова­теля, пер­во­от­кры­вате­ля, рав­но при­над­ле­жаще­го к це­ху ли­тера­торов и к це­ху ис­то­риков. Да­лекая от си­юми­нут­ной конъ­юн­кту­ры, ни в ко­ей ме­ре не за­вися­щая от по­лити­чес­ких те­чений Ис­то­рия, ко­торую так спе­шил со­об­щить нам Пи­куль, ис­хо­дила из его преж­девре­мен­но на­дор­вавше­гося сер­дца. Тем, кто воз­на­мерил­ся бы пи­сать "как Пи­куль" в на­деж­де срав­нять­ся с ним сла­вой, приш­лось бы пов­то­рить его би­ог­ра­фию, а это не толь­ко не­воз­можно фак­ти­чес­ки, но еще и не да­ет ни ма­лей­шей га­ран­тии на ус­пех. Участь греб­ца на га­лере, плы­вущей по ре­ке Ис­то­рии, не­завид­на, ско­рее хло­пот­на и да­же опас­на, но коль ско­ро плыть все хо­тят, то и ро­ли раз­би­ра­ют в за­виси­мос­ти не столь­ко от уда­чи, сколь­ко от го­лоса собс­твен­ной со­вес­ти. Так, не уме­ющие и не же­ла­ющие грес­ти, удоб­но ус­тра­ива­ют­ся на про­гулоч­ной па­лубе, от­ку­да свер­ху вид­но все - и курс, ко­торым дви­жет­ся суд­но, и про­махи в дви­жени­ях греб­ца...   

 

...Са­дясь пи­сать эти за­мет­ки, я ре­шил про­верить, как ра­бота­ет при­ем, ко­торым поль­зо­вал­ся Ва­лен­тин Сав­вич: пос­та­вил воз­ле компь­юте­ра его фо­то с дарс­твен­ной над­писью "В.Пи­куль, ХХ век". Он смот­рел на ме­ня с чер­но-бе­лого сним­ка - го­лова слег­ка от­ки­нута на­зад и вбок, гла­за чуть при­щуре­ны, в них поб­лески­ва­ет ус­мешка че­лове­ка, при­вык­ше­го не бо­ять­ся ни­кого и ни­чего: "Ну, вклю­чай­те свою ма­шин­ку, спра­шивай­те". Се­рого цве­та ру­баха рас­стег­ну­та у во­рота ров­но нас­толь­ко, что­бы из-под нее был ви­ден край мат­рос­ской тель­няш­ки - ни дать ни взять ко­рабель­ный юн­га во­ен­ной по­ры, толь­ко за­мет­но пов­зрос­левший. Так мы и по­об­ща­лись, слов­но в те дав­ние вре­мена, ве­дя нес­пешную бе­седу, на сей раз - без­мол­вную.

Мне ка­жет­ся, при­ем с пор­тре­том не под­вел, сра­ботал в луч­шем ви­де...

 "ЛЮ­БОВЬ ПРИШ­ЛА, ПО­КОРИ­ЛА, ВСЕ ЗАТ­МИ­ЛА.."

Двад­цать с лиш­ним лет ми­нуло со дня его смер­ти (вне­зап­ной, в раз­гар ра­боты над ро­маном "Бар­ба­рос­са"), но кни­ги, ко­торые он ус­пел на­писать, и се­год­ня пе­ре­из­да­ют­ся мас­со­выми ти­ража­ми, их чи­та­ют, имя ав­то­ра не за­быто. Это ли не меч­та вся­кого пи­шуще­го!..

Еще при жиз­ни Ва­лен­ти­на Пи­куля чи­тате­ли его книг раз­де­лились по ла­герям: из од­но­го слы­шались кли­ки "да здравс­тву­ет", из дру­гого - ис­тошные воп­ли "до­лой". Ма­ло что с той по­ры из­ме­нилось. Не прим­кнув ни к од­но­му из "ла­герей", я всег­да вос­при­нимал его твор­чес­тво спо­кой­но и ров­но: что-то мне нра­вилось, что-то не очень, - и при встре­чах не упус­кал воз­можность ска­зать ему об этом.

Его вдо­ва, член Со­юза пи­сате­лей Рос­сии Ан­то­нина Пи­куль жи­вет все там же, в Ри­ге. Вый­дя на пен­сию, при­водит в по­рядок бо­гатей­ший, уни­каль­ный ар­хив му­жа, учас­тву­ет в пе­ре­из­да­нии книг, встре­ча­ет­ся с чи­тате­лями. Это ин­тервью сос­то­ялось ле­том 2011 го­да, ког­да я уже жил в Аме­рике.  

Ан­то­нина Пи­куль

- Ан­то­нина Иль­инич­на, я на­мерен го­ворить боль­ше о вас, чем о Ва­лен­ти­не Сав­ви­че: его из­вес­тнос­ти от это­го не убу­дет, а в мо­их гла­зах вы са­ми - лич­ность не­за­уряд­ная.

- Я се­бя  не­за­уряд­ной лич­ностью не счи­таю. Пи­куль - дру­гое де­ло, о нем сле­ду­ет го­ворить. Ес­ли бы не встре­ча с ним, "лич­ности" из ме­ня  бы не по­лучи­лось: са­мая обыч­ная би­ог­ра­фия.

- Ну так и рас­ска­жите ее обыч­ны­ми сло­вами - пусть чи­татель сам ре­шит.

-  Ой, это же не­ин­те­рес­но! Ро­дилась в Во­логод­ской об­ласти, в се­ле Ива­ново. От­ца не пом­ню: ушел доб­ро­воль­цем на фронт и не вер­нулся. Нас у ма­тери ос­та­лось чет­ве­ро де­тей. Жи­ли мы труд­но, го­лод­но. Ме­ня вы­руча­ли кни­ги: их в до­ме бы­ло мно­го, и я чи­тала за­по­ем: про­зу, по­эзию, ис­то­ричес­кую ли­тера­туру. За­кон­чи­ла де­сяти­лет­ку, по­том - биб­ли­отеч­ный тех­ни­кум в Ве­ликом Ус­тю­ге с от­ли­чи­ем и бы­ла нап­равле­на в Ле­нин­градский биб­ли­отеч­ный ин­сти­тут. Сво­его бу­дуще­го му­жа встре­тила в од­ной ком­па­нии, где от­ме­чали день рож­де­ния - его и мой. Мы с ним ро­дились в один день, 23 мар­та. Он, прав­да, ме­ня дву­мя го­дами стар­ше. Я сту­ден­тка, он - мор­ской офи­цер-под­водник, Ян Ан­то­нович Ан­джан, кра­сивый ла­тыш. За­кон­чив ин­сти­тут, я выш­ла за не­го за­муж, мы у­еха­ли сна­чала на Се­вер, а по­том на Даль­ний Вос­ток, где Ян слу­жил стар­по­мом на под­водной лод­ке. Про­жили вмес­те во­сем­надцать лет, ро­дили дочь и сы­на. Вы в кур­се, как я от не­го уш­ла к Пи­кулю?

- Да я-то в кур­се,  но пусть на­ши чи­тате­ли ус­лы­шат от вас.

- Ви­дите ли, се­мей­ная жизнь сна­чала мне улыб­ну­лась, по­том под­ста­вила нож­ку: муж еще во вре­мя во­ен­ной служ­бы прис­трас­тился к спир­тно­му. Но ког­да нас пе­реве­ли в Ри­гу - вле­чение уси­лилось. Тут и пи­во де­ревен­ское на его ро­дине, и ос­тавши­еся друзья, да и мяг­кость ха­рак­те­ра - все спо­собс­тво­вало вы­пив­ке. Это же не жизнь! Не­уже­ли я рож­де­на для то­го, что­бы каж­дую ночь ню­хать вин­ный пе­регар и та­бач­ный дух?! Пос­та­вила му­жу ус­ло­вие: или  семья, или вы­пив­ка. Но слиш­ком да­леко заш­ла у не­го бо­лезнь. Приш­лось рас­стать­ся. Раз­ве­ли нас не сра­зу, да­ли пол­го­да сро­ку: вдруг пе­реду­ма­ем - де­ти бы­ли еще не­совер­шенно­лет­ние. Вот в этот пе­ри­од Пи­куль и сде­лал мне пред­ло­жение. Ме­ня, как ру­ково­дите­ля проф­ко­ма, об­сужда­ли на пар­тий­ном бю­ро До­ма офи­церов...

- Об­ви­няли в том, что бро­са­ете му­жа?

- При­мер­но в та­ком ду­хе. Ян Ан­то­нович не счи­тал, что я его бро­сила. По­нимал, что сам ви­новат, дал мне раз­ре­шение на раз­вод. Мы с ним сох­ра­нили хо­рошие от­но­шения. Он доб­рый, по­рядоч­ный че­ловек. Ну, а раз лю­бовь уш­ла, так че­го ж му­чить­ся...

- Од­на уш­ла, приш­ла дру­гая.

- Приш­ла, по­кори­ла, все зат­ми­ла. Во­об­ще-то к Пи­кулям я бы­ла вхо­жа с 1968 го­да, мы с Ве­рони­кой Фе­лик­совной, же­ной Ва­лен­ти­на Сав­ви­ча, дру­жили. Я при­носи­ла кни­ги Пи­кулю, ес­ли она не мог­ла прий­ти в биб­ли­оте­ку. В фев­ра­ле 1980 го­да Ве­рони­ка умер­ла. В это страш­но тя­желое для не­го вре­мя изо дня в день Пи­куля "гро­мила" прес­са за ро­ман "Не­чис­тая си­ла", опуб­ли­кован­ный в сок­ра­щен­ном ви­де в жур­на­ле "Наш сов­ре­мен­ник" под наз­ва­ни­ем "У пос­ледней чер­ты".

- Как же, пом­ню жур­наль­ную пуб­ли­кацию и ру­гань в га­зетах по ад­ре­су ав­то­ра. Вид­но бы­ло, что сок­ра­щения сде­ланы с умыс­лом: вы­пятить "ев­рей­скую" ли­нию ро­мана...

-...и Пи­куля ста­ли на каж­дом уг­лу об­ви­нять в ан­ти­семи­тиз­ме, хо­тя он к это­му по­зор­но­му яв­ле­нию ни­каким бо­ком при­час­тен не был, Бо­же упа­си! За­то лю­ди из бреж­нев­ско­го ок­ру­жения уз­на­ли в ро­мане са­мих се­бя: как при­нято бы­ло при Ни­колае II до­бывать че­рез Рас­пу­тина теп­лень­кие мес­течки, так и при Бреж­не­ве, что­бы по­лучить дол­жность, дей­ство­вали че­рез под­став­ных лиц. Не зря же Сус­лов и Зи­мянин вы­зыва­ли Пи­куля "на ко­вер", но он им от­ве­тил: "Я - бес­партий­ный".

В ав­густе 1979 го­да Пи­куль при­шел ко мне в биб­ли­оте­ку и поп­ро­сил: "Хо­чу на­писать ми­ни­атю­ру о Кар­ле XII "Же­лез­ная баш­ка" пос­ле Пол­та­вы", ищу кни­гу швед­ско­го ко­роля Ос­ка­ра II о Кар­ле и жур­нал "Ки­ев­ская ста­рина", там опи­сано пре­быва­ние Кар­ла в Бен­де­рах. По­моги­те най­ти". За­каза­ла я их в "Ле­нин­ке", при­шел от­вет, что они за­няты, и толь­ко в мар­те 1980 го­да, ког­да мы пе­рес­та­ли ждать, кни­ги приш­ли. Зво­ню ему: "Подъ­ез­жай­те, за­бери­те". А он: "Чувс­твую се­бя не­важ­но. Не мог­ли бы вы их под­везти? Так­си я за­кажу". А мне нуж­но быть днем на за­седа­нии об­щес­тва кни­голю­бов, ве­чером - в клу­бе дру­зей по­эзии. Го­ворю: "Сей­час пош­лю к вам сот­рудни­цу". - "Нет, при­ез­жай­те вы", - сде­лал он уда­рение на пос­леднем сло­ве. Мне и са­мой хо­телось по­видать Пи­куля, ведь пос­ле смер­ти Ве­рони­ки я его не ви­дела. От­крыв дверь, он приг­ла­сил ме­ня в ка­бинет, тот са­мый, в ко­тором вы с ним не раз си­дели: "Да­вай­те попь­ем чай­ку". В ка­бине­те стол нак­рыт: ма­каро­ны по-флот­ски, сыр, бу­тер­бро­ды с ик­рой, ко­роб­ка кон­фет, бу­тыл­ка шам­пан­ско­го. По­няла, что он ме­ня ждал. "Ва­лен­тин Сав­вич, - го­ворю, - мне, пра­во же, очень не­ког­да". - "Ну, на нес­коль­ко ми­нуток-то мож­но". При­сели мы к сто­лу, и он стал го­ворить про свою не­лег­кую жизнь …

 "ГРИШ­КА ВСКО­ЧИЛ КО МНЕ НА КО­ЛЕНИ И ДА­ВАЙ МОИ ЩЕ­КИ ЛИ­ЗАТЬ!"

- Из­вес­тно, как мо­жет ов­до­вев­ший муж­чи­на се­товать на судь­бу...

- Ска­зал, что ему сей­час оди­ноко, тос­кли­во и тя­жело, поч­ти бе­зыс­ходно; не мо­жет най­ти се­бе мес­та, заб­ро­сил ра­боту и во­об­ще не зна­ет, как жить. По­казал ру­кой на стол: "В ма­гази­ны хо­дить не прис­по­соб­лен, ма­каро­ны, ту­шен­ку - все это при­нес ка­питан треть­его ран­га Ула­нов..." Я го­ворю: "Ва­лен­тин Сав­вич, нас в биб­ли­оте­ке се­меро жен­щин, мы возь­мем над ва­ми шефс­тво, бу­дем при­носить про­дук­ты из ма­гази­на, с убор­кой по­можем..." Са­ма на ча­сы смот­рю, ви­жу: к кни­голю­бам уже не по­падаю, к друзь­ям по­эзии ус­петь бы. "Да по­годи­те, - про­сит, - дай­те вы­гово­рить­ся". И вдруг, в кон­це мо­ноло­га про­из­нес фра­зу: "Хо­чу, что­бы вы ста­ли мо­ей же­ной". Ска­зать, что это бы­ло для ме­ня как гром средь яс­но­го не­ба, - зна­чит, ни­чего не ска­зать. Я ис­пу­галась, за­мол­ча­ла, не зная, что ему от­ве­тить, что­бы не оби­деть его. А он ку­рил од­ну си­гаре­ту за дру­гой...

- Так яс­но, по­чему: нер­вни­чал, хо­тел вам в люб­ви объ­яс­нить­ся, ис­кал нуж­ное сло­во...

- В том-то и де­ло, что не бы­ло ни­каких слов о люб­ви, о чувс­твах, о том, что я ему нрав­люсь! А он про­дол­жал: "Я знаю, что ты ме­ня не лю­бишь, но очень хо­чу, что­бы по­люби­ла, пусть не сра­зу. Пой­ми, что да­же без люб­ви два че­лове­ка мо­гут свя­зать свои судь­бы и быть счас­тли­вы. А при вза­им­ном ува­жении лю­бовь при­дет..." В эту ми­нуту пес Гриш­ка (он по пас­порту звал­ся Гри­горий Ефи­мович, как Рас­пу­тин) вско­чил ко мне на ко­лени, по­ложил мне ла­пы на пле­чи и да­вай ску­лить и мои ще­ки ли­зать! У ме­ня аж ко­мок под­сту­пил к гор­лу! Си­жу, слу­шаю, а в го­лове мысль: мне, ка­кой-то зав­библи­оте­кой, де­ла­ет пред­ло­жение пи­сатель, чье имя у всех на ус­тах, а я еще бу­ду раз­ду­мывать?! Но вслух ска­зала: "Я не мо­гу од­на ре­шить, дол­жна спро­сить у де­тей..." Он вы­шел из ка­бине­та, че­рез ми­нуту вер­нулся: "Так­си сей­час бу­дет, по­едем и спро­сим у де­тей. Ес­ли они ме­ня приз­на­ют - бу­дут мо­ими деть­ми. С му­жем раз­ве­дешь­ся". Приш­ло так­си, мы се­ли, по­еха­ли ко мне до­мой, в Иман­ту. Де­тям я не мог­ла со­об­щить за­ранее: Иман­та - рай­он но­вый, еще не был те­лефо­низи­рован. Подъ­еха­ли к до­му. Пи­куль ос­тался в ма­шине, а мне ска­зал: "Жду пол­ча­са и у­ез­жаю. Пос­та­рай­ся спра­вить­ся по­быс­трее, что­бы я не вол­но­вал­ся. Ес­ли де­ти сог­ласны - пусть едут с на­ми, зав­тра от­пра­вим их в шко­лу на так­си. Ни­чего с со­бой не бе­ри, мы все те­бе ку­пим но­вое, ты нач­нешь жизнь с чис­то­го лис­та". Де­ти, ког­да я им все объ­яс­ни­ла, ска­зали: ра­ди Бо­га, вы­ходи за­муж за Пи­куля. У них дав­но от­но­шение бы­ло от­ри­цатель­ное к от­цу, ко­торый вы­пива­ет. Да не вы­пива­ет, а пь­ет! И что, вы ду­ма­ете, я взя­ла се­бе в при­даное?

- Ну что бе­рет жен­щи­на, ухо­дя от му­жа? Толь­ко са­мое не­об­хо­димое: шуб­ку, день­ги, дра­гоцен­ности...

- Трех­томник Есе­нина и пя­титом­ник Бло­ка! Уш­ла в чем бы­ла, толь­ко сме­ну белья прих­ва­тила. Все умес­ти­лось в не­боль­шой сум­ке. Всю об­ратную до­рогу про­реве­ла. Пи­куль ду­мал: я пла­чу, от­то­го что не хо­чу с ним быть. А мне прос­то бы­ло страш­но.

- Страш­но - че­го?

- Этот воп­рос я се­бе за­дава­ла. И са­ма от­ве­чала: слож­ная, труд­ная ждет ме­ня жизнь…

- Тем не ме­нее вы вско­ре пе­реш­ли на его фа­милию, лег­ко от­ка­зав­шись от преж­ней…

 - По­тому что фа­милия Пи­куль го­раз­до прес­тижней, чем Ан­джан. Это ес­тес­твен­но.

- Де­ти, бла­гос­ло­вив вас на брак с Пи­кулем, ос­та­лись с от­цом?

- С на­ми ехать они не за­хоте­ли, я че­рез день при­ез­жа­ла в Иман­ту, го­тови­ла им еду, а по вы­ход­ным они при­ез­жа­ли к нам с Пи­кулем. Ма­рина пос­ле 10-го клас­са пош­ла по мо­им сто­пам - пос­ту­пила в Ле­нин­градский биб­ли­отеч­ный ин­сти­тут. А с Вик­то­ром мы ви­делись каж­дый день: пос­ле за­нятий спор­том он при­ходил ко мне на ра­боту. Ян Ан­то­нович пер­вое вре­мя жил с ро­дите­лями, по­том я да­ла ему де­нег на по­куп­ку до­ма на ху­торе, не­дале­ко от Ре­зек­не, где он и сей­час жи­вет. У нас с ним доб­рые от­но­шения: он час­то зво­нит. Дай Бог ему здо­ровья. По­ка у не­го бы­ло свое хо­зяй­ство, при­сылал мя­со, сме­тан­ку, тво­рожок.

- Итак, при­еха­ли вы к Пи­кулю не в гос­ти, как бы­вало рань­ше, а вро­де к се­бе до­мой. От­ме­тили это со­бытие?

- Вош­ли в квар­ти­ру, Пи­куль пос­та­вил на огонь чай­ник. Се­ли чай пить, он и го­ворит: "Да­вай поз­на­комим­ся, рас­ска­жем друг дру­гу о сво­ей жиз­ни". А что я мог­ла рас­ска­зать? Что пос­ле вой­ны жи­ла в Се­верод­вин­ске у бра­та, на Рес­публи­кан­ской ули­це. Он: "Мы с от­цом и ма­терью то­же там жи­ли, в до­ме 36, я пя­тый класс за­кан­чи­вал". По­том, го­ворю, учи­лась в ин­сти­туте в Ле­нин­гра­де, жи­ла в об­ще­житии, в До­ме Пле­хано­ва. "Это, ко­торый, на 4-й Крас­но­ар­мей­ской? Око­ло не­го сто­ял пив­ной ла­рек, я был в мо­лодос­ти его зав­сегда­та­ем. Что ж ты тог­да ко мне не по­дош­ла, я бы  пив­ком бы те­бя угос­тил!.."

- Кста­ти, в од­ну из встреч мы с Ва­лен­ти­ном Са­вичем по­тихонь­ку от вас дваж­ды вы­пива­ли и один раз ку­рили, хо­тя врач ему это стро­го-нас­тро­го зап­ре­тил. Прос­ти­те ме­ня, ес­ли мо­жете.

- Ну что вы, сто­ит ли об этом вспо­минать! (Сме­ет­ся) Гос­ти у нас бы­вали не­час­то, но ес­ли при­ходи­ли - на сто­ле по­яв­лялся и тор­тик, и конь­ячок. А вы к нам при­еха­ли в труд­ный для Пи­куля мо­мент: "Наш сов­ре­мен­ник" от­кло­нил его по­весть об Оль­ге Па­лем. Он был расс­тро­ен - а вы взя­ли эту вещь и на­печа­тали у се­бя в жур­на­ле. Де­ло прош­лое, но ведь Пи­куль пос­ле смер­ти Ве­рони­ки на­чал вы­пивать. Ус­лы­хав, что я выш­ла за не­го, кое-кто из зна­комых го­ворил: "Од­но­го ал­ко­голи­ка сме­нила на дру­гого". Но я-то зна­ла, что это сов­сем не так!

- О чем еще вспо­мина­ли в пер­вый ве­чер?

- Я про­дол­жа­ла свой рас­сказ: в 1962 го­ду мы с Яном при­еха­ли к его ро­дите­лям в Лат­вию - справ­ля­ли свадь­бу. Пи­куль за­метил: "Я в том же го­ду при­ехал сю­да из Ле­нин­гра­да". Пос­ле свадь­бы мы у­еха­ли к мес­ту служ­бы му­жа на Се­вер­ный флот: Оленья гу­ба, Ягель­ная гу­ба... Он: "Я же там во­евал!.." Но бо­лее все­го по­рази­ло то, что 23 мар­та, ког­да мы с Яном от­ме­чали наш день рож­де­ния, у Пи­куля в этот день бы­ла свадь­ба. Вот ка­кую хит­ро­ум­ную ко­сич­ку спле­ла для нас судь­ба! Те­перь это, ка­жет­ся, объ­яс­ня­ют рас­по­ложе­ни­ем пла­нет во Все­лен­ной.

"ПИКУЛЬ МНЕ ЗАМЕНИЛ ВЕСЬ МИР"

- Ес­ли счи­тать тот ве­чер праз­днич­ным, ка­кими же ока­зались буд­ни?

- Са­мое труд­ное вре­мя приш­лось на пер­вые дни. Ма­ло то­го, что ни­како­го пе­реход­но­го пе­ри­ода: уха­жива­ния, цве­тов, объ­яс­не­ний в люб­ви, - не бы­ло в по­мине, так еще не зна­ешь за­веден­но­го в до­ме по­ряд­ка, ха­рак­те­ра му­жа, его при­вычек! Он ме­ня сра­зу пре­дуп­ре­дил, что жизнь бу­дет сов­сем не лег­кая, нуж­но осу­щес­твить все за­думан­ные пла­ны, а они ог­ромны. "Мне нуж­на не прос­то же­на, а ли­тера­тур­ная же­на. Ну­жен сек­ре­тарь, ре­ферент, по­мощ­ник и друг, ко­торый бы ме­ня по­нимал и был со мной ря­дом. Так что вся­кие разъ­ез­ды по ку­рор­там и заг­ра­ницам - ис­клю­чены. Но ты не расс­тра­ивай­ся - я за­меню те­бе весь мир". И ведь он вы­пол­нил свое фан­тасти­чес­кое обе­щание! На­ша сов­мес­тная жизнь это до­каза­ла.

...Он дол­го не мог сесть за ра­боту. Вы же пом­ни­те, ка­кой у не­го был рас­по­рядок дня: пи­сал ночью, днем от­сы­пал­ся. А тут все сби­лось! При­несу из биб­ли­оте­ки кни­ги - он прос­мотрит, про­чита­ет, вер­нет. Но ког­да ку­пила в бу­кинис­ти­чес­ком ма­гази­не три кни­ги по ис­то­рии Япо­нии - схва­тил их, зак­рылся в ка­бине­те, ча­са че­рез два вы­шел - и за­явил: "Поз­дравь ме­ня, я са­жусь за но­вый ро­ман"...

- ...и это бы­ли, дай­те уга­дать, "Три воз­раста Оки­ни-сан"?

- Да. Сна­чала он хо­тел наз­вать - "Ро­ман о гей­ше", по­том ро­дилось наз­ва­ние "Три воз­раста..."

- Бу­дем счи­тать, что этот ро­ман вы­вел Пи­куля "из ту­пика". Это про­изош­ло при ва­шем учас­тии, с ва­шей по­мощью. В пос­ле­ду­ющие го­ды он на­писал ве­щи еще бо­лее яр­кие. Взять, к при­меру, "Фа­ворит"... 

- А так­же ро­маны "Крей­се­ра", "Каж­до­му свое", и "Ка­тор­га", два то­ма ис­то­ричес­ких ми­ни­атюр, ро­маны "Честь имею!" и "Сту­пай и не гре­ши", пер­вый том "Бар­ба­рос­са". Но на­чалось, вы пра­вы, с "Трех воз­растов". Имен­но этот ро­ман вер­нул Пи­куля к ра­боче­му сто­лу.

- А вы - вер­ну­ли чи­тате­лям пи­сате­ля.

- Нет, он сам вер­нулся, я лишь соз­да­ла ему для это­го не­об­хо­димые ус­ло­вия. Вот ког­да я по­няла, что же­на пи­сате­ля - это слож­ная про­фес­сия! На мои пле­чи лег­ли пе­рего­воры с из­да­тель­ства­ми, ре­дак­то­рами и ре­цен­зента­ми, я дол­жна бы­ла про­читы­вать ос­новные ис­то­ричес­кие ис­точни­ки, ко­торы­ми Пи­куль поль­зо­вал­ся. Ког­да ему нуж­но бы­ло про­верить от­но­шение к то­му или ино­му ис­то­ричес­ко­му ли­цу или со­бытию, он про­верял на мне. Но са­мое глав­ное ме­ня жда­ло впе­реди. За­кон­чив оче­ред­ной ро­ман, Пи­куль клал ру­копись на стол и го­ворил: "Са­дись, вы­читы­вай, ло­ви пов­то­ры, а са­мое глав­ное - иде­оло­гичес­кие ошиб­ки, ма­тери­ал ты зна­ешь…" У нас иног­да мне­ния рас­хо­дились, но он прис­лу­шивал­ся к мо­им со­ветам и был бла­года­рен за об­на­ружен­ную ошиб­ку. Зная за­ранее, о чем он го­товит­ся пи­сать, я под­би­рала ли­тера­туру в биб­коллек­то­ре, в бу­кинис­ти­чес­ких ма­гази­нах, за­казы­вала кни­ги по меж­ду­биб­ли­отеч­но­му або­немен­ту, в том чис­ле из-за гра­ницы.

- Вот так и выг­ля­дят бра­ки по рас­че­ту...

- Ка­кой мог быть с мо­ей сто­роны рас­чет, ес­ли я пол­го­да к не­му об­ра­щалась по име­ни-от­чес­тву, на "вы", не мог­ла ина­че?! Ес­ли и был мой рас­чет, то лишь в том, что­бы спас­ти та­лан­тли­вого пи­сате­ля: я же ви­дела, что он по­гиба­ет. По­ка жи­ла Ве­рони­ка, он был за ней, как за ка­мен­ной сте­ной. Счи­тай­те, что тот брак то­же был по рас­че­ту. Я всег­да пом­ни­ла, с кем на­хожусь ря­дом, смот­ре­ла на не­го как на звез­ду пер­вой ве­личи­ны. Кто зна­ет це­ну пи­сате­лю боль­ше, чем биб­ли­оте­карь? А у нас каж­дый вто­рой по­сети­тель спра­шивал кни­ги Пи­куля!

Ав­тор в гос­тях у че­ты Пи­куль. Ри­га, 1988 г.

Фо­то: Юрий Вовк   

- Де­сять лет вы про­жили ря­дом с Пи­кулем, а лич­ной жиз­ни, по­хоже, не име­ли: на ра­боте - чи­тате­ли, сот­рудни­ки, до­ма - вто­рая ра­бочая сме­на. Раз­ве не так?

- Так. Вер­нусь из биб­ли­оте­ки - Пи­куль к это­му вре­мени толь­ко вста­вал, иног­да спал. Ся­дем пить чай, он расс­пра­шива­ет про мои де­ла на ра­боте, по­том чи­та­ет стра­ницы, на­писан­ные за ночь… Пос­ле но­чи за ра­бочим сто­лом он мне ос­тавлял за­пис­ки. В од­них со­об­щал, удач­но ли ему ра­бота­лось, в дру­гих - про­сил что-то ку­пить, ку­да-то схо­дить, с кем-то встре­тить­ся. Боль или за­бота, ус­пех или не­уда­ча, ра­дость или пе­чаль - все в них бы­ло. И, ко­неч­но, приз­на­ния в люб­ви. У ме­ня та­ких за­писок - ты­сячи. Пи­куль был очень от­кры­тый че­ловек, по­тому и за­пис­ки та­кие. Они еще ждут сво­ей пуб­ли­кации. Не бра­лась за них, по­ка вы­пус­ка­ла дру­гие кни­ги о Пи­куле.

- Книг о нем выш­ло, нас­коль­ко я знаю, пять?

- Сей­час уже шесть. Пер­вая, "Ва­лен­тин Пи­куль. Из пер­вых уст" вы­дер­жа­ла че­тыре из­да­ния. За эту кни­гу я бы­ла при­нята в Со­юз пи­сате­лей Рос­сии, член­ский би­лет мне прис­ла­ла Санкт-Пе­тер­бур­ская пи­сатель­ская ор­га­низа­ция, в ко­торой при жиз­ни сос­то­ял Ва­лен­тин Са­вич. Кро­ме то­го, ме­ня при­няла в свои ря­ды Меж­ду­народ­ная ор­га­низа­ция пи­сате­лей ба­талис­тов и ма­ринис­тов. Вто­рая кни­га, по пись­мам чи­тате­лей, - "Ува­жа­емый Ва­лен­тин Сав­вич!.." из­да­на дваж­ды. В треть­ей соб­ра­ны его рас­ска­зы о се­бе, ин­тервью, вы­дер­жки из днев­ни­ков, за­пис­ки, - выш­ла под наз­ва­ни­ем "Ва­лен­тин Пи­куль: Я ме­рил жизнь то­мами книг"; чет­вертая - "Жи­вет стра­на Пи­кулия", из­да­валась два ра­за; пя­тая - аль­бом "Жизнь и твор­чес­тво Ва­лен­ти­на Пи­куля в фо­тог­ра­фи­ях и до­кумен­тах", он у вас есть

- У ме­ня и все пре­дыду­щие есть, не сом­не­вай­тесь.

- Я ра­да. А в из­да­тель­стве "Ве­че" выш­ла шес­тая кни­га - "Фар­ва­тер жиз­ни и твор­чес­тва Ва­лен­ти­на Пи­куля". С этим из­да­тель­ством есть до­гово­рен­ность, что я на­пишу о Пи­куле кни­гу, на­чиная с его дет­ских лет и до пос­ледних дней жиз­ни. Уже го­тово стра­ниц двес­ти. Ес­ли даст мне Бог здо­ровья, до­пишу и возь­мусь за его кар­то­теки, ге­не­ало­гичес­кие вык­ладки, га­лерею пор­тре­тов. Страш­но, ес­ли это про­падет. Все, что он ос­та­вил, чем жил, над чем тру­дил­ся, нуж­но за­нес­ти на элек­трон­ные но­сите­ли, сде­лать дос­то­яни­ем чи­тате­лей. Хо­чу прив­лечь к этой ра­боте вну­ка и внуч­ку. Внук Ва­лен­тин за­кон­чил ма­гис­тра­туру при Бал­тий­ской Меж­ду­народ­ной ака­демии, внуч­ка Крис­ти­на на треть­ем кур­се эко­номи­чес­ко­го фа­куль­те­та Риж­ско­го го­сударс­твен­но­го тех­ни­кума.

"ОН БЫЛ РЕ­ШИТЕЛЬ­НЫЙ ВО ВСЕМ. СМЕ­ЛЫЙ И УПОР­НЫЙ..."

- Пом­ня, что Пи­куль маль­чиш­кой по­пал в мат­рос­скую сре­ду, где со­леное слов­цо у каж­до­го на ус­тах, я все ждал, что он, по­ка рас­ска­зыва­ет мне о сво­ей жиз­ни, ввер­нет ма­терок. Не дож­дался.

- По­ложа ру­ку на сер­дце: за де­сять лет, что мы с ним про­жили, я не слы­шала от не­го ма­тер­но­го сло­ва. Ес­ли при нем на­чина­ли рас­ска­зывать неп­ри­лич­ный анек­дот, он крас­нел, как крас­ная де­вица, и го­ворил: "Слы­шать это­го не же­лаю". Мат­рос­ский жар­гон знал и лю­бил, но мат - ни­ког­да. Он был чис­тый че­ловек. В его кни­гах что-то иног­да прос­каль­зы­вало, но не нап­ря­мую, а в за­ву­али­рован­ном ви­де. И не ма­тер­щи­на, а, ска­жем, ту­алет­ные под­робнос­ти.

- Стриг­ся он как мат­рос-пер­во­годок: под ноль. Ког­да я спро­сил: по­чему? - объ­яс­нил: "Нет вре­мени хо­дить по па­рик­ма­хер­ским, ме­ня То­ся стри­жет".

- Не стри­жет, го­ворил, а "бол­ва­нит". За­лезал в ван­ну, са­дил­ся на ма­лень­кую та­буре­точ­ку, я вклю­чала ма­шин­ку для стриж­ки и - в од­но мгно­вение... Мне это за­нятие очень нра­вилось.

- Что там мо­жет нра­вить­ся? Ос­тричь му­жика на­голо...

- Так ин­те­рес­но же: ма­шин­ка са­ма стри­жет! Он го­лову вы­мо­ет и сра­зу ста­новит­ся та­кой чис­тень­кий, кра­сивень­кий... Пос­мотрит на се­бя в зер­ка­ло и ска­жет: "Я те­перь пря­мо как огур­чик..."

- Вы, знаю, да­же вер­хнюю одеж­ду ему по­купа­ли.

- Он в ма­гази­нах бы­вать не лю­бил: там бы­ли всег­да оче­реди, у не­го пор­ти­лось нас­тро­ение, и он го­ворил: "Пой­дем от­сю­да". Пи­куль был од­но­го рос­та с мо­ей до­черью - метр шесть­де­сят семь. И ес­ли нуж­но бы­ло ему ку­пить кос­тюм или  шу­бу, я еха­ла с Ма­рин­кой в че­ковый ма­газин одеж­ды, ес­ли ей под­хо­дило, - мы по­купа­ли. Но за­то Пи­куль лю­бил по­сещать ба­зар.  Те­туш­ки на ба­заре его зна­ли, теп­ло к не­му от­но­сились, от­би­рали для не­го хо­роший ку­сочек мя­са, ово­щи пос­ве­жее...

...Пе­ред тем как вый­ти из до­ма, он клал в кар­ман па­ру со­тен руб­лей (ко­шель­ка не имел ни­ког­да!) - не на по­куп­ки, а что­бы раз­дать ми­лос­ты­ню ни­щим, их мно­го по­яви­лось  под ко­нец пе­рес­трой­ки. Идем по го­роду, навс­тре­чу - пло­хо оде­тая ста­руш­ка или по­жилой муж­чи­на, Пи­куль дос­та­ет не гля­дя ку­пюру из кар­ма­на и да­ет этим лю­дям.

Он по­жер­тво­вал круп­ную сум­му на вос­ста­нов­ле­ние Хрис­то­рож­дес­твенско­го со­бора в Ри­ге, жер­тво­вал все при­суж­денные ему пре­мии: от Ми­нис­терс­тва обо­роны за ро­ман "Из ту­пика" -  Риж­ско­му во­ен­но­му гос­пи­талю на ле­чение во­инов-"аф­ганцев"; ма­тери­аль­ное со­дер­жа­ние Го­сударс­твен­ной пре­мии Рос­сии им. Горь­ко­го - на нуж­ды пос­тра­дав­ших от зем­летря­сения в Ар­ме­нии; пре­мию жур­на­ла "Сме­на" поп­ро­сил пе­речис­лить в Дет­ский фонд; пре­мию им. М. Шо­лохо­ва за ро­ман "Не­чис­тая си­ла", по­лучен­ную пос­ле смер­ти пи­сате­ля, я от­да­ла в 1993 го­ду на нуж­ды Со­ловец­ко­го мо­нас­ты­ря.

Бла­года­ря ему я ста­ла крес­тной ма­терью трех су­дов, наз­ванных его име­нем. Это - су­хог­руз (порт при­пис­ки Санкт-Пе­тер­бург), мор­ской траль­щик (Но­ворос­сий­ск), пог­ра­нич­ный сто­роже­вой ко­рабль (Кас­пий­ск, Да­гес­тан). В их спус­ке на во­ду я при­нима­ла учас­тие, а всем из­вес­тно, что в мо­мент спус­ка но­вого суд­на со ста­пелей, пе­ред тем как ему вый­ти в от­кры­тое мо­ре, тре­бу­ет­ся раз­бить о его борт бу­тыл­ку с шам­пан­ским. Как пра­вило, ис­полнить этот сим­во­личес­кий жест по­руча­ют да­ме. Та­ким об­ра­зом, бла­года­ря Пи­кулю я при­об­щи­лась к ста­рин­но­му мор­ско­му обы­чаю.

- Вам по­вез­ло це­лых де­сять лет ви­деть это­го че­лове­ка вбли­зи, де­лить с ним жи­тей­ские за­боты, по­могать в осу­щест­вле­нии твор­ческих пла­нов. Но сог­ла­ситесь: все это про­изош­ло бла­года­ря его ре­шитель­нос­ти, с ка­кой он поп­ро­сил вас стать его же­ной.  

- Он был ре­шитель­ный во всем! Сме­лый и упор­ный. Брал бы­ка за ро­га, ему тре­бова­лось все - и сра­зу. В пи­сатель­стве - что за­думал и на­чал, до­водил до кон­ца. Из круп­ных ве­щей у не­го толь­ко с "Арак­че­ев­щи­ной" не по­лучи­лось и с ро­маном "Ког­да ко­роли бы­ли мо­лоды". Вре­мени не хва­тило. Но я ста­ра­юсь, нас­коль­ко воз­можно, за­вер­шить не­кото­рые его за­дум­ки. Под­го­тови­ла к пе­чати и из­да­ла пер­вый том "Пло­щади пав­ших бор­цов" - "Бар­ба­рос­са", том не­закон­ченных ро­манов из ру­копис­но­го нас­ле­дия: "Псы гос­подни", "Жир­ная, гряз­ная, страш­ная и про­даж­ная …кра­сави­ца" (ро­ман о неф­ти); "Яны­чары". Соб­ра­ла из чер­но­вых за­писок и из­да­ла как эпи­лог к ро­ману "На зад­ворках ве­ликой им­пе­рии" - око­ло 60 стра­ниц для треть­его то­ма "Судь­ба кня­зя Мы­шец­ко­го", а так­же тре­тий том ис­то­ричес­ких ми­ни­атюр.

- Под­ве­дем итог ва­шему бра­ку по рас­че­ту: хоть раз приш­лось о нем по­жалеть?

- Встре­тить та­кого че­лове­ка на сво­ем жиз­ненном пу­ти - Гос­по­ди, да мне же не­веро­ят­но по­вез­ло! Судь­ба ме­ня воз­награ­дила за труд­ное детс­тво, ког­да  в труд­ные пос­ле­во­ен­ные го­ды я чуть с го­лоду не умер­ла. Что до Ва­лен­ти­на Сав­ви­ча, то он не раз мне го­ворил: "Не будь те­бя, не знаю, что бы­ло бы со мной". Да­же над­пись есть по­хожая на кни­ге "Бо­гатс­тво" из­да­ния 1981 го­да: "Мо­ей род­нушке и спа­сатель­ни­це То­неч­ке - с лю­бовью и прек­ло­нени­ем". А на ро­мане "Три воз­раста Оки­ни-сан", вы­шед­шем в 1984 го­ду, - ав­тограф: "Мо­ей лю­бимой же­нуш­ке - То­неч­ке. Ес­ли бы не бы­ло те­бя, не бы­ло бы и этой кни­ги. Це­лую неж­но. Твой муж - Ва­ля Пи­куль. 28.01.85. Riga". 

...Пи­куль на­зывал се­бя че­лове­ком, ко­торый вы­иг­рал жизнь и судь­бу по трам­вай­но­му би­лету. Ведь вна­чале он был прак­ти­чес­ки ни­кем. Маль­чиш­кой пе­ренес бло­каду, до кон­ца вой­ны слу­жил юн­гой на эс­минце "Гроз­ный", не по­шел даль­ше офи­ци­аль­ных пя­ти клас­сов сред­ней шко­лы, - а стал из­вес­тным пи­сате­лем, ис­то­ричес­ким ро­манис­том. У не­го, ес­ли ра­зоб­рать­ся, вы­хода дру­гого не бы­ло: его ни­куда не при­нима­ли. Го­ворил: "Вез­де с ме­ня тре­бова­ли бу­маж­ку: ат­тестат, дип­лом. И толь­ко в Со­юзе пи­сате­лей спро­сили ру­копись. Я ее при­нес…" Это был двух­томный ро­ман "Оке­ан­ский пат­руль". С не­го на­чалась  пи­сатель­ская судь­ба Пи­куля. А се­год­ня го­товит­ся один­надца­тое по сче­ту соб­ра­ние его со­чине­ний в 42-х то­мах.

Сов­мес­тная на­ша жизнь от­ве­ла ему, сла­ва Бо­гу, еще де­сять лет для твор­чес­тва. Он не­мало на­писал за эти го­ды. И я ве­рю, что он был счас­тлив со мной. Как и я с ним...