В РЯДУ БЫЛ ПЕРВЫМ ПРОМЕТЕЙ

О новом авторе "Кругозора"

Герман Монасович Жарковский родился в 1936 г. Москвич. Горный инженер-маркшейдер, кандидат наук. Работал в разных НИИ горного профиля, много ездил по стране. В одном из стихотворений сказал о себе: "Прожил все годы сам с собою - дитя древнейших отчуждений".

Писать стихи начал много раньше, чем научные статьи, что естественно; напечатать же их смог лишь сравнительно недавно, что тоже естественно для страны, "где так вольно" дышал человек. Его восприятие жизни отражено довольно подробно в двух изданных книжках: первая - поэтический сборник "Житие в модели" (1995г.), вторая - размышления в прозе "DIXI" (2010 г.), что в переводе с латыни означает "я сказал, я высказался".

***

Почернели строки серебром -
Залежались дома взаперти.
Коли уж написаны пером...
Знаки препинанья - дни.

Сложены на произвол судьбы -
Знать, она не знает, что лежат -
Покорились молча, как рабы,
Только укоризненно молчат.

Развратил пассивный их залог
Нежностью, сочувствием, бедой -
Трудно приукрасить этот рок
Даже благородной чернотой.

Уложила жизнь в три тыщи строк -
Мастер поискусней, чем Прокруст.
Только оправдания, что строг -
Непрерывный лапидарный хруст.

Верою и правдой эта блажь
Выхожена в собственном дому.
Как дурной сон, как бюро пропаж -
Быль иль небыль? Что? Кому?

***

Замкнутостью оградив свою фарфоровую     деликатность,
Вырос мимозой эстетической.
Жизнь в насмешку грубостью анималистско-плакатной
Перевоспитывает в судорогах эмпирически.

Правдой обернувшись, точно знаменем,
Шёл годами, даже для себя, сквозь строй.
Жизнь с усмешкой рецидивиста каменной
Разодрала знамя в клочья - ишь герой!

***
В начале было слово...
Мир зиждется лишь на словах -
Без них он обратится в прах...

Ушли последние российские Рахили,
Эпоху русского еврейства - со двора.
И всей истории-то вспомнить: били, били...
Всё ж миллионы это были,
Хоть мучаясь всегда, зачем-то жили -
Их отделяли и хранили
Всего лишь на-всего слова!

Себя столетья сберегали в этом мире,
Где кровь и слёзы их вдоль всех дорог текли,
Словами, лишь словами, всё твердили имя,
Тех свитков исписали, не сдаваясь, мили,
И не пришлось купаться в мирре -
Хотя костьми и полегли.

Их злая долюшка всегда была сварлива,
Но вместе жил рассказ про первый храм.
Хоть мира не было с тех пор под их оливой,
По весям всем разбросаны могилы,
Их  чудо, тайна объяснимы -
Со словом вышли из горнила
И покорили им бедлам.

***

7 апреля 1994 г.

Списки Шиндлера, Валленберга,
Список датского короля,
И ещё, и ещё - уж короче,
До последних движений руки.

Звёзды эти упали в Европе
В царствии коричневой тьмы
И явили и меру и веру,
Как ипостаси Его в толпе.

Антисписки, на чтенье которых
Уходят годы в Яд Вашем,
Были страшной чёрной дырою,
Поглотившей и эти лучи.

Sapiens - издревле животное,
Исключеньями убелён
И спасён в меру и веру
Только невидимых миру слёз.

Факелы самосожженья
Фанатиков истинной доброты
Средь безучастных и палачей
Вспыхнули вновь через много лет.

***

Ау, родимые, где же вы?
Я поседел без вас.
Какое-то время выморочное -
Лишь вопиющего глас...

Случайно ведь вспомнил традицию
Средь Строчек встречать рубежи.
Утрачены все амбиции,
Куда от себя убежишь...

Лет тридцать мы вместе надеялись,
Верили, что живём.
И приговор: "зря затеяли!" -
Как закопать живьём...

Резоны, обычаи, правила -
Стандартный иконостас --
В начале затеи оставили
 И вот пожинаем сейчас:

Такую я участь личную,
А вы - свой печальный удел.
Ещё бы - все годы импичментом
Себе же грозить - преуспел...

Так долго в неволе, с рождения,
Что выйти на свет нету сил
Из времяпрепровождения,
Из круга, в котором есмь сир...

Ау, родимые, что же вы?
Да, я кругом виноват:
Ведь были у Бога одолжены,
А я промотал, как фат.

***

О, Сакре-Кёр, тяжело ты паришь,
Пред тобой распростёрся великий Париж,
Камни града - хронисты былой се ля ви,
Вдалеке - вся ажур - башни Эйфеля высь.

А под боком мгновения шумно снуют,
И на славе тех гениев вырос уют,
И слова про обедню всегда на слуху,
И заходится сердце здесь, как на духу.

"Со свиданьем!" - увы, непрожитая жизнь.
"Лучше поздно..." - (конечно!) мне эго брюзжит.
Вижу, вижу! ведь с детства заочно знаком...
Довелось - пробежал, всюду в горле с комком.

Опускает на землю фуникулёр,
Но ещё не уходит окутавший флёр,
Погружаются в память и храм, и Монмартр.
Продолжает своё туристический март.

***

Бессонница, бессонница ... - скитанья по ночам
По жизни, по истории, по весям и грехам.
Такая залихватская - сюжеты мчатся вскачь.
Такая несусветная: ведь сон ей - сводный брат.
Реальность невесомая, но иногда хоть в плач.
А память тянет нить сквозь всё, без устали суча.
Упрёки, сожаления, мартиролог к стихам.
Порой и озарения: о, камень в сто карат !
Виновница упорная и ссор с самим собой,
Беззвучных, неприкаянных, стремящихся к нулю,
К тем примиреньям якобы, когда себя ловлю
На алогизмах, домыслах, соломинке любой...
Назойливая спутница с чертами без прикрас,
Не снилось вовсе встретиться - да вот неровен час.
Крест многих - добродетельной тебя не назовёшь.
А ты молчишь, виновница, гнездо, знай, молча вьёшь.

       Из цикла "HOMO SAPIENS"

IV
В ряду был первым Прометей …
В ряд не вставали без идей -
И ряд был свят. Таких Людей,
Что не смогли жить без затей,
И походили на детей,
И знали, что им не собрать костей,
Но в ряд вставали - бей не бей,
До сих пор ни один злодей
Под корень извести не смог. И ей-же-ей,
Так будет впредь - ведь был в начале Прометей.

VII
И во-первых, и в-сотых, и далее -
Перепев, пересказ, перебор,
Афродита, Афина и Талия,
Весь Олимп, весь Парнас и Собор,
И Великое Слово в начале,
И безумный веками контекст,
И ночами, ночами, ночами …,
И подспудный бессильный протест,
И оттенки, и краски, и гаммы,
Трубный глас, и рыданья, и хор,
Непременный всегда первый камень,
Меж Харибдой и Сциллой зазор,
Золотые тельцы и драконы,
Вечный Змей и крылатый Пегас,
Пирамиды, курганы, иконы,
И всегда междурядья каст.

Появиться, дивиться, надеяться,
Обещать, постепенно терять,
Привыкать, да, наверное перемелется …,
И ползёт Ариаднина прядь.