ОН ЛЮБИЛ ТЕБЯ, ЖИЗНЬ!

Критика на страницах «Правды» и «Советской культуры» была равнозначна пальбе из орудия большого калибра. Но композитор Эдуард Колмановский (Eduard Kolmanovsky) не стал каяться и перестраиваться, продолжал сочинять искренне и убеждённо. И его песни выжили. Их пели и по радио, и по телевидению, и в концертах, и на вечеринках, и даже Юрий Гагарин в космосе запел: «Я люблю тебя, жизнь!».
В следующем месяце вы, дорогие читатели, сможете узнать ещё много интересного и малоизвестного об этом замечательном композиторе, об артистах и поэтах, друживших и сотрудничавших с ним. Расскажет, сыграет и споёт сын Эдуарда Савельевича — Сергей Колмановский (Томин), тоже известный композитор, а ещё и журналист, много лет живущий и работающий в Германии, и приезжающий по приглашению «КРУГОЗОРА» с концертной программой «Песни нашей юности» в Бостон и Хартфорд (Коннектикут). На американском континенте он будет гастролировать впервые.

— Сергей, Ваш скорый приезд к нам будет встречен соотечественниками с ностальгическим теплом: подобно встрече с детством, юностью, с отчим домом, словом, со всем дорогим из прошлого, что заставляет сердце радоваться и грустить.

— Дело, конечно же, не в моей персоне, а в творчестве известного композитора Эдуарда Савельевича Колмановского, моего отца, которому посвящён мой концерт. В будущем надеюсь приехать в Штаты и с другими своими программами.

— Вы ведь тоже видный композитор, известны своей универсальностью: работами и в песенном жанре, и в камерном, пишете симфонии, театральную музыку. Ваше имя хорошо знакомо любителям музыки в Германии, Израиле. Да и в Советском Союзе были достаточно известны, правда, тогда значились под псевдонимом Томин. В своё время ваша песня «Молодо-зелено» стала брендом радиостанции «Юность». А почему, кстати, скрывались под псевдонимом? Чем плоха известная и престижная фамилия Колмановский?

— Она совсем даже не плоха. А псевдоним я взял, чтобы не было путаницы. Выбор фамилии Томин связан с именем моей мамы — Тамары. Переехав в Германию, я не думал, что когда-нибудь вернусь на русский рынок, а в Германии псевдоним был не нужен. Когда же судьба снова свела меня с Россией, у меня в сознании как-то стёрлась идея псевдонима, тем более, что папы к тому времени не стало. Больше я к псевдониму не вернусь. Из известных произведений «томинского» периода кроме названной вами песни «Молодо-зелено» — «Барабанщик» (детский хор радио), музыка к мультфильму «Домовой Кузя», мюзиклы «Гаврош» и «Филумена Мартурано». Последний мой мюзикл «Одесса-мама», который сейчас идёт в Одессе, подписан моей настоящей фамилией.

— А ещё Вы не назвали свою трогательную песню «Ты не старая, мама»… Итак, Вы были востребованы и признаны на родине. Пoчему же покинули её, и как относился к идее эмиграции Ваш отец?

— Я живу в Германии с 1990-го года. Из Союза хотел уехать давно. Я не считал и не считаю, что человек должен жить непременно там, где родился, он должен жить достойно. Зачем, за что надо мучиться от страха, несправедливости, хамства, просто бытовой некомфортности, если можно перебраться туда, где лучше? Но я уничтожил бы отца: в то время его как композитора просто-напросто запретили бы, как поступали с другими в подобных случаях. Кроме того, эмиграция в Америку или репатриация в Израиль были не по душе: это регионы с не очень понятной для меня культурой. Позднее появилась возможность эмигрировать в Германию, и это совпало с тем временем, когда можно было уже не бояться, что этим шагом я уничтожу профессиональную деятельность отца. Он поддержал меня, потому что Германия — это страна с большими музыкальными традициями, это самая музыкальная страна, которую можно себе представить. Но он сказал, что уедет сам только тогда, когда это сделает вся семья. Однако брат остался в России. А в 1994 году папа умер.

— А каким он был, Ваш отец — композитор Эдуард Колмановский, запомнившийся и полюбившийся тысячам и тысячам — нет, даже миллионам? В чём секрет его такой поразительной музыкальной неповторимости, необыкновенности? Ведь сколько уж лет прошло, а его песни и сегодня трогают. Так и звучат в ушах «Вальс о вальсе» голосом Клавдии Шульженко или Майи Кристаллинской, «Тишина» в исполнении Владимира Трошина, «Я улыбаюсь тебе» Марка Бернеса. А «В нашем городе дождь», «Бирюсинка», «Журавлёнок»? Многие другие песни, озвученные Георгием Отсом, Иосифом Кобзоном, Геленой Великановой, Эдуардом Хилем и другими знаменитыми исполнителями, которых и перечесть-то трудно…

— У Эдуарда Колмановского было уникальное умение передать музыкой самое возвышенное с необычайной простотой, без вычурности, без излишней патетики. Но как раз это часто и обращало на него стрелы критики. Лиричность песен «Я люблю тебя жизнь» и «Хотят ли русские войны» (и многих других) возмущала сторонников фанфарной патетики. Но круче всего блюстители оптимизма обрушились на «В нашем городе дождь» — безысходность, уныние и т. д.. Однако на любви народа к папиной музыке эта критика не сказывалась.

— Критиковать — критиковали, но ведь и заслуги его были отмечены высокими званиями.

— Что да — то да. Государственную премию он получил, когда ему было уже за 60, а Народного артиста СССР — за полтора года до смерти. Просто дальше уже было неприлично не замечать и не отмечать — народ-то признавал его десятилетиями раньше, хоть имел тогда Эдуард Колмановский лишь звание Заслуженного артиста Бурятской АССР.

— Я тоже в числе поклонников его песен. Ещё со школьных лет. Да и здесь уже, в начале своей эмиграции, в неоптимистические минуты нередко вспоминал их. И знаете, эти песни приносили облегчение. Но почему-то запомнилось, что где-то в начале 70-х перестали появляться новые песни Эдуарда Колмановского. Или я ошибаюсь?

— Нет, не ошибаетесь: так и было. В 1968 году в автомобильной аварии погибла моя мама. Эта страшная трагедия стала для отца ударом, от которого он не оправился до конца своей жизни. Он её очень любил. Родители были знакомы ещё со школьного детства, и поженились рано. Они вместе переносили и крутую пору, и взлёты, мама всегда трепетно относилась к его творчеству. Многие свои песни папа ей посвятил. В том числе и «Я улыбаюсь тебе». После её гибели папа долго не мог сочинять. Но через несколько лет всё же нашёл в себе силы вернуться к работе, и появились такие песни, как «Чёрное и белое», «Мужчины», «Одна снежинка ещё не снег», «Женщине, которую люблю»…

— Как Вы думаете, Сергей, каково было бы отношение Эдуарда Савельевича, будь он сейчас жив, к миру сегодняшнему? Я имею в виду состояние нынешней духовности? И ещё: иногда приходится слышать, что Россия нынче переживает культурный ренессанс. А Ваше мнение?

— Духовность? Отец всегда трепетно относился к ней, об этом говорит одухотворённость его музыки, и в равной степени отвергал бездуховность. Это явление всегда заставляло отца страдать. А что такое нынешний ренессанс в российской культуре — я не понимаю. Когда она умирала? Шостакович, Прокофьев, Шолохов, Солженицын, открытие театра на Таганке и «Современника» — я называю явления сталинского времени, хрущовского самодурства и брежневского хищного маразма. Если же считать, что русской культуре нужны гонимость и преследование, как условия существования, то их, действительно, хватает и сейчас, только вместо цензуры появились торговцы пивом, без финансовой помощи которых искусству не обойтись. Вот они и давят своим культурным цензом. Признать ренессансом смену гонителей при том, что культура никогда даже и не затухала, было бы абсолютной бессмыслицей.

— Вы интересный собеседник и рассказчик. Не зря о Вас молва такая ходит. Тем, кто попадёт на Ваши концерты, можно позавидовать.

— Я тоже всегда с нетерпением жду встреч с моими слушателями и зрителями. А в данном случае рассчитываю ещё и на помощь, за которой хочу обратиться и к читателям «КРУГОЗОРА». Я отвечаю за культуру в еврейской ортодоксальной общине Ганновера. Удалось создать хор, сопровождающий богослужение, организовать много концертов, иногда и с моим участием. В последнее время в поисках репертуара для еврейских музыкантов иду по следу замечательного композитора Льва Пульвера. Он был музыкальным руководителем в театре Михоэлса. По телевидению иногда показывают снятые в своё время отрывки из спектаклей театра, и только так я мог знакомиться с музыкой Пульвера и увлечься ею.

Однако архив театра уничтожен, а статья о Пульвере в еврейской энциклопедии заканчивается леденящими душу словами: «Большинство произведений Пульвера не издано, а местонахождение рукописей не установлено».

Очень прошу откликнуться всех, кто может помочь мне в этих поисках!

— Успехов, Сергей, благополучия, радости творчества от всех читателей и почитателей!

— Спасибо. Дорогим читателям и будущим слушателям — мои тепло и улыбка. До скорых встреч!