В ТЕНИ КЕМБРИДЖСКОЙ ПЯТЁРКИ

(Израиль)

Дед мой, Авраам Аба Давидович (таким его знали двое его братьев и сестра, так назвали его отец и мать), он же Чапский Адольф Сигизмундович (под этим именем он пришёл в Красную Армию и продолжил — в Иностранном отделе — ИНО ВЧК (ОГПУ). Он же Шустер Антон Вацлавович (так он представился моей бабушке, Сигрид Огорд, когда их только познакомили, под именем Антон его знали в Риме, Лондоне, Нью-Йорке, Вене, Париже, Берлине, Пекине). Он же — Гельман Яков Соломонович (так и неизвестно, в каких ситуациях он использовал это имя). Он же Лассен (в немецкой части Швейцарии вся семья перешла на немецкий — в целях полной конспирации). Он же «КЛИМ» (псевдоним, известный его агентурной сети в последней его миссии в Лондоне) — был нежным, деликатным, собранным, внимательным и очень серьёзным человеком. Таким помнят его сыновья, мой отец и дядя, так о нём рассказывала его супруга Сигрид Огорд, когда его уже не стало. Два его наградных оружия, которые Сигрид отдала гэбистам при обыске, вызвали восторг у его младшего сына Феликса, моего отца:

— Папа на войну с наганами пойдет! — воскликнул он, увидев, как гэбист поднял браунинг и на свет проверял, есть ли в нём патроны. Моему отцу было тогда пять лет. Это последнее, что он помнит из того, что было связано с Авраамом.

Мои воспоминания исключительно словесны. Бабушку и дедушку я знаю по фотографиям и рассказам. Мне довелось не раз бывать в месте захоронения Сигрид, но никогда — на братской могиле Адольфа. В Южном Бутове открыли памятник жертвам сталинских репрессий. Принято считать, что тела расстрелянных в коридорах Лубянки тоже свозили туда.

С делом деда я ознакомилась непосредственно. В 1993 году папа получил допуск к уголовному делу и почти месяц, с девяти до шести, синхронно с работой рядового гэбиста на Лубянке, я переписывала это дело — снимать копии с документов было запрещено.

Позднее, уже в Израиле, я сделала попытку художественного освещения судьбы своей семьи в книге «Тыльная сторона ладони», изданной в январе 2007 года.

Небольшой период — последний период жизни Авраама — описан в этой статье.

Иностранный отдел — ИНО ВЧК (ОГПУ) — возник 20 декабря 1920 года. С этого момента и до начала тридцатых годов происходило становление советской разведки.

Первая «легальная» резидентура была открыта в 1922 году в Германии, первой среди западных стран признавшей СССР. Это позволило Советскому Союзу открыть посольство, под прикрытием которого и появилась возможность держать агентурную сеть. Таким образом, именно Берлин стал и продолжал быть в течение длительного времени западноевропейским центром ИНО ОГПУ. Сперва немногочисленный, ИНО быстро расширялся. За короткое время было создано шесть секторов с резидентурами в Стокгольме, Варшаве, Лондоне, Вене, Константинополе, Нью-Йорке и Монреале, с филиалами в Копенгагене, Гельсингфорсе, Ревеле, Риге, Любаве, Париже, Риме, Брюсселе, Праге, Будапеште, Белграде, Софии, Бухаресте, Турции, Персии, Японии и Китае.

Для работы с таким количеством стран и языков нужны были разносторонне образованные люди, нередко с представлением о работе в коммерции — в первые годы существования Советского Союза мало кто спешил признать социалистическую страну, поэтому в Швеции, Италии, США и других странах открывались советские торгпредства, которые выполняли нередко и дипломатическую функцию. Под прикрытием таких коммерческих организаций легалы и нелегалы начинали свою работу. Разночинцы, ставшие на сторону революции, малый процент дворян, готовых сотрудничать с Советской Россией, и еврейские идеалисты-члены партии, всем сердцем принявшие революцию, лучше всего подходили для работы в иностранном отделе советской разведки.

Одним из таких идеалистов был Авраам Аба Давидович, который, вступив в Красную Армию в 1919 году, стал Адольфом Чапским. Начал он свою деятельность в ИНО в Стокгольме, с паспортом на имя Антона Шустера, который в Швеции официально считался корреспондентом по Скандинавии и работал под прикрытием советского торгпредства. Он собирал информацию о политической ситуации в Швеции и Дании, нащупывал настроения в обществе, параллельно контактируя с представителями коммунистических партий. К 1924 году он получил задание из Центра (Управления ОГПУ) жениться на иностранке, дабы получить беспрепятственный въезд в европейские страны. Один из членов датской компартии познакомил его с молодой датчанкой, с которой он расписался через полгода после знакомства, даже не спросив её согласия. Антон просто забрал её паспорт и попросил подождать его в комнате советского торгпредства в Стокгольме, куда «невеста» приехала, вызванная его телеграммой: «Срочно приезжай в Стокгольм». Объяснений не последовало.

Через полчаса он вернулся со свидетельством о браке и протянул ей паспорт:

— Спасибо. Теперь ты можешь возвращаться в Копенгаген. Домой к маме.

— И не подумаю. Раз я твоя жена, поеду с тобой.

Напряжённая работа ИНО не давала сидеть на месте. В двадцатых годах у Адольфа не было даже своего угла в Москве, жену он привёл с вокзала в здание Лубянки. Там она поняла, что вышла замуж за человека с двумя именами. В коридорах Лубянки его приветствовали: «С приездом, Чапский!».

Налаживание работы в новоиспеченных регионах требовало присутствия опытного чекиста. Агенты — легалы или нелегалы — должны были выполнять несколько видов работ. Заниматься своей непосредственной деятельностью в соответствии с «легендой», одновременно собирать нужную «Центру» информацию и налаживать контакты для последующей вербовки.

Работа была настолько конспиративной, что нередко одним и тем же «лакомым кусочком» могли заниматься несколько человек, причём, внешне друг с другом никак не связанных. Этот вид агентурной деятельности был не менее сложен, а часто намного ответственен, нежели непосредственно вербовка. Вербовали наверняка. Первичная работа шла на дружеском уровне. «Разрабатывающий» того или иного будущего информатора, а информатор, как правило, был представителем среднего класса, а нередко и аристократом (Кембриджская группа, Оксфордская группа), агент ИНО должен был стать его другом, а следовательно, иметь представление не понаслышке об образе жизни своего «подопечного», а, значит, уметь жить так же, как он.

На оплату «легенды», то есть на поддержание соответствующего образа жизни разведчиков, уходило немало средств, которые выделялись фиктивными, а нередко и реальными коммерческими компаниями, основанными агентами или «сотрудниками». Так Адольф привлёк к работе своего брата Бернарда Давидовича, который открыл в Лондоне компанию утильсырья. Через эту компанию ИНО НКВД переводил деньги на частные счета «информаторов», а также обеспечивал агентов-нелегалов.

В своей книге «Я был агентом Сталина» Вальтер Кривицкий, сотрудник ИНО, работавший в Лондоне, описывает систему циркуляции банкнот в агентурной сети и, в частности, о канале финансирования советской агентуры.

«Это была компания по сбору и переработке утильсырья, возглавлявшаяся неким Бернардом Давидовичем «Гадаром» и функционировавшая в Ист-Энде. Гадар был тайным советским агентом, засланным в Лондон с заданием обосновать собственный бизнес. Специфической целью его компании было оказание помощи Малли в вербовке новых агентов среди британских граждан. Малли появлялся в этой фирме под видом скупщика утильсырья — в действительности, как мы знаем, его интересовали не клочья и обрывки тряпья, а куда более ценные вещи: клочки и обрывки секретной информации».

О таком прикрытии Теодора Малли, вербовщика Филби и Бёрджесса, костяка Кембриджской пятерки, пишут также в своей книге «КГБ в Англии» Олег Царёв и Найджел Вест. Интересно, что, по работе знакомый с легальным резидентом, а до этого с нелегалом Адольфом Чапским, Кривицкий не знает, что Бернард Давидович — брат второго секретаря посольства в Лондоне, что ещё раз подчёркивает уровень конспирации, который вынужден был поддерживать «Центр» для обеспечения более продуктивной работы.

Первая резидентура в Лондоне начала свою деятельность в 1924 году. Лондон заслуживал наиболее пристального интереса Советского государства. Несмотря на трения в дипломатических отношениях, торговые отношения СССР с Великобританией не прерывались, что давало возможность развивать сеть агентуры, хотя речь пока не идет о резидентуре на «Острове» (так называлась Англия в секретных донесениях).

К тридцатым годам в Лондоне активно работала нелегальная резидентура, руководимая с «материка», то есть из Европы (Берлин, Вена, Женева). 30 января 1930 года вышло Постановление ЦК ВКП(б) о деятельности ИНО ОГПУ (об активизации деятельности внешнеполитической разведки). На первом месте по важности стояла Англия.

Александр Орлов начал работать в Англии так же, как и многие, с фальшивым паспортом на имя Уильяма Голдина, бизнесмена.

«Дело, за которое взялся «бизнесмен Уильям Голдин», став резидентом в Англии, было одним из самых важных за всю историю ОГПУ — НКВД — КГБ. По признанию самого разведчика, слова которого приводят О. Царев и Д. Костелло, предстояло «реорганизовать свои операции на чужой территории таким образом, чтобы в случае провала какого-нибудь агента следы не приводили в посольство СССР и чтобы советское правительство имело возможность отрицать любую с ним связь». Прежде всего требовалось отказаться от услуг местных коммунистов в качестве агентов и переключиться на вербовку сыновей влиятельных политиков и правительственных чиновников, которые, соблюдая имидж консерватора, могли бы преуспеть на дипломатическом поприще или же пролезть в самый центр английской разведки — Интеллидженс сервис. И такие агенты, отпрыски привилегированных семейств, были найдены резидентом. Ким Филби, Дональд Маклейн, Гай Бёрджесс называли себя в шутку «тремя мушкетерами» в знак того, что под руководством «Большого Билла» (еще одна кличка Орлова) стали тремя членами-основателями кембриджской агентурной сети». (Олег Зубов «Такой вот странный шпион»).