ПАСЬЯНС ДЛИНОЮ В ЖИЗНЬ

В по­вес­ти пять глав­ных дей­ству­ющих лиц, каж­дый – со сво­ей судь­бой и со сво­им жиз­ненным опы­том по обе сто­роны оке­ана. Все жи­вут в США, у всех бы­ла бур­ная жизнь до отъ­ез­да из Со­вет­ско­го Со­юза. Судь­ба сво­дит их, те­перь уже дру­зей, на од­ной съ­ёмоч­ной пло­щад­ке в Нь­юЙор­ке, где сни­ма­ет­ся пос­ледняя сце­на филь­ма. А меж­ду дуб­ля­ми мы рет­роспек­тивно воз­вра­ща­ем­ся в прош­лую жизнь каж­до­го из ге­ро­ев. Как эта прош­лая жизнь скла­дыва­лась, что­бы воп­ло­тить­ся в жизнь нас­то­ящую – об этом и рас­ска­зыва­ет­ся в ки­нопо­вес­ти, где нет от­ри­цатель­ных пер­со­нажей, где есть друж­ба, прев­ра­тив­ша­яся в лю­бовь и лю­бовь, вы­рос­шая до нас­то­ящей друж­бы, лю­бовь, ко­торая не да­ёт­ся аван­сом. На пер­вый взгляд всё ка­жет­ся лёг­ким и ве­сёлым, но за этой лёг­костью и ве­сель­ем скры­ва­ют­ся и тра­гедии, и не­уда­чи, и пе­чаль­ный опыт прош­ло­го, а глав­ное – юмор и са­мо­иро­ния, ко­торые и про­тяги­ва­ют этот мос­тик из прош­ло­го в бу­дущее.

Бе­гая по те­ат­раль­ным ВУ­Зам, к ве­черу Жень­ка бы­ла вы­жата от ус­та­лос­ти, как ли­мон. При­ходи­лось брать так­си, что­бы доб­рать­ся до до­ма. Ука­зывая так­систу по­ворот в её сто­рону, Жень­ка поль­зо­валась сво­им лю­бимым ори­ен­ти­ром.

Пос­ре­ди вну­шитель­ных раз­ме­ров Вол­гоград­ско­го прос­пекта сто­ял ог­ромный пор­трет Бреж­не­ва. Его зак­ре­пили там, ког­да вождь об­ла­дал тре­мя выс­ши­ми пра­витель­ствен­ны­ми наг­ра­дами. Эти ор­де­на бы­ли изоб­ра­жены на ле­вом пле­че Ген­се­ка в один ряд. Ког­да его удос­то­или чет­вёртой наг­ра­ды, но­вый ор­ден не по­мещал­ся, и приш­лось нем­но­го рас­ши­рить пле­чо. Ху­дож­ник до­рисо­вал его ров­но нас­толь­ко, нас­коль­ко бы­ло не­об­хо­димо. Тог­да дис­про­пор­ция ещё не бы­ла за­мет­на. За­тем на­род и пра­витель­ство во гла­ве с Бреж­не­вым ре­шили вы­дать Ген­се­ку пя­тую наг­ра­ду. И сно­ва, что­бы не пи­сать но­вый пор­трет, пле­чу пра­вите­ля стра­ны до­бави­ли ши­ри и раз­ма­ха и втис­ну­ли-та­ки пя­тую наг­ра­ду. Наг­ра­ды дол­жны бы­ли рас­по­лагать­ся толь­ко по пря­мой ли­нии, по ме­ре их пос­тупле­ния, и быть оди­нако­вого раз­ме­ра. О про­пор­ци­ях за­были. Ле­вое пле­чо ста­ло мет­ра на три ши­ре пра­вого и воз­ни­кало ощу­щение, что Глав­ный Че­ловек Не­объ­ят­ной Ро­дины на­качи­ва­ет толь­ко од­ну по­лови­ну вер­хней час­ти те­ла, что­бы без ущер­ба для здо­ровья но­сить тя­жело­вес­ные ор­де­на.

Жень­ка дол­гое вре­мя нас­лажда­лась пе­реме­нами в об­ли­ке Ген­се­ка. Единс­твен­ное, что бы­ло под­све­чено по но­чам по до­роге к до­му – это со­вер­шенно дис­гармо­нич­ный пор­трет Ле­они­да Иль­ича. В нём уга­дыва­лось что-то де­мони­чес­кое. Ка­залось, что на­рисо­ван­ный Ген­сек нак­ло­ня­ет­ся в твою сто­рону, и сей­час всем сво­им ве­сом на­валит­ся на те­бя – та­кого ма­лень­ко­го.

По­том ги­гант­ский пор­трет лик­ви­диро­вали, ви­димо, вмес­те с ху­дож­ни­ком, и Жень­ке ста­ло труд­но ори­ен­ти­ровать­ся в лю­бимом го­роде.

Но Бреж­не­ва она ви­дела не толь­ко на кар­тинках. Учась на вто­ром кур­се ак­тёр­ско­го фа­куль­те­та, Жень­ка иг­ра­ла в мас­совке спек­такля МХА­Та «Так по­бедим!». Од­нажды на спек­такль по­жало­вал сам Ген­сек.

Ак­тё­ров выз­ва­ли за три ча­са до на­чала. Зда­ние те­ат­ра оце­пила кон­ная ми­лиция. На слу­жеб­ном вхо­де сто­яли, под­чёр­кну­то неп­ри­нуж­дённо, в ка­зён­ных оди­нако­вых кос­тю­мах, с оди­нако­выми оло­вян­ны­ми ли­цами дю­жие мо­лод­цы. Ак­тё­ры предъ­яв­ля­ли про­пус­ка, а мо­лод­цы при­дир­чи­во све­ряли фо­тог­ра­фию с ори­гина­лом, преж­де, чем про­пус­тить в те­атр. Жень­ка на се­бя бы­ла не по­хожа, но её про­пус­ти­ли, а к од­но­му из­вес­тно­му ар­тисту, по­хоже­му на се­бя, как две кап­ли во­ды, ох­ра­на прид­ра­лась. Приш­лось вы­зывать ад­ми­нис­тра­тора, что­бы до­казать, что ар­тист – свой.

Стоя на сце­не во вре­мя ре­пети­ции, Жень­ка взгля­нула в зри­тель­ный зал. До на­чала спек­такля ос­та­валась ещё па­ра ча­сов. Зал ока­зал­ся поч­ти на­поло­вину за­пол­нен кло­ниро­ван­ны­ми то­вари­щами в штат­ском. Они рас­сорти­рова­лись по все­му прос­транс­тву с про­межут­ка­ми мет­ров в пять. За ку­лиса­ми их ока­залось боль­ше, чем ак­тё­ров. Преж­де, чем вый­ти на сце­ну, не­об­хо­димо бы­ло про­демонс­три­ровать ох­ра­не своё не­нас­то­ящее ору­жие. Бди­тель­но ду­нув в бу­тафор­ский за­па­ян­ный ствол вин­товки или на­гана и про­верив, не спус­ка­ет­ся ли ку­рок, оло­вян­ный ох­ранник до­пус­кал ак­тё­ра на сце­ну. Жень­ку это за­бав­ля­ло.

Дер­жа в ру­ках де­ревян­ную вин­товку, она по­дош­ла к од­но­му из про­веря­ющих, у бед­ра ко­торо­го тор­ча­ла ко­жаная ко­бура. Мо­лодая ар­тис­тка кон­ста­тиро­вала, что у не­го то­же пис­то­лет не нас­то­ящий. Ох­ранник оби­дел­ся и гроз­но вы­тащил блес­тя­щее ору­жие. По­дер­жать его в ру­ках он Жень­ке не дал, но од­но­го бег­ло­го взгля­да ар­тис­тке ока­залось дос­та­точ­но, что­бы по­нять, что шут­ки здесь не прой­дут.

Спек­такль «Так по­бедим!» – о пос­ледних днях Ле­нина, ко­торо­го иг­рал Ка­лягин. В ле­вую пра­витель­ствен­ную ло­жу про­вели и по­сади­ли Ле­они­да Иль­ича. К то­му вре­мени Ген­сек уже имел проб­ле­мы со слу­хом. А слу­ховой ап­па­рат, по слу­хам, был сло­ман. Че­рез нес­коль­ко ми­нут пос­ле на­чала спек­такля на сце­не по­яв­ля­ет­ся Прок­ло­ва – оча­рова­тель­ная сек­ре­тар­ша вож­дя. При пол­ной ти­шине за­ла Ген­сек гром­ко и спра­вед­ли­во за­меча­ет сво­ему спут­ни­ку:

– Ка­кая хо­рошень­кая сек­ре­тар­ша у Ле­нина.

В пра­витель­ствен­ной ло­же, по­хоже, на­мечал­ся бо­лее зах­ва­тыва­ющий спек­такль, чем на сце­не. Так и ока­залось. Ле­онид Иль­ич ком­менти­ровал всё пер­вое дей­ствие. Это бы­ло нас­толь­ко смеш­но и страш­но, что один На­род­ный ар­тист не смог до­иг­рать свою сце­ну и в ужа­се ушёл за ку­лисы. С ли­ца бед­но­го Ка­ляги­на от нап­ря­жения гра­дом сте­кал пот. Пе­ри­оди­чес­ки он по­вора­чивал­ся спи­ной к за­лу и шеп­тал в глу­бину сце­ны:

– Я это­го не вы­дер­жу, сей­час ум­ру.

Вто­рой акт на­чинал­ся с по­куше­ния на Ле­нина. На аван­сце­не – Сан Са­ныч-Ле­нин, а на двух кру­гах, вра­ща­ющих­ся в про­тиво­полож­ные сто­роны, спи­нами к Ле­нину вы­ез­жа­ют 60 че­ловек мас­совки – сту­ден­тов, сим­во­лизи­ру­ющих тол­пу – сви­детель­ни­цу по­куше­ния. Раз­да­ёт­ся гром­кий звук выс­тре­ла. Мас­совка мол­ча и тра­гич­но по­вора­чива­ет­ся ли­цом к Ле­нину. Вождь ра­нен. На­до за­метить, что сце­на эта бы­ла зах­ва­тыва­ющей, и всег­да иг­ра­лась при нап­ря­жён­ной ти­шине за­ла. Зву­чит вто­рой выс­трел. Сту­ден­ты про­тяги­ва­ют ру­ки к ра­нено­му Ле­нину. Вдруг из пра­витель­ствен­ной ло­жи гром­ко до­носит­ся ис­пу­ган­ное «Ой!». Те­лох­ра­нитель Ген­се­ка ещё гром­че, что­бы тот рас­слы­шал, чёт­ко про­из­но­сит:

– Не вол­нуй­тесь, Ле­онид Иль­ич, это в Ле­нина стре­ля­ют!

На сце­не на­чалось неч­то не­во­об­ра­зимое. Все шесть де­сят­ков сту­ден­тов, стоя на двух ог­ромных кру­гах друг пе­ред дру­гом в тра­гико­мичес­ких зас­тывших по­зах с про­тяну­тыми в сто­рону Ка­ляги­на ру­ками, на­чина­ют зах­лё­бывать­ся от хо­хота. Из глаз ль­ют­ся слё­зы, ру­ки и те­ла сот­ря­са­ют­ся, не в си­лах сдер­жи­вать смех. У Жень­ки пос­ле это­го нес­коль­ко дней бо­лел пресс от нап­ря­жения. Вто­рой акт, та­ким об­ра­зом, стал ещё силь­нее пер­во­го.

К кон­цу спек­такля все ак­тё­ры бы­ли нас­толь­ко пог­ло­щены про­ис­хо­дящим в пра­витель­ствен­ной ло­же, что ста­ли, не стес­ня­ясь, вы­лезать на сце­ну по хо­ду не сво­его дей­ствия. Со сце­ны Ген­сек был луч­ше ви­ден, чем из-за ку­лис.

Пуб­ли­ка, ко­торая вна­чале не по­нима­ла, кто се­год­ня в гос­тях у МХА­Та, до­воль­но ско­ро со­об­ра­зила, и наб­лю­дала толь­ко за ре­ак­ци­ей Ген­се­ка. А ре­ак­ция его бы­ла не­пос­редс­твен­ной и адек­ватной. Он гром­ко спра­шивал:

– По­чему все сме­ют­ся?

Для Жень­ки это был са­мый луч­ший спек­такль с её учас­ти­ем. Про Бреж­не­ва и Ле­нина. Име­на эти да­же ста­ли ас­со­ци­иро­вать­ся друг с дру­гом.

Имя вож­дя ми­рово­го про­лета­ри­ата всплы­ло пе­ред Жень­кой ещё раз, ког­да она с ро­дите­лями нав­сегда по­кида­ла Ро­дину. В пун­кты об­ме­на ва­люты бы­ли ди­кие оче­реди. Лю­ди за­писы­вали на ла­донях но­мера, как ког­да-то в про­доволь­ствен­ных ма­гази­нах. На­конец, че­рез па­ру дней оче­редь счас­тлив­чи­ков по­дош­ла. Жень­ки­на мать, па­па и она са­ма вош­ли в пу­га­ющий сво­им ви­дом бун­кер с ме­тал­ли­чес­ки­ми дверь­ми, ко­торые за ни­ми на­мер­тво зах­лопну­лись. За спи­нами вы­рос сол­дат в ка­муф­ляжной фор­ме с ав­то­матом Ка­лаш­ни­кова на­пере­вес и ду­лом приг­ла­сил прой­ти к око­шеч­ку с пу­ленеп­ро­бива­емым стек­лом. Они по­дош­ли. Жень­ки­на мать ста­ла вы­тас­ки­вать из ко­шель­ка скром­ное ко­личес­тво руб­лей, что­бы об­ме­нять их на дол­ла­ры. Сол­дат, на­целив ду­ло ав­то­мата на без пя­ти ми­нут им­мигран­тов, ряв­кнул:

– По­торо­питесь!

По спи­не у Жень­ки по­бежа­ли му­раш­ки. На се­кун­ду она за­дума­лась о це­лесо­об­разнос­ти отъ­ез­да. Но вспом­ни­ла, что граж­данс­тва их уже ли­шили, и по­няла: от­сту­пать не­куда, за спи­ной – ав­то­мат­чи­ки. У ма­тери на нер­вной поч­ве зат­ряслись ру­ки.

За око­шеч­ком вос­се­дала до­род­ная кас­сирша с ог­ромной коп­ной выт­равлен­ных пе­рекисью и взби­тых, как слив­ки, во­лос. Мать, вол­ну­ясь, ста­ла вык­ла­дывать руб­ли на при­лавок. Ва­лют­ная кас­сирша гав­кну­ла:

– Ле­ниным квер­ху кла­ди!

Мать не по­няла, что ва­лют­чи­ца име­ет в ви­ду и рас­те­рялась окон­ча­тель­но. Де­неж­ные бу­маж­ки по­сыпа­лись из её рук на пол. Па­па и Жень­ка нак­ло­нились, что­бы под­нять их. Вдруг ав­то­мат­чик гар­кнул:

– Не нак­ло­нять­ся!

Поч­ти им­мигран­ты зас­ты­ли в по­лусог­ну­той по­зе. Ав­то­мат­чик ду­лом по­шеве­лил бу­маж­ки на по­лу, за­тем нап­ра­вил ствол ав­то­мата на спи­ны отъ­ез­жа­ющей тро­ицы и ско­ман­до­вал ещё гром­че:

– Под­нять!

Па­па соб­рал раз­ле­тев­ши­еся руб­ли, су­нул их в окош­ко до­род­ной кас­сирши, та с от­вра­щени­ем раз­ло­жила их са­ма «Ле­ниным квер­ху» и вы­дала при­чита­ющи­еся дол­ла­ры вко­нец ис­пу­ган­но­му се­мей­ству. Ав­то­мат­чик про­водил их до вы­хода, по­иг­ры­вая ду­лом. Как ре­бёнок, ей-Бо­гу.

Вый­дя из бро­ниро­ван­но­го бун­ке­ра, все трое мол­ча­ли ми­нут трид­цать. Ког­да бе­лиз­на сош­ла с ли­ца, мать вы­дох­ну­ла:

– Би­леты бе­рём на зав­тра. Сла­ва Бо­гу, жи­вы ос­та­лись. Дол­ла­ров этих по­том хва­тило на па­ру ком­плек­тов аме­рикан­ско­го пос­тель­но­го белья...

«Пе­рерыв окон­чен, – орёт Нин­ка, – все – по мес­там. Ти­шина. Мо­тор!» Ксе­ния буб­нит: «Фи­нал. Встре­ча. Дубль шесть». Жень­ка в ко­торый раз на­чина­ет рас­кла­дывать пась­янс. Из ко­лоды вы­вали­ва­ет­ся буб­но­вый ва­лет и па­да­ет на пол. Жень­ка ма­шиналь­но улы­ба­ет­ся. Нин­ка во­пит, под­прыг­нув на стуль­чи­ке: «Стоп! Не про это сни­ма­ем. Пла­кать на­до. Сме­ять­ся по­том бу­дешь». Ан­дрей сно­ва уло­вил в жень­ки­ном вы­раже­нии ли­ца что-то зна­комое: «Так всег­да, ког­да смот­ришь в ви­до­ис­ка­тель, ка­жет­ся, что это уже сни­мал».

Под­робнее о Ва­лерии Ко­рен­ной и её твор­чес­тве – на ин­тернет-сай­те www.korennaya.com