ЭКСКЛЮЗИВ! ПРЕЗИДЕНТ

Владимир ВОЙНА

Новый год я встречал в Тбилиси, в гостях у друга, министра в первом правительстве независимой Грузии. Одного из тех, кто поставил свою подпись под историческим документом: «Актом о восстановлении государственной независимости Грузии». Для Грузии этот документ равен по значению «Декларации независимости США».

Днём мы вместе ходили в церковь Кашвети: там проходила панихида по первому Президенту независимой Грузии Звиаду Гамсахурдиа. Под Новый год, 31 декабря 1993-го года, он был убит в горном селении в Западной Грузии, где скрывался в последние месяцы своей жизни. Убит при загадочных обстоятельствах: тайна до сих пор не раскрыта. Соратники президента собираются каждый год, чтобы почтить его память. Среди людей, собравшихся в храме на проспекте Руставели и возле него, кажется, все друг друга знали.

А потом мы сидели за столом — в районе, который до сих пор называют «Нахаловкой». Там когда-то «по-нахалке» строили жилища бедняки. Успеешь соорудить хижину на пустыре, пока не спохватились власти, есть шанс, что не выгонят… Район и сегодня не самый престижный, бедноватый, зато живописный. Гордость хозяина дома — потрясающий вид на столицу с высокого холма.

Все собравшиеся были соратниками Звиада. Префекты городов… первое поколение независимой власти. Пример им подавал скромный в быту Президент. Звиад Гамсахурдиа отказался от официальных резиденций, продолжал жить в отчем доме. Вот и его соратники не разжились хоромами — ни тогда, ни в последующие годы. Не разбогатели. Ни одеждой, ни манерами не походили они на легендарных «отцов основателей». Скромные, сердечные люди…

Я тихо сказал рядом сидевшему другу, что испытываю волнение, находясь в обществе… опальных наполеоновских генералов. Друг мою горькую шутку перевёл, все рассмеялись. В самом деле, опала гамсахурдиевской гвардии продолжается, новая власть не востребовала услуги тех, кто провозгласил независимость Грузии 9 апреля 1991 г.

Но в одном справедливость восторжествовала. За прошедшие после Нового года месяцы власть признала место Звиада Гамсахурдиа в истории. Теперь есть надежда, что наступит конец вражде к «звиадистам». Этот раскол вызвал трагедию. В отчаянные для Грузии дни, 6 января 1992 года, путём криминального военного переворота, который был осуществлён враждебными Грузии силами, Президент был свергнут. А ещё через два года убит…

Застрелен двумя пулями. По официальной версии — самоубийство. Но какой самоубийца стреляет себе в затылок дважды? И не таким был Звиад Гамсахурдиа, чтобы, отчаявшись, покончить с собой. Он был призван судьбой бороться до конца, он был религиозным человеком и отрицал самоубийство, и ничто в его поведении в последние дни жизни не говорило о том, что он может отступиться от христианского канона. «Это было убийство, — говорит вдова Президента, — я знаю заказчиков и исполнителей. Но пока не могу называть их имена…» Родные Президента отказались проводить криминальное расследование. Когда-нибудь тайна смерти будет раскрыта.

Звиада Гамсахурдиа хоронили не раз. Сперва в горах, на месте гибели, потом его прах перевезли в Грозный и похоронили у дворца, который ему предоставил друг, Президент Чечни Джохар Дудаев. Потом Грозный был дотла разрушен армией России и могила Президента Грузии скрыта от оккупационных властей. Недавно вдова Президента обратилась в Москву за разрешением отыскать в Грозном могилу и перезахоронить супруга. Разрешение было дано, могила найдена, сын опознал останки отца (по нательному крестику, одежде, обуви, предметам, о существовании которых знали только близкие, провожавшие его в последний путь), и прах был перевезен в Грузию для теперь уже последнего захоронения. 31-го марта Грузия прощалась с прахом первого Президента, а первого апреля, в день его рождения, состоялось перезахоронение. Теперь его прах покоится в Грузии у церкви Св. Давида, в Пантеоне великих людей Грузии, на священной горе Мтацминда.

Когда его отцу, любимому народному писателю (и узнику Соловков в 1922-1923 годы) Константинэ Гамсахурдиа говорили, что ему уготовлено место в Пантеоне среди любимых народом писателей, он отвечал, что, дескать, не пристало ему лежать на кладбище с бандитами. Ведь в Пантеоне похоронили террориста Махарадзе, который в упор застрелил великого писателя и философа Илью Чавчавадзе в 1907 году. Убил, чтобы любимый народом миротворец «не путался под ногами», не мешал развёртыванию «революционного» террора…. Убийца не только избежал наказания, но в годы советской власти стал руководителем Грузии — и был похоронен рядом со своей жертвой: какая горькая ирония!

Константинэ Гамсахурдиа не лежит в Пантеоне: волю его учли. Но сын писателя, лидер движения за независимость Грузии, на святой горе нашёл свой последний покой. Это справедливо.

Перезахоронение было торжественным. Отпевал прах первого Президента патриарх всей Грузии Илия Второй в древней столице Грузии Мцхете, в храме Светицховели. В святом для грузин храме, воспетом Константинэ Гамсахурдиа в романе «Десница великого мастера». Мастеру, построившему храм, отрубили руку, чтобы он не смог повторить чудо, и замуровали десницу великого мастера в стене церкви… Хоронила «вся Грузия», правительство, Президент Михаил Саакашвили. Хоронил народ… Были оказаны высшие почести и произнесены подобающие слова. Именем Президента названа набережная Куры, одна из любимейших улиц тбилисцев. Когда хотели угодить Сталину, набережную назвали его именем. Теперь она носит имя Звиада Гамсахурдиа.

Всё было в его жизни: преследования, изгнание с любимой работы, поношения, клевета, тюрьма, вплоть до выпущенных в голову пуль. Москва подстрекала и снабжала оружием его врагов в Грузии, угрожала ему, провоцировала — и чужими руками свергла его с поста Президента, лишила жизни. Но не смогла отобрать у Грузии свободу, завоёванную движением, которое он возглавил. Сегодня Звиад Гамсахурдиа признан великим сыном Родины.

Мне посчастливилось знать его лично. Брать у него интервью, провести день рядом с ним в рабочем кабинете, побывать у него дома. Держать с ним связь по факсу, уже из Америки…

Впервые я узнал его имя ещё в ту пору, когда он, скромный кандидат наук, преподаватель и переводчик англоязычных и французских поэтов, заявил о себе как о стойком правозащитнике. Хотя, конечно, я знал имя его отца, и мне было понятно, что у Константинэ Гамсахурдиа не может быть другого сына. Вместе со своим другом Мерабом Костава (они сели за одну парту в первом классе — и остались самыми близкими друзьями и соратниками до последнего вздоха, оба лежат в Пантеоне) Звиад создал в Грузии первые правозащитные организации, из которых родилось национально-освободительное движение.

Это была, в частности, «Хельсинкская группа» в Грузии, отделение международной правозащитной организации, родившейся после подписания в столице Финляндии декларации прав человека. Под нажимом мирового общественного мнения её обязался — поневоле, конечно — соблюдать и Советский Союз. Кремлю приходилось теперь отчитываться, оправдываться перед мировым сообществом за нарушения гражданских прав и свобод, обещанных Конституцией СССР и Хельсинкской декларацией. Ссылки на эти документы служили оружием в ненасильственной борьбе за демократию. Власти, затемняя в сознании народа суть борьбы, окрестили правозащитников непонятным иностранным словом «диссиденты», сделав его ругательным… Из нелегальных выпусков «Хроники текущих событий» можно было узнать о происходящих в Грузии протестных акциях членов местной «Хельсинкской группы». Из «Хроники» я и узнал имя Звиада, сына Константинэ Гамсахурдиа.

Однажды в Москве я даже сидел с ним за одним столом. По причинам конспирации хозяйка квартиры, мой друг, не решилась мне сообщить имя соседа. Прошло много лет прежде, чем состоялась следующая встреча — в Тбилиси, в мае 1989 года, куда я приехал по приглашению Звиада Гамсахурдиа. Шла предвыборная борьба, у него, кандидата на пост Президента, не было сильных соперников, но выборы есть выборы, шло яростное наступление Москвы, и желательно было присутствие независимо мыслящего журналиста из России.

Почему был выбран именно я? Причиной стали мои прежние статьи о Грузии и последние — о событиях в Цхинвали. И моё участие, как международного наблюдателя, в референдуме 31 марта 1991 года, на котором был поставлен вопрос, быть ли Грузии независимой. (За независимость высказались 89,3%). Звиаду порекомендовали пригласить меня, старого друга Грузии…

И вот я уже сижу в кресле в кабинете Председателя Верховного Совета ещё существующей в ту пору Грузинской ССР, задаю ему вопросы, наблюдаю за ним со стороны, за тем, как он ведёт приём посетителей, слушаю, как он разговаривает — по-английски, по-французски — с иностранной прессой… Обычный рабочий день. И когда он закончился, хозяин кабинета спросил у меня, собрал ли я материал. Я ответил, что у меня есть одна просьба. Какая? Не могу ли я побывать у него дома? Мне могут пригодиться такие наблюдения, даже одна-две детали могут «очеловечить» очерк.

На следующий день за мной пришла машина. Дело происходило близко к полуночи: другого времени у Звиада Гамсахурдиа не было.

Я увидел цветы в его саду. А в доме… запомнились высохшие лепестки пунцовой розы в чаше, в его кабинете. Деталь, которую мне недоставало для очерка. Воплощение благородства и скромности обстановки, отсутствия дорогих предметов. Манана, его супруга, два сына, хорошо воспитанные мальчики, похожие на отца… Было видно, как он их любит. Ради меня не накрыли стол: время было слишком позднее, да и пригласили меня не ради застолий, а работать.

Оглядевшись, я увидел библиотеку и письменный стол отца, за которым теперь работал сын. На стенах полотна, подарки художников — друзей отца Давида Какабадзе и Ладо Гудиашвили, и работа мастера школы Куинджи. Скульптура, которую в детстве вылепил Звиад и которую любил отец. Грузинская чеканка. Диплом о присвоении Константинэ Гамсахурдиа степени доктора философии, выданный Берлинским университетом в 1921 году. Фотографии… Флаг, поднятый в его честь на американском Капитолии. Ведь его, как и Мераба Костава, американцы выдвигали на Нобелевскую премию мира. Соловки, где отец находился в 1922-1923 гг. в заключении за издание газеты «Колокольня Грузии». Макет церкви Свети-Цховели… Ничего лишнего, и, кажется, ничего «негрузинского», за исключением разве что картины художника школы Куинджи. Мир интеллектуала…

Враги обвиняли Звиада в том, что он подавляет интеллигенцию, опираясь на простых людей — крестьян, рабочих, студентов. Но в его правительстве было четверо академиков, три профессора, 11 доцентов, 45 кандидатов наук: на каждую десятку четверо интеллектуалов. «Самое интеллектуальное в мире правительство». Мыслителем был сам Звиад. И, к тому же, истинным аристократом, человеком утончённых манер. Холодноватым, гордым, замкнутым (грузины обычно выглядят открытее, темпераментнее), но приветливым и дружелюбным к гостю. Я чувствовал, что если бы мы встретились ещё и ещё раз, он бы открылся с новой стороны, как добрый и щедрый на чувство друг… Но такая связь устанавливается не сразу, её нужно заслужить.

Мы обсуждали в ту ночь многое, и политику, продолжая начатые днём разговоры, и литературу, искусство, мир его увлечений. Вот расшифрованные записи. Я никогда их прежде не публиковал. Мы обсуждали выдвинутые против Звиада обвинения в «крайнем национализме». В московской печати его называли не иначе как «грузинским Чаушеску», «фашистом», «Муссолини», обвиняли в том, что он, отнимая автономию у абхазцев и югоосетин («Грузия — для грузин»), действует как великодержавник, превращает Грузию в «маленькую империю», «Советский Союз в миниатюре». Под влиянием этих обвинений многие его бывшие друзья и соратники по правозащитному движению в России, многие на Западе отшатнулись от него. Вот что он сказал по этому поводу…