Мустафа Эдильбиев, "МЕХКА - ДАДА И АБРЕК ГЕНДАРГНОЙ БАУДДИ или ПАМЯТНИК

                  Мустафа Эдильбиев, роман-хроника «Мехка Дада» /перевод с чеченского. ПРОДОЛЖЕНИЕ/

                  ДАДА И АБРЕК ГЕНДАРГНОЙ БАУДДИ или ПАМЯТНИК:

«РУССКАЯ МАТЬ и русский БАЙСТРЮК»

«Ваша великорусская мечта - сидя по горло в дерьме, затащить туда всех остальных. Это и есть Русизм.» - Шамиль Басаев

КОРОВА «Боьмаша»

         В Белгатое – предгорном чеченском селе наступила весна. Был дождливый апрель. Подряд всю неделю лил дождь. На улицу невозможно было выйти – стояла непролазная грязь и резиновые галоши тонули в ней и лужах. Айманат, жена старшего брата Дады – Наги («Воккха дада» - Старший дада), придерживая завёрнутого в пелёнки крошечного месячного возраста малютку – Имрана, смотрела сквозь мутные стёкла маленького окошка своей саманной сакли на плетущееся по грязи возвращающееся с пастбища стадо. Коровы и особенно молодняк увязали в грязи, женщины и мужчины с криками подталкивали их сзади или поднимали и выталкивали вперёд. Почему – то их Боьмаша не было. Так Айманат называла свою любимицу корову за коричневый цвет её шерсти. Услышав шум она повернулась назад и увидела одевающуюся золовку Пагу у дверей.

«Ты Куда?»

«Как куда? Пойду за Боьмаша».

«Побудь с ним, я сама сбегаю. Ты и так нездоровая – ещё простудишься». – Айманат отдала Имрана пытающейся возразить Паге. Она быстро обмотала голову платком, одела женские с высоким верхом в форме ботинка калоши и, накинув бешмет, выбежала на улицу. Недалеко через три дома она увидела соседку Забу, погоняющую корову и двух телят и крикнула: «Ва-а, Забу, ты не видела моего Боьмаша?».

         «Видела. Собиралась как раз к тебе бежать. Она застряла в грязи недалеко от дома Хасана и я не смогла её пригнать».

         «Давай загоню своих и пойдём вместе?», - крикнула Забу поспешившей мимо неё за коровой Айманат.

         «Нет! Я сама справлюсь – Боьмаш у меня очень послушный», - Айманат поспешила к окраине села. Когда она с трудом доплелась до дома жившего на окраине Хасана и обогнула его, она увидела стоящую в грязи Боьмаша. Заметив её та жалобно замычала и попыталась вырваться вверх из грязи, но увязла ещё глубже. Айманат пока добралась до коровы потеряла обе калоши в грязи Искать их было некогда, да и бесполезно - уже наступали сумерки и ей было страшно одной в темноте и она пошлёпала босиком, приподнимая длинное до щиколоток платье чуть вверх, чтобы не запачкать.

Маленького примерно с Боьмаша роста слабая Айманат не могла ничем помочь своей любимице, кроме выкриков: «Иди, ну-у иди же!» и слабых подталкиваний сзади. Корова, изредка жалобно мыча, стояла, как забетонированная статуя неподвижно. От бессилия и чувства безысходности на глазах Айманат появились слёзы и она стала жалобно всхлипывать. Вдруг она услышала сзади хлюпающий звук и опасливо повернулась назад. Сквозь вечерние сумерки она разглядела всадника. Ещё мгновение и он подскакал поближе и спрыгнул с коня.

«Добрый вечер, сестра!», - он с правой стороны подошёл к застывшей в грязи корове. Стыдливо склонив голову, Айманат стала искоса наблюдать за ним. Это был чуть выше среднего роста мужчина с рыжей бородкой, в потрёпанной каракулевой папахе серого цвета, надвинутой до бровей. Подхватив живот коровы одной рукой в середине, а другой перехватив спину, этот рыжебородый, как мешок муки, поднял огромного Боьмаша и понёс вверх. В это время с головы его слетала папаха, обнажая рыжую коноплю волос, и плюхнула в грязь. Он поставил корову на землю, поднял и встряхнул папаху. Потом напялил его поглубже и снова легко поднял Беоьмаша и понёс вверх. Наверху он осторожно поставил корову на место, где меньше всего было грязи и поспешил вниз к коню. Тщедушная, маленькая Айманат карабкалась вверх, не поднимая глаз на этого таинственного спасателя. Пока она догнала затрусившуюся по грязи к дому Боьмаша, «рыжебородый» проскакал на коне мимо.

«Пусть Аллах тебе будет благодарным»», - сказала она тихим голосом не поднимая опушенную вниз голову.

Но всадник исчез, будто растворился в сумерках и даже цокота копыт не стало слышно.

«Нет, не мог так легко человек поднят корову. Это джин, а не человек», - подумала Айманат с замиранием сердца от страха и вспомнила рассказы свекрови Абажа о джинах с потустороннего мира.

«Это был джин, не может человек, да ещё такой маленький, поднять так легко корову и нести её, как мешочек кукурузы., - она от страха, ища хоть какой –нибудь защиты, стала прижиматься к плетущейся Боьмаша и быстро читать суры из Корана, изгоняющие нечистую силу. При этом Айманат с испугом озиралась по сторонам, опасаясь появления вновь этого рыжебородого джина. Она стала думать, что он вовсе никуда не ушёл и может вдруг появится рядом и увести её Боьмаша с такой же лёгкостью, как поднял его на горку. Когда она повернулась за дом Хасана, она встретила младшего 15-летнего деверя Боту. Домашние забеспокоились её отсутствием и послали его за ней. И только теперь она вздохнула легко.

«Иди быстро домой, Баи приехал, да и Имран разорался. Я сам пригоню Боьмаша.», - сказал Бота и стал погонять корову, похлопывая по спине рукой.

Дома, мельком заглянув в гостиную комнату, Айманат от удивления застыла на месте. На деревянной кровати застеленной узорчатым войлоком сидели деверь Баи (так все младшие и снохи звали Даду-Абдул-Баки) и напротив него рыжебородый «джин». Они о чём – то перешёптывались. Между ними был тазик с грецкими орехами. Баи пододвинул к нему, плоский камень и молоток. «Рыжебородый» отодвинул молоток и камень и взял орех. Она увидела как он двумя пальцами разбил скорлупу.

«Эхе-ей, гора Бауди!», - воскликнул Баи, - «А вот этот крепкий орех сможешь разбить?».

«Рыжебородый», которого деверь назвал Бауди был без папахи. Видимо золовка почистила его и повесила сохнуть.

«Кто он?», - шёпотом спросила Айманат Пагу, когда она передавала ей плачущего Имряна.

«Обарг. Це Бауди.», - прошептала она в ответ.

«Он знаешь что сделал?»

«Знаю. Расстрелял недавно русских солдат.», - тихим голосом прошептала Пага.

«Не это! Я не могла вытащить Боьмаша наверх – он застрял в грязи и вдруг в сумерках появился этот Бауди. И знаешь что он сделал?»

«Что?», - в страхе застыла Пага, - «Он убил нашего Боьмаша»

«Не-ет, он вынес Боьмаша с этой грязи, как мешок кукурузы наверх. Веришь, на руках?»

«Это он может.», - согласно закивала головой Пага. «Его мяхча (двоюродный брат) Адам друг нашего Баи (Дада), я вместе с Баи была у них в гостях. Так его жена Асет рассказывала мне, как этот ЦЕ (красный) Бауди напал на трёх русских военных на рынке в Урусмартане. И всех троих убил. Одному, который хотел выстрелить в него с маузера, он с хрустом переломал руку. Схватил руку, когда он вытащил маузер и сломал. Это всё своими глазами видела Асет – она в тот день была на базаре.»

«А ты знаешь, я испугалась, когда этот рыжебородый растворился в сумерках. Я подумала не мог так легко поднять корову человек, а значит это джин. Я от испуга стала читать суры. Хороша, что «Дик Кант (Бота) подоспел, а не то бы от страха умерла»

«Я тебя больше никуда одну не пушу – ты такая, Айманат, трусливая, что даже Це Бауди испугалась. Он такой добрый, что и мухи не обидит», -

«А сама только рассказывала как он троих убил!».

«Но это же русские. Слышала, что они сделали между сёлами Бачи-юрт и Курчалой?»

«А что? Я ничего не знаю»

«До сорока детей и женщин расстреляли. Они работали на поле, а эти нелюди проходили мимо и расстреляли забавы ради. А ты ещё считаешь, что он людей убил. Какие они люди!!! Они хуже любой твари.. .»- Пага смотрела на Айманат с укором.

В это время из гостиной в комнату вошёл Абдул-Баки. Он одел калощи   и вышел. Потом быстро вернулся с жёлтым холшовым мешком и серебристого цвета новой папахой. По металлическому скрежету в мешке можно было догадаться, что там что - то из железа. Он с мешком быстро ушёл в гостиную.

«Ва-а-ай, ма герз ду хар! (Ой! Какое оружие!)», - послышались восторженные выкрики Це Бауди.

Айманат со смешанным чувством страха и недоумения вопрошающе уставилась на Пагу.

«Чего пялишь на меня? Это не мешок кукурузы», - Пага многозначительно посмотрела на Айманат.

«Кинжалы?»

«Кинжалами против автоматов не идут. Это тебе не кинжальный бой кунтахаджинцев в Шали…»

«Ой, как я боюсь всего этого!», - тяжко вздохнула Айманат, прижимая к груди уснувшего Имрана.

«А ты не бойся – ничего с нами не произойдёт, кроме того, что предначертано Аллахом и всё, что с нами происходит и произойдёт неминуемо, так как оно преначертано Аллахом»

«Кто бережётся, того мать не плакала» - говорят нохчи…», - тихо прошептала Айманат, укладывая в люльку, уснувшего Имрана.

«Сколько не бережётся заяц, всё равно попадается лисе в зубы», - уголком рта усмехнулась Пага, укоризненно покачивая головой.

«Вот что. Ты не суйся не в своё дело. Смотри за Имраном, ослепни и оглохни. Это не твоё дело, чем мужчины занимаются2, - вдруг встрепенулась она и голос Паги был строгим и властным.

«Да и не моё тоже», - добавила она после короткой паузы. – «Абдул - Баки знает что делает и с кем. Наше дело молчать и слушаться».

«Хорошо. Надо сейчас гостю жижиг –галниш приготовить – он, наверное, с ночёвкой», - уложив Имряна в люльку, Айманат пошда к выходу.

«Ради Аллаха, прошу тебя ещё раз: не ходи туда сам. Давай я заберу этот мешок и сам всё сделаю. Ты мне там не нужен», - услышала Айманат почти рядом чей – то голос, когда она насыпала в кладовой в кадку муку из мешка. Она посмотрела назад в приоткрытую дверь и увидела Баи и Це Бауди. Це Бауди был в новой папахе с серебристым отливом. Он дружески полуобнял Баи одной рукой и склонившись к нему поближе негромко разговаривал.

– «Меня и Ибрагим просил, не впутывать тебя в это дело – ты, Абдул-Баки, пусть Аллах даст тебе долгой жизни, нам нужен на своём месте. Ты наша опора, а мы абреки и стрелять – это наше дело…»

«А когда ты видел Ибрагима?», - перебил Баи Це Бауди.

Позавчера я был у него. Я узнал, что эти собаки ходили в Гельдиген и он застрелил двоих и скрылся, потому и решил его проведать…».

«Не надо о нашем деле никому говорить. Это наше с тобой дело. А Ибрагиму передай, чтобы он поменял место. Нельзя ему находиться в Гельдигене….».

«А может я ему подышу место. Подумаю над этим», - добавил Баи после короткой паузы. – «А за меня не беспокойся – я знаю как надо вести с этими собаками», - дружески похлопал он по плечу Це Бауди. – «Лучше ты переночевал бы – здесь тебе безопаснее, чем где – либо».

«Нет, нет!», - возразил Це Бауди. Он на прощанье обнял Баи и поспешил к коню., которого за узду держал тут же во дворе Бота.

- «Они соберутся все к 12часам и я к этому времени со всеми инструментами буду там – внизу в речке. Там и встретимся», - сказал Баи уже сидящему в седле Це Бауди. Айманат быстро вернулась к своему занятию и продолжила насыпать в чан муку. В это время она услышала за спиной шум и увидела, как вошёл в кладовую Баи. У него в руках был жёлтый мешочек.

«Подожди у двери», - сказал он ей и она вышла за дверь. СЧерез минуту с кладовой вышел Баи, но уже без мешочка.

НАЦИОНАЛЬНОЕ ОРУЖИЕ РУСКИХ - ГОЛОДОМОР

Был на редкость тёплый майский день. На деревьях и кустарниках по обеим сторонам дороги пробивалась зелёная листва, а на полях поднимался лёгкий пар. Абдул-Баки с детства был привязан к земле. Он, как и АбдулРахман Авторханов подростком убежал из дома в город и учился в рабфаке, потом в Комвузе. До своего побега он помогал старшему брату Закару в хозяйстве – пахал и сеял вместе с ним на земельном участке в родном селе. Сейчас он умелым взглядом окидывал поля по обеим сторонам дороги и видел много неухоженной земли.

В Чечне шла война за землю и пахать или сеять его было некому. Он, как редактор партийной газеты, хотя уже почти месяц бывший, хорошо знал об этом. Кавказ русские подвергли новой форме ужесточения оккупации. После того, как отобрали все природные ресурсы и плодородные равнинные земли кавказцев, передав их завезенным казакам – колонистам, русские попытались под предлогом коллективизации повторить в Чечне голодомор 1840-х годов. Когда чеченцы отказались принять коллективизацию с новой властью коммунистов пришли русские войска ОГПУ и стали силой отбирать последние участки земли, продовольствие и при этом ограбленные ими же чеченцы облагались поголовно все непосильным налогом, отбирая всё до последнего зёрнышка и телёнка.

В последние два года в Чечню потоком шли семьи умирающих от голода украинцев. Было ясно, что новая русская власть организовала голодомор и сейчас этот украинский опыт переносит на Кавказ. Старики рассказывали Абдул - Баки про голод в Чечне сто лет назад. Веками не знавший голода этот край изобилия в первую войну русские довели до голодомора. Когда армия Имамата Кавказа во главе с Шамилём разгромила русскую армию под командованием фельдмаршала Воронцова, русские поняли, что прямым противостоянием им не одолеть Имамат и они перешли к новой сатанинской тактике. Избегая прямых боевых столкновений, русские делали вылазки из крепостей и уничтожали посевы и запасы продуктов чеченцев. Посевы уничтожались по всей Чечне и Дагестану целенаправленно. Это была принятая на вооружение и одобренная русским самодержцем программа голодомора.

«Их должен победить государь голод», - говорили русские и с яростным нечеловеческим упорством уничтожали посевы, запасы продовольствия, домашний скот. И в 1840-е годы в Чечне – бывшей житнице Кавказа\ и части Азии грянул голод. Сейчас тоже русские делали тоже самое, но они не уничтожали посевы, а подчистую забирали урожай и продовольственные запасы, вплоть до семян для посева.

Абдул - Баки после многочисленных общений с бежавшими от голодомора украинцами понял сатанинскую подоплёку русской коллективизации - новая русская власть коммунистов переносила апробированный на Украине опыт голодомора на Кавказ.

«Коллективизация, спрашиваешь? А ты видел толпы голодных украинцев. Они по всему Кавказу. У моего брата в Белгатое живёт одна семья – они по дороге трёх детей, умерших от голода похоронили…Это и есть русская коллективизация в Чечне», - говорил Абдулбаки, отвечая на вопросы друзей и родственников.

Компанию коллективизации в Чечне начали в декабре 1929 года, хотя в Москве она планировалась на 1932 – 1933годы, но руководству Чечни хотелось отрапортовать любимому вождю о досрочном выполнении его заветов. Уполномоченные областного комитета, краевого комитета и ЦК ВКП(б). начали забирать у крестьян все имущество, движимое и недвижимое. Многих арестовывали со своими семьями для выселения в Сибирь как «кулаков», у других - забирали имущество, чтобы сдать его в общий колхоз. И Чечня восстала.

Ответ чеченцев, которые видели результат русского искусственного голодомора на умирающих от голода беженцах из Украины, был молниеносным. Вся Чечня восстала. Особенно мощным было восстание в Шали во главе с бывшим военным министром Имамата Кавказ имама Узун-хаджи, разгромившего русские войска под командованием Деникина. Правда потом русские большевики бесстыдно приписали себе эту победу. Восставшие заняли все сельские и районные учреждения, сожгли казенные архивы, арестовали районное начальство, убили или взяли в плен палачей русского ОГПУ, а в восставшем Беное захватили еще и нефтяные промыслы – наиболее лакомые участки русских оккупантов. На подавление восстания русские оккупационные власти бросили мощные группировки русских войск ОГПУ с Ростовской области, Ставропольского и Краснодарского краёв. В защиту своего конституционного права на голодомор планеты всей встала орда московская. Но горсткой повстанцев оккупационные войска русских были уничтожены. Вождь повстанцев Шита Истамулов расстреливал русскую конницу красноармейцев ОГПУ сам лично с пулемёта «Максим» с крыши бывшей мечети в Шалях на берегу реки «Бас». Только за двое суток была полностью уничтожена русская дивизия ОГПУ под командованием Беляева. После разгрома своих войск русские традиционно запросили мирные переговоры с восставшими. Как всегда, когда хотят обмануть доверчивых кавказцев, русские в срочном порядке сформировали комиссию, под пристальным руководством главного палача байстрюка Сталина. В Соьлжа – гала (г. Грозный) для «мирной ликвидации» восстания из Москвы прибыла правительственная делегация. Эта комиссия Москвы, в свою очередь, создала местную «мирную комиссию» в составе духовных авторитетов и представителей местной оккупационной власти. Местная комиссия выехала в один из центров повстанцев - Шали и заверила их, что виновные, действовавшие вопреки установкам партии и правительства, будут строго наказаны, как только повстанцы прекратят борьбу, коллективизации не будет и «внутренние чеченские дела будет решать и впредь сам чеченский народ».

Как раз в это время Абдул – Баки по делам редакции был в Соьлжа-гала и встретил там своего бывшего одноклассника по Рабфаку АбдулРахмана Авторханова и узнал, что он задействован в русской комиссии по «диквидации восстания» в качестве переводчика.

«Я разговаривал с Шитой Истамуловым. Я не мог ни о чём говорить – только переводил его и слова русских…». – сообщил ему АбдулРахман.

«А если бы мог говорить, чтобы ты ему сказал?», - спросил тогда Абдул-Баки. АбдулРахман склонился к его уху и прошептал: «Не верьте ни одному слову русских – они вас всех убьют».

Но доверчивые чеченцы поверили очередной русской лжи и согласились вернуться по домам; После возвращения повстанцев к мирной жизни, на второй день начались репрессии. К часу ночи многочисленный отряд ОГПУ окружил дом одного из лидеров повстанцев эксминистра великого имама Узун-хаджи Шиты Истамулова. На ультиматум сдаться без боя Шита и его брат Хасан ответили огнем на поражение. Начался бой. Часть дома Шиты была объята пламенем, Хасана тяжело ранили, но они продолжали отстреливаться до рассвета. Вокруг дома всё больше накапливалось трупов русских звездоносцев и любителей кожинок. Начальники ОГПУ громкими выкриками и матом гнали их на штурм – они спешили, пока не подоспела помощь к осаждённым. Но к рассвету к дому подскакала сотня вооружённых чеченцев и они взяли в кольцо полк русского ОГПУ. Чеченцы так вплотную подошли к русским, что разгорелся рукопашный бой и полк ОГПУ был почти целиком уничтожен. Вырвавшийся из окружения эксминистр Имарата Шита Истамулов призвал Чечню и Дагестан к «священной войне» за восстановление единственно приемлемой для мусульман шариатской власти – Имамата Кавказа и изгнание русских оккупантов с Кавказа. Следуя этому призыву, вновь восстали Шали, Гойти, Беной. Одновременно вспыхнули под тем же лозунгом восстания в Дагестане, Осетии, Кабарде (баксанаки), Балкарии и Карачае. Лозунги основоположников кавказской независимости – Имамата Кавказ – Солта – Мута, шейха Мансура, шейха Магомеда Ярагинского, имамов Гамзат-Бека, Кази-муллы и Шамиля - были ведущими мотивами этих восстаний. Тогда под личным руководством командующего Северо-Кавказским военным округом командарма I ранга Белова в центры восстания были двинуты ещё четыре дивизии пехоты плюс 28-я стрелковая дивизия из Владикавказа, Владикавказское пехотное и Краснодарское кавалерийское училища, три артиллерийских дивизиона, два полка горных стрелков пограничной охраны, снятой с турецких и иранских границ. Кроме того, к операции были привлечены три эскадрона войск ОГПУ - грозненский, владикавказский, махачкалинский - под командованием заместителя начальника краевого ОГПУ Курского. Концентрацией такой огромной военной силы на относительно маленьком участке Шали - Гойти (население 150тыс. чел.) русские демонстрировали свой страх.

Из доверительных перешёптываний с сотрудниками разных ведомств, Абдул-Баки знал, что русские несут огромные потери, хотя во всех газетах области по указанию сверху публиковали победные рапорты об успехах комиссии Москвы. От АбдулРахмана он узнал, что был уничтожен почти весь 82-й русский пехотный полк, а под Шали командарм Белов потерял силы, превосходящие полтора дивизи. В конце марта 1930 года русские оккупанты получили дополнительные войска Закавказья и начали широкомасштабную наступательную войну в горной части Чечни с целью физического истребления непокорных чеченцев всех возрастов. Этим и объясняется массированные артиллерийские обстрелы всех горных сёл. Русские по изначальной национальной традиции буквально стирали с лица земли чеченские хутора и сёла по пути следования войск, не щадя ни детей, ни женщин. Широкомасштабные бои и народоубийство в горах шли параллельно два месяца. Не в силах справиться с повстанцами в прямом вооружённом столкновении, русские вымешали свою злость на женщинах и детях. Они их расстреливали, сжигали вместе с их ветхим жильём. У Абдул-Баки было такое впечатление, что это вовсе не люди, а охверевшая толпа гогов – магогов, вырвавшихся из-под земли наружу. Такой же не поддающийся человеческой логтке садизм проявляли русские и при вторжении их в другие населенные пункты. Восстание во главе с Азаком Канаевым произошло и в селе Бачи-Юрт Это восстание было подавлено русскими с особой жестокостью, по его следу были арестованы не менее тысячи людей, расстедяны не только мужчины, но и безвинные дети и женщины. Сотни домов были стёрты и сожжены, сотни семей осталось без крова. Если кто –либо впускал эти семьи к себе в дом, его и всю его семью арестовывали и судом тройки отправляли в русский концлагерь. Изгнанные русскими из своих жилищ семьи , родственники и просто близкие люди повстанцев Бачи – юрта умирали на улицах от голода и холода. Голодомор стал национальным оружием русских. Но сами русские продолжали нести большие потери – их полки и дивизии исчезали в этой войне, словно проваливались в бездонную пропасть. На лицах встречавшихся Аблул – Баки в свои редакторские поездки в Соьлжа- гала русских партийных работников, военных и сотрудников ОГПУ были смятения, страх и застывшее в каждом взгляде на чеченца выражение ненависти. Эту ненависть русских к себе Абдул-Баки привык ощущать с первых дней своего появления в Соьлжа-гала ещё подростком. Но тогда и за всё время до этого восстания это выражение ненависти было смешано с горделивым чувством собственного превосходства и значимости. Сейчас эти застывшие на монголоидных лицах выражения значимости и превосходства улетучилисб, но ненависть продолжала расти вместе со звериной злобой на всех и даже на самих себя. Потеряв ещё одну дивизию в боях на плоскости и в горах, разровняв с землёй близлежащие хутора и само село, русские ворвались в селение Беной, но в селе никого не оказалось. Все уцелевшие жители, включая женщин и детей, к садистскому сожалению русских эвакуировались дальше в непреступные горные трущобы. Тогда командарм Белов прибёг к надёжному традиционному русскому средству лжи и обмана – к переговорам. Он послал к повстанцам парламентеров с предложением переговоров и почетного мира: всем, кто добровольно возвращался обратно в аул со сдачей оружия, объявлялась амнистия. Вместе с парламентариями в качестве переводчика послали снова АбдулРахмана Авторханова. Повстанцы ответили, что они вернутся обратно в свои аулы только тогда, когда русские оккупационные войска уйдут. Потом АбдулРахман рассказывал Абдул-Баки о панике и страхе, охвативших русские войска, о собранных целой горы трупах, убитых повстанцами русских военных и сотрудников ОГПУ.

«Они их не успевают хоронить. Кхера чога дела жалеш /Сильно испугались собаки/ Шутка разве – они объявили о возрождении Имамата?!», - говорил АбдулРахман полушёпотом, опасливо озираясь по сторонам. Он сообщил ему ещё одну приятную новость: «Этот страх грядущего Имамата передался и московскому руководству. В самой политике партии произошел крутой перелом - Сталин и ЦК пересматривают «обанкротившуюся политику партии в колхозном движении в Чечне и Ингушетии»…». АбдулРахман пригнулся к уху Абдул-Баки и еле слышно зашептал: «Видал, их несгибаемый вождь согнулся…».

И на самом деле вскоре специальным решением ЦК ВКП(б) были осуждены «левые загибщики» в колхозном движении, колхозы были объявлены добровольными объединениями, и в национальных районах, как Чечня и Ингушетия, колхозы были вообще отменены как преждевременные. В национальных районах разрешалось организовывать только товарищества по совместной обработке земли, так называемые ТОЗы. Между Урус-Мартаном и селением Гехи и была новая ферма такого ТОЗа. Как раз туда и шёл Абдул-Баки. Он переночевал у друзей в Урус – Мартане и утром рано вышел в путь. Дело в том, что русские не ограничивались репрессиями в горах, они продолжали народоубийство по всей Чечне. У Абдул-Баки в Гельдигене проживали очень близкие ему мяхчий (троюродные братья). Он часто ребёнком бывал у них и был очень к ним привязан. Один из их близких родственников - Ибрагим был абреком. Месяц назад на его поимку очередной раз нагрянул отряд банды русского ОГПУ. Ибрагим стал отстреливаться. Первыми же выстрелами с винтовки он убил двоих и сумел скрыться. Возвращаясь назад с трупами своих бандитов озлобленные русскиесотрудники ОГПУ на окраине села Курчалой на поле увидели местных жителей. Это были в основном дети и женщины на прополке посевов. Они подошли и в упор расстреляли их всех. Их было тридцать шесть детей и женщин – русские даже не пожалели грудных детей, которых взяли матери с собой на поле. Абдул – Баки был на их похоронах и поклялся отомстить за них. Потому он и уволился с редакции, сославшись на слабое знание специфики работы и желание работать в сфере экономики и хозяйства.

         Хотя и было раннее утро, по территории фермы сновали люди. Старого Али Абдул-Баки нашёл в своей коморке. Он ему доверял, потому и спрятал здесь мешочек с двумя автоматами, винтовкой и запасом патронов.

Где-то полгода назад в редакцию газеты Абдул – Баки поступила жалоба на Али и его сыновей от местного жителя. Жалобщик писал, что они помогают абрекам. По строгому распорядку ОГПУ, Абдул-Баки обязан был передать жалобу им. Но он знал, что Али и его сыновей в тот же день формальным решением суда тройки русские расстреляют и решил самому с ними встретиться. Сперва изучив их досконально, Абдул – Баки тайком встретился со старым Али и дал ему почитать жалобу.

Вскоре жалобщика застрелили неизвестные люди, а Али и Абдул-Баки стали друзьями. Это было особенно важно для него ещё и потому что ему надо было тайком делать намаз и он нашёл надёжный дом для этого.

         «Ты на чём?», - удивлённо спросил Али, когда они с Абдул – Баки сели на топчан в коморке.

         «На своих ногах»

         «А как ты всё это потащишь?!».

         «А ты дашь мне коня. У вас на ферме есть несколько коней раскулаченных в этом районе, вот ты мне и дай одного из них…»

«Но они же не мои и мы не договаривались об этом...», - с обидой произнёс Али.0

«Знаю. Я тебе его верну или поезжай со мной и там сам его заберёшь.»

«Только раздельно будем ехать, чтобы не видели нас вместе..», - добавил Абдул – Баки.  

         Конь, который дал Али, оказался дикого нрава и всё время ему приходилось сдерживать его и удерживать приспособленный спереди седла мешочек. Самого Али, оглянувшись назад, Абдул – Баки заметил сзади на расстоянии полтора километра.

Когда он приблизился к зданию Урус- Мартановского ОГПУ с построенными в шеренги в парадных мундирах сотрудниками во дворе и оттуда грянул оркестр, конь от испуга неожиданно рванул вперёд и Абдул – Баки, ухватившись за луку седла, еле удержался, чтобы не упасть вместе с мешком с автоматами и винтовкой прямо перед шеренгой ОГПУ. Придерживая одной рукой сползающий мешок, а другой натягивая назад узду, он безуспешно пытался сдержать коня. Конь, мимо шеренги понёсся к отлогому берегу реки рядом в 20шагах и прыгнул вниз. Абдул – Баки вместе с мешком плюхнулся на землю. Он вскочил на ноги, хватаясь за лежащий рядом мешок и увидел, как сбросивший его конь ускакал назад. Абдул – Баки быстро вытряхнул содержимое мешка и стал собирать винтовку.

«Откуда ты нашёл этого сумасшедшего коня?», - подскакал по мелководью Це Бауди и соскочил с коня. - «Я видел, как она тебя сбросила и ускакала назад.».

«Стой здесь, Беркат», - похлопал он своего послушного коня по шее и отпустил.

- «Хорошо ещё отделался. Как теперь тебе отсюда уходить?»

«Ты об этом не беспокойся – думай как нам этих бешеных собак побольше убить», - Абдул – Баки протянул ему два автомата с прикреплёнными двумя барабанными магазинами.

«Собарде! (подожди)», - остановил он рванувшегося было к берегу Це Бауди. – «Вот ещё два барабана. Их положи в карманы», - Абдул – Баки подобрал с земли запасных два магазина для автоматов и протянул Бауди.

Когда Абдул – Баки держа в одной руке винтовку по мелководью бежал в сторону заросщегося кустарником и деревьями крутого высокого берега поближе ко двору здания ОГПУ, он оглянулся и увидел бегущего наверх Це Бауди. Он держал в одной руке автомат, а за спиной дулом вниз висел второй.

Поднявшись наверх и начав прицеливаться в офицера перед шеренгой в военных мундирах, Абдул-Баки увидел, как упали офицер и несколько перед ним стоящих в кожанках и таких же кожаных фуражках и стала слышна автоматная очередь. Толпа в парадных мундирах, в кожанках в безумной панике отпрянула назад и стала по одиночке оседать вниз. Абдул – Баки увидел прямо у входа Це Бауди. Он прижимал плечом к щеке автомат и вёл прицельный огонь в упор. В это время из окон здания, ошалело озираясь вокруг, стали выглядывать сотрудники в кожаных фуражках и Абдул-Баки стал вести по ним прицельный огонь. Когда на какое – то мгновение смолкла автоматная очередь и исчез Це Бауди у входа, Абдул – Баки понял, что он меняет магазины автоматов и стал расстреливать выбежавших из здания сотрудников в кожанках и подстрелил двоих, прицелившихся из-за угла с маузеров. В этот момент ещё два десятка кожанок выбежало с о здания и снова застрекотал автомат Це Бауди. За 15-20 минут всё закончилось. Абдул – Баки успел заметить бежавших за здание троих. Отстреляв по ним последние патроны, он бросил винтовку далеко в ручей и побежал к противоположному берегу. Карабкаясь наверх, оглянувшись, он увидел, как Це Бауди поскакал по мелководной речке вниз.