Мираж обещанного коммунизма.
Опубликовано 30 Июня 2018 в 03:12 EDT
Мы, евреи, душу греем, и хотя у нас бардак Если хочешь быть евреем, приезжай сюда, мудак. (И. Губерман.)
Зубной врач Фима с советской властью искренне не любили друг друга. И было за что. Она его – за то, что не жил на отмеренную ему нищенскую зарплату, за то, что слушал злобные вражеские радиоголоса, травил идеологически вредные анекдоты и, вдобавок ко всем этим радостям, угораздило его родиться евреем. К тому времени, миновала эпоха больших похорон, советская власть уже скрипела от немощи, и по недосмотру выживших из ума старцев Политбюро к верховной власти пришел молодой и здравомыслящий Горбачёв. В окружение нового Генсека советскую власть сравнивали с автомобильной шиной, на ней можно ехать до тех пор, пока она герметична. Стоит ее продырявить – и ей хана. Так и случилось, Горбачёв объявил гласность, и демократия стала напористо протискиваться сквозь дыру проржавевшего железного занавеса, а Запад перестали считать врагом №1. Случилось невероятное – рухнула Берлинская стена и сняли запоры с советской границы. Толпы наших соотечественников в поисках лучшей жизни ломанули «за бугор» и понесли по планете свои умелые руки и умные головы. Одни уезжали в поисках свободы, другие в надежде на лучшую жизнь, а третьи и вовсе за вкусной и здоровой пищей, их за рубежом так и прозвали – «колбасная эмиграция». В 92-м году, назвавшись демократической, Россия установила с Израилем дипломатические отношения и даже, несмотря на протесты мирового антисемитизма, с некоторой опаской начала дружить. Фима не стал исключением и принялся уламывать семью к репатриации. Эту затею его жена Фира не одобряла, утверждая, что он стал жертвой массового эмиграционного психоза. Пугала непримиримым арабским окружением, трудным ивритом и знойным пустынным ветром хамсином. Она совала ему в нос географический атлас, где название микроскопического государства не умещалось: буква «И» находилась в Египте, а мягкий знак влез в Иорданию. Но Фима был непреклонен. В крайнем случае, Фира соглашалась на Америку, куда слинял её брат Лёня, с которым произошла забавная история. Он умудрился покинуть СССР, когда перестроечный кавардак только набирал обороты, и отъезды текли мелким анемичным ручейком. Главным препятствием на пути в эмиграцию являлся ОВИР, ревностно фильтрующий уезжающих по каким-то своим свирепым критериям. Для получения заветной «грин-карты» в американском посольстве ему необходимо было доказать, что здесь он преследовался по национальному признаку. Это был тот удивительный случай, когда погром мог благотворно сказаться на участи евреев. У посольства США в Москве стояла многотысячная очередь, люди месяцами ждали интервью. Выходившие, как студенты сдавшие экзамен, подвергались пристрастным расспросам: «Что спрашивали?» Многим не хватало фантазии, и они отсеивались по причине недостаточного повода для получения статуса беженца. Неудачники покидали посольство со скорбными лицами. Им вслед звучали слова из комсомольско-патриотического хита времён Гражданской войны: «Дан ОТКАЗ ему на Запад…». Вскоре в среде искателей лучшей жизни замелькали длинноволосые молодые люди – «негры-подёнщики» писателей детективного жанра. За весьма умеренный гонорар они сочиняли душераздирающие небылицы с драматическими последствиями. Лёня не поскупился на сто баксов... Сотрудница посольства придирчиво рассмотрела его бумаги и поинтересовалась: – Вы квалифицированный специалист, имеете хорошую работу, обеспечены жильем. Какие проблемы? Он выдал хорошо отрепетированную легенду: – Каждое утро, выходя из квартиры, я обнаруживаю на своей двери надпись: СМЕРТЬ ЖИДАМ! Это пишет мой сосед. Краску я с трудом смываю, но на следующее утро она исправно появляется. По выражению лица чиновницы было очевидным, что этот миф на неё должного впечатления не произвёл, и не такие истории приходилось выслушивать. Она посоветовала обратиться к участковому милиционеру, на что Лёня ответил: – Да в том-то и дело, что этот сосед и есть наш участковый милиционер. С тех пор Лёня с семьей благополучно проживает в Нью-Йорке в легендарном квартале Брайтон-Бич. Фима стал посещать синагогу, куда регулярно наведывались агитаторы-пропагандисты из страны обетованной, рисовавшие красочные картины о жизни на земле, текущей молоком и мёдом. Толпы граждан, подхваченные ветрами свободы, хлынули в широко распахнувшиеся ворота государственной границы, миновав которую, они разбегались в разных направлениях, как тараканы по географической карте. Распродав имущество, семья Гробманов примкнула к густой стае перелётных евреев, устремившихся из хмурой российской осени в солнечную израильскую жару. Поселились на съемной квартире в «русском» районе Хайфы – Адар. С первых же шагов по Святой земле Фима с удивлением обнаружил, что в Израиле, помимо агрессивной военщины, имеется довольно разнообразная жизнь, включая живописные города, ласковое море и необъятное изобилие товаров и продуктов. В магазинах имелось всё то, о чём советский человек мог только мечтать и даже то, о чём мечтать не мог. Неподготовленного гражданина пускать туда не следовало, попав в первый же магазин, он испытывал нешуточный стресс. Перед глазами возникал мираж обещанного коммунизма.