Мустафа Эдильбиев, "Мехка конах Таштамира Хожа – Ахмад и Турпал нана" (роман, перевод с чеченского А. Полякова) Ч.2

Мустафа Эдильбиев, «Мехка конах Таштамира Хожа – Ахмад и турпал нана» (роман, перевод с чеченскогоА. Полякова) (продолжение)

«Нация, не помнящая своих героев, не нация». Джохар Дудаев

ДОРОГА К ЛЮДЯМ

После полного разгрома горсткой чеченских комбатантов под командованием Аслана Масхадова многотысячной русской армии, перед которой трепетал и продолжает трепетать в страхе цивилизованный мир, чеченцы построили своими силами дорогу от своего горного селения Итум-кала до границы с Грузией. Это была попытка после завоевания свободы неисчислимыми потерями убитых русскими палачами детей, женщин, стариков выйти к людям из анклава зловонного русского мира.

Дорога на Грузию шла через Аргунское ущелье вдоль реки Аргун. Грузинская часть дороги, протяжённостью всего в 2 километра, так и не была достроена. Бояться монстра на глиняных ногах - России мир продолжал и после такого её позорного поражения вооружённой одним стрелковым оружием горстке чеченских комбатантов, хотя после этого развеялся миф о непобедимости русских, ловко раздуваемый самими же лжецами - русскими. Но безумие русских не поддавалось человеческой логике, имея 1/6 часть планеты эти одержимые территориальной манией русозомби, неся огромные потери в людских, а вернее, окололюдских ресурсах с упрямством стаи взбесившихся псов, кои уже века лезли на этот маленький клочок земли.

Очень метко охарактеризовал это национальное русское Reverso Context исследователь Криворотов Виктор Федорович - научный сотрудник Лондонского университета. Он  пишет "Если комплекс неполноценности становится национальной чертой, то и психоз, порождаемый этим комплексом, должен иметь национальные масштабы, являясь чувством, компенсирующим ущербность. Это чувство уже получило свое название - русизм. Оно является наиболее яркой и всепоглощающей доминантой русского национального характера, определяемого Александром Казаковым так: "...русскому человеку свойственно в своем национальном чувстве подменять главное в жизни народа, то есть его культуру - средоточие духовной жизни, - неглавным и второстепенным. Это происходит, когда русский подменяет любовь к Родине и Отечеству любовью к государству, к его политической, военной, хозяйственной или экономической мощи, к размерам его территории (которые для такого соблазненного больного национального сознания должны быть неизменны во что бы то ни стало, даже если приращены неправедным путем)... хуже всего то, что русский человек идет на такую подмену даже в том случае, если эта власть и это государство нравственно скомпрометировали себя". Больное национальное сознание, являющееся следствием комплекса неполноценности - вот формула русизма. Но больное сознание, соблазненное идеей государственного величия, сколь бы порочным не было само это государство, перестает быть разумной политикой и обретает черты психической патологии, ибо оно, это сознание, полностью иррационально, искажено, "соблазнено". Оно становится формой национального безумия, национального психоза, извращающего всю иерархию ценностей, делающего очевидное зло (порочное, бесчеловечное государство) добром, а добро (гуманность, уважение национальных прав, добрососедство) - злом. Такая подмена ценностей, как форма безумия, есть сатанизм в наиболее привычным его проявлении и поэтому мы имеем все основания ставить знак равенства между сатанизмом и русизмом". Наверно здесь кроется ответ на вопрос - "за что же нас не любят?" Здесь с Криворотовым не поспоришь при даже сильном на то желании. Потому преследуемые одержимым сатанизмом безумным русским миром мирные жители Чечни с тяжело раненными комбатантами спасались от русской армии, прорываясь через эти оледеневшие тропы к людям – в Грузию.

Дорога Итум-кала - Шатли бала  единственными «воротами», обеспечивавшие транспортную связь анклава Чечни с  зарубежьем. Готовившиеся эти два года всем русским миром к реваншу русские военные перекрыли эту дорогу своими армейскими подразделения с бронетехникой и военными вертолётами и самолётами. Они подвергали ракетно – бомбовым обстрелам проезжающих по ней мирных жителей, транспорт медицинской или гуманитарной помощи, машины «Красного креста» с опознавательными знаками. Русские знали, что этот транспорт и эти люди не представляют никому опасности, а наоборот но бомбили и их в назидание чеченскому населеню, нагоняя на них страх. Ракетно – бомбовые удары по детским и медицинским учреждения, похоронным процессам, рынкам и другим местам большого скопления людей русские цинично называли «точечными ударами». Поэтому мы понимали, что главной опасностью в нашем путешествии являются русская авиация и русские военные.

Была ещё одна дорога тропами, связывающая с Грузией и Азербайджаном анклав Чечня. Эта дорога начиналась от чеченского горного селения Химоя в Шатойском районе на горную часть Дагестана и оттуда на горную границу с Грузией, но комбатанты знали о многих жертвах среди мирного населения Дагестана, в связи с тем, что русские этот дагестанский отрезок дороги заминировали. И этот вариант был неприемлем и опасен даже имея своих сапёров для разминирования. 

И третье – это горные тропы, идущие через Тушинский хребет в восточной части Большого Кавказа, однако зимой пробиться по ним через перевалы с большим грузом даже на лошади было практически невозможно. Дорога в направлении Тушетии, по которой горными тропами надо было нести 17 тяжело раненных бойцов,  месяцами бывает закрыта по причине  неблагоприятных метеорологических условий. В этом году как раз и были такие неблагоприятные метеорологические условия - были обильные осадки, что в свою очередь вызвало оползни и снежные лавины, как правило в местах перевалов и было неизвестно провели в местах оползней каменных глыб и снежных лавин очистительные работы или нет. Потому тушинская дорога была одной из самых опасных горных дорог и по ней вдвойне опасно было идти с грузом, тем более с живым грузом, как раненные. 

Сейчас был декабрь и из-за обильного снегопада дорога скорее всего была непроходимой. Но Турпал – нана уже созванивалась со многими беженцами и ей сказали, что Таьштимир Хожа – Ахьмад в Грузии и не оставит спасающихся от русозомбов беженцев без помощи. А это значит, что он обеспечит очистительные работы через перевалы. Так посчитала Турпал – нана, ведь человеку свойственно всегда выдавать желаемое за реальное. Потому мы с Турпал – нана и бойцами с ранеными комбатантами решили идти в Грузию через Тушинский хребет. Недалеко от Итум – кала в заброшенных помещениях должен был ждать нас проводник, с которым договорились, что он за плату проведёт нас до границы Грузии, но уже в дороге выяснилось, что в нашей группе есть парень с этого района, который дорогу знал не хуже любого проводника..

Мы погрузили раненых и выехали после ночного намаза. Русские ещё не успели взять под контроль внутреннюю часть Чечни и потому по дроге встречались одни чеченские посты. Это позволило нам не тратить время и горючее, блуждая по окольным путям и ехать напрямую в Шатоевский район горной Чечни и дальше. Так без приключений в течении двух с половиной часов мы были в пяти – шести километрах от Итум - Кали. В нескольких километрах от села, в лесистой местности мы припрятали машины с людьми. Я с несколькими бойцами пошёл в разведку, чтобы проверить ситуацию вокруг этого села. Если русские сбросили в горах десант, у въезда в Итум - кали мог стоять русский пограничный пост. Мы знали, что во многих горных сёлах русские выставили посты, а по границе с Дагестаном и Грузией – укреплённые погранзаставы - дзоты.

Не успели мы далеко отойти от своих спрятанных машин, как уловили посторонний звук. Прислушавшись, я понял, что это едет машина. Мы с бойцами тут же быстро рассредоточились по кустам чуть выше дороги на нависающем на неё склоне. Через некоторое время появился свет фар автомобиля. И ещё мгновение к нам урча и грохоча подъехала грузовая автомашина ГАЗ – 66. Машина двигалась медленно, наверное водитель был неопытный и боялся на горной дороге ехать быстрее. Потому присмотревшись сверху, мы поняли что это русские военные. Видимо это были пограничники. Они ехали на новую погранзаставу и везли пополнение и всё необходимое.

«С гранатомёта не стрелять», - передали приказ по цепочке. Машина шла так медленно, что на его кузов можно было свободно запрыгнуть, даже неопытному, что мы и сделали. Дальше всё произошло мгновенно. Мы обезвредили русских без единого выстрела и завладели машиной, продуктами, двумя тёплыми палатками, зимним обмундированием, боеприпасами. Даже минами, и  рацией. А также документами пограничников, на которые легко можно было вклеить свои фото. На трофейной машине мы за полчаса оказалась на окраине Итум – кала. Оставив трофейный ГАЗ – 66 с двумя бойцами на окраине у просёлочной дороги, я с бойцами разведал ситуацию вокруг села. Прямо у въезда в село стоял русский пост. Они окапались в землю. Сейчас атаковать их или уничтожить другим способом было рискованно – мы себя выдали бы другим русским подразделениям. А это просто недопустимо с таким грузом. Мы решили не рисковать лишний раз, а обогнуть село, не заезжая.

Вернувшись к удивлению своих товарищей, в трофейной машине, мы все вместе тронулись в путь. Обогнув село Итумкали, мы проехали несколько километров и наткнулись на заброшенные помещения русской погранзаставы ещё времён первой войны. Это было очень удобное место для отдыха, тем более ночи здесь были холодные, а трофейных палаток всего две. Потому и решили переночевать на этом месте, а утром пораньше продолжить путь. Предварительно спрятав машины как могли, мы прямо в помещении развели огонь, приготовили еду и сразу после обильного ужина, оставив сменяющихся постовых на охрану, легли спать.

Утром все встали на намаз, когда ещё были сумерки и быстро позавтракав, загрузили в машины раненых и двинулись в дорогу. Впереди ехал трофейный грузовик пограничников, как бы маскируя бойцов. Дорога тропами до Грузии шла параллельно построенной после первой войны местными жителями автодороге Итум-кали – Шатали. Какой – то отрезок пути с трудом, рискуя перевернуться и скатиться в пропасть мы с ранеными проехали на машинах. Потом пришлось машины спрятать и дальше идти пешком. Раненых несли на носилках сменяя друг – друга через определённое время. Все тропы были завалены снегом и идти по ним было опасно даже без груза. Под снегом образовалась ледяная корка и ноги предательски соскальзывали в сторону. Риск свалиться в пропасть вместе с раненными был реальный, потому в некоторых местах впереди носилок шёл кто – нибудь из бойцов и подчищал тропинку сзади идущим с носилками. Поэтому двигались мы буквально с черепашьей скоростью, а вернее ползли. Кроме того, как я это испытывал на себе, эта работа изматывала до последнего все силы, но другого выхода просто не было.

Вдали перед идущими из последних сил наверх по крутому склону Тушинского хребта виднелась покрытая вечным снегом вершина горы  Тебулосмта. Она находилась на границе Чечни и Грузии (Тушетия) в Боковом хребте, между истоками Андийского Койсу и верховьями реки Чанты-Аргун и как – бы была для нас неким маяком, на который мы ориентировались.

ЧУДО ВОСКРЕШЕНИЯ И СПАСЕНИЯ

В дороге Асти пришёл в себя и впервые чуть слышно тихо заговорил. Это была для всех нас большая радость, будто уже нет ни русской оккупации, ни тяжёлого пути с каторжным трудом по очищению тропы от снега и льда и будто не надо спасать более полтора десятка тяжело раненых от русских палачей.

После вечернего намаза назначенный Асти старший Бакар послал трёх бойцов вперёд на поиски ночлега. Уже подошло время ночного намаза, а бойцов всё не было. Мы начали беспокоиться и старший отправил ещё двоих на их поиски. Не прошло и часа все пятеро вернулись. Оказывается они встретились по пути. Отправленные на поиск ночлега трое нашли заброшенные помещения для скота и пастухов и мы с ранеными через три часа оказались на месте ночлега.

На другой день мы снова тронулись перед рассветом сразу после утреннего намаза и лёгкого завтрака. Опять шли по снегу, покрытому внизу ледяной скользкой коркой. Но чем выше мы поднимались по хребту, тем больше было навалено снега и труднее всего было тащить носилки и вычищать тропинку несущим груз. Ноги спотыкались на заледеневшем снегу, угрожая каждый раз носильщиков и раненых сбросить в обрыв. .

Ко времени вечернего намаза, когда ещё несколько часов до сумерек, и до границы с Грузией по нашим расчётам оставалось километров пят не больше, мы почти поднялись до последнего перевала. Преодолеть этот один перевал и перед нами открывалась свободная безопасная дорога по Грузии. Но к нашему ужасу перед нами предстала страшная картина. Все тропы ведущие на последний перевал тушинского хребта были завалены огромными сугробами и глыбами скал. Мы застыли в изумлении. Все были измотаны до предела. Идти назад, тем более тащить 17раненных просто не было сил, да и идти было некуда, а если остаться здесь все могли заледенеть от холода. Никакие палатки не смогли бы нас спасти. Мороз здесь с каждым часом крепчал. Мы оказались прижатыми к середине склона без возможности спуститься или подняться наверх. Все молча в безысходном отчаянии озирали по сторонам. Только Бакар тихо переговаривался с рядом стоящими двумя бойцами.

 - «Идите сюда», - тишину прервал тихий голос Асти, - «Подойдите ко мне поближе, братья – я не могу кричать». – попросил он всё таким же тихим голосом. Мы подошли к его носилкам и встали, притупив взгляд.

 - «Тропы накрыло лавиной?», - обратился он к Бакару.

 - «Да.»

 - «Но мы найдём выход», - поспешил тот успокоить Асти.

 - «Нет!», - перебил его Асти, - «Не надо меня успокаивать. Ты знаешь сколько я люблю эту жизнь и этот мир и сколько я его ценю. Я спокоен и рад той участи и тем испытаниям, которые выпали на нашу долю. Это великое благо и подарок Аллаха.», - он замолчал и на какой – то момент устало прикрыл глаза. Чувствовалось, как трудно ему говорить. – каждое слово он будто выдавливал из себя.

 – «Вы с нами не сможете вернуться назад - это однозначно..»

 - «А без вас, брат мой,  нам и возвращаться не нужно…», - произнёс дрогнувшим голосом один из бойцов.

 - «Не встревайте в мой разговор», - перебил его строгим не терпящим возражения голосом Асти. - «Если Вы нас не оставите, мы погибнем все вместе, а если вы оставите нас и поёдёте сами, Вы выживете. А это значить вернуться без груза и продолжить войну с русскими вы сможете, а это великое благо…».

 - «Брат, зачем ты унижаешь нас?», - обиделся Бакар, - «Мы никогда не бросим своих братьев. Никогда. Успокойся и отдыхай. Мы найдём из этого трудного положения выход, ИншАлЛах, а если суждено умереть - покинем этот грязный мир все вместе, но зато с чистой совестью и с чувством исполненного долга ...», -

 - «Аллах, говорит: «Уповайте на Меня, если вы являетесь верующими» - произнёс Асти тихим усталым голосом. – «Истинно уповающий на Всевышнего считается непобедимым, он находится на пути пророков, занимая  высокое положение. …Никто ему не страшен и страшится он только Его…Когда тебя покинут все и ты остаёшься в одиночестве, то знай, что заботу о тебе Он взял на себя. Так нас учат Благородный Коран и Сунна. Почему вы боитесь доверить нас Творцу всего сущего, Милостивому и Всемогущему или вам – Его твореньям кажется, что вы можете лучше и милосерднее Его позаботиться о нас? Неужели вы так пали низко, что не вверяете своих братьев воле Всевышнего?»

Бакар в полной растерянности стал беспомощно озираться по сторонам ища поддержки. Бойцы притупили взгляд и молчали, не зная что и ответить. Если судить по логике Асти – их командира выходило они чуть – ли не оспаривают у Всемогущего Его неоспоримые качества Творца всего сущего. В глазах бесстрашных воинов появился страх – их начал охватывать страх перед Божьим гневом.

«Но-о, брат», - Бакар пытался сосредоточиться на какой – то мысли и хоть как – то возразить этой железной логике командира.

 «Я, как ваш командир приказываю всем вам и моей матери тоже оставить нас. Если Вы не выполните мой приказ, Аллах разгневается на Вас! Всё! Это не подлежит больше обсуждению», - отрезал Асти не терпящим возражения голосом. Потом после короткой паузы он произнёс: «Только не судите меня строго, братья – это было единственно правильное решение на основе моих знаний, а Аллах знает лучше!». -  и Асти опустил уставшие веки. Все вновь испуганно переглянулись. Но никто не мог ничего сказать. То, что сейчас произошло было хуже войны, хуже лавины и хуже смерти. Все, потупив взор и склонив головы, замерли. Тяжело было даже думать о произошедшем не только что – то сказать или сделать от неимоверной тяжести вдруг навалившейся беды. Прошло с полчаса и никто не проронил ни слова. В это время я увидел, как один из бойцов, дежуривший  рядом с Асти, склонился к нему, приложил ухо к груди и стал внимательно прислушиваться к биению сердца.

«Асти ушёл!», - тихо еле слышно произнёс он через некоторое время, приподнимая голову  и принялся читать суру «Йа-Син», которую принято читать над усопшим.

Я не мог этому поверить, ведь он только говорил с нами, отдавал приказы. Я подбежал и стал щупать пульс на руке Асти. Пульса не было. Хазана тоже, как обычно, обняла сына обоими руками и с причитаниями: «Не уходи мой маленький Асти», - прильнула к его груди ухом, внимательно прислушиваясь к его сердцебиению. Она на какое – то мгновение замолкла, всё плотнее прижимаясь к груди сына. Я попытался поднять её и отвести в сторону, но она продолжала обнимать Асти и стала причитать: «Почему ты бросил меня, ведь ты только говорил…».

Сопровождавшие нас соратники Асти молча достали откуда – то небольшой лом и лопату и стали выбирать для могилы место, где меньше камней и мягче земля. Поближе к перевалу тропинка расширялась, образовывая пространство пошире. Наконец выбрав место поближе к перевалу, бойцы стали копать могилу. .Работали тяжело, сменяя друг, друга. Всё время натыкались на камни, земля поддавалась с трудом. Пришлось ещё откуда – то вытащить ломик и сапёрную лопату и рыть уже вчетвером.

Когда могила была готова, мы совершили Джаназа (погребальный) намаз и стали хоронить. Двое бойцов встали в могиле, мы подняли на носилках Асти и когда подошли к могиле, опустили носилки вниз, давая находящимся в могиле взать покойника на руки и опустить в могилу. Двое сзади и спереди сверху поддерживали Асти, помогая находящимся в могиле опустить покойника на дно. При этом двое бойцов нам светили мощными трофейными фонарями.

«Стойте!», - вдруг прокричал боец державший Асти спереди, - «Он жив…Слышите? Он жив….».

«Как жив? Ты что говоришь?» - не поняли мы.

«Он моргнул глазами. Я увидел это при свете фонаря»

«Может тебе показалось? Свет фонаря обманчив, при нём может много чего показаться », - стали мы сомневаться.

«Нет, нет! Верните его назад и прощупайте пульс ещё раз. Он жив. Посмотрите – бьётся его сердце сейчас.», - не сдавался боец. Мы положили Асти на носилки и принесли обратно.

«У нас такое было в первую войну», - поддержал бойца Бакар. –«Меня самого чуть не закопали, а я дёрнул рукой, когда опускали в могилу».

Азана со слезами на глазах вновь обняла сына и прильнула ему на грудь  ухом.  При свете фонарей её лицо было чётко видно. Вдруг её глаза, уставившиеся куда – то вдаль, расширились и у неё, из груди вырвался полный неизбывной радости и благодарности голос:  - «Ва-а, Аллах! Как безгранично твоё милосердие!»  - «Мой сын жив», - вырвался у неё крик из груди и голос её разнёсся эхом по всему тушинскому хребту. Но у меня оставалось ещё сомнение и я снова взял руку Асти и прощупал пульс. К моей безмерной радости и удивлению я почувствовал её слабое биение.

 – «Пульс есть», - произнёс я, обращаясь к вопрошающе уставившимся на меня бойцам. –«Удивительно. Чуть раньше не было пульса, а сейчас есть.».

Произошедшее было настолько шокирующим, что мы все на какое – то время забыли о нашей безысходной беде, об этой смертеносной лавине и об страшном приказе Асти. Мы по очереди подходили к бойцу, увидевшему как Асти моргнул и благодарили его. На самом деле он не только спас жизнь Асти, но и спас нас всех от смертельной ошибки. Я в эти минуты с ужасом думал о том, сколько возможно было вот так по ошибке похоронено живьём людей. Значит выхолило, что отсутствие пульса или сердцебиения может быть временным и это никак не является окончательным вердиктом смерти человека. Тем более, такое возможно при клинической смерти.

Но вскоре наши восторги, в связи с произошедшим чудом воскрешения Асти вновь сменились скорбью и горем нашей безысходной ситуации, усугубившейся приказом Асти бросить на верную смерть раненых, ради того, чтобы спастись самим. Это никак не укладывалось в наши понятия долга и верности. Все мы постепенно вернулись к своей необратимой, как смерть, как нам казалось, ситуации. Оставив Асти с Турпал нана, мы  стали совещаться. Ситуация с воскрешением Асти ничуть не улучшилась. Перекинувшись незначительными словами все вновь замолчали. Выполнить такой приказ для каждого из нас было равносильно убийству брата и это самое страшное для всех нас неотвратимым грузом давило, подвергая каждого к невыносимым мукам. Самое страшное было впереди и каждый из нас не мог об этом думать без содрогания.

Я от нервного напряжения вскочил и стал прогуливаться. Пройдя метров двести в сторону перевала, я услышал какой – то посторонний металлический звук. Я быстро пробежал сколько мог вперёд и остановился. Оттуда с высоты со стороны последнего перевала явно доносился гул моторов и лязг железа.

«Горная техника.!», - вдруг осенило меня и я вспомнил рассказ одного из бойцов:

«Хож - Ахмед обязательно пришлёт туда технику…Он знает, что на перевале может быть лавина и будут беженцы и они могут там погибнуть.», - говорил он без тени сомнения. –«Он не такой, как все эти деньгами сделанные конаха - современные чеченцы, которым бы только свой живот набить. Он не бросит в беде нас. Поверь моему слову. Если бы даже его не будет в Грузии он позаботится о вынужденных бежать с Чечни от русских нелюдей и их чеченских палачей. В прошлую войну тоже было так - все министры вокпуг Джохара с деньгами оказались в квартирах напротив Кремля, а Хожа спасал нас от лавин, голода и ран..».

«Правда я шёл один.», - и боец стал вспоминать свой переход в Грузию через перевал. – «… Я был тяжело ранен и последние километры еле поззком добрался до перевала. И перед моими помутневшими от бессилия и изнеможения глазами предстала страшная картина: перевал был накрыт снегом. Но у меня не было сил не впадать в горесть от безысходности и думать о спасении. Мне тогда ничего не хотелось, кроме одного: закрыть глаза и замереть вечным блаженством сна. В голове мелькнула мутная мысль, что идти назад я не могу. Сил больше не было никаких. К изнемогающему тяжёлому переходу меня мучили раны. Их у меня на теле было два сквозных от пуль и одна на плече осколочная. Я с трудом заполз поближе к перевалу, завернулся плотно в отяжелевший с чужих плеч большого для меня размера трофейный генеральский тулуп и потерял сознание. Пришёл я в себя в больнице – в Тбилиси. Оказывается Хож – Ахмед подогнал горную технику и дорогу на перевал вычищали и я потерял сознание к самому подходу очистительной техники. Меня рабочие не заметили и прошли мимо, но меня подобрали другие беженцы, которые подошли к перевалу после его очистеи. На другом конце на оборудованных медицинской техникой пикапах скорой помощи с бригадами врачей для оказания первой медицинской помощи нас ждали присланные Хож-Ахмедом спасатели или кто они не знаю. Некоторых из них я видел, когда стал выздоравливать, но факт, что они увезли меня в больницу и ухаживали за мной, пока меня не вылечили. Наверное за моной так и родственники не стали ухаживать. Сам знаешь сейчас как у нас родство – если есть деньги, ты желанный, а нету денег, ты только брату или сестре родным и нужен и то не у всех. А у кого есть деньги, они помогают и дружат только с такими же богатыми.….»

«…Так что, Хож – Ахмед не деньгами дармовыми или харамными деланный, как эти - как их?: «Просите помощи у Аллаха, а не у меня! Он Дарующий, а я гребущий...Хи-хи-хи….».

Я пробежал ещё наверх сколько мог и остановился запыхавшись. Теперь я чётко слышал шум моторов и лязг металла, эхом разносившиеся по горам. У меня не было фонаря, чтобы подсветить и проверить, но мне показалось, что эта часть дороги очищена.  и я быстро поспешил вниз, чуть не падая  и рискуя сорваться в пропасть.

- «Там техника. Слышите? Горная техннка совсем рядом, они очистили дорогу. Вы меня слышите: Хож – Ахмед прислал технику и они очистили дорогу.».

 – «Мы спасены, ИншАлах!», - крикнул я подбегая к понуро стоявшим бойцам.

- «Какая техника?», «А почему не слышно этой техники, почему нет шума моторов, ведь не может же горная техника бесшумно работать или двигаться?», - послышалось со всех сторон недоверчивые голоса.

-  «А вы на метров двести поднимитесь и всё услышите», - посоветовал я. – «Я тоже здесь ничего не слышу, а когда поднялся повыше всё четко слышно и шум моторов и лязг метталла – горная техника работает буквально рядом».

- «Идите вдвоём послушайте», - Бакар не мог всё ещё поверить такому чуду и обратился к двум бойцам, - «Может ему показалось. Мало – ли что может померещиться при таком напряжении нервов и сил.».

«Правда и я слышу какие –  то подобные шумы, но это эхо. Ведь граница здесь рядом и оттуда с грузинских сёл может эхом перекатываться шум какого – нибудь гусеничного трактора, который едет по селу или работает на их поле…», - добавил он.

«Только как можно ближе подойдите, а то эхо в горах отдаётся так, что может казаться рядом и то что находится далеко», - крикнул он вслед бойцам, направившимся быстрым шагом к перевалу наверх.

 - ««На самом деле, не мог ты ошибиться? Столько переживаний, мало ли что может померещиться. Ведь по горам эхо разносится за десятки километров», - стала расспрашивать меня Турпал нана и я уже сам начал сомневаться и молчал не зная что ответить. Все заметили мою нерешительность и радость на их лицах сменились прежней тревогой. Так прошло около часа времени.

«Всё правда. Техника уже на подходе к нам», - из темноты вынырнули двое бойцов, которых Бакар послал проверить моё сообщение. – «Это точно – можете не сомневаться…»

«АлхьамдуьлЛилЛах!», - вырвался у всех из груди вздох облегчения. Радости нашей не было предела – за такое короткое время Всевышний одарил нас двумя чудесами – чудом воскрешения умершего казалось бы Асти и чудом спасения, когда казалось непреодолимая лавина похоронила нас здесь навечно.

«Воистину, безгранична милосердие Всевышнего!», - с этой жизнеутверждающей мыслью мы встали на ночной намаз, чтобы успеть к подходу техники.

«Просите в своих дуа (молитва) у Всевышнего Рая в том мире и блага в этом спасшему нас по воле Аллаха сыну Таьштамира Хож - Ахмеду», - напутствовала нас Турпал нана.  

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ