ДУНАЕВСКИЙ

Иса­ак Ду­на­ев­ский при­над­ле­жит к пле­яде са­мых та­лан­тли­вых и про­фес­си­ональ­ных ком­по­зито­ров рос­сий­ской мас­со­вой и по­пуляр­ной му­зыки. Его по­яв­ле­ние сов­па­ло с бла­гоп­ри­ят­ной си­ту­аци­ей, сло­жив­шей­ся на ру­беже 20-х - 30-х го­дов, ког­да эн­ту­зи­азм, свя­зан­ный со стро­итель­ством со­ци­ализ­ма ус­пешно со­четал­ся с ли­бераль­ным от­но­шени­ем к За­паду. Ду­на­ев­ский под­нялся на этой вол­не и стал  пер­вым в Рос­сии круп­ным эс­трад­ным ком­по­зито­ром, ко­торый  на­вёл мос­ты с за­пад­ной куль­ту­рой.

Но нес­мотря на зна­читель­ные му­зыкаль­ные дос­ти­жения, за ним де­сяти­лети­ями тя­нет­ся шлейф вза­имо­ис­клю­ча­ющих мне­ний. Ес­ли обоб­щить, то зву­чат они при­мер­но так: "Кто он - соз­да­тель не­зави­симо­го от по­лити­ки свет­ло­го, оп­ти­мис­тично­го ис­кусс­тва или "пар­тий­ный" ком­по­зитор? Прин­ци­пи­аль­ный ху­дож­ник или "ста­лин­ский прид­ворный ком­по­зитор"?". Вы­да­ющий­ся ме­лодист или пла­ги­атор? С чем свя­зан его осо­бый ин­те­рес к та­кому по­лити­зиро­ван­но­му жан­ру, как со­вет­ская мас­со­вая пес­ня? По­чему он "не за­мечал" ужа­са­ющих ре­алий и пи­тал прис­трас­тие к  ра­дос­тной и оп­ти­мис­ти­чес­кой мар­ше­вой му­зыке?

Лю­бые оцен­ки в чёр­но-бе­лых то­нах в прин­ци­пе не мо­гут соз­дать пра­виль­ное пред­став­ле­ние о чём бы то ни бы­ло. В под­хо­де к та­кой не­ор­ди­нар­ной и мно­гог­ранной фи­гуре, как Ду­на­ев­ский, не дол­жно быть по­доб­но­го схе­матиз­ма, а тем бо­лее -- нес­пра­вед­ли­вых, по­рою ос­корби­тель­ных об­ви­нений.

РО­МАН­ТИ­КА ПЕ­РЕМЕН

В пос­ле­рево­люци­он­ной Рос­сии идея фор­ми­рова­ния но­вого че­лове­ка средс­тва­ми  ис­кусс­тва бы­ла од­ной из цен­траль­ных в дис­кусси­ях рос­сий­ской твор­ческой ин­телли­ген­ции. Мо­лодой Ду­на­ев­ский, как и мно­гие его та­лан­тли­вые сов­ре­мен­ни­ки, был оча­рован ро­ман­ти­кой пе­ремен и уто­пичес­кой "меч­той  о свет­лом бу­дущем" со­вет­ско­го на­рода. Он стре­мил­ся най­ти в ком­по­зитор­ском  твор­чес­тве свой путь для  вы­раже­ния но­вых  идей. Им ста­новит­ся од­жа­зиро­вание по­пуляр­ной му­зыки.
     
Это бы­ло и вре­мя рас­цве­та ис­кусс­тва ре­волю­ци­он­но-ро­ман­ти­чес­ко­го уто­пиз­ма. На ули­цах и пло­щадях раз­во­рачи­вались  гран­ди­оз­ные мас­со­вые зре­лища   с учас­ти­ем на­рода. Ши­роко зву­чала  мас­со­вая пес­ня. Этот жанр по сво­ей при­роде яв­ля­ет­ся  ско­рее  со­ци­аль­но ори­ен­ти­рован­ным, чем ху­дожес­твен­ным, что обус­ловле­но оп­ре­делён­ным ха­рак­те­ром его фун­кци­они­рова­ния в об­щес­тве. Соз­да­вая мас­со­вую пес­ню со­вет­ские ком­по­зито­ры  дол­жны бы­ли ру­ководс­тво­вать­ся оп­ре­делён­ны­ми ус­та­нов­ка­ми "свер­ху". В ре­зуль­та­те  к на­чалу 30-х го­дов  она  тран­сфор­ми­рова­лась  в осо­бый ло­каль­ный жанр, тес­но свя­зан­ный с  ком­му­нис­ти­чес­кой иде­оло­ги­ей.

Не ме­нее зна­чите­лен был ин­те­рес и к жан­ру мар­ша. Мар­ше­вая му­зыка вош­ла в ре­пер­ту­ар рус­ских во­ен­ных ор­кес­тров в  пет­ров­скую эпо­ху, ког­да воз­никла мо­нар­хия ев­ро­пей­ско­го об­разца и ре­гуляр­ная ар­мия. С тех пор эта тра­диция ак­тивно раз­ви­валась и при­вела к воз­никно­вению мар­шей раз­личных ти­пов: тор­жес­твен­ных, спор­тивных, ска­зоч­ных и др. Нуж­но от­ме­тить,  что во­ен­ные мар­ши за­нима­ют до­воль­но скром­ное мес­то в и­ерар­хии му­зыкаль­ных жан­ров. Од­на­ко  в пе­ри­оды  ре­волю­ций и войн  их зна­чение  за­мет­но воз­раста­ет. При­меча­тель­но, что в Со­вет­ской Рос­сии, прев­ра­тив­шей­ся  вско­ре пос­ле ре­волю­ции в стра­ну с то­тали­тар­ным  ре­жимом, и в мир­ное вре­мя мар­ши про­дол­жа­ли иг­рать ги­пер­тро­фиро­ван­ную роль. Об этом с горь­ким юмо­ром пи­сал В. Ма­яков­ский: "Раз­но­об­разны  ду­ши на­ши. Для боя - гром,  для кро­вати -  ше­пот. А у нас  для люб­ви и для боя -  мар­ши. Из­воль­те под марш к лю­бимой шлё­пать!"
Уси­лению ро­ли мар­ше­вой му­зыки  спо­собс­тво­вало соз­да­ние по всей стра­не се­ти ком­со­моль­ских и пи­онер­ских ор­га­низа­ций - по­лити­чес­ких струк­тур, пос­тро­ен­ных по об­ра­зу и по­добию ар­мии. В  мас­со­вых пес­нях-мар­шах  бы­ла  не толь­ко ро­ман­ти­ка и со­зида­тель­ное на­чало, но  и  аг­рессив­ность: "Мы шли под гро­хот ка­нона­ды" (Юный ба­рабан­щик"), "При­целом точ­ным по вра­гу в упор" ("Даль­не­вос­точная пес­ня"), "Гром как гря­нет, и час нас­та­нет - мы зав­тра Крас­ной Ар­мии бой­цы" ("Бо­евая физ­куль­тур­ная пес­ня") и др. 

Мощ­ный тол­чок  раз­ви­тию мас­со­вой пес­ни да­ло рож­де­ние зву­ково­го ки­нема­тог­ра­фа.  Её пер­вым яр­ким и са­мобыт­ным об­разцом  ста­ла "Пес­ня о встреч­ном" из  ки­нофиль­ма "Встреч­ный"  (реж. Ф. Эр­млер и С. Ют­ке­вич, 1932г.). Она на­писа­на  Д. Шос­та­кови­чем  на сло­ва  Б. Кор­ни­лова в  жан­ре  ли­ричес­кой мас­со­вой пес­ни: свет­лой и  оп­ти­мис­тичной, вос­пе­ва­ющей    ра­дость со­вет­ской мир­ной жиз­ни и тру­да. Нуж­но от­ме­тить, од­на­ко, что у Шос­та­кови­ча твор­ческих удач на  сте­зе  мас­со­вой пес­ни нем­но­го. Да и к ки­ному­зыке ком­по­зитор  дол­гое вре­мя не ис­пы­тывал ин­те­реса. 

Ду­на­ев­ский  же, нап­ро­тив,  от­но­сил­ся к  ки­ному­зыке, а так­же мас­со­вой и по­пуляр­ной пес­не со всей серь­ёз­ностью, пос­коль­ку его глав­ной за­дачей бы­ло соз­да­ние вы­соко­качес­твен­ной му­зыки для ши­рокой а­уди­тории. Свою спо­соб­ность со­чинять её  ком­по­зитор  впер­вые  до­казал в  "Ве­сёлых ре­бятах". Этот фильм оз­на­мено­вал  рож­де­ние оте­чес­твен­но­го му­зыкаль­но­го ки­нема­тог­ра­фа и соз­да­ние но­вого ти­па ки­ному­зыки, ко­торая пе­рес­та­ла иг­рать вто­рос­те­пен­ную роль. В "Джаз-ко­медии" (пер­во­началь­ное наз­ва­ние филь­ма) про­яви­лась очень важ­ная чер­та, свой­ствен­ная сти­лю Ду­на­ев­ско­го, -  об­разное и му­зыкаль­ное мно­го­об­ра­зие. Од­на и та же пе­сен­ная ме­лодия пре­тер­пе­вала жан­ро­вые тран­сфор­ма­ции. Ка­залось бы не­похо­жие, ори­гиналь­ные му­зыкаль­ные те­мы филь­ма  ока­зыва­лись свя­зан­ны­ми ин­то­наци­он­но. А в  од­ном  и том же жан­ре  мог­ли воп­ло­щать­ся очень раз­ные идеи, об­ра­зы и нас­тро­ения.

Но­ваторс­тво Ду­на­ев­ско­го про­яви­лось и в  пес­не-мар­ше, ко­торый был им ре­фор­ми­рован  в "мир­ном", оп­ти­мис­ти­чес­ком и ра­дос­тном клю­че. "Марш ве­сёлых ре­бят"  стал пер­вым об­разцом  не­ор­ди­нар­ной трак­товки это­го жан­ра. Его пер­вые зву­ки рож­да­ют­ся из пас­тушь­его на­иг­ры­ша. За­тем  в му­зыку прив­но­сят­ся  чер­ты  джа­зовос­ти, тан­це­валь­нос­ти,  и лишь пос­те­пен­но уси­лива­ют­ся   эле­мен­ты му­жес­твен­ности,  из ко­торых скла­дыва­ет­ся кол­лектив­ная пес­ня-марш "в со­вет­ском ду­хе". Эта те­ма раз­ви­ва­ет­ся и "пе­ревоп­ло­ща­ет­ся" на про­тяже­нии все­го филь­ма. К при­меру, в  фи­нале (на сце­не Боль­шо­го те­ат­ра) она из­ло­женa  а capella  в ис­полне­нии муж­ско­го во­каль­но­го ан­сам­бля, ими­тиру­юще­го инс­тру­мен­ты джаз-ор­кес­тра. А в са­мых пос­ледних кад­рах "Марш" зву­чит тор­жес­твен­но и ли­ку­юще, соп­ро­вож­дая кра­соч­ное мас­со­вое шес­твие. На­до от­ме­тить, что Ду­на­ев­ский не толь­ко соз­дал но­вый тип мас­со­вой пес­ни, но и сде­лал её важ­ным ком­по­нен­том сво­его ком­по­зитор­ско­го сти­ля, ис­поль­зуя, как вы­рази­тель­ное средс­тво в  му­зыке для те­ат­ра, ки­но и в опе­рет­те.

СВО­БОД­НАЯ  НА­ТУРА 

Сос­то­яние внут­ренней сво­боды бы­ло не­об­хо­димым для Ду­на­ев­ско­го: "Моя "сис­те­ма жиз­ни"… да­ёт мне поч­ти не­ог­ра­ничен­ную сво­боду дей­ствий, мыс­лей … пол­ное нев­ме­шатель­ство в мой внут­ренний мир, ос­та­ющий­ся толь­ко мо­им лич­ным де­лом. Я к это­му при­вык за мно­гие го­ды". Стрем­ле­ние ком­по­зито­ра ос­та­вать­ся не­зави­симым вы­ража­лось  в его не­жела­нии всту­пать в пар­тию и, по воз­можнос­ти, ос­та­вать­ся в сто­роне от по­лити­ки. В его твор­чес­тве не наб­лю­да­ет­ся ин­те­реса ни к  чис­то пар­тий­ным  те­мам, ни к  иде­оло­гичес­ко­му офи­ци­озу.

Ду­на­ев­ский был ин­телли­ген­тен, ос­тро­умен, дер­жался рас­ко­ван­но и  поз­во­лял се­бе  опас­но  по­шутить. В 1950-м го­ду  ком­по­зитор выс­ту­пал в Горь­ков­ской кон­серва­тории. Один из сту­ден­тов спро­сил о том, бы­ли ли у не­го твор­ческие сры­вы. Ду­на­ев­ский, улы­ба­ясь, от­ве­тил: "Мне час­то за­да­ют воп­рос, как я рас­це­ниваю свою пес­ню из филь­ма "Моя лю­бовь".  Да, приз­наю, что это срыв, но с од­ной очень су­щес­твен­ной ого­вор­кой: она пи­салась  до  Пос­та­нов­ле­ния ЦК!" (речь идёт о пос­та­нов­ле­нии ЦК ВКП(б) от 10 фев­ра­ля 1948 го­да, осуж­да­ющем фор­ма­лизм в со­вет­ской му­зыке и зап­ре­тив­шем опе­ру В. Му­раде­ли "Ве­ликая друж­ба" - Т.А.).

На том же выс­тупле­нии пос­ле­довал  дру­гой воп­рос: о твор­ческих пла­нах Ду­на­ев­ско­го в жан­рах опе­ры и ба­лета. Ком­по­зитор  объ­яс­нил, что он не чужд ба­лет­но­му и опер­но­му те­ат­ру, но пред­ла­га­емые  сю­жеты и те­мы "из со­вет­ской дей­стви­тель­нос­ти" его не ус­тра­ива­ют: "Мне из Ле­нин­гра­да прис­ла­ли опер­ное либ­ретто. Но как пи­сать?..  Ге­ро­иня в пер­вом ак­те ста­вит ре­корд, во вто­ром - ре­корд, в треть­ем - ре­корд, в чет­вертом - ре­корд… Ме­ня про­сил Боль­шой те­атр на­писать ба­лет "Свет", а на­писать ба­лет для Боль­шо­го те­ат­ра - это 40 ты­сяч цел­ко­вых, не шут­ка... Но как пи­сать о кол­хозной элек­трос­танции?… Я бы, ко­неч­но, мог со­чинить ба­лет, учи­тывая, что две мои же­ны - ба­лери­ны. Но я не мо­гу ув­лечь­ся сю­жетом, где ге­ро­иня в каж­дой кар­ти­не объ­яс­ня­ет­ся в люб­ви ком­бай­ну".

Друг и им­пре­сарио Ду­на­ев­ско­го Д. Пер­сон  выс­ка­зал своё мне­ние: "Бе­да Иса­ака Оси­пови­ча сос­то­яла в том, что по на­туре он был очень ис­крен­ним че­лове­ком и от­кры­то го­ворил о не­доз­во­лен­ном. По­рой бы­вал ра­бом сво­его нас­тро­ения... Но не при­киды­вал­ся иным, как это де­лали под­час его кол­ле­ги, и не обуз­ды­вал се­бя. Пов­то­ряю, он во всём был ис­кре­нен - и в сво­ём пра­вом гне­ве, и в сво­их ошиб­ках".

Раз­мышляя в сво­их пись­мах  о пра­ве че­лове­ка быть сво­бод­ным, Ду­на­ев­ский зат­ро­нул и бо­лез­ненную для не­го те­му  жиз­ни в зак­ры­том об­щес­тве. В 1947 го­ду ком­по­зито­ру до­велось пер­вый и пос­ледний раз по­бывать за гра­ницей: на съ­ём­ках к-ф "Вес­на"  в Пра­ге. Там он  про­явил не­ос­то­рож­ность и без сог­ла­сова­ния с со­вет­ским по­соль­ством дал ин­тервью га­зете пра­вого тол­ка. В ре­зуль­та­те -- стал "не­вы­ез­дным". Он с го­речью пи­сал:  "…я в свои го­ды… бу­дучи ма­тери­аль­но обес­пе­чен­ным че­лове­ком и за­мет­ным твор­цом в ис­кусс­тве, до сих пор не ви­дел и вряд ли уви­жу фи­ор­ды Нор­ве­гии, озё­ра Швей­ца­рии, за­кат сол­нца в Не­апо­ле, джун­гли Ин­дии, вол­ны Ин­дий­ско­го оке­ана и мно­гое, мно­гое, что мог се­бе поз­во­лить ког­да-то прос­той, бо­лее или ме­нее при­лич­но за­раба­тыва­ющий ху­дож­ник или ли­тера­тор. Всё это очень по­нят­но и яс­но, и рас­простра­нять­ся на эту те­му - зна­чит пор­тить се­бе нас­тро­ение".

По сво­ему скла­ду ком­по­зитор был бли­зок ти­пу   веч­но­го юно­ши-по­эта, вос­при­нима­юще­го жизнь ро­ман­тично, с чувс­твен­ной ра­достью и нас­лажде­ни­ем. Он прек­ло­нял­ся пе­ред жен­ской кра­сотой. Пос­то­ян­но на­ходил­ся в сос­то­янии влюб­лённос­ти, а пе­репис­ка с его юны­ми под­ру­гами-пок­лонни­цами но­сила не толь­ко дру­жес­кий, но и лю­бов­ный ха­рак­тер. В свя­зи с этим по­нят­но силь­ное  тя­готе­ние  Ду­на­ев­ско­го  к жан­ру ли­ричес­ко­го валь­са, ко­торый тра­дици­он­но  слу­жит вы­раже­нию ро­ман­ти­чес­ких чувств и  лю­бов­ных пе­режи­ваний.  Юность и лю­бовь ста­ли ос­новным со­дер­жа­ни­ем его му­зыки: "Моё твор­чес­тво я нав­сегда пос­вя­тил мо­лодос­ти. Сей­час я и та­кие, как я, от­да­ём свои спо­соб­ности и си­лы мо­лодё­жи, что­бы она рос­ла и креп­ла, что­бы она ок­ры­ляла на­шу жизнь". 

 Ду­на­ев­ский был очень жиз­не­радос­тным че­лове­ком и да­же на­зывал се­бя "ви­тометр" (от италь­ян­ско­го vite -- жизнь). Но его при­род­ный оп­ти­мизм не оз­на­чал лег­ко­го вос­при­ятия ок­ру­жа­юще­го ми­ра. Нап­ро­тив, жизнь его бы­ла эмо­ци­ональ­но слож­ной, изо­билу­ющей стрес­са­ми и про­ходи­ла в нап­ря­жён­ной ат­мосфе­ре пос­то­ян­но­го  твор­ческо­го ав­ра­ла. Ком­по­зитор тя­жело пе­режи­вал про­фес­си­ональ­ные не­уда­чи, бо­лез­ненно ре­аги­ровал на нес­пра­вед­ли­вость, люд­скую за­висть и зло­бу. Ког­да  он не  справ­лялся со сво­ей реф­лекси­ей,  в  пись­мах кор­респон­ден­ткам по­яв­ля­лись горь­кие стро­ки: "Я… гло­тал оби­ды мно­го раз за пос­ледние го­ды. Иног­да хо­чет­ся всё… бро­сить к чёр­ту, у­еди­нить­ся, за­мол­чать". "Я иног­да за­бываю, сколь­ки­ми опас­ностя­ми я ок­ру­жён, с ка­кими ка­меню­ками "лю­ди" под­сте­рега­ют ме­ня на каж­дом ша­гу". "Мне ужас­но на­до­ела моя жизнь, все мои де­ла, все мои за­нятия".

РАС­КРЫТЬ ЧЕ­ЛОВЕ­КА

В лич­ной пе­репис­ке  ком­по­зито­ра не­мало выс­ка­зыва­ний, сви­детель­ству­ющих о   его пат­ри­отиз­ме и тя­готе­нии к иде­ям кол­лекти­виз­ма. Ви­димо, эти осо­бен­ности его ми­ровоз­зре­ния ста­ли од­ной из при­чин  ин­те­реса к мас­со­вой пес­не, вос­пе­ва­ющей  лю­бовь к сво­ей стра­не и ра­дость кол­лектив­но­го дей­ствия. Од­на­ко пред­став­ле­ния Ду­на­ев­ско­го о кол­лекти­виз­ме ос­но­выва­лись на ба­лан­се  ин­ди­виду­аль­но­го и кол­лектив­но­го на­чал. По­дав­ле­ние сво­боды лич­ности для не­го бы­ло неп­ри­ем­ле­мо. Имен­но в  "рас­кры­тии че­лове­чес­кой лич­ности во имя выс­ше­го бла­га Ро­дины" ком­по­зитор ви­дел глав­ную за­дачу ис­кусс­тва.

В оп­ре­делён­ной сте­пени Ду­на­ев­ский на­ходил­ся и под вли­яни­ем гос­подс­тву­ющей иде­оло­гии. Он  ис­крен­но ве­рил в бу­дущее со­вет­ско­го строя,   гор­дился тем, что яв­ля­ет­ся "со­вет­ским ху­дож­ни­ком", го­лос ко­торо­го "в ста­лин­скую эпо­ху… зву­чал на­ибо­лее звон­ко". Был ло­ялен к влас­ти, ко­торая, по его пред­став­ле­ни­ям, за­нима­лась со­зида­тель­ной де­ятель­ностью. Но об­ви­нять его за это  не­лепо. Нам из­вес­тны име­на круп­ней­ших учё­ных, во­ена­чаль­ни­ков  и по­лити­ков, ко­торые про­дол­жа­ли ве­рить в Ста­лина, пар­тию и пре­иму­щес­тво со­вет­ской сис­те­мы, да­же на­ходясь в зас­тенках НКВД и в ла­герях.

Ду­на­ев­ский  был лишь эс­трад­ным ком­по­зито­ром. Как  му­зыкант, он  чувс­тво­вал и боль­шую  от­ветс­твен­ность, и глу­бокое удов­летво­рение от сво­ей твор­ческой ра­боты. Со­чинял му­зыку для  мил­ли­онов лю­дей, сре­ди  ко­торых был лю­бим и не­веро­ят­но по­пуля­рен. А власть, в свою оче­редь, по­ощ­ря­ла его наг­ра­дами, зва­ни­ями, день­га­ми и про­думан­но ис­поль­зо­вала та­лант ком­по­зито­ра: ведь он, как ник­то дру­гой, умел яр­ким и прив­ле­катель­ным язы­ком соз­дать  бе­зоб­лачную и счас­тли­вую кар­ти­ну жиз­ни со­вет­ских лю­дей. Речь идёт, преж­де все­го, о  мас­со­вой пес­не и ки­ному­зыке. Они в на­иболь­шей сте­пени вли­яли на умы, спо­собс­тво­вали ре­али­зации пар­тий­ных, иде­оло­гичес­ких за­дач и соз­да­нию прив­ле­катель­но­го имид­жа Ста­лина и Стра­ны Со­ветов.

На­до учи­тывать, од­на­ко, что  твор­ческий про­дукт в ис­кусс­тве не на­ходит­ся в пря­мой за­виси­мос­ти от на­саж­да­емой иде­оло­гии. Ду­на­ев­ско­му  пре­тили лю­бые дог­ма­тичес­кие пар­тий­ные  ус­та­нов­ки или схе­мы и ре­комен­да­ции "тех, кто ко­лотит се­бя в грудь и ци­тиру­ет Мар­кса, Эн­гель­са и Бе­лин­ско­го". Он ис­хо­дил, преж­де все­го, из  собс­твен­но­го по­нима­ния   твор­ческих за­дач ху­дож­ни­ка  и  оп­ре­делял свою по­зицию так: "В му­зыке  нет та­ких нот и при­емов, ко­торые пред­назна­чены для ком­му­нис­ти­чес­ких стро­ите­лей или под­жи­гате­лей вой­ны. В му­зыке есть эмо­ци­ональ­ный об­раз… все  иди­от­ские  раз­го­воры об об­ра­зах, о сов­ре­мен­ности  ско­выва­ют му­зыку, вы­нуж­да­ют ав­то­ров на об­ман и са­мо­об­ман... Не верь­те ком­по­зито­ру, ког­да он го­ворит, что  хо­тел в сво­ей му­зыке вы­разить ве­личие эпо­хи. Он хо­тел вы­разить ве­личие чувств...  Вы по­нима­ете,  в чем раз­ни­ца? Ве­личие как эмо­ци­ональ­ное от­но­шение ав­то­ра к  ве­лико­му, а не ве­личие то­го-то или че­го-то".

В  пись­мах  Ду­на­ев­ский не­од­нократ­но выс­ка­зывал­ся о Ста­лине. При этом его изящ­ный ли­тера­тур­ный стиль  вне­зап­но пе­рехо­дил в  на­пыщен­ные и то­пор­ные га­зет­ные кли­ше: ес­ли "проч­тут", то  убе­дят­ся в ло­яль­нос­ти ав­то­ра. Из­вес­тно, что пря­мых кон­тактов  меж­ду вож­дём и ком­по­зито­ром  не бы­ло. Бес­партий­ный Ду­на­ев­ский сто­ял в сто­роне от твор­ческой пар­тий­ной эли­ты. Но Ста­лину   ве­рил без­гра­нич­но  и не свя­зывал его имя с на­чав­шимся в стра­не тер­ро­ром. Сам вождь ни­ког­да не про­яв­лял же­лания встре­тить­ся с ком­по­зито­ром,  хо­тя му­зыка Ду­на­ев­ско­го ему  нра­вилась. Приз­на­вая мас­терс­тво и про­фес­си­она­лизм ком­по­зито­ра, он  рас­смат­ри­вал его как нуж­ную де­таль  в ра­боте сво­ей  го­сударс­твен­ной ма­шины.

В то вре­мя имя Ста­лина зву­чало вез­де, и сла­вос­ло­вие в его ад­рес бы­ло нор­мой жиз­ни. Де­яте­ли куль­ту­ры, по сво­ей во­ле или по не­об­хо­димос­ти, со­чиня­ли му­зыку, сти­хи, про­зу, пос­вя­щён­ные  вож­дю, или, по край­ней ме­ре, упо­мина­ли о нём. Де­лал это и Ду­на­ев­ский. Но к  ста­лин­ской те­ме  ком­по­зитор был ин­диффе­рен­тен, и петь па­неги­рики ку­миру бы­ло не в его ха­рак­те­ре.  Он на­писал три пес­ни. Пер­вую -- хо­ровую "Кан­та­ту о Ста­лине" (1938 г.) на сти­хи М. Инюш­ки­на за­казал нар­ком Ежов. Она по­лучи­лась  сте­ре­отип­ная, скуч­ная и сов­сем не пон­ра­вилась вож­дю. Две дру­гие -- пес­ни ли­ричес­ко­го ха­рак­те­ра. О них ком­по­зитор упо­мина­ет в пись­ме к Р. Рысь­ки­ной: "Меж­ду де­лом я на­писал две пес­ни, пос­вя­щён­ные 70-ле­тию Ста­лина: "Пись­мо ма­тери" и "Ок­ры­ля­ющее сло­во". Они про­из­ве­ли пе­репо­лох по сво­ему не­ожи­дан­но­му ре­шению те­мы… Как же в са­мом де­ле пос­ту­пить чи­нов­ни­кам с пес­ней, где ста­рая мать пи­шет Ста­лину пись­мо из Ру­ана и го­ворит: " И пусть вы не ве­рите в бо­га, но я каж­дый день, приз­на­юсь, в сво­ей ком­на­туш­ке убо­гой за ва­ше здо­ровье мо­люсь". Как быть с прос­то­той пес­ни, ко­торую про­фес­сор Гне­син пуб­лично наз­вал клас­си­чес­кой? А где гром­кие ак­корды в ба­сах? И вот в то вре­мя как пуб­ли­ка орёт " бис", на ра­дио сни­ма­ют эти пес­ни с праз­днич­ных пе­редач и вот уже боль­ше не­дели со­вету­ют­ся в ЦК пар­тии, как пос­ту­пить с бо­гом".

Об­ста­нов­ка, в ко­торой ком­по­зито­ру при­ходи­лось жить и ра­ботать,  вы­нуж­да­ла   ла­виро­вать и прис­по­соб­лять­ся.  В 1940 г. он "по­ка­ял­ся" на стра­ницах  га­зеты "Ве­чер­няя Мос­ква"  за из­лишнее ув­ле­чение джа­зом в к-ф "Моя лю­бовь". На пе­чаль­но из­вес­тном "Со­веща­нии де­яте­лей со­вет­ской му­зыки в ЦК ВКП (б)" (1948г.) под­держи­вал раз­го­воры  о вре­де "фор­ма­лиз­ма" и т.д. Поз­днее Ду­на­ев­ский от­кро­вен­но приз­нался: "Я, бу­дем го­ворить гру­бо, "бла­гопо­луч­ный че­ловек", име­ющий в жиз­ни всё, что мо­жет иметь че­ловек, - сла­ву, день­ги, по­ложе­ние... Да, я бла­гопо­луч­но си­жу на по­рохо­вой боч­ке... Уди­витель­ные спо­соб­ности мои к по­доб­ной жиз­ни зиж­дятся на мо­ем не­ис­ся­ка­емом оп­ти­миз­ме... А зна­ние лю­дей, с ко­торы­ми при­ходи­лось и при­ходит­ся стал­ки­вать­ся, по­рож­да­ет уме­ние ла­виро­вать с боль­ши­ми или мень­ши­ми по­теря­ми вот уже в те­чение бо­лее чем 15 лет сре­ди раз­ных бурь и под­водных ри­фов".

Но бы­ли слу­чаи, ког­да ком­по­зитор не  мог поз­во­лить се­бе пос­ту­пить­ся сво­ими прин­ци­пами. В ян­ва­ре 1953 го­да к зак­лю­читель­ной фа­зе прод­ви­галось де­ло  о "вра­чах-вре­дите­лях" (сре­ди арес­то­ван­ных был и про­фес­сор Лев Ду­на­ев­ский - ку­зен ком­по­зито­ра). Су­щес­тву­ют до­каза­тель­ства то­го, что эта ак­ция бы­ла за­дума­на Ста­линым  как пре­ам­бу­ла к со­вет­ско­му ва­ри­ан­ту Хо­локос­та. По ука­занию вож­дя  сос­та­вили  "Пись­мо в ре­дак­цию "Прав­ды"", ко­торое дол­жны бы­ли под­пи­сать вид­ней­шие де­яте­ли куль­ту­ры ев­рей­ской на­ци­ональ­нос­ти. Пись­мо на­чина­лось сло­вами: "Ко всем ев­ре­ям Со­вет­ско­го Со­юза". В нём го­вори­лось об "убий­цах в бе­лых ха­латах", опо­зорив­ших со­вет­ских ев­ре­ев. А те,  в по­рыве ис­купле­ния  ви­ны, про­сили о мас­со­вой де­пор­та­ции  на прос­то­ры Вос­точной Си­бири, Даль­не­го Вос­то­ка и Край­не­го Се­вера. На­чал­ся сбор под­пи­сей. Из­вес­тно, что сре­ди под­пи­сав­ших  это  пись­мо был  М. Блан­тер, а сре­ди тех нем­но­гих, кто  ка­тего­ричес­ки от­ка­зал­ся пос­та­вить под­пись -- И. Ду­на­ев­ский.

От­ме­тим так­же, что  в  Со­юзе  ком­по­зито­ров Ду­на­ев­ский  имел ре­пута­цию че­лове­ка пря­мого и рез­ко­го: "В твор­ческих воп­ро­сах в му­зыке я бес­по­щаден. Эту бес­по­щад­ность я за­рабо­тал всей сво­ей жизнью… При всех страш­ных рас­ска­зах обо мне и мо­ей рез­кости, при всех лич­ных оби­дах на ме­ня, соб­ра­ние ком­по­зито­ров, лю­дей ин­ди­виду­аль­но нас­тро­ен­ных… раз­ди­ра­емых зло­бой и не­навистью, еди­нодуш­но го­лосу­ет и ап­ло­дис­мента­ми встре­ча­ет из­бра­ние в пред­се­дате­ли са­мой труд­ной и мно­гочис­ленной сек­ции  Со­юза са­мого рез­ко­го и неп­ри­мири­мого че­лове­ка - Ду­на­ев­ско­го".

По­чему  же "неп­ри­мири­мый че­ловек" Ду­на­ев­ский  про­дол­жал пи­сать ра­дос­тные опу­сы в то вре­мя, ког­да шли "по­каза­тель­ные про­цес­сы", вы­яв­ля­лись "вра­ги на­рода", мно­жились ужас­ные фак­ты об арес­тах и ис­чезно­вении лю­дей (в том чис­ле, хо­рошо ему зна­комых)? Это­му есть ес­ли не оп­равда­ние, то объ­яс­не­ние, и не од­но.

Пер­вое.  Ду­на­ев­ский не мог пи­сать му­зыку, ко­торая не со­от­ветс­тво­вала его ми­ровос­при­ятию и та­лан­ту. Это преж­де все­го ка­салось тра­гичес­ких тем, в ра­боте над ко­торы­ми  он ис­пы­тывал боль­шие труд­ности. Ви­димо по­это­му он их из­бе­гал. Од­ним из ред­ких со­чине­ний та­кого ро­да  явил­ся  Рек­ви­ем на смерть нар­ко­ма  Ор­джо­никид­зе для сме­шан­но­го хо­ра, со­лис­та и сим­фо­ничес­ко­го ор­кес­тра, на­писан­ный им в  1937 го­ду. Это про­из­ве­дение вы­дер­жа­но в  жан­ре тра­ур­ной пес­ни-мар­ша. В нём ощу­ща­ет­ся  не­кото­рая  па­фос­ность, од­на­ко нас­то­ящей глу­бины и тра­гиз­ма   оно не дос­ти­га­ет и  вос­при­нима­ет­ся как  опус, на­писан­ный "по слу­чаю".

Дру­гой при­мер ка­са­ет­ся опе­ры. В сво­их пись­мах и выс­тупле­ни­ях Ду­на­ев­ский  пос­то­ян­но рас­ска­зывал  о том, что на­ходит­ся в по­ис­ках хо­роше­го, на­пол­ненно­го боль­ши­ми страс­тя­ми сю­жета. И, на­конец, он  по­лучил  либ­ретто от са­мого М. Бул­га­кова (речь идёт о тра­гичес­кой опе­ре "Ра­шель"). Вна­чале  при­шёл в вос­торг, но,  на­чав ра­ботать, стол­кнул­ся с боль­ши­ми труд­ностя­ми (они ка­сались так­же и вла­дения мас­терс­твом опер­но­го пись­ма). Ду­на­ев­ский по­нял, что не справ­ля­ет­ся,  и от­ка­зал­ся.

Вто­рое.  У Ду­на­ев­ско­го был оп­ре­делён­ный тип пси­хики.  Ком­по­зитор нуж­дался в по­зитив­ных им­пуль­сах из­вне и ста­рал­ся кон­цен­три­ровать­ся на том, что  его во­оду­шев­ля­ло. В ат­мосфе­ре мра­ка и бе­зыс­ходнос­ти  он тво­рить не мог. В до­во­ен­ной со­вет­ской жиз­ни бы­ли не толь­ко тра­гичес­кие ре­алии. В ней бы­ло мес­то и ро­ман­ти­ке, и оп­ти­миз­му, воз­можность са­море­али­зации, со­зида­тель­ной и твор­ческой ра­боте. Ду­на­ев­ско­го прив­ле­кали имен­но эти сто­роны: "Раз­ве я вы­думал бод­рость, эту си­лу, эту ра­дость? Ведь я её ви­жу вок­руг…", -- го­ворил он.

Но с на­чалом Ве­ликой Оте­чес­твен­ной вой­ны  воз­можность "счас­тли­во жить в зву­ках" для не­го за­кон­чи­лась. Мно­гие  кол­ле­ги Ду­на­ев­ско­го и  в ус­ло­ви­ях во­ен­но­го вре­мени соз­да­вали  пе­сен­ные ше­дев­ры. Он же ощу­щал толь­ко   "все­об­щее кру­шение на­дежд и чувств, ду­шев­ный  ха­ос и смя­тение" и не­од­нократ­но пов­то­рял, что его му­за - "му­за мир­но­го вре­мени". Ес­ли за пять до­во­ен­ных  лет им бы­ли на­писал две опе­рет­ты, два ба­лета,  му­зыка к 19-ти ки­нофиль­мам и ря­ду спек­таклей,  то за пять во­ен­ных лет  его единс­твен­ной нас­то­ящей ком­по­зитор­ской уда­чей   ста­ла  мас­со­вая пес­ня-марш  "Моя Мос­ква" на сло­ва М. Ли­сян­ско­го и С. Аг­ра­няна. 

Хо­чет­ся до­бавить сле­ду­ющее. Нес­мотря на то, что  Ду­на­ев­ский не тя­готел к тра­гедий­ным об­ра­зам,  ус­то­яв­ше­еся мне­ние о нём как не­из­менно ве­сёлом и "сол­нечном ху­дож­ни­ке"  то­же яв­ля­ет­ся не­точ­ным.  Му­зыкаль­ное мыш­ле­ние               ком­по­зито­ра очень ди­намич­но и эмо­ци­ональ­но. Мас­тер­ски  вла­дея средс­тва­ми сим­фо­ничес­ко­го раз­ви­тия, он был спо­собен яр­ко воп­ло­щать и дра­матизм, и тон­чай­шие ню­ан­сы нас­тро­ений.

О ПЛА­ГИ­АТЕ

У Ду­на­ев­ско­го не­мало му­зыки, на­писан­ной "на хо­ду", без осо­бого ин­те­реса и вдох­но­вения. Но ког­да он дей­стви­тель­но ув­ле­кал­ся ма­тери­алом,  про­цесс ра­боты и её ре­зуль­тат бы­ли сов­сем ины­ми. Это­му во мно­гом спо­собс­тво­вал его ред­кий ме­лоди­чес­кий дар  и мыш­ле­ние им­про­виза­тора. Не­кото­рые ме­лодии рож­да­лись мгно­вен­но, но боль­шинс­тво из них  яв­ля­лись не толь­ко де­тищем   при­род­но­го та­лан­та, но и  про­дук­том скру­пулёз­ной ра­боты  про­фес­си­она­ла.

В ок­ру­жении Ду­на­ев­ско­го  бы­ло не­мало кол­лег, ко­торые  ему за­видо­вали,  стро­или про­тив не­го коз­ни и не­од­нократ­но пы­тались об­ви­нить  в пла­ги­ате. В ход бы­ла пу­щена по­говор­ка: "С ми­ру по нот­ке - Ду­на­ев­ско­му ор­ден".

Са­мой  гром­кой и "дол­го­иг­ра­ющей"  ока­залась скан­даль­ная ис­то­рия,  ка­са­юща­яся "Мар­ша ве­сёлых ре­бят". Cра­зу пос­ле премь­еры "Джаз-ко­медии" на  I Мос­ков­ском ки­нофес­ти­вале  28 фев­ра­ля  1935 го­да   "Ли­тера­тур­ная га­зета"  на­печа­тала фель­етон Ль­ва Бе­зымен­ско­го "Ка­ра­ул, гра­бят!".  Ду­на­ев­ский об­ви­нял­ся  в за­имс­тво­вании  ма­тери­ала "Мар­ша"  из  зна­мени­той пес­ни мек­си­кан­ской ре­волю­ции "Аде­лита". Де­ло в том, что во вне­кон­кур­сном по­казе   фес­ти­валя учас­тво­вал  фильм  аме­рикан­ско­го  ре­жис­сё­ра Д. Кон­вэя "Viva Villa" ("Да здравс­тву­ет Вийа" -- о ге­рое мек­си­кан­ской ре­волю­ции Пан­чо Вийа), где зву­чала "Аде­лита".

На са­мом де­ле с этой пес­ней его поз­на­комил  Гри­горий Алек­сан­дров. В 1930 г. в Мек­си­ке он учас­тво­вал в съ­ём­ках до­кумен­таль­но­го филь­ма "Да здравс­тву­ет Мек­си­ка!"  (реж. С. Эй­зен­штейн), где  бы­ла ис­поль­зо­вана  "Аде­лита".  Имен­но Алек­сан­дров нас­та­ивал на том, что­бы Ду­на­ев­ский на­писал глав­ную те­му "Мар­ша" филь­ма в ду­хе мек­си­кан­ской пес­ни.

Эк­спертная ко­мис­сия от Со­юза ки­нема­тог­ра­фис­тов приз­на­ла не­сос­то­ятель­ность  об­ви­нений ком­по­зито­ра в пла­ги­ате. Но со вре­менем ока­залось, что это   не убе­дило мно­гих в са­мой Рос­сии, а так­же рас­простра­нилось  в из­да­ни­ях  по ис­то­рии  ки­но  в дру­гих стра­нах. В  час­тнос­ти,  в кни­ге про­фес­со­ра Джея Лей­ды  на­писа­но: "Луч­шая ме­лодия Ду­на­ев­ско­го бы­ла мек­си­кан­ской пес­ней, пред­назна­чав­шей­ся для филь­ма С. Эй­зен­штей­на "Да здравс­тву­ет Мек­си­ка!". Дис­куссия, воз­никшая  в  1935 го­ду,  про­дол­жа­ет­ся  по сей день в  рос­сий­ской прес­се и на ин­тернет-фо­румах. К при­меру, на    сай­те "Gorod. Tomsk. ru "  в статье "С ми­ру по нот­ке" (о пла­ги­ате в по­пуляр­ных пес­нях)  Ду­на­ев­ско­го  в шут­ку  проз­ва­ли "мек­си­кан­ским ком­по­зито­ром Ду­на­ев­ским".
Сходс­тво фраг­ментов из за­пева "Мар­ша ве­сёлых ре­бят"  и при­пева из "Аде­литы" не бук­валь­ное, но оно не­сом­ненно есть. Это вид­но из при­ведён­ных ни­же ви­де­оп­ри­меров:  

 
Ви­део:    05 Los Cabaiieros --  La Adelita

Ви­део:    Марш ве­сёлых ре­бят

У  Ду­на­ев­ско­го мож­но встре­тить ти­повые по­пев­ки из мек­си­кан­ско­го фоль­кло­ра и в дру­гих пес­нях. К при­меру, в тан­го "Как мно­го де­вушек хо­роших"" из "Ве­сёлых ре­бят" на сло­вах "…что ты уме­ешь так лю­бить." (youtube, Mariachi Vagas de Tecalillan La Adelita) или фра­за "Я дру­гой та­кой стра­ны не знаю" из "Пес­ни о Ро­дине" ( youtube La Adelita by riplata, вступ­ле­ние). Яв­ля­ет­ся ли это пла­ги­атом?

Преж­де все­го, от­ве­тим на воп­рос: "Что та­кое пла­ги­ат?" -- Это не­закон­ное опуб­ли­кова­ние чу­жого про­из­ве­дения или его час­ти под сво­им име­нем. К при­меру, ес­ли И. Кру­той в ка­чес­тве  при­пева пес­ни "Ака­пуль­ка" по­мес­тил волж­скую пес­ню А. Кос­ти­на "Ах, Са­мара-го­родок", то это пла­ги­ат. Ко­рот­кие же фоль­клор­ные по­пев­ки, ко­торые впле­та­ют­ся в ткань ком­по­зитор­ско­го про­из­ве­дения - яв­ле­ние из­давно  рас­простра­нён­ное в про­фес­си­ональ­ной му­зыке лю­бых ви­дов и жан­ров. По­это­му ис­поль­зо­вание нес­коль­ких так­тов на­род­ной ме­лодии  в ка­чес­тве ком­по­нен­та хо­рошо про­думан­ной  16-ти так­то­вой ком­по­зитор­ской те­мы труд­но при­чис­лить к пла­ги­ату.

Важ­но от­ме­тить и дру­гое. Пред­по­сыл­ки "уз­на­вания" из­на­чаль­но за­ложе­ны в по­пуляр­ной му­зыке, пос­коль­ку в ней ши­роко ис­поль­зу­ют­ся "хо­довые", ти­повые ин­то­нации и ал­лю­зии (кос­венные свя­зи). Их мож­но най­ти и в фоль­кло­ре, и у лю­бого ком­по­зито­ра. Они на­ходят­ся и в под­созна­нии че­лове­ка,  и ви­та­ют в воз­ду­хе без свя­зи с кон­крет­ным ис­точни­ком. По­это­му  вы­рывать из  му­зыкаль­но­го кон­тек­ста от­дель­ные обо­роты и по­пев­ки  и трак­то­вать их как угод­но - аб­со­лют­но бес­смыс­ленно. Те­ма или ме­лодия яв­ля­ют­ся но­сите­лями це­лос­тной му­зыкаль­ной идеи. Для её вы­раже­ния ис­поль­зу­ет­ся ин­ди­виду­али­зиро­ван­ный и ти­повой ма­тери­ал. Де­ло не в на­личии той или иной зна­комой на слух фра­зы, а в том, дос­тигнут ли в про­из­ве­дении ор­га­нич­ный сплав му­зыкаль­ных ин­то­наций и смог ли ком­по­зитор  са­мобыт­но   воп­ло­тить свой за­мысел. Яр­кая, ин­ди­виду­али­зиро­ван­ная те­ма "Мар­ша ве­сёлых ре­бят", без сом­не­ния, яв­ля­ет­ся ори­гиналь­ным про­дук­том собс­твен­ной идеи Ду­на­ев­ско­го. Так что ис­то­рия о пла­ги­ате сви­детель­ству­ет лишь о не­ком­пе­тен­тнос­ти  тех, кто раз­дул этот скан­дал.

ЕГО ПОЛ­НОЕ НАС­ЛЕ­ДИЕ ТАК И НЕ ИЗУ­ЧЕНО
                                                     
В пе­чат­ных из­да­ни­ях и в ин­терне­те мож­но встре­тить мне­ния, в ко­торых сде­лана по­пыт­ка про­вес­ти па­рал­лель меж­ду Ду­на­ев­ским и ком­по­зито­рами ми­рово­го зна­чения ("со­вет­ский Штра­ус", "рус­ский Гер­швин", "крас­ный Мо­царт" и т.д.). Как пра­вило, та­кого ро­да оп­ре­деле­ния не от­ли­ча­ют­ся точ­ностью, а под­час зву­чат до­воль­но сом­ни­тель­но. Твор­чес­тво Ду­на­ев­ско­го ес­тес­твен­нее и ло­гич­нее рас­смат­ри­вать в рам­ках рос­сий­ской куль­ту­ры и в срав­не­нии  с оте­чес­твен­ны­ми ав­то­рами. В их сре­де Ду­на­ев­ский дей­стви­тель­но силь­но вы­делял­ся сво­ей яр­кой ин­ди­виду­аль­ностью, ди­апа­зоном та­лан­та и вы­сочай­шим уров­нем про­фес­си­она­лиз­ма, что и поз­во­лило ему ре­шать  твор­ческие за­дачи   об­ще­наци­ональ­но­го зна­чения.

Тем не ме­нее, он всё ещё ос­та­ёт­ся ав­то­ром,  да­леко не пол­ностью от­кры­тым   со­оте­чес­твен­ни­ками. В свет выш­ло три­над­цать то­мов со­чине­ний ком­по­зито­ра. В них со­дер­жится лишь 15-20 про­цен­тов из все­го то­го, что им соз­да­но. В этой си­ту­ации не мо­жет сло­жить­ся пол­но­цен­ное пред­став­ле­ние о всём твор­чес­тве Ду­на­ев­ско­го. Даль­ней­шая судь­ба его му­зыкаль­но­го нас­ле­дия на­ходит­ся в ру­ках но­вого по­коле­ния Рос­сии.