БОРИС КУШНЕР ЕВРЕЙСКИЙ ФЕНОМЕН (Часть 2)

ПЕРСОНАЛЬНОЕ ВЫСТРАДАННОЕ МНЕНИЕ

В. З. Каково Ваше отношение к именитым поэтам? Кто из них вам наиболее близок? Что вы думаете о поэзии Бродского? Кто из современных поэтов зарубежья вам по душе?

Б. К. Вера, если позволите на мгновенье забыть о политической корректности (ещё одно доведённое до абсурда благое намерение либералов), скажу просто: "Чукча - писатель". Пастернак, помнится, когда-то жаловался на присылаемые ему опусы: "Почему-то все считают, что я люблю стихи". Сочинители не сочиняют друг для друга, отсюда знаменитые случаи отторжения одних мастеров другими.

* * *

Талантам встречи любы,
Таланты любят клубы,
Но гений - вещь в себе, -
Чужих не ищет тайн,
Он ворот рвёт одним своим рубахам. -
Над Моцартом рыдать не станет Гайдн,
Бетховен не расплачется над Бахом.

23 ноября 2004 г., Route 22, West

Вообще, сочинительство, на мой взгляд, скорее выражение собственной души, а не обращение к кому-то, приглашение к разговору, общению. Отсюда эзотерическое одиночество Художника. Что происходит на воспринимающей стороне в идеале не должно его занимать. Ну, это, конечно, в идеале.

Независимо от уровня моих текстов, моё мироощущение - сочинительское. Следовательно, я плохой читатель-восприниматель стихов, как таковых. Не кидаюсь читать подборки в свежих журналах и т.д. До приезда в Америку вообще мало был знаком даже с самыми известными именами.

Соответственно, не удивляйтесь, дорогая Вера, фрагментарности моих ответов.

Из поэтов недавнего прошлого мне, пожалуй, ближе всего гигантское дарование Пастернака. Это и оригинальные стихи, и эпохальные переводы. Поразительно: даже в явных проколах, корявостях, небрежностях этого Мастера кроется какое-то загадочное очарование. Возможно, дело в необычайной цельности его творческой личности. Замечательна невероятным темпераментом, свежестью, неожиданностью языка Цветаева. По другому, но столь же близка мне женская лирика Ахматовой. Подлинные шедевры можно найти у Давида Самойлова и Арсения Тарковского. Грандиозна виртуозность Владимира Маяковского, сопоставление его с Пастернаком - вызов любому литературоведу.

ВОСПОМИНАНИЕ О МАЯКОВСКОМ   

В человеческой буче,
Что Поэт почитал кипучей,
Со смертью вечно на скатерти,
С нищими духом на паперти,
Где к чёртовой матери
Под знаком Стрельца или Овена
Напрочь разорвано -
К горестям вящим -
Прошлое с Настоящим, -
В означенной буче,
В коей враг на враге,
Не вычисляю, что лучше -
Молния в туче,
Или молния
В утюге.

20 июня 2003 г., Pittsburgh

Мои собственные взгляды я подробно выразил в эссе "Доктора поэзии":

http://berkovich-zametki.com/Nomer48/Kushner1.htm

К сожалению, нам не удалось обойтись без изрядно надоевшего Бродского. Здесь мы снова вступаем на опасную почву. Хочу сделать важное предварительное замечание. Всё, что я пишу от первого лица, всегда следует снабжать оговорками типа "по-моему", "по моему мнению" и т.д. В сетевом новоязе появилась формула ИМХО, полагаю, от английского "In my humble opinion", приблизительно - "по моему смиренному мнению". Вот эту оговорку очень прошу иметь в виду при нашем разговоре о Бродском. Никоим образом не хочу кого-либо обидеть. Не претендую ни на какую универсальность, обязательность моих впечатлений. И, разумеется, понимаю, что рассматривания под микроскопом не выдержит ни один автор. Например, известны весьма критические высказывания Глена Гульда о некоторых сочинениях Иоганна Себастьяна Баха.

Писателя Бродского практически невозможно отделить от истерического культа, связанного  с его именем. Можно говорить о "феномене Бродского", имея в виду явление в целом. Употребление слов "гений", "великий" стало почти само собой разумеющимся, чем-то данным свыше, вроде аксиом геометрии, в речевом потоке определённого образованного слоя. Встречаются комические (иначе не скажешь!) сравнения Бродского с Моцартом. Бесконечно цитируются высказывания, мнения и пр. Гения. Появилась на свет целая наука с уродливым названием "Бродсковедение". Бродсковеды, к примеру, недавно соорудили внушительную  книгу "Музыкальный мир Иосифа Бродского" (издание журнала "Звезда", Москва 2007), вероятно, отталкиваясь от гениальной, многократно размноженной реплики писателя о "непредсказуемости Гайдна". И это о поэте, для которого музыка языка - книга за тысячью печатей!

Всегда поражался склонности образованного слоя сбиваться в толпу. То,  например, все кидались читать Маркеса (наверное, не хватало в аскетической средней полосе заряда пышной физиологически активной тропической плоти), то захлёбывались "Зубром", затем запоем читали "Плаху" и т.д., и т.п. Возможно, образование расширяет духовные запросы, возбуждает творческий импульс, который, оказавшись неспособным к любой иной форме реализации, выражает себя через очередного кумира. Люди заболевают манией величия. Не собственного, а, к примеру, манией величия Бродского. Как водится, у толпы формируются обязательные мнения, устойчивые реакции, словосочетания и т.д. Индивидуальность тонет в этом потоке. Печально думать о том, как редко доводится слышать чьё-то действительно персональное выстраданное мнение.

Друзья в Москве давали мне читать машинописные самиздатские копии стихов ленинградского поэта. Распространение этих листков, восторги вокруг них развились в ритуал, стали знаком принадлежности к своего рода высшему обществу. Стихи молодого Бродского не вызывали у меня ни серьёзного протеста, ни восхищения. События они в моём мире не составляли. Перепечатывать, тем более переписывать я бы такие стихи не стал.

В Америке культ поэта сказывался ещё сильнее. Думаю, что это происходило не без высокоталантливого участия субъекта культа. В конечном счёте, Бродский составляет явление не столько в литературе, сколько в литературном процессе, выражаясь современно, в технологиях литературного успеха.

Но не всё было так просто. К моему изумлению, восторги выражали (да и сейчас выражают) люди, в слухе, вкусе и таланте которых у меня нет ни малейших сомнений. Даже после разъяснений данных Крохе Маяковским проблема "что такое хорошо, что такое плохо" остаётся неразрешимой. Мы чувствуем так по-разному!

Заинтересовавшись, я стал читать Бродского и о Бродском всерьёз. Особенно после его преждевременной, поразившей меня смерти.

Чем больше читал, тем больше росло моё отвращение к взятому в целом корпусу его стихов. О возне вокруг всего этого и говорить не стоит. Нет, я, безусловно, видел талантливость поэта, его сильные стороны. Необходимо отдать должное самой версификационной одарённости Бродского, его способности неожиданно вспыхнуть афористической строкой, яркой метафорой. У поэта есть очень достойные стихи, за которые я ему благодарен. Но: стихов, без которых я не смог бы представить мир, у Бродского нет.

Нечастые вспышки естественного дарования поэта тонули в море натужной версификации, рифмованной болтливости, хуже того - разнузданной вульгарной грязи. Я не понимал, да и сейчас не понимаю - зачем надо рифмовать унылую, беспросветную грязь, к чему талантливому человеку дешёвый безвкусный эпатаж. Некоторые читатели справедливо обнаруживали портрет Бродского в следующем пассаже из "Докторов поэзии":

"С другой стороны, можно заметить (по крайней мере, в русскоязычной версификации) тенденцию удлинения стихотворений - особенно в модных, почти культовых стихах конца ХХ века. При каноничности метра и полной рифмованности такие стихи по неспешности и динамической ровности развития приближаются к повествовательной прозе, вес отдельных слов резко снижается. Конечно, и здесь встречаются вспышки подлинно поэтической афористичности. У меня при чтении таких вещей иногда возникает ощущение огромного заболоченного пространства, чего-то вроде баскервильского болота - с метановыми огоньками, опасными тропами. Но - без собаки Баскервилей. Читаешь и чувствуешь, что стихотворение давно кончилось, а версификация продолжается... Порою хочется выжимать бесконечные строфы, как мокрые простыни, чтобы почувствовать настоящую ткань произведения".

О "феномене Бродского", уже называя и его, и вещи собственными именами, я писал в эссе "Реплика к юбилею":

http://berkovich-zametki.com/2006/Zametki/Nomer5/Kushner2.htm

и в обмене репликами с Владимиром Ковнером:

http://berkovich-zametki.com/2008/Zametki/Nomer10/Kovner1.php

http://berkovich-zametki.com/2008/Zametki/Nomer10/Kushner1.php

 http://berkovich-zametki.com/2009/Zametki/Nomer1/Kovner1.php

http://berkovich-zametki.com/2009/Zametki/Nomer1/Kushner1.php

В Интернете легко найти критические статьи о стихах Бродского ряда авторов, и, конечно, реакции на них.

Должен сказать, что при спешной подготовке файлов я упустил один важный абзац в ответах г-ну Ковнеру. В результате могло создаться впечатление, что моё главное расхождение с Бродским - ненормативная лексика, даже просто резкость многих его стихов. Это не так. Я вырос в послевоенном московском дворе, в дальнейшем тоже не был изолирован от российской жизни во всех её проявлениях. Ненормативной лексикой меня не удивишь. Любая лексика, любая резкость допустима в искусстве, если она художественно оправдана. Шекспир, например, вкладывал довольно резкие реплики в уста своих персонажей. Вот этой художественной оправданности я у Бродского не нахожу.

Не хочу оскорблять Ваш слух, Вера, конкретными примерами нарочитой грязи в стихах Бродского, они хорошо известны. И речь идёт не о частной переписке, не о периферии творчества, нет, гадости изрекает ex cathedra лирический герой поэта в "великих", urbi et orbi адресованных стихах. Какое уж тут божество, какое вдохновенье… Воспроизведу только, как и в дискуссии с Ковнером, несколько (не самых грязных) строк из высоко ценимого знатоками стихотворения "Пьяцца Маттеи":

Как возвышает это дело!
Как в миг печали
всё забываешь: юбку, тело,
где, как кончали.
Пусть ты последняя рванина,
пыль под забором,
на джентльмена, дворянина
кладёшь с прибором.

Вот это "кладу с прибором", похоже, и есть послание Гения нам всем. Не буду фантазировать, что именно кладёт Бродский, куда, на кого кладёт, какой прибор имеется в виду (уж, не на квантовую ли механику он намекает, господа бродсковеды?)… Грязь, внутренняя грубость, агрессивная вульгарность, неуважение, чтобы не выразиться сильнее, к женщине, возведённые в эстетическую систему,  всё это не для меня. Увольте, хочется выйти на свежий воздух.

Можно здесь усмотреть и реализацию меткой народной формулы: "Из грязи в князи". Психологически понятное явление: не слишком умные джентльмены пригласили "рванину" в оперу, тот в опере и гадит в отместку.

Много чернил пролито вокруг техники кумира. Строго говоря, техника у настоящего Мастера не должна быть заметна вообще - так мы не видим фундамент великолепного здания. Мне приходилось читать книгу Михаила Крепса о поэтике Бродского, интересные работы филадельфийского исследователя Виктора Финкеля. С уважением отношусь к их труду и таланту. В недавнем выпуске сетевого журнала "Заметки по еврейской истории" №16 (119), октябрь 2009 г. (http://berkovich-zametki.com) помещён целый блок статей о Бродском, включая эссе о технике поэта, написанное Финкелем

http://www.berkovich-zametki.com/2009/Zametki/Nomer16/VFinkel1.php
 
Прочёл и эту статью, и виртуозное исследование Александра Этермана, посвящённое "украинскому стихотворению" Бродского, с большим интересом.

Я уже отмечал метафорический дар Бродского. У него много действительно ярких метафор. С другой стороны, то и дело наталкиваешься на искусственные "необеспеченные" метафоры, неизбежные при его натужной, склонной к вымученному умствованию версификации. Ряд примеров можно найти в недавнем эссе Евгения Терновского в журнале "Мосты" №21, 2009. Там же - о языковой неряшливости поэта.

Вот один пример из статьи Терновского ("Колыбельная Трескового мыса"): "…Ночной мотылек всем незавидным тельцем,/ ударяясь в железную сетку, отскакивает, точно пуля"…

Вроде бы красиво сказано, но… Это мотылёк-то с его "незавидным тельцем" отскакивает "точно пуля"?! Ну, если бы хоть майский жук, куда ни шло, да и он больше на поликарповский истребитель И-16 похож, чем на пулю. И почему "ударяясь в", позвольте спросить?

А вот пример из статьи Виктора Финкеля. В этом случае я расхожусь в оценке метафоры с уважаемым автором. "Ястреб над головой, как квадратный корень/из бездонного, как до молитвы неба" ("Римские элегии"). С каких это пор парящий "над головой" ястреб похож на знак квадратного корня? У последнего, в сущности, всего одно "крыло". И что станет с "бездонностью" неба после молитвы? Дно что ли появится, двери в небеса распахнутся? Совсем в скобках - два подряд резких сравнительных "как" высокой техникой не отмечены.

Строфа в целом, на мой взгляд, перенасыщена метафорами. Правда, народная мудрость утверждает, что кашу маслом не испортишь, но если масла больше, чем каши… Впрочем, судите, Вера, сами:

        IX

     Скорлупа куполов, позвоночники колоколен.
     Колоннады, раскинувшей члены, покой и нега.
     Ястреб над головой, как квадратный корень
     из бездонного, как до молитвы, неба.
     Свет пожинает больше, чем он посеял:
     тело способно скрыться, но тень не спрячешь.
     В этих широтах все окна глядят на Север,
     где пьешь тем больше, чем меньше значишь.
     Север! в огромный айсберг вмерзшее пианино,
     мелкая оспа кварца в гранитной вазе,
     не способная взгляда остановить равнина,
     десять бегущих пальцев милого Ашкенази.
     Больше туда не выдвигать кордона.
     Только буквы в когорты строит перо на Юге.
     И золотистая бровь, как закат на карнизе дома,
     поднимается вверх, и темнеют глаза подруги.

Хороша первая строка ("позвоночники колоколен" - слегка перекликается с Маяковским), но уже на второй строке спотыкаешься: "Колоннады, раскинувшей члены, покой и нега". Глаголы "раскидывать", "раскинуться" предполагают нечто широкое горизонтальное - "Раскинулось море широко", "Широко раскинул свои нивы колхоз "Заветы Ильича"". Раскинувшая свои члены (привет от доктора Фрейда) колоннада?! Сомнительно. Разве лишь (что из текста не следует) подразумевается отражение или тень. "Квадратный корень" мы уже обсудили. Метафора света "пожинающего больше, чем он посеял" для меня - простите оксюморон - темновата. "Не способная взгляда остановить равнина" - метко, правда, существует устойчивая языковая формула "негде задержаться (остановиться) взгляду". Со знанием дела сказано "где пьешь тем больше, чем меньше значишь". И т.д. Насчёт "милого Ашкенази" добавить ничего определённого не могу. Возможно, речь идёт о личном знакомстве (иначе романсовое прилагательное "милый" повисает в воздухе), возможно, попросту понадобилась "пианистическая" рифма к "вазе". Сам же пианист появился на буксире вмёрзшего в айсберг пианино (почему именно пианино вмёрзло - поэтическая тайна; может быть, в процессе сочинения "равнина" предшествовала вмёрзшему объекту - и тогда рифма оправдывает всё). Кстати, о рифмах. Интересные приближённые рифмы, вроде, "колоколен/корень", "посеял/север" соседствуют с тривиальными и просто сомнительными: "нега/неба", "спрячешь/значишь", "кордона/дома"… И т.д. Моё впечатление - хорошие стихи, но, ни особым вдохновением, ни "высочайшим мастерством" (выражение одного из поклонников) они не отмечены. Оснований для подбрасывания чепчиков не вижу. Как и во многих других случаях, трудно избавиться от впечатления, что поэт всё время хочет казаться "больше", чем он есть на самом деле. И слова не промолвит в простоте…

Не могу без улыбки отнестись и к настойчивому употреблению слюнно-гортанных метафор (один такой нелепый случай ("… больше нет слюны в его гортани" (стихотворение Ex oriente)) разобран Терновским) и метафор, включающих Лобачевского. Услышал поэт где-то что-то о неэвклидовой геометрии и взял на вооружение - видимо, для "метафизики". Вот эти философские красоты в одном букете ("Колыбельная трескового мыса"):

Перемена империи связана с гулом слов,
с выделеньем слюны в результате речи,
с лобачевской суммой чужих углов,
с возрастанием исподволь шансов встречи
параллельных линий…

В той же "Колыбельной" подвернулся под горячую руку и Эвклид:

Странно думать, что выжил, но это случилось. Пыль
покрывает квадратные вещи. Проезжающий автомобиль
продлевает пространство за угол, мстя Эвклиду.
Темнота извиняет отсутствие лиц, голосов и проч.,
превращая их не столько в бежавших прочь,
как в пропавших из виду.

Метафизика - кажется, до Общей теории относительности добрались! Тавтологическая рифма "проч./прочь" вероятно, причисляется знатоками к находкам.

Согласен: к метафорам присматриваться не стоит, их следует воспринимать, как цельные образы. В создании таких цельных образов и состоит искусство метафоры, нередко Бродскому изменяющее. Ещё два слова о технике. Бесконечные переносы разрушают синтаксис, делают течение стиха турбулентным. Злоупотребление этим приёмом - характерная черта стиля поэта. Приём этот, кстати сказать, удобен именно для протяжённой версификации. Глистообразный стих при определённом комбинаторном таланте можно продолжать до бесконечности. Подозреваю, что кого-то попросту завораживает само долгоговорение "в рифму" - так удав гипнотизирует кролика.

Рифм у Бродского действительно много, но они большей частью не оригинальны. Нередко встречаются и бедные рифмы, вроде отмеченных выше или, скажем, "хватит/покатит" или "вертухаи/бугаи" из стихотворения "На независимость Украины". Несколько слов об этом опусе, которому посвящена уже упоминавшаяся аналитическая статья г-на Этермана:

http://www.berkovich-zametki.com/2009/Zametki/Nomer16/Eterman1.php

Вот само сочинение (воспроизвожу по авторизованной версии, помещённой у Этермана):

НА НЕЗАВИСИМОСТЬ УКРАИНЫ

Дорогой Карл Двенадцатый, сражение под Полтавой,
слава Богу, проиграно. Как говорил картавый,
время покажет - кузькину мать, руины,
кости посмертной радости с привкусом Украины.

То не зелено-квитный, траченый изотопом,
- жовто-блакитный реет над Конотопом,
скроенный из холста: знать, припасла Канада -
даром, что без креста: но хохлам не надо.

Гой ты, рушник-карбованец, семечки в потной жмене!
Не нам, кацапам, их обвинять в измене.
Сами под образами семьдесят лет в Рязани
с залитыми глазами жили, как при Тарзане.

Скажем им, звонкой матерью паузы метя, строго:
скатертью вам, хохлы, и рушником дорога.
Ступайте от нас в жупане, не говоря в мундире,
по адресу на три буквы на все четыре

стороны. Пусть теперь в мазанке хором Гансы
с ляхами ставят вас на четыре кости, поганцы.
Как в петлю лезть, так сообща, сук выбирая в чаще,
а курицу из борща грызть в одиночку слаще?

Прощевайте, хохлы! Пожили вместе, хватит.
Плюнуть, что ли, в Днипро: может, он вспять покатит,
брезгуя гордо нами, как скорый, битком набитый
отвернутыми углами и вековой обидой.

Не поминайте лихом! Вашего неба, хлеба
нам - подавись мы жмыхом и потолком - не треба.
Нечего портить кровь, рвать на груди одежду.
Кончилась, знать, любовь, коли была промежду.

Что ковыряться зря в рваных корнях глаголом!
Вас родила земля: грунт, чернозем с подзолом.
Полно качать права, шить нам одно, другое.
Эта земля не дает вам, кавунам, покоя.

Ой-да левада-степь, краля, баштан, вареник.
Больше, поди, теряли: больше людей, чем денег.
Как-нибудь перебьемся. А что до слезы из глаза,
Нет на нее указа ждать до другого раза.

С Богом, орлы, казаки, гетманы, вертухаи!
Только когда придет и вам помирать, бугаи,
будете вы хрипеть, царапая край матраса,
строчки из Александра, а не брехню Тараса.

Уже при "нулевом" (выражение г-на Этермана) чтении очевидно: надо быть законченным мегаломаном, чтобы вмешиваться - да ещё в таком тоне! - в трагический спор двух огромных славянских народов. А поскольку делает это житель Нью-Йорка по имени Иосиф Бродский, то мегаломания умножается на столь же чудовищную бестактность. Приходилось встречать мнение, что стихотворение написано от имени якобы "русского патриота", что это литературная мистификация, что автор издевается над всеми сторонами, по его же элегантному выражению "кладёт с прибором" и на Россию, и на Украину, и на восторженных читателей шедевра. Вполне возможно. Да только легче не становится: танцевать с факелом в руках на пороховой бочке и опасно, и глупо, и, в данном случае, опять-таки кошмарно бестактно.

Если не ошибаюсь, Шкловский когда-то сказал, что текст знает больше автора. Мысль только на первый взгляд парадоксальная. Действительно, в текст прорывается бессознательное, в нём возникают непредусмотренные "конструкцией" связи (как это бывает в сложных машинах и компьютерных программах). Мне, порой, кажется, что в свою очередь критик знает больше, чем текст. И опять никакого парадокса - на сей раз прибавляется бессознательное плюс опыт, эмоции читающего субъекта. Совершенно серьёзно: анализ г-на Этермана меня восхищает. Эрудиция, филигранная техника исследования текста, выявления интертекстуальности и т.д. Поразительна догадка, что Александр, попирающий в последней строчке "брехню Тараса", вовсе не Пушкин, как можно подумать, а сам Иосиф Александрович Бродский, певец империй и основатель собственной поэтической империи. Этакий Александр Македонский с лирой (с лирой ли, впрочем, или с тем же самым "прибором"?) в руках. Этерман не всегда комплиментарен по отношению к своему герою, что добавляет ещё одно измерение к его анализу. Критик, как археолог, выявляет слой за слоем в опусе Бродского. Хотелось бы ещё только "нулевого" слоя - самого стихотворения. Рифмованный поток грубых, не всегда вразумительных выкриков-оскорблений, по моему мнению, находится за пределами художественного. Это именно текст, а не стихотворение.

Предвижу, что самые мягкие из моих многочисленных оппонентов скажут "не вчитался", "не понял". Ответа на такой упрёк, разумеется, нет. В частной переписке один видный литератор ленинградского круга выражал надежду, что меня убедит его книга о Бродском. Я отвечал, что вряд ли - раз сами стихи не убеждают. Чтение стихов, в конечном счёте, не пилотирование "Боинга" -"инструкция по эксплуатации" мне не нужна.

Подведу невесёлый итог. Безусловно, художника следует судить по вершинам, а не провалам. Сочинить плохое стихотворение - с кем не случалось? К сожалению, в случае Бродского холмы - талантливые яркие стихи - тонут в болоте унылой, метановой версификации. Речь идёт здесь не о провалах, а о навязываемом нам художественном мировоззрении, которое вызывает у меня чувство брезгливости, и которое я решительно отвергаю. Мой интеграл "по пространству Бродского" внушительно отрицателен.

"Феномен Бродского" (его сочинения и культ), на мой взгляд, является серьёзным загрязнением художественной среды. Поэтому я так и разговорился. Стихи Бродского, взятые сами по себе, представляют для меня ограниченный интерес - и содержательно, и технически. Хочу ещё добавить, что никогда не стал бы столь резко отзываться о сочинителе, менее защищённом.

Художественное пространство сейчас понемногу очищается и есть надежда, что со временем Бродский переместится из толчеи окололитературного процесса в саму литературу, найдёт там своё настоящее место. Думаю, что оно ни в какой мере не будет сравнимо с местом Моцарта в музыке или Пастернака в поэзии.

Вы, Вера, спрашиваете о поэтах зарубежья. Скажу снова, что я не особенный читатель. Мой круг поэтического общения почти целиком ограничен (увы, большей частью виртуальными) друзьями. С радостью жду их публикаций, с радостью читаю. Я уже упоминал вас и Бориса Кокотова. Моя благодарность за прекрасные сочинения ветеранам Иону Дегену и Марку Азову. Спасибо Марине Гарбер, Давиду Иосифовичу Гарбару, Виктору Кагану, Элле Титовой-Ромм, Михаилу Ромму, Виктору Фету, Владимиру Батшеву, Валентину Ричу, покойному Яну Торчинскому… Прошу прощения, если упустил кого-то - память и концентрация мне всё чаще изменяют. Спасибо, Вера, за эту радость - заочной встречи с вами.

В.З. Спасибо и вам, Борис, за интереснейшую беседу. Уверена, что читатели "Кругозора" на раз вернуться и перечитают эти электронные страницы… Здоровья и вдохновения вам!

БОРИС КУШНЕР: ЕВРЕЙСКИЙ ФЕНОМЕН. ЧАСТЬ 1 >>