ДЛЯ НОВОЙ РОССИИ

Сбор средств на новые целевые программы поддержки демократии в России начинает Фонд Андрея Дмитриевича Сахарова - краеугольный камень гражданского общества в современной России. Об этой новой акции, о Фонде, воспоминаниями об А.Д. Сахарова и Е.Г.Боннэр делится в интервью "Кругозору" Алексей Семёнов - сын Елены Георгиевны Боннэр, возглавляющий ныне американский сахаровский Фонд.

Ирина Чайковская:  - Алексей, вы возглавляете американский Фонд Андрея Дмитриевича Сахарова. Знаю, что такой Фонд есть и в России. Почему существуют два Фонда? Как себя чувствует Фонд Сахарова в России? А в Америке?

Алексей Семенов: -  Вскоре после смерти Андрея Дмитриевича, по инициативе моей матери была создана "Общественная комиссия по увековечению памяти академика А. Д. Сахарова" - такое неудобоваримое название, которое тем не менее вполне соответствует российской традиции подобных организаций. Легко определимая первоначальная цель Комиссии - сохранить и обработать бумаги А.Д. Сразу же во зникла и вторая цель: пропагандировать и развивать общественно-политические взгляды А.Д., основанные на уважении к правам человека.  Комиссия была зарегистрирована как российская общественная организация. Почти одновременно, для эффективного сбора средств в западных странах (а в России собирать средства тогда было практически невозможно), мы создали The Andrei Sakharov Foundation зарегистрированную в США.

Две организации были как бы в "личной унии" - председателем правления у обеих была мама (в России сопредседателем был также Сергей Адамович Ковалёв), большинство директоров были общие, на заседаниях Комиссии решались программные вопросы, а Фонд занимался финансами. Неформально, Foundation стали называть Фондом Сахарова (США), а вместо длинного названия Комиссии стали говорить Фонд Сахарова (Россия). Впоследствии, это было оформлено как второе название Комиссии.

Уставная цель нашего Фонда - способствовать  сохранению памяти А.Д. и развитию его идей, в основном через финансовую помощь российскому Фонду. Но поскольку теперь Сахаровский Центр и архив в Москве часть средств собирают сами, Фонд иногда поддерживает и другие проекты (15-20% годового бюджета), не связанные с московской работой.

И.Ч. - Вашим предшественником на посту была Ваша мама, Елена Георгиевна Боннэр. С какого времени вы возглавляете Фонд? Что сумели сделать за это время?

А.С. - Мама была председателем правления в первые годы, затем почетным председателем. В 2001 году она ушла в отставку, чтобы не отвлекаться от того, что считала своей главной обязанностью - работой по подготовке к изданию архивных материалов А.Д., особенно его дневников. Практической деятельностью Фонда до недавнего времени руководил его президент Эд Клайн (замечательный человек, верный друг мамы и А.Д.  и эксперт по всем вопросам прав человека и российской политике), а я помогал (насколько мог) как вице-президент. К сожалению, два года назад Эд ушел в отставку по возрасту. Он по-прежнему член правления, но президентские полномочия и нагрузка перешли ко мне. Я стараюсь немного расширить наши проекты (например,  мы спонсируем документальный фильм об истории правозащитного движения в России, в партнерстве с Oak Foundation и Голосом Америки) и стабилизировать наши финансы. Этому помогает то, что новый директор Центра в Москве, Сергей Лукашевский, активно работает и находит новые источники финансирования; соответственно, расходы Фонда уменьшаются.

И.Ч. - В России имя Сахарова практически не упоминается. О нем, создателе советской водородной бомбы, трижды Герое социалистического труда, лауреате Сталинской, Ленинской премий, а затем и международной Нобелевской премии мира, не говорят по радио и на ТВ, не пишут в газетах и журналах. На митинге, проходившем на проспекте его имени в Москве, корреспонденты спрашивали молодежь, кто такой Сахаров. Никто не знал. Это связано с государственной политикой? Что вы предпринимаете для популяризации имени Сахарова среди молодежи?

А.С. - Я не совсем согласен с такой постановкой вопроса. Курьёзы опросов (молодежь Англии не знает, кто такой Черчилль, подростки в Америке считают, что Линкольн - гитарист рокк-группы, большинство людей верит в ведьм, и т.д.) - благодатная тема для приятного вечернего разговора, но реальные, активные, думающие молодые люди, с которыми мне случается общаться производят совсем другое впечатление. В Москве на мероприятиях Сахаровского центра (семинары, вечера памяти, ...) много молодёжи. Пару лет назад в Москве стихийно возникло Сахаровское Движение. Одна из их акций - интервью с известными людьми о том, как бы они закончили предложение "Я не Сахаров, но и я...". Потом они расклеивали листовки с ответами в метро. Получилось очень интересно. Именно из таких людей, по-моему, и вырастет следующее поколение интеллектуальной элиты. Для них и для школьников, которые только начинают формировать своё мировоззрение, Сахаровский Центр важен. Конечно, мы не можем достучаться до всех, но те, кто нас находят, ощущают атмосферу свободной мысли, общения с единомышленниками; в-общем, им в Центре - хорошо, душевно комфортно. В Центре много программ, направленных на молодёжь (например, игры для школьников "Правовая самооборона"), но молодые люди активно принимают участие и в обычных мероприятиях - выставках, концертах, встречах, и т.п.

И.Ч. - По моим ощущением, вся Перестройка проходила под знаком идей Андрея Дмитриевича о демократии и гуманизации общества, о конвергенции двух систем. Недаром Горбачев, задумав свои великие преобразования, первым делом позвонил диссиденту-академику, томящемуся вместе с женой в бессрочной ссылке в Горьком, и объявил об его освобождении. Вам не кажется, что и сегодня, если бы Сахаров воскрес, то, как во времена Брежнева, он воспринимался бы как "враг режима", "американский наймит", предатель? И его снова ждала бы ссылка или даже тюрьма?

А.С. - Сейчас в России власть  в конфликте с гражданским обществом. Тоталитарный контроль, как в СССР, Путин установить не в состоянии, но все известные и доступные карательные меры путинский режим применяет в полной мере. Если бы А.Д. был жив, он, конечно же, был бы моральным лидером и точкой консолидации демократических сил. Режим пытался бы давить на него, но в какой форме, я не  берусь судить. Например, хватило бы у них политических сил выслать или посадить его, я не знаю. Сергея Адамовича Ковалёва они ненавидят, но посадить не решаются. Общий эффект, я думаю, был бы в изменении баланса сил не в пользу режима.

Альтернативная история - трудная тема. А.Д. умер в переломный момент для России, это была трагическая потеря для страны с далеко идущими последствиями. Всё могло быть по-другому; если бы он закончил работу над конституцией, то страна могла бы объединиться вокруг неё. Конституция Сахарова - это звучит, его имя само по себе дало бы легитимность и моральный заряд Конституции, а то, что получилось (конституция никому не известного комитета), создало страну, в которой моральные ценности остались сбоку. Людей его масштаба, с чувством исторической и всемирной ответственности,  в годы "великой трансформации" в России не оказалось. Было много хороших и умных, но без А.Д. они были не авторитетны, политические силы были раздробленными, а последующая консолидация пошла по криминально-силовому пути.

И.Ч. - В Советском Союзе активно насаждалось мнение, что Сахаров находится в полном подчинении у своей жены, Елены Боннэр, а она - некое воплощение зла, увела его от собственных детей, заставила устраивать голодовки, чтобы невеста сына, - Ваша невеста, Алексей,- смогла выехать к вам в Америку... Вы наблюдали жизнь этих двух любящих друг друга людей с близкого расстояния, что скажете?

А.С. - Воспоминания всех, кто знал А.Д., единодушны - повлиять на А.Д. не мог никто, он, как  кораблик из песни Новеллы Матвеевой, "сам свой капитан". Это и в семье было очевидно; даже его смешные идиосинкразии (например, он ел только разогретую еду, даже селедку, кефир, или творог - разогревал) невозможно было изменить - он с удовольствием смеялся шуткам на эти темы, но оставался при своём мнении. "Утку", что его политические идеи подсовывала ему мама, ГБ распространяла, потому что это им казалось выгодным во многих отношениях: на нашего хорошего русского академика влияет плохая еврейская жена, что значит: а) евреи во всём виноваты; б) его идеи не серьёзны, поскольку он сам - мямля и подкаблучник; и в) это даже и не его идеи, а выдумки вздорной бабы. При этом, прежде всего они сами оказывались жертвой собственной пропаганды -  им казалось, что они смогут А.Д. манипулировать, если его насильно разъединить с мамой. Но так не получалось - они только больше проигрывали политически.

О голодовке, лучше всего почитать самого А.Д. (см. Воспоминания). Он ощущал ситуацию с Лизой, как давление на себя; так оно и было - КГБ использовало Лизу как заложника, надеясь обрести рычаг для управления А.Д. Это вписывалось и в их привычное поведение - почему бы не сделать гадость, если есть возможность.

Мы голодовки боялись и пытались А.Д. и маму (за лизин отъезд они голодали вместе) отговорить, естественно, безуспешно. В нашей семье действовал принцип, что поступки типа "не могу иначе" - это личное решение каждого, но уж если такое решение (с трудными или опасными последствиями) принято, то дело близких - полностью его поддержать. Так и было - мы оказывали "техническую поддержку", то есть добивались, чтобы голодовка вызвала максимальный отклик во всём мире. К счастью, во многих смыслах это удалось и голодовка закончилась блестящей победой А.Д. и мамы и значительным поражением для КГБ. А для нас с Лизой - тем, что теперь мы наслаждаемся уже внуками.

И.Ч. - Вы родились в Москве, учились во второй математической школе, по слухам,  брали частные уроки у замечательного словесника и критика Анатолия  Якобсона. Сохраняете ли связь с прежними друзьями?

А.С. Вторая школа остаётся для меня, как и для всех мне известных "второшкольников," светлым воспоминанием, хотя я пришёл в школу в конце первой волны борьбы властей с нею, когда Якобсона уже уволили. Я у него брал частные уроки русского языка, поскольку был и остаюсь удивительно неграмотным - с литературой и грамматикой всё было в порядке, а писал я с ужасающими ошибками. Уроки с А.А. были для меня в основном диктантами, но бывали исключения. В диктантах он использовал много цитат, и, если мне удавалось определить и продолжить что-нибудь не очевидное (что не полагалось мне знать, - Мандельштама, Хлебникова, и т.п.), - то разговор мог перейти на поэзию.

Со школьными друзьями отношения есть, хотя и меньше, чем хотелось бы. Всех разбросало, и времени у всех мало. Но, например, прошлым летом с одним из моих одноклассников мы прекрасно вчетвером (с женами) провели week-end путешествуя к югу от Рима.

И.Ч. - В каком году вы уехали из СССР? Почему? Почему именно в Америку? Бываете ли вы в России? Следите ли за работой мемориального Дома-музея Андрея Дмитриевича на родной для вас улице Чкалова?

А.С. Я уехал в 1978-м. Перед этим, осенью 1977-го, в начале пятого курса, меня отчислили из института "за неуспеваемость", хотя я был отличником и уже сдал заранее все сессии пятого курса (кстати, снять меня с повышенной стипендии бухгалтерия не смогла, это оказалось для бюрократии труднее, чем выпустить приказ об отчислении, так что стипендию я продолжал получать до самого отъезда весной 1978-го). Отчисление было неприкрыто политическим действием; сразу же А.Д. и мама стали получать анонимные письма и звонки с описанием того, что со мной сделают в армии - как далеко меня зашлют и как именно с мной разберутся. То есть, как впоследствии  Лиза, я стал точкой давления.

Одновременно КГБ настоятельно рекомендовал мне уехать. Я ехать не хотел, но А.Д. и мама настаивали, что это единственный разумный выход. Разрешение на выезд я получил в тот же день - утром подал, а вечером позвонили из ОВИРА, что я должен немедленно явиться за визой, с датой выезда через 10 дней. Я отказался, и в течении еще двух месяцев  ОВИР звонил каждый день и угрожал, что виза будет отменена, а я избегал подходить к телефону.  В конце концов, я выторговал визу, действительную в течение месяца. В Америку поехал потому что а) а куда еще?, б) моя сестра уже была в Бостоне, и в) у меня было приглашение в аспирантуру.

В доме на Чкалова располагается Сахаровский архив, в котором теперь есть мемориальная выставка, и одна мемориальная комната. 2-х комнатную квартиру в этом доме исходно получила моя бабушка (Руфь Боннэр) после реабилитации в 1954 году (68-я квартира на 7 этаже). А.Д. и мама жили там вместе с бабушкой (и со мной, пока я не уехал, и с моей сестрой и её мужем, пока они не переехали в кооператив), но прописан А.Д. там не был; по-советским понятием он был БОМЖ, поскольку свою академическую квартиру на Щукинском отдал детям. В момент ссылки паспорт у него забрали и вернули с Горьковской пропиской. Когда он вернулся в Москву, ему предлагали большую  в академическом или правительственном доме (очередная попытка вернуть его в "нормальную" элиту); он отказался. В конце концов, А.Д., согласился на квартиру в том же доме, то есть мама осталась прописанной в 68-ой, а А.Д. получил 61-ю, такую же, но на 6-м этаже. Эта квартира стала его рабочим кабинетом (в ней он и умер - после обеда сказал, что пойдёт поработать и спустился туда, чтобы никто не тревожил; мама пошла его звать к чаю только часа через три). После смерти АД правительство Москвы подарило Фонду 62-ю квартиру, для обработки архива, а позже Фонд отремонтировал и передал архиву и 61-ю. Так что архив теперь располагается в двух квартирах, и в одной из них - мемориальная комната-кабинет А.Д. Кстати,  деньги на оформление мемориального кабинета (2.5 миллионов рублей) были собраны в России как малые пожертвования от большого числа людей.

И.Ч. - Кто из правозащитников принимает участие в деятельности Фонда? Есть ли там ваша сестра Татьяна Янкелевич? Участвуют ли в деятельности Фонда дети Сахарова? Общаетесь ли вы с ними?

А.С. Из известных правозащитников, в совете Фонда (США) есть Павел Литвинов и Иван Ковалёв; многие другие принимают неформальное участие по конкретным проектам. Моя сестра формально не член совета, но часто участвует в обсуждении планов. С детьми А.Д. поддерживает постоянную связь архив, но активного участия в работе архива или центра они не принимают. У меня более близкие отношения с внуками А.Д. (Марина, дочь Татьяны Сахаровой, и Коля, старший сын Димы Сахарова). Я надеюсь, что они примут активное участие в будущем.

И.Ч. Увидела среди спонсоров Фонда имя Бориса Березовского. Вы считаете возможным его участие?

А.С. Лет пятнадцать назад, во время финансового кризиса в России и других регионах, Фонд был на грани банкротства - если бы не нашли новые средства, Сахаровский Центр и Архив пришлось бы закрыть. Не было денег ни на зарплаты, ни на программы, ни на структурные расходы (коммунальные услуги, охрана, и т.п.). Мы выпустили публичное обращение и почти сразу на него отреагировал Борис Березовский. Он пожертвовал $3 миллиона. Была одна встреча, он спросил может ли он быть членом правления Фонда, мы сказали, что это невозможно ввиду его деятельности как российского олигарха и политика. Тогда он спросил, может ли его пожертвование быть публичным. Мы сказали, что по-другому и быть не может, поскольку Фонд тогда и впоследствии был полностью прозрачен в своих финансах. Его это удовлетворило, мы объявили о пожертвовании на пресс-конференции в Сахаровском Центре (мама зачитала заявление и ответила на вопросы), и мы получили деньги. Это пожертвование спасло Фонд, и мы Березовскому за это благодарны. Я его видел последний раз спустя месяц после пресс-конференции, в Нью-Йорке, в квартире Эда Клайна, где мы устроили ему частный приём. Никакого участия в работе фонда он не принимал ни до, ни после, и никогда не пытался влиять на нашу работу или продолжать контакт. Фонд тоже никак с ним не контактировал. На личном уровне я и моя сестра еще один раз обратились к нему через десять лет, в последние месяцы маминой жизни, когда у врачей появилась мысль, что маме может помочь экспериментальное лечение в Германии. Мама была уже в больнице, и для полёта в Германию потребовался бы частный самолёт с медицинским оборудованием. Через третье лицо Березовский сразу же предложил оплатить расходы такого полёта (это было бы около $60,000); но потом консультации американских и немецких врачей заключили, что этот метод лечения не поможет маме. Так что полёт не понадобился и мы от помощи Б.А. отказались.  

И.Ч. - На что конкретно пойдут деньги, присланные в Фонд в ближайшее время?

А.С. В первую очередь -  на бюджет архива на обработку новых поступлений. Это бумаги моей матери, которые теперь находятся в архиве, и другие архивные материалы, как например, недавно приобретённый нами архив Валентина Турчина, ранее приобретённый архив Амальрика, недавно переданный нам архив Есенина-Вольпина, и многие другие. Архив растёт быстро, поскольку многие теперь хотят передать свои бумаги или бумаги своих родственников нам. Люди верят, что Сахаровский архив сможет сохранить материалы, которые они не хотят или боятся передать в государственные архивы. Поступлений много, но часто существующего бюджета хватает только на то, чтобы принять коллекции на хранение, а хочется их и обработать (описать, оцифровать, разместить на Интернете).

 Другая важная проблем - структурные расходы. На программы Центра (выставки, публикации, семинары) часто средства находятся, но, например, на обновление пожарной сигнализации в Центре (очень нужное) или на ремонт туалетов -  спонсоров найти трудно. Когда Фонд получает пожертвования в общий счёт, мы стараемся финансировать именно такие, не программные расходы.

И.Ч. Назовите, пожалуйста, номер счета и способы пересылки денег.

А.С. Самое простое - в интернете. Можно пойти на нашу страницу - www.sakharovfoundation.org  - и воспользоваться ссылкой слева: "How to
contribute". Это приведёт вас на страницу, где можно пожертвовать, используя кредитную карту или PayPal. Там же указан адрес куда можно послать банковский чек (The Andrei Sakharov Foundation, 7112 Wesley Rd, Springfield, VA 22150, USA). Отдельного счёта для безналичных переводов у нас нет, но если это необходимо - пришлите мне письмо (по тому же адресу), и я отвечу как это сделать.