СИМФОНИЯ ШОСТАКОВИЧА

"Ког­да гре­мят ору­дия - му­зы мол­чат", - го­вори­ли древ­ние. В страш­ное ле­то 1941 го­да, в бло­кад­ном Ле­нин­гра­де это пра­вило не толь­ко бы­ло на­руше­но, но раз­ле­телось вдре­без­ги. В тот ве­чер 14 ав­густа всё бы­ло как обыч­но. 25-лет­ний мо­лодой че­ловек в оч­ках (в ар­мию его не взя­ли по зре­нию), как обыч­но, в семь ча­сов ве­чера при­шёл на сбор­ный пункт дру­жины на­род­но­го опол­че­ния.

Дмит­рий Шос­та­кович, 1941г.

- Ты, Мит­рич, се­год­ня де­журишь на пос­ту но­мер 5,-рас­пре­делял дру­жин­ни­ков Пётр Алек­се­ев, вы­сокий, не­веро­ят­но ху­дой ста­рик. Дмит­рий Дмит­ри­евич Шос­та­кович с тру­дом под­нялся на кры­шу по чёр­ной лес­тни­це. От пос­то­ян­но­го не­до­еда­ния ( уже в то вре­мя с про­дук­та­ми бы­ли проб­ле­мы) кру­жилась го­лова. Ос­мотрел­ся.  Вда­леке вы­ли си­рены. Под до­мом прош­ли тан­ки. Где-то по­лыха­ли по­жары и дым от них рас­ползал­ся по все­му го­роду,  но здесь, на­вер­ху не­бо бы­ло яс­ным и звёз­дным. Труд­но бы­ло по­верить, что под та­ким си­яющим, за­мер­шем в веч­ном спо­кой­ствии  не­бом,  тво­рят­ся ад и бе­зумие. И вдруг из этих зву­ков, из по­лыха­ния по­жаров, из бес­край­но­го, звёз­дно­го не­ба заз­ву­чала му­зыка. Свет­лая и воз­вы­шен­ная. Ме­лодия пер­вой час­ти бу­дущей сим­фо­нии. В час но­чи ком­по­зитор при­шёл до­мой, ста­ра­ясь не раз­бу­дить спя­щую же­ну и двух де­тей,  за­жёг све­чу       (свет ночью от­клю­чали )  и за­писал на чис­том нот­ном лис­те-15 ав­густа 1941 го­да. Это был день на­чала ра­боты над во­шед­шей в ис­то­рию Ле­нин­градской, 7-ой сим­фо­ни­ей.

!5 сен­тября на­чалась ле­нин­градская бло­када. К это­му вре­мени уже бы­ли на­писа­ны две час­ти сим­фо­нии. 5 но­яб­ря, ночью  Шос­та­кови­ча  на ма­лень­ком во­ен­ном са­молё­те пе­реп­равля­ют в Мос­кву. В ян­ва­ре 1942 го­да сим­фо­ния бы­ла за­кон­че­на. А уже  5 мар­та 1942 го­да она впер­вые бы­ла ис­полне­на в Куй­бы­шеве го­сударс­твен­ным, сим­фо­ничес­ким ор­кес­тром СССР  под уп­равле­ни­ем Са­му­ила Са­мосу­да.

Тут воз­ни­ка­ет мно­го воп­ро­сов. По­чему в эти не­веро­ят­но труд­ные, мож­но ска­зать, кри­тичес­кие для со­вет­ско­го на­рода дни, ис­полне­ние 7 сим­фо­нии Шос­та­кови­ча ста­новит­ся де­лом го­сударс­твен­ной важ­ности? Как смог­ло жес­то­ковый­ное, дик­та­тор­ское ру­ководс­тво стра­ны стать вдруг та­ким по­нима­ющим и му­зыкаль­ным?  Ведь вождь на­родов  ни­ког­да не  был ме­лома­ном. Нап­ро­тив, под его ру­ководс­твом без­жа­лос­тно унич­то­жалось всй жи­вое и свет­лое. Мы объ­яс­ня­ем это дву­мя при­чина­ми. Во-пер­вых, воп­рос сто­ял о жиз­ни и смер­ти. О лич­ной жиз­ни и смер­ти все­го ру­ководс­тва СССР, в том чис­ле, и Ста­лина.  В та­кой си­ту­ации че­ловек ме­ня­ет­ся. Сра­баты­ва­ет ин­стинкт са­мосох­ра­нения.  Он ин­стинктив­но хва­та­ет­ся за всё, что по­мога­ет вы­жить. Ког­да выс­шие ру­ково­дите­ли СССР, в том чис­ле, ра­зуме­ет­ся, И­осиф Ста­лин, ус­лы­шали  7 сим­фо­нию, им ста­ло яс­но ка­кую ве­ликую, пот­ря­са­ющую, всё по­беж­да­ющую  си­лу име­ет эта му­зыка.

Имен­но тог­да  ве­ликий дик­та­тор про­из­нёс, по­махи­вая труб­кой в такт,  сло­ва, ко­торые сде­лали воз­можным всё, что про­изош­ло даль­ше: " Пусть ле­нин­град­цы то­же ус­лы­шат Седь­мую си­моф­нию". Да­лее про­ис­хо­дят уди­витель­ные со­бытия.

2 и­юня в 5 ут­ра в дверь ди­рижё­ра сим­фо­ничес­ко­го ор­кес­тра Ле­нин­градско­го Ра­ди­око­мите­та  Эли­ас­берга поз­во­нили.

- Кто это мог быть так ра­но?- ду­мал Карл Иль­ич, мед­ленно, рас­счи­тывая каж­дый шаг,  прод­ви­га­ясь к две­ри. Он жил один. Же­на и двое де­тей ус­пе­ли эва­ку­иро­вать­ся из го­рода. За 10 ме­сяцев бло­кады ди­рижёр от­вык бо­ять­ся ноч­ных звон­ков,  но ког­да от­крыл дверь, ста­рые стра­хи всплы­ли за­ново. За дверью сто­яли трое в во­ен­ном. Май­ор и два сол­да­та. У од­но­го из сол­дат  в ру­ке был боль­шой свёр­ток.

- Карл Иль­ич?- веж­ли­во взял под ко­зырёк май­ор. Вам по­сыл­ка из Мос­квы. Рас­пи­шитесь.

Карл Эли­ас­берг, 1945 г.

-Что это? - уди­вил­ся Эли­ас­берг.

- 7 сим­фо­ния Шос­та­кови­ча.

- Гос­по­ди! Как он мог за­быть. Ещё не­делю на­зад зво­нил пер­вый сек­ре­тарь Ле­нин­градско­го гор­ко­ма пар­тии  Жда­нов и го­ворил, что при­нято ре­шение ис­полнить Седь­мую сим­фо­нию в Ле­нин­гра­де.

- Ан­дрей Алек­сан­дро­вич, кто бу­дет иг­рать? - уди­вил­ся тог­да Эли­ас­берг. У ме­ня ос­та­лось все­го 15 му­зыкан­тов и те еле дер­жатся на но­гах. Мы уже три ме­сяца не ре­пети­ру­ем.

- Ре­шение при­нято на са­мом вер­ху,   -  обор­вал его Жда­нов.- Так что нам при­дёт­ся его вы­пол­нить. У Вас бу­дут все пол­но­мочия. В слу­чае труд­ностей зво­ните на­чаль­ни­ку по­литуп­равле­ния фрон­та ге­нера­лу Хо­лос­то­ву. - И Жда­нов про­дик­то­вал но­мер те­лефо­на.

 Эли­ас­берг с тру­дом от­нёс свёр­ток в ком­на­ту и ра­зор­вал обёр­тку. Там бы­ли че­тыре боль­шие нот­ные тет­ра­ди и пись­мо.   Он тря­сущи­мися от вол­не­ния паль­ца­ми вскрыл пись­мо и про­читал:

-До­рогой Карл Иль­ич!

Знаю как Вам тя­жело и по­это­му не спра­шиваю как де­ла. Чувс­твую се­бя не­важ­но. Нер­вишки расс­тро­ились вко­нец. Очень пе­режи­ваю за Иру и де­тей. Пы­та­юсь до­бить­ся их эва­ку­ации, но по­ка не по­луча­ет­ся.

По­сылаю сим­фо­нию. Ис­полнять её мож­но (да­лее под­чёр­кну­то крас­ным ка­ран­да­шом) толь­ко в пол­ном сос­та­ве: в том чис­ле, 8 вал­торн и 8 тром­бо­нов.

Все­го доб­ро­го. Ваш Шос­та­кович.

-8 тром­бо­нов и 8 вал­торн! От­ку­да их взять? Это прос­то не­ре­аль­но. 

Он наб­рал но­мер ге­нера­ла Хо­лос­то­ва. Тот под­нял труб­ку сра­зу. Эли­аз­берг разъ­яс­нил си­ту­ацию.

- Так что мы те­перь во­евать бу­дем или иг­рать?- рас­сме­ял­ся Хо­лос­тов. Но су­дя по то­му, что труб­ку он не по­ложил и не пос­лал ди­рижё­ра ко всем чер­тям со­бачь­им, ге­нерал уже по­лучил ука­зания свы­ше. Они по­мол­ча­ли.

-Чем же я мо­гу Вам по­мочь?

- Мне нуж­но, что­бы му­зыкан­ты сроч­но вер­ну­лись с фрон­та.

- Но я по­нятия не имею где они.

- Это я по­пыта­юсь уз­нать.

Карл Иль­ич поз­во­нил сво­ему при­яте­лю ви­олон­че­лис­ту Бо­рису По­ляц­ки­ну, ко­торый жил в со­сед­нем до­ме и ко­торый уже знал про раз­го­вор со Жда­новым.

-Сроч­ное де­ло, Бо­ря. По­дой­ди, по­жалуй­ста.

Вско­ре при­шёл ви­олон­че­лист, 65 лет (не приз­ва­ли на фронт по воз­расту), не­боль­шо­го рос­та в оч­ках, до вой­ны пол­ный, с вы­пира­ющим жи­воти­ком, а сей­час ко­жа да кос­ти. Они си­дели на кух­не (там бы­ло теп­лее) и прос­матри­вали но­ты сим­фо­нии.  Эли­ас­берг про­читы­вал лист, иног­да что-то на­певая се­бе под нос, и пе­реда­вал его По­ляц­ки­ну. Тот мол­ча прос­матри­вал и скла­дывал про­читан­ные лис­ты на ко­ленях. Кон­чи­ли пер­вую часть пе­реш­ли ко вто­рой.

-Да­вай па­узу сде­ла­ем,- поп­ро­сил Бо­рис. - Уже не но­ты, а маль­чи­ки кро­вавые в гла­зах.

Они прер­ва­лись.

-Ну, что ска­жешь, Бо­ря?

-Му­зыка ге­ни­аль­ная.  Но как её ис­полнить на­шими си­лами. Не пред­став­ляю

-Вот и не пред­став­ляю. Мо­жет ты пе­репи­сыва­ешь­ся с кем-ни­будь из ор­кес­тра?

- Да, пе­репи­сыва­юсь. С Лё­шей Со­фоно­вым. Скри­пачом. Пом­нишь его?

-Ну, ко­неч­но, пом­ню. Так мож­но же най­ти его часть по но­меру по­левой поч­ты, - об­ра­довал­ся Эли­ас­берг - При­неси его пись­мо, по­жалуй­ста. Воз­можно, Лё­ша зна­ет ко­го-то ещё. На­до оп­ро­сить всех из на­шего ор­кес­тра. Поз­во­нить  род­ным, ко­торые не эва­ку­иро­вались. Ты по­можешь?

-Да. Ко­неч­но.

Так всё на­чина­лось. Карл Иль­ич уз­на­вал но­мер час­ти ар­тистов ор­кес­тра, со­об­щал ге­нера­лу Хо­лос­то­ву. На дру­гой  день му­зыкант по­яв­лялся в Ле­нин­гра­де. Сис­те­ма " по ука­занию Ста­лина" за мно­го лет бы­ла от­ла­жена и дей­ство­вала бе­зот­казно.

 Ле­нин­град, ав­густ 1942 го­да

Те­перь каж­дое ут­ро му­зыкан­ты  со­бира­лись на ре­пети­ции. Всем бы­ли вы­писа­ны до­пол­ни­тель­ные пай­ки. Не­кото­рые ор­кес­тран­ты при­лете­ли на во­ен­ном са­молё­те из- за ли­нии фрон­та. К кон­церту го­тови­лись как к важ­но­му сра­жению. "Нью-Й­орк Тай­мс" пи­сала: "Сим­фо­ния Шос­та­кови­ча бы­ла рав­но­силь­на нес­коль­ким тран­спор­там с во­ору­жени­ем". Вой­скам Ле­нин­градско­го фрон­та Был от­дан при­каз: " Во вре­мя кон­церта ни од­на бом­ба, ни один сна­ряд не дол­жны упасть на го­род"

И вот нас­ту­пил этот день - 9 ав­густа 1942 го­да. Всё бы­ло поч­ти как в мир­ное вре­мя. По Ле­нин­гра­ду бы­ли рас­кле­ены афи­ши. В за­ле фи­лар­мо­нии заж­глись ог­ромные хрус­таль­ные люс­тры. Толь­ко пуб­ли­ка бы­ла не­обыч­ная: в пот­рё­пан­ных гим­настёр­ках, тель­няш­ках, буш­ла­тах. При­мер­но так­же бы­ли оде­ты и ор­кес­тран­ты. Толь­ко Карл Иль­ич Эли­ас­берг сто­ял за пуль­том во фра­ке и бе­лос­нежной ру­баш­ке с ба­боч­кой. По все­му го­роду ис­полне­ние кон­церта тран­сли­рова­лось че­рез гром­ко­гово­рите­ли. Его мог­ли слы­шать и не­мец­кие вой­ска на пе­редо­вой.  Уже пос­ле вой­ны  два ту­рис­та из ГДР ра­зыс­ка­ли Эли­ас­берга и ска­зали ему: " Мы слу­шали сим­фо­нию в тот день. Имен­но тог­да, 9 ав­густа 1942 го­да  ста­ло яс­но, что вой­на на­ми про­иг­ра­на. Мы ощу­тили ва­шу си­лу, спо­соб­ную пре­одо­леть го­лод, страх, да­же смерть".