Эмигрантские картинки

О но­вом ав­то­ре "Кру­гозо­ра"
Ло­тов­ский, Яков Кал­ма­нович - про­за­ик. Окон­чил Ли­тин­сти­тут им.Горь­ко­го. Был чле­ном СП Ук­ра­ины. Кни­ги: "Сем­надцать ки­лог­раммов про­зы" (Мос­ква, "Со­вет­ский Пи­сатель", 1991),  "По­доль­ский жанр" (Фи­ладель­фия, 1998), "Рас­смот­рим мой слу­чай, или Ре­зино­вый трам­вай", Фи­ладель­фия, 2007). Пуб­ли­ковал­ся в жур­на­лах "Воп­ро­сы ли­тера­туры", "Те­атр", "Ин­терпо­эзия", "За­рубеж­ные за­пис­ки", "Ра­дуга", "Сло­во-Word", "Вес­тник", мно­го пе­чатал­ся в "Но­вом Рус­ском Сло­ве", "Па­нора­ме", а так­же в из­да­ни­ях в пе­рево­де на ан­глий­ский, не­мец­кий, ук­ра­ин­ский, италь­ян­ский, эс­тон­ский язы­ки, и на ив­рит. Ла­уре­ат ли­тера­тур­но­го кон­курса ра­ди­ос­танции "Не­мец­кая Вол­на" (1991, Кёльн, Гер­ма­ния).

"НАСТУПИТ ВРЕМЯ - САМ ПОЙМЁШЬ, НАВЕРНОЕ"

 Сы­ну на трид­ца­тиле­тие мы при­вез­ли в Те­хас прос­лавлен­ный со­вет­ский те­лефильм "Сем­надцать мгно­вений вес­ны". Он сам за­казал этот по­дарок. Жи­вя в аме­рикан­ской глу­бин­ке, он вро­де бы не ис­пы­тыва­ет осо­бой нос­таль­гии по сво­ему со­вет­ско­му прош­ло­му. Но, ви­димо, все же нуж­да­ет­ся в ка­ких-то зна­ках это­го прош­ло­го, как бы пред­ме­тов ста­рины из ба­буш­ки­ного (или, умес­тнее ска­зать, де­душ­ки­ного) сун­дучка, ка­ковые в без­дель­ную ми­нуту мож­но за­дум­чи­во пе­реби­рать или за­бавы ра­ди при­киды­вать на се­бя.

 И вот мы иной раз ве­чера­ми про­води­ли вре­мя вчет­ве­ром (сын же­нат) у ви­де­оэк­ра­на и в ко­торый раз - те­перь уже в Аме­рике - с удо­воль­стви­ем пе­рес­матри­вали ка­залось бы на­изусть зна­комую лен­ту. Это за­меня­ло нам до­маш­ний ка­мин, по­мога­ло удер­жать весь сос­тав семьи вмес­те, вклю­чая не­посе­ду не­вес­тку. Прек­расно сде­лан­ный фильм в оче­ред­ной раз при­ковы­вал к се­бе на­ше вни­мание и раз­го­воры вок­руг не­го.

 - А всё-та­ки ка­кие у нас бы­ли ак­тё­ры! Что ни роль - перл! Ти­хонов, Бро­невой, Та­баков, Ку­рав­лёв...

 - И да­же эта чёр­ная фор­ма им к ли­цу.

 - А что, кра­сивая, меж­ду про­чим, фор­ма!

 - Вот бы ты на­делал шо­роху на хол­ло­уин-пар­ти у Джо­на, ес­ли бы на­дел та­кой кос­тюм, - ска­зала не­вес­тка сы­ну.

 Приб­ли­жал­ся аме­рикан­ский праз­дник "Хол­ло­уин", и они оба бы­ли оза­боче­ны, во что бы об­ря­дить­ся ра­ди этой ока­зии. На ве­черин­ку на­до бы­ло явить­ся в ста­ромод­ной одеж­де. Мы прих­ва­тили с со­бой из до­му для этой це­ли за­валяв­шу­юся мою ру­баху вре­мён "бреж­нев­ско­го зас­тоя" с длин­ней­ши­ми язы­ками во­рот­ни­ка. Не­вес­тка то и де­ло убе­гала к под­ру­ге-со­сед­ке и вся­кий раз пред­ста­вала в но­вом при­чуд­ли­вом ви­де, спра­шивая хо­рошо ли ей в этом. Всё шло к её кра­сиво­му ли­цу, и она это зна­ла за со­бой и ра­да бы­ла по­воду пок­ра­совать­ся пе­ред му­жем. Нам с же­ною бы­ло уди­витель­но, что это со­бытие нас­толь­ко для них важ­но. На наш вкус это аме­рикан­ское праз­днество выг­ля­дит ди­кова­тым, ка­кое-то сред­не­вековье. Но мы по­мал­ки­вали и толь­ко на­руж­но уми­лялись. Но тут я не стер­пел:

 - Не­уж­то ты на­пялил бы эсэ­сов­скую фор­му? - спро­сил я у сы­на и ос­тро пос­мотрел ему в гла­за.

 Же­на моя нап­ряглась и с не­годо­вани­ем ска­зала мне:

 - От­вя­жись от не­го!

 Она не лю­била, ког­да мы с сы­ном сты­кались и ав­то­мати­чес­ки бра­ла сто­рону сы­на, а ме­ня от­чи­тыва­ла за мою вздор­ность.

 - По­чему нет, - в пи­ку от­ве­чал мне сын, же­лая по­казать, что он от­ре­ка­ет­ся от сте­ре­оти­пов прош­ло­го. - Ведь это мас­ка­рад, кар­на­вал. Как ты не по­нима­ешь? Ты - пок­лонник Бах­ти­на.

 Он каж­дый раз, ког­да речь за­ходит о на­шем со­вет­ском прош­лом, бе­рёт по­леми­чес­кий тон. Та­кой вид при­об­рёл здесь в Аме­рике у нас с ним из­вечный кон­фликт по­коле­ний. (Впро­чем, та­кая те­ма кон­флик­та очень ха­рак­терна для им­мигрант­ских се­мей­ств). Я весь об­ра­щён в бы­лое, то есть в со­вет­ское прош­лое. Он - впе­рёд, в аме­рикан­ское бу­дущее. И толь­ко его сен­ти­мен­таль­ность и лю­бовь к па­пе с ма­мой не да­ют этой кол­ли­зии пе­рерас­ти в раз­мол­вку и тем бо­лее в рас­прю. Да и в нём са­мом дос­та­точ­но мно­го уко­рене­но от прош­ло­го. И кон­фликт с от­цом - это часть вып­лесну­того на­ружу его внут­ренне­го кон­флик­та. Он и те­перь сам по­чувс­тво­вал, что хва­тил че­рез край с этой кра­сивой уни­фор­мой со свас­ти­кой на ру­каве, ко­торая так шла к ли­цу на­шим на­род­ным ар­тистам.

 - Яс­ное де­ло, фа­шист­ский знак я бы не на­дел, - ска­зал сын.

 - Спа­сибо и на том, - про­вор­чал я под не­году­ющим взгля­дом же­ны. В кон­це кон­цов мы все пос­ме­ялись над этой шут­кой.

 Но по­том уже в са­молё­те, воз­вра­щав­шем нас в Фи­ладель­фию, мне приш­ла на пер­вый взгляд до­воль­но стран­ная мысль: а не во­зыме­ли ли чу­дес­ные эти "Сем­надцать мгно­вений..." по­боч­ный, кос­тюмный эф­фект, на офор­мле­ние рус­ско­го не­офа­шиз­ма? Не сос­лу­жили ли ав­то­ры филь­ма не­воль­но дур­ную служ­бу со­ци­алис­ти­чес­ко­му об­щес­тву, в ко­тором ба­цил­ла фа­шиз­ма бы­ла жи­ва? Тем бо­лее, что в пос­ле­во­ен­ное вре­мя на­ше стра­на уп­равля­лась по су­ти иде­ей "на­ци­онал-ком­му­низ­ма" (тер­мин Д.Ус­тря­лова). Точ­нее, идея эта ста­ла воп­ло­щать­ся Ста­линым ещё пе­ред вой­ной, а пос­ле неё уже поч­ти не ка­муф­ли­рова­лась, ес­ли взять во вни­мание "де­ло вра­чей", убий­ство Ми­хо­эл­са, де­ло Ев­рей­ско­го Ан­ти­фашист­ско­го ко­мите­та, ряд пос­та­нов­ле­ний про­тив кос­мо­поли­тов, ге­нети­ков, "низ­ко­пок­лонни­ков пе­ред За­падом". Впро­чем, эта ба­цил­ла жи­ва в лю­бом об­щес­тве, прос­то ле­жит в ана­би­озе до по­ры.

 Сим­пто­матич­но, что имен­но раз­ведчик, то есть шпи­он, сам род за­нятий ко­торо­го тре­бу­ет жить по двой­но­му стан­дарту, и стал ге­ро­ем об­щес­тва эпо­хи зас­тоя, жив­шем по двой­но­му же стан­дарту. По­это­му се­ри­ал об уда­лом на­шем Штир­ли­це, ко­торый, по­доб­но ле­ген­дарно­му Гар­ри Гу­дини, вы­ходит из са­мой ту­пико­вой си­ту­ации, не мог не по­любить­ся со­вет­ско­му че­лове­ку. Наш "душ­ка" Ти­хонов-Штир­лиц в эсэ­сов­ской фор­ме, что так лов­ко си­дит на нём, не мог не по­любить­ся и всей на­цист­ской вер­хушке в эк­ранной её вер­сии, будь это ве­ликос­вет­ский ден­ди Шел­ленберг (Олег Та­баков), пре­дан­ный слу­жака Ай­сман (Ле­онид Ку­рав­лёв), мо­нумен­таль­ный Бор­ман (Юрий Виз­бор), су­ровый, же­лез­ный, как Фе­ликс, Каль­тен­брун­нер (Ми­ха­ил Жар­ков­ский) и, в осо­бен­ности, прож­жённый про­фес­си­онал Мюл­лер (Ле­онид Бро­невой), ко­торый рев­ни­во влюб­лён в Штир­ли­ца и жа­ле­ет, что тот не в его ве­домс­тве. Меж­ду про­чим, в од­ном из сво­их ин­тервью Бро­невой рас­ска­зывал, что Ан­дро­пов так же рев­ни­во от­нёсся к эк­ранно­му об­ра­зу Мюл­ле­ра, ста­вя его в при­мер сво­им лю­дям, то есть фун­кци­оне­рам КГБ.

 И вот по­луча­ет­ся та­кой рас­клад. Лю­бимые на­родом ар­тисты в чу­дес­но сня­том Тать­яной Ли­оз­но­вой филь­ме иг­ра­ют, в об­щем, до­воль­но сим­па­тич­ных и да­же оба­ятель­ных муж­чин, и кра­сивая их слу­жеб­ная фор­ма до­бав­ля­ет им оба­яния не мень­ше, чем во вре­мена оны это де­лал, ска­жем, гу­сар­ский мун­дир, хоть и ди­зайн здесь сов­сем в ином ро­де - стро­же, му­жес­твен­ней. Это вам не со­вет­ская во­ен­ная фор­ма тех же лет, то­пор­но сля­пан­ная да­же для ге­нера­лов, где схва­чен­ная крюч­ка­ми сто­яче­го во­рот­ни­ка го­лова, ле­жит, как на пла­хе, меж двух ши­роких, как ло­пас­ти, по­гон. И в филь­ме мы это так­же мо­жем ви­деть и ис­пы­тывать неч­то вро­де кон­фу­за от её неп­ригляд­но­го, в чём-то шу­тов­ско­го ви­да по срав­не­нию с эсэ­сов­ской, соз­данной ди­зай­нер­ской шко­лой Ба­уха­ус.

 Так вот, уже тог­да пос­ле по­каза филь­ма, то есть в се­реди­не 70-х, там и сям ста­ло об­на­ружи­вать­ся ше­бур­шанье вся­кого ро­да тай­ных фа­шист­ских мо­лодёж­ных ор­га­низа­ций, хоть и эсэ­сов­ской фор­мы они по­ка не но­сили. Ко­неч­но, это не бы­ло пря­мым следс­тви­ем прос­мотра филь­ма. Ско­рее это бы­ло ре­ак­ци­ей на фаль­ши­вый ук­лад бреж­нев­ско­го вре­мени, род ина­комыс­лия, ес­ли угод­но, к ко­ему влас­ти, меж­ду про­чим, бы­ли бо­лее тер­пи­мы, чем к дис­си­дентству. Ибо та­кое ина­комыс­лие бы­ло им бли­же, по­нят­ней. (Я сам был оче­вид­цем, ког­да инс­трук­тор рай­ко­ма КПСС в хмель­ном ви­де, скло­няя к бли­зос­ти кра­сави­цу-ев­рей­ку, мас­со­вич­ку пар­ка куль­ту­ры, стра­щал её сло­вом КПСС, со зна­чени­ем вы­деляя две пос­ледние бук­вы - СС). И кто зна­ет, не ока­зал ли вли­яние на пол­зу­чие, там и сям про­буж­да­ющи­еся от ана­би­оза на­цист­ские ба­цил­лы этот фильм, как бы слу­чай­но за­цепив и оп­ро­кинув не­кий пу­зырёк с жи­вой для них во­дой? Ну хо­тя бы од­ним тем, что ле­гали­зиро­вал, ре­аби­лити­ровал, да­же при­давал шарм оди­оз­но­му чёр­но­му мун­ди­ру. Кто не слы­шал в те го­ды рас­ска­зы об ар­тистах, ко­торые в пе­реры­ве съ­ёмок где-ни­будь в глу­бин­ке пря­мо в не­мец­ких мун­ди­рах за­ходи­ли, ска­жем, в сель­скую лав­ку за вод­кой (а ку­да ещё по­дать­ся рус­ско­му ар­тисту?) и ре­ак­ция на­селе­ния бы­ла са­мая раз­ная. Вплоть до ра­дос­тных при­вес­твий. И анек­до­ты да­же хо­дили на эту те­му.

 Ого­ворюсь, что бы­ло бы не­лепо вме­нять в ви­ну Юли­ану Се­мёно­ву и Тать­яне Ли­оз­но­вой фа­шиза­цию об­щес­тва. Всё про­ис­хо­дящее на све­те не ли­ней­но де­тер­ми­ниро­вано. Мы мо­жем толь­ко от­сле­живать не­кото­рые тен­денции раз­ви­тия хо­да ве­щей, не очень при этом нас­та­ивая на сво­их вы­водах.

 Но поз­во­лю се­бе всё же нас­то­ять на сво­ём умо­зак­лю­чении, пос­коль­ку по про­шес­твии де­сят­ка лет, уже в пост-со­вет­ское вре­мя, я вжи­ве уви­дел - и не на ар­тистах - эту чёр­ную на­цист­скую уни­фор­му, пусть слег­ка и ви­до­из­ме­нён­ную. Да вся­кий её мог ви­деть на бо­еви­ках об­щес­тва "Па­мять", "Рус­ско­го на­ци­ональ­но­го единс­тва" и по­доб­ных им мах­ро­во-пат­ри­оти­чес­ких, фа­шизи­рован­ных ор­га­низа­ций. И это не кар­на­вал, не мас­ка­рад, не "хол­ло­уин". Ска­жите на ми­лость: от­ку­да взят пок­рой? От­ку­да ди­зайн? От­ку­да знак на ру­каве, на­поми­на­ющий свас­ти­ку? А то и прос­то свас­ти­ка? От Ди­ора? От Вер­са­че? От Вя­чес­ла­ва Зай­це­ва с Юдаш­ки­ным?

 От Штир­ли­ца с Мюл­ле­ром, ска­жу я.

И в кон­це кон­цов, от­ку­да взят сам пре­зидент ны­неш­ней Рос­сии, то­же, как и Штир­лиц-Иса­ев, пол­ковник (или под­полков­ник?) раз­ведки? Из те­леви­зора и взят. Из 17 мгно­вений и взят. Са­ми же ви­дите, что та­кое для Рос­сии те­леви­зор. Те­леви­зор в Рос­сии - ре­ша­ющая си­ла! Кля­нусь, он спо­собен да­же из ты­нянов­ско­го по­ручи­ка Ки­же сде­лать пре­зиден­та!   

ПЯ­ТЕРО СЕ­ДОБО­РОДЫX

Фан­тасма­гория

 В а­эро­пор­ту го­рода Xь­юс­тон, от­ку­да мы воз­вра­щались до­мой, в Фи­ладель­фию, пе­репол­ненные впе­чат­ле­ни­ями от встре­чи с сы­ном и дву­мя ве­черин­ка­ми сов­мес­тно с его аме­рикан­ски­ми друзь­ями: по по­воду 30-ле­тия сы­на, и дру­гой по слу­чаю при­чуд­ли­вого аме­рикан­ско­го праз­дни­ка Хол­ло­увин - прис­пи­чило мне, пар­дон, в ту­алет. У вхо­да в а­эро­пор­тов­ский нуж­ник сто­яла чем-то обес­по­ко­ен­ная да­ма, не смея вой­ти в муж­ское от­де­ление. Но, по­хоже, ей ту­да на­до бы­ло за­чем-то. И точ­но.

 - Не мог­ли бы вы, - об­ра­тилась она ко мне, и я пе­рек­лю­чил в рус­ско­языч­ной сво­ей го­лове тум­блер в по­ложе­ние "англ.", - по­торо­пить там мис­те­ра Даг­гла. Мы опаз­ды­ва­ем. Мис­тер Даггл. Он се­дой та­кой, с бо­родой. Уже объ­яви­ли по­сад­ку.

 - О'кей, - го­ворю.

 Вхо­жу в ту­алет, пос­та­вив гу­бы для аме­рикан­ско­го зву­ко­из­вле­чения. Меж­ду про­чим, так у нас на По­доле раз­го­вари­вали бла­тари.

 - Кто здесь мис­тер Даггл?- ог­ла­шаю в ру­комой­ной час­ти.

 Все обер­ну­лись на ме­ня, но ник­то не приз­нался.

 - Мис­тер Даггл, на вы­ход! - крик­нул я на­ново, прой­дя в от­сек, где справ­ля­ют нуж­ду.

 Я крик­нул гром­ко, что­бы бы­ло слы­хать и тем, ко­торые и за двер­ца­ми ту­жат­ся. Крик­нул ар­мей­ским го­лосом. Так кри­чали дне­валь­ные, ког­да я слу­жил в со­вет­ской ар­мии.

 Над край­ним пи­су­аром сто­ял се­добо­родый че­ловек. Он чуть рас­ка­чивал­ся и гля­дев­шее вниз ли­цо его бы­ло го­рес­тным. Вид­но, имел проб­ле­мы с прос­та­той. Он нис­коль­ко не отоз­вался на мой звук.

 Я де­ликат­но кос­нулся его пле­ча:

 - Сэр, из­ви­ните - вы мис­тер Даггл?

 Он вздрог­нул и ус­та­вил­ся на ме­ня.

 - Что вам на­до?

 - Вы мис­тер Даггл? - пе­рес­про­сил я, что­бы не оши­бить­ся ад­ре­сом.

 - Ме­ня зо­вут мис­тер Даббл, - поп­ра­вил он ме­ня с раз­дра­жени­ем. Воз­можно, я пе­ребил, ког­да ему как раз под­ка­тило.

 - Впол­не мо­жет быть, сэр, но это не име­ет зна­чения. Глав­ное, я ви­жу, у вас се­дая бо­рода, - ска­зал я, прис­тра­ива­ясь к со­сед­не­му пис­су­ару. - Я хо­чу вам на­пом­нить, мис­тер Даббл, что вы опаз­ды­ва­ете. Уже объ­яви­ли по­сад­ку на ваш са­молёт, сэр.

 Мис­тер Даббл оза­даче­но мол­чал.

 - От­ку­да вам из­вес­тно моё имя? - ска­зал он по­годя.

 - Мне его наз­ва­ла од­на поч­тенная да­ма. Она так­же про­сила ме­ня вас по­торо­пить.

 Мис­тер Даббл расс­тро­ен­но трях­нул тем, что дер­жал в ру­ках и, так и не до­бив­шись ни кап­ли, ушёл, на хо­ду за­дёр­ги­вая зип­пер.

 Ког­да я об­легчал­ся, от­кры­лась двер­ца од­ной из ря­да ка­бинок, ко­торые для боль­шой нуж­ды, и бо­ковым зре­ни­ем я за­метил, что от­ту­да вы­шел при­земис­тый че­ловек с се­дой бо­родой. Нас­висты­вая, он прос­ле­довал за мо­ей спи­ной на вы­ход. Я про­водил его удив­лённым взгля­дом.

 Ви­дать, этот и есть ис­ко­мый мис­тер Даббл, вер­нее Даггл? Гос­по­ди! Вы­ходит я нап­расно пе­ребил мис­те­ра Даг­гла, то есть пер­во­го бо­рода­ча, ну, ко­торый справ­лял ма­лую нуж­ду, - она да­валась ему труд­ней, чем боль­шая.

 "Вот неп­ри­ят­ность ка­кая выш­ла," - расс­тро­ен­но ду­мал я, нап­равля­ясь к ру­комой­ни­кам.

 Вый­дя на­ружу, я опе­шил. У вы­хода сто­яла та же да­ма. Она бы­ла обес­по­ко­ена в ещё боль­шей сте­пени.

 - Вы встре­чали там мис­те­ра Даг­гла? Он с се­дой бо­родой, - на­пом­ни­ла она с от­ча­яни­ем, но да­же и с не­кото­рым воз­му­щени­ем в го­лосе.

 И её впол­не мож­но бы­ло по­нять: са­молёт го­товит­ся к от­прав­ле­нию, муж зас­трял в от­хо­жем мес­те, а по­руче­нец, то есть я, у ко­торо­го, меж­ду про­чим, то­же бо­рода се­дая, не спра­вил­ся с та­ким не­хит­рым де­лом.

 Я прис­ты­жен­но из­ви­нил­ся и стал бор­мо­тать в своё оп­равда­ние, что пе­редал её прось­бу мис­те­ру Даб­блу с се­дой бо­родой. Бо­лее то­го, не од­но­му, а и дру­гому, ещё од­но­му мис­те­ру с се­дой бо­родой, ес­ли учесть, что мой гром­кий го­лос до­шёл сквозь нег­лу­хие двер­цы. Прав­да, име­ни его, из­ви­ните, мэм, я не спра­шивал. Я был уве­рен, что, ес­ли уж не пер­вый, то уж этот вто­рой, на­вер­ня­ка и есть мис­тер Даббл, ко­торо­го мы с ва­ми ищем, мэм.

 - Мы ищем мис­те­ра Даг­гла, а не Даб­бла, - раз­дра­жён­но от­ве­чала мис­сис Даггл.

 - Вы пра­вы, мэм. Мы ищем мис­те­ра Даб­бла, точ­нее Даг­гла, из­ви­ните, - про­дол­жал оп­равды­вать­ся я. - Но я имею в ви­ду, что как у пер­во­го, так и у вто­рого джентль­ме­нов бы­ла се­дая бо­рода, я и по­думал, что хоть один из них и есть...

 - У вас то­же се­дая бо­рода, но это не зна­чит, что вы мис­тер Даггл, - от­ве­чала мис­сис Даггл с ка­кой-то не­жен­ской си­лой ло­гики.

 - Вы и тут пра­вы, мэм, - раз­вёл я ру­ками и здесь за­метил, что моя мис­сис не­тер­пе­ливо ма­шет мне из­да­ли.

 По­мяв­шись, я про­бор­мо­тал, что у ме­ня так­же вре­мени в об­рез, вы са­ми мо­жете ви­деть, мэм, как вон же­на и мне ма­шет ру­кой, а это дол­жно оз­на­чать, что и на наш рейс на­чал­ся пред­по­садоч­ный кон­троль.

 Я ещё раз из­ви­нил­ся и нап­ра­вил­ся в сто­рону на­шей кон­троль­ной стой­ки. За спи­ной я ус­пел рас­слы­шать, как мис­сис Даббл, точ­нее, мис­сис Даггл, го­вори­ла свою прось­бу но­вому по­сети­телю:

 - Сэр, там есть мис­тер Даггл. У не­го се­дая бо­рода. Пе­редай­те ему, по­жалуй­ста, что мы опаз­ды­ва­ем на по­сад­ку. Ска­жите, что в са­молё­те то­же есть ва­тер­кло­зет.

 Вот чу­деса, рас­суждал я, дви­га­ясь к сво­ему по­садоч­но­му вхо­ду. Чет­ве­ро се­дых бо­рода­чей, счи­тая ме­ня, соб­ра­лись, не сго­вари­ва­ясь, в од­ном из мно­гочис­ленных ту­але­тов ог­ромно­го хь­юс­тон­ско­го а­эро­пор­та. При­чём, тро­их из них я знаю по име­ни: мис­тер Даггл, мис­тер Даббл - и се­бя, ко­неч­но. И толь­ко имя од­но­го из них, из нас, ос­та­лось для ме­ня не­из­вес­тным. Ко­торый нас­висты­вал в от­хо­жем мес­те. Но ка­кой прок от то­го, что я знал имя мис­те­ра Даг­гла, зас­тряв­ше­го в ту­але­те, к ко­торо­му я имел по­руче­ние, еже­ли я в гла­за его не ви­дел. За­то я знал в ли­цо мис­те­ра, что ос­тался для ме­ня бе­зымян­ным.

 Но, пред­ставь­те се­бе, не­надол­го. По­дой­дя к кон­троль­ной стой­ке, я уви­дел это­го бе­зымян­но­го бо­рода­ча из на­шего квар­те­та. Сне­да­емый лю­боз­на­тель­ностью и гру­бо на­рушая аме­рикан­ский эти­кет, зап­ре­ща­ющий сто­ять вплот­ную в оче­реди, я заг­ля­нул че­рез его пле­чо в предъ­яв­ленный им ави­аби­лет. Фа­милия чет­верто­го из нас бы­ла... Xаббл.

И вмес­то то­го, что­бы по­заба­вить­ся ред­кой иг­рой слу­чая, впу­тав­ше­го ме­ня сре­ди трёх поч­ти од­но­фамиль­цев, я вос­при­нял это как аб­сурд, под­вох над здра­вым смыс­лом. Мне вдруг пред­ста­вилось, что я заб­лу­дил­ся сре­ди трёх аме­рикан­ских со­сен. Сре­ди этих хаб­блов и даб­блов. В этой гос­тепри­им­ной, но чу­жой мне Аме­рике. На кой черт я прип­ле­таю се­бя чет­вёртым в бо­рода­тую эту трой­ку? Что мне за де­ло до мис­те­ра Xаб­бла, или как там его бишь, зас­тряв­ше­го в сор­ти­ре, а те­перь вот - у ме­ня в баш­ке? Зас­тряв­ше­го, как при­чуд­ли­вые сце­ны хол­ло­винов­ской ве­черин­ки.

 Так рас­суждал я, си­дя уже в удоб­ном крес­ле под ров­ный гул са­молёт­ных тур­бин.

 И вдруг, ров­но мне в уго­ду, раз­дви­нул­ся за­навес, меж­ду биз­нес-клас­сом и об­щим са­лоном, и пе­ред гла­зами ави­апас­са­жиров, что пог­ло­щали свой ланч на от­кидных сто­ликах, встро­ен­ных в спин­ки кре­сел, пред­стал че­ловек из пос­ле­во­ен­но­го на­шего вре­мени с гар­мошкой на гру­ди. На го­лове его кое-как си­дела пе­реко­шен­ная сол­дат­ская ушан­ка. На но­гах - стё­ганые ват­ные чул­ки с оран­же­выми чу­нями из ав­то­мобиль­ной ре­зины. Та­кие хо­дили по при­город­ным элек­трич­кам, со­бирая по­да­яние. Он рва­нул ме­хи и за­пел гор­ло­вым го­лосом:
 
   Он шел впе­реди и при­мер всем да­вал.
   Он был уро­женец Ор­дынки.
   А ве­тер гу­лял за ши­рокой спи­ной
   И в лен­тах его бес­ко­зыр­ки.

 Гар­мо­нист по­рос се­дой ще­тинис­той бо­родой и пел, нез­ря­че впе­рясь в прос­транс­тво бе­лыми гла­зами. Во вре­мя про­иг­ры­шей он от­во­рачи­вал вбок ли­цо, как это по­чему-то за­веде­но сре­ди гар­мо­нис­тов. Впе­реди не­го мел­ки­ми шаж­ка­ми прод­ви­гал­ся па­цан, дер­жа пе­ред со­бой пе­ревёр­ну­тую для по­да­яния шап­ку. Он был в те­лог­рей­ке со взрос­ло­го пле­ча, обут в ка­кие-то бес­формен­ные про­харя и то и де­ло ути­рал ру­кавом соп­ли с без­различ­но­го сво­его ли­ца. Я ни­ког­да не по­давал им, я был ро­вес­ни­ком это­го па­цана, и у ме­ня ни­ког­да не бы­вало лиш­них де­нег, все по сче­ту, до копья. Каж­дый раз я ис­пы­тывал укол со­вес­ти, но не да­вал да­же ког­да и бы­ла лиш­няя ме­лочь: са­мому нуж­но.

 И те­перь ник­то им не по­дал. Их прос­то ник­то не за­мечал. Все рав­но­душ­но ку­сали бур­ге­ры, по­пива­ли ко­ка-ко­лу и "док­то­ра Пеп­пе­ра".
 Эти двое нес­пешно дви­гались по про­ходу. Сле­пец про­дол­жал петь:

   Две­над­цать ра­нений хи­рург нас­чи­тал,
   Две пу­ли за­сели глу­боко.
   Но сме­лый мо­ряк и в бре­ду на­певал:
   "Рас­ки­нулось мо­ре ши­роко".

 Ког­да они по­рав­ня­лись со мной, я по­ложил дол­лар в шап­ку мо­его быв­ше­го ро­вес­ни­ка.

 Пар­нишка да­же не удос­то­ил ме­ня взгля­дом.

________________________
На фо­то: кадр из филь­ма "17 мгно­вений вес­ны".