Барон Фальц-Фейн: "Если страна долго жила при диктатуре, её враз не переменишь..."

Что, по-вашему, общего между "новым русским" и старым, хоть и не совсем русским, эмигрантом-миллионером? Верно: тот и другой одержимы страстью приобретения. А в чём их важное отличие? И вновь вы угадали: "новые русские" всё больше покупают за рубежами России (яхты, дворцы, футбольные команды) - тогда как старые, даже не совсем русские, по мере возможности тратят свои кровные денежки с пользой для родины, когда-то их отторгнувшей.

Один из таких "отторгнутых" живет в карликовом (160 кв.км, 36 тыс. жителей) государстве Лихтенштейн, в котором есть правитель-князь, Ханс-Адам II; есть премьер-министр, Адр иан Хаслер, есть ландтаг - парламент на 25 депутатских мест. В столице страны городе Вадуце, по соседству с резиденцией князя, живет в своей вилле Эдуард Фальц-Фейн - тот самый "старый русский". Впрочем, после беседы с ним по телефону мне пришлось пересмотреть свои представления о молодости и старости.

- Эдуард Александрович, мы с вами некоторым образом коллеги: на проходивших в Берлине в 1936 году Олимпийских играх вы представляли французскую спортивную газету L'Auto...

- ...да, и которую после войны переименовали в L'Equipe.

- Как получилось, что именно вас выбрала газета для столь важной миссии? Мне-то ответ известен, но пусть наши читатели услышат его из первых уст.

- Это интересная история, стоит рассказать. Но сперва о том, как я попал во Францию. Мне было пять лет в 1917 году, когда мои родители привезли меня из Херсонской губернии, где находилось наше родовое имение Аскания-Нова, в Санкт-Петербург, там жил мамин отец Николай Алексеевич Епанчин. Он был генерал от инфантерии, возглавлял самое привилегированное военное учебное заведение России - Пажеский Его Императорского Величества корпус. Пока мы у него гостили, случился Октябрьский переворот...

Пять родственных аристократических семей: Епанчины, фон Шлиппе, Набоковы, Скадовские и Фальц-Фейны - бежали в Германию. Оттуда в 1923 году мы с мамой и дедом уехали во Францию и поселились в Ницце, где у нашей семьи был домик, купленный отцом ещё в 1905 году. Отца с нами уже не было: умер в Берлине от разрыва сердца. Моим воспитанием занимались мама и дед.

Как всякий мальчишка, я мечтал о велосипеде, но сам купить его не мог, не имел денег, а мама покупать не хотела, боялась, что я выеду на дорогу и попаду под автомобиль. Выручила фабрика Nestle, которая выпускала шоколад с различными этикетками. Этих этикеток требовалось собрать уж не помню сколько, отправить на фабрику и в обмен, если повезёт, можно было получить один из трех призов. Меня устраивал только первый приз - велосипед. После школы я ехал на загородную свалку, копался в мусоре, собрал нужное количество этикеток - и стал победителем лотереи! Только мне к тому времени уже хотелось не простой велосипед, а гоночный. Я привёл свой приз в магазин, доплатил не помню уже какую сумму и обменял на гоночную модель.

Перед окончанием сельхозинститута в Ницце я поехал в Париж, записался для участия в студенческой велогонке, спонсором которой была газета L'Auto, - и победил! Директор газеты Жак Бодэ пригласил меня в свою контору: "Мне нужно, чтобы в Берлине, столице Олимпийских игр 1936 года, сидел мой корреспондент и каждый день присылал статью о том, как немцы готовятся к Олимпиаде. Вы как раз такой человек. Пойдёте на это место?". И я подумал: почему не попробовать? Мне двадцать два года, скоро получу диплом, а работать агрономом, как когда-то отец, почему-то не хочется. Ну я и дал согласие директору L'Auto.

В то время у власти в Германии уже находились нацисты, их верхушка посещала главные соревнования Олимпиады. Когда чернокожий американец Джесси Оуэнс победил немецкого спринтера в беге на дистанции 100 метров, я видел, как Геринг побагровел от ярости, а Гитлер просто встал и ушел.

Вообще у меня в Берлине было уникальное положение: молодой, красавец, чудная квартира, служебный автомобиль! Писал я много и, видимо, хорошо, потому что редакция меня назвала своим репортёром номер один, "золотым пером". Ну, как я ответил на ваш вопрос?

- Лучше не бывает! Только не говорите, что после берлинской Олимпиады покинули спорт: люди неспортивные вряд ли смогут жить так долго и столь активно, как вы.

- Да, я никогда со спортом не порывал! Участвовал в велосипедных и автомобильных гонках, некоторые выигрывал. Свой "Мерседес" продал, когда мне стукнуло 95, сказал себе: "На твоей совести - ни одной аварии, пусть всё так и останется". Пришёл в полицию и сдал водительское удостоверение, чтобы не было соблазна снова сесть за руль. Ещё в 87 лет крутил педали велосипеда, тридцать километров по горной дороге.

- А зачем вы, такой активный, выбрали местом жительства крохотный Лихтенштейн? Там же скучно!..

- Кто вам такое сказал?! Это неправда! Приезжайте, увидите. Живу в отличном доме, выстроенном по моему проекту на высокой горе, за окнами - роскошный сад. В нашей маленькой стране - низкие налоги, высокий уровень жизни. Горжусь, что я первый русский, ставший её гражданином.

- Первый или единственный?

- И первый, и единственный. Вот вам ещё одна интересная история. Лихтенштейн до 1920 года входил в состав Австро-Венгрии, чей посол в Петербурге, наследник трона Франц I, князь Лихтенштейн, часто общался с моим дедушкой, генералом Епанчиным. Оба, умницы, предвидели войну с Германией. Князь не раз говорил деду: "Будет не только война, но и революция в России, и если вы там останетесь, вас вырежут. Но если вам удастся оттуда удрать в случае революции, мы вас с радостью примем у себя в Лихтенштейне".

Ну, мы из России убежали, безопасно живём в Ницце. Но когда я хочу куда-то поехать, повидать мир - мне визу не дают: мы с мамой беженцы, у нас обоих Нансеновские паспорта, по ним путешествовать нельзя! И тут мама вспомнила про встречи своего отца с князем Алоизом Лихтенштейнским, он к тому времени стал правителем страны, и мы поехали к нему. Князь радушно нас принял, сказал, что отлично помнит генерала Епанчина, спросил: "Чем я могу вам помочь?" Мама говорит: "Нельзя ли моему сыну получить подданство вашей страны, чтобы он имел нормальный паспорт и мог ехать куда хочет?" Князь сказал: "Возвращайтесь в Ниццу, я подыщу сельскую общину, которая согласится принять к себе вашего сына - с условием, что он ей что-нибудь подарит". Общине требовалась... подскажите, как называется эта штука для коров... они весь день кушают траву, потом хотят попить водички?

- Подозреваю, что речь идёт о коровьей поилке.

- О, да, правильно. Мама нашла рабочих, заплатила им, они построили поилку, а я стал русским подданным Лихтенштейна.

- Да не простым подданным, а бароном. Причём баронский титул вы не унаследовали, а опять-таки получили из рук князя.

- Вам должно быть известно, что биосферный заповедник Аскания-Нова в Херсонской губернии основал Фридрих Эдуардович фон Фальц-Фейн, мой родной дядя, брат отца. Благодаря ему этот степной оазис с уникальным зоопарком стал известен во всём мире. В апреле 1914 года Асканию посетил император Николай II, осмотрел заповедник и зоопарк, а по возвращении в Петербург издал высочайший указ, по которому все Фальц-Фейны получали пожизненное дворянство. Когда я стал гражданином Лихтенштейна, князь Франц I сказал: "У нас дворянам принято давать титулы. Ваш титул будет - барон".

- Ну а вы, поди, подумали: плох тот барон, который не мечтает стать королем. Вас ведь так звали в Лихтенштейне?

- Да, но не простым королем, а сувенирным! Когда закончилась война, люди начали совершать далекие поездки, и я решил открыть магазин сувениров, чтобы зарабатывать на туристах. Какой уважающий себя турист не захочет привезти домой сувенир на память? Денег на обзаведение у меня не было, я обратился к князю, он ссудил мне на несколько лет 50 тысяч долларов, я на эти деньги снял помещение, завёз товар, стал торговать. Долг князю вернул через два года. Торговля шла бойко, мне пришлось нанять десять служащих, которые говорили на всех европейских языках. Бывали дни, когда мы обслуживали до двух тысяч туристов. Я зарабатывал большущие деньги, стал миллионером, выстроил себе чудный дом. Вот за это меня прозвали сувенирным королём.

- Сами вы за прилавком, конечно же, не стояли?

- Что значит - не стоял?! С восьми утра до семи вечера, каждый день, включая субботу и воскресенье, мой магазин был открыт, и я - на рабочем месте. Сам князь как-то зашел и говорит: "Первый раз в жизни вижу барона, стоящего за прилавком и торгующего открытками!.." Автобусы привозили туристов со всего света, конечная остановка - прямо перед магазином, а внутри - чего только нет: открытки с видами Лихтенштейна, флажки, посуда, значки, платки, часы, брелочки, почтовые карточки, конверты и марки со спецгашением! Если у меня покупали Swiss Army Knives, я на рукоятке этого складного ножа гравировал имя хозяина: своего рода страховка, такой нож не украдут, побоятся. В конце концов пришлось мне продать магазин: стали болеть ноги, доктор сказал: "Вы простояли за прилавком с 1945 года, с вас довольно, отдыхайте". Новый хозяин магазина в восторге: у него с утра до вечера полно покупателей!

- Когда-то считалось, что торговля - не барское дело. Выходит, очень даже барское. В вашем случае - баронское. В интервью, которое мне дала живущая в Вене потомственная графиня Мария Разумовская, на вопрос: что значит - быть графиней? - она ответила: достойно выглядеть в обществе, жить честно и скромно, помогать бедным, подавать добрый пример окружающим. Каким будет ваш ответ?

- К тому, что сказала графиня, могу добавить: аристократ не должен давать повод, чтобы люди про него плохо говорили. А почему вы не спросили меня про любовь? Это же самое главное, без любви не стоит жить!

- Извините. Вот сейчас спрашиваю.

- В молодости я был донжуаном, плейбоем, имел много красивых подружек, но в один прекрасный день решил что должен иметь жену, родить наследников - всё, как полагается. В 1950 году я впервые приехал в Нью-Йорк. Мама снабдила меня визитной карточкой нашего родственника Владимира Набокова, он тогда ещё не был знаменитым автором "Лолиты". Набоков устроил банкет в ресторане при отеле Waldorff-Astoria и пригласил меня. Нас собралась большая компания. За соседним столом сидела девушка необыкновенной красоты! Это была Вирджиния Кюртис-Беннет, дочь Ноэль Кюртис-Беннета, президента Олимпийского комитета Великобритании, советника короля Георга VI. Знакомлюсь, страстно влюбляюсь, назначаю свидание. Наутро она получает телеграмму: умер отец. Срочно вылетает в Лондон, я - с ней. Моя будущая тёща, узнав, что я хочу жениться на её дочери, сказала: "Вы с моей дочерью только что познакомились! Почему бы вам сперва не поухаживать за ней?.." Но я настоял на своём. Мы обвенчались в королевской церкви Вестминстера, уехали в Лихтенштейн. Через год у нас родилась дочь Людмила. Жена ни слова не знала по-французски или по-немецки, считала, что люди во всём мире должны знать английский язык. В крохотном Лихтенштейне ей не с кем было общаться, она чувствовала себя несчастной. И когда в наших краях появился американец, писатель Пол Геллико...

 - ...вы говорите об авторе знаменитых книг "Снежный гусь", "Приключение "Посейдона", "Цветы для миссис Харрис"?

 - Да, он самый. Так вот, Геллико влюбился в мою Вирджинию, увез в Монте-Карло, там они поженились. Три года я жил один, но это не значит, что не имел подружек, ведь я был донжуан. Архитектор, который строил мой замечательный дом, сказал, закончив работу: "Нечего тебе здесь делать одному. Завтра я привезу девочку". На другой день приехал с красавицей австрийкой. Ее звали Кристина Шварц. Мне под пятьдесят, ей двадцать два. И я на ней женюсь. Не знал, что она наркоманка. Приду вечером усталый, голодный - ужина нет, жена под кайфом. Устроил её в лечебницу для наркоманов - она оттуда удрала. А потом умерла от передозировки наркотиков. И я решил: третьего брака не будет.

- Начиная с 1970-х годов вы покупали на аукционах, у частных владельцев уникальные предметы, которые после Октябрьского переворота были то ли проданы большевиками на сторону, то ли попросту украдены и вывезены за пределы России. Никого бы не удивило, если бы вы эти предметы приобретали для коллекции или для выгодной перепродажи, тем более с вашей торговой жилкой. Но вы многое из этих дорогостоящих "сувениров" дарили советским музеям и библиотекам. Вас никто за это не упрекал?

- Упрекали, и не раз. Говорили: "У тебя что - не все дома?!. Большевики лишили тебя родины, разграбили имущество твоей семьи - а ты им даришь вещи, которыми они когда-то сами торговали! Как можно делать такие услуги стране, которая этого не заслужила?.." Я отвечал: "А как можно говорить - не заслужила? Это моя родина, чтоб вы знали! Свои миллионы я в могилу с собой не возьму, хочу что-то полезное сделать с этими деньгами, прежде чем уйду с этого света. Это моя цель, пока я жив..."

- Что же вам удалось вернуть из ранее утерянных богатств?

- Много чего. Трудно все перечислить. Вот был случай в 1975 году. Аукцион в Монте-Карло распродает уникальную коллекцию книг, принадлежавших Сергею Дягилеву и Сержу Лифарю. Библиотека имени Ленина посылает туда искусствоведа Илью Зильберштейна с поручением - купить и привезти коллекцию. Зильберштейн на торги опоздал, коллекцию купил я и через него подарил библиотеке. Мы с Ильей Самойловичем стали друзьями и оставались ими до самой его кончины в 1988 году. Один из авторитетных авторов "Огонька" и "Литературной газеты", он опубликовал в этих изданиях много интересных статей о русской эмиграции, о коллекции "дягилевских" художников, которую собрал живущий в Лондоне князь Никита Лобанов-Ростовский...

- Интересная подробность. Кстати, мы с князем знакомы, пару лет назад я брал у него интервью. Ну, а самому приехать в Россию вам удалось?

- Мне было под семьдесят, когда это произошло. Вам будет интересно узнать, как именно. Международный Олимпийский комитет решал вопрос - кому достанутся Олимпийские игры 1980 года, и я, как президент Олимпийского комитета Лихтенштейна, перед голосованием подошел к каждому члену МОК и попросил, чтобы они дали шанс Москве. И она получила Игры, а я получил возможность посещать свою родину.

Выкупил в Германии и возвратил в Ливадию ковёр, подаренный персидским шахом императору Николаю II в 1913 году, когда праздновалось 300-летие Дома Романовых. На ковре вытканы портреты всех членов царской семьи. Теперь он висит в Ливадийском дворце. Нашел в Америке у одного антиквара, купил и отправил в Ялту портрет Григория Потёмкина, любовника Екатерины, украденный после революции из Ливадийского дворца. Там при входе висел чудный портрет самой Екатерины, так его не спёрли, а Потёмкина - спёрли.

Важнейшей своей акцией я считаю передачу знаменитого "Архива Николая Соколова" - документы следствия по делу об убийстве царской семьи в Екатеринбурге. Бесценные для России бумаги купил по моему совету князь Лихтенштейна и передал Москве в обмен на свой архив, захваченный в конце Второй мировой войны советскими войсками в Вене, где семья князя имела большой дворец. Официальный документ об обмене был подписан во время визита в Лихтенштейн тогдашнего российского министра иностранных дел Евгения Примакова.

При моем участии был организован музей Александра Суворова в швейцарском городе Гларусе и музей Екатерины II на ее родине, в немецком городе Цербсте: музейное здание выделил и отреставрировал город, а я туда передал из своей коллекции экспонаты, касающиеся Екатерины*. Я оплатил восстановление Мальтийской капеллы Воронцовского дворца в Петербурге; по моей инициативе в Санкт-Петербургском Суворовском училище, бывшем Пажеском корпусе, появилась церковь, открылся кадетский музей. Мои хлопоты помогли тому, чтобы в Москву был перевезён прах Шаляпина, которого моя мать знала лично: он, приезжая во Францию на гастроли, навещал нас в Ницце. Мы с его сыном, Федором Федоровичем, дружили, он жил в Риме, часто у меня бывал. В один прекрасный день приехал ко мне писатель и журналист Юлиан Семенов. Вы с ним были знакомы?

- Знаком не был, книги его читал.

- Он чудесные книги писал! Мы с ним несколько лет потратили (а я - еще и кучу денег) на поиски Янтарной комнаты, похищенной нацистами во время Второй мировой войны. Комнату, к сожалению, так и не нашли. Но когда велись работы по её реставрации, я купил в Швейцарии и послал в Петербург специальные станки и сверла для обработки янтаря, помог вернуть в Царское Село мозаичное панно, обнаруженное в Германии. А в тот раз Юлиан мне говорит: "Фёдор Фёдорович приехал, он непременно тебя навестит. Давай его уговорим, чтобы дал согласие на захоронение праха отца в Москве, этого хотел сам Федор Иванович..." Мы в моем доме составили такую бумагу, сын Шаляпина её подписал, я с ней поехал в Париж, пришёл к мэру Жаку Шираку, который потом стал президентом Франции, и он дал разрешение на эксгумацию. Прах был доставлен в Москву и 29 октября 1984 года торжественно захоронен, а пригласить меня на это событие тамошние власти почему-то забыли.

- Серьезную обиду вам нанесли!

- Знаете что? Мне обида в одно ухо входит, в другое выходит, и я снова начинаю работать для России. После смерти Федора Федоровича выкупил реликвии его семьи, остававшиеся в Риме, подарил музею Шаляпина в Петербурге. Купил бронзовый слепок руки гениального певца, привёз в Петербург, вручил тогдашнему мэру Анатолию Собчаку.

- Полагаете, что страна, которую в 1917 году вынужденно покинули ваши родители, сегодня, стала иной, чем при коммунистах? Таких перемен для неё вы желали?

- Скажу вам вот что. Россия - не Советский Союз. И когда мне друзья говорят: "Ох уж эта твоя Россия! Далеко ей до демократии", - я отвечаю, что если страна восемьдесят лет жила при диктатуре, её враз не переменишь, нужно иметь терпение, понемножку всё пойдёт. Они меня зовут оптимистом.

- Но не идеалистом, нет?

- Так пока никто не называл.

- Не могу не отметить ваш русский язык - богатый, образный. На таком сегодня даже в России мало кто говорит...

- Спасибо за это моему деду, Николаю Алексеевичу Епанчину. Он в эмиграции жил с нами, учил меня читать и писать по-русски, привил интерес к российской истории. Благодаря ему я стал патриотом России.

- Какими ещё языками владеете?

- Английским, немецким, лучше всего - французским. Вот я с вами сейчас говорю по-русски, а думаю на французском...

- Свою виллу в Лихтенштейне вы назвали Аскания-Нова. Что это - дань ностальгии или желание хотя бы таким образом напомнить о своем праве на собственность, отнятую большевиками?

- Вилла названа в память о нашем родовом поместье. Как старейший из Фальц-Фейнов, я являюсь наследником всего, что сотворили на земле несколько поколений моих предков. Приведен в порядок наш дом в Аскании, в нем открылся музей семьи Фальц-Фейн. На территории поместья выстроен православный собор. Вообще-то я хотел построить там небольшую часовню, а священник, отец Олег, мне сказал: "Аскания-Нова слишком известное место, чтобы можно было обойтись часовней". Ну хорошо, спрашиваю, а кто за все это будет платить? Вы, говорит, только начните давать деньги, за вами постепенно наши богачи потянутся. И вот я уже года два даю, даю и даю. Вложил больше полумиллиона евро, а на той стороне никто ни одного рубля не дал.

- Положим, этого следовало ожидать...

- Вот именно. Только мне на это наплевать. Денег в своем магазине я заработал много, в могилу их с собой не заберу, так не лучше ли истратить на доброе дело, верно?

В октябре 2009 года там установили бронзовый памятник моему дяде Фридриху Фальц-Фейну. Автор памятника - замечательный скульптор Дмитрий Тугаринов, он сделал прекрасную композицию: мой дядя сидит в кресле на лужайке перед домом, а у его ног - дрофа выпрашивает зернышко. Всеми работами я руководил отсюда, лежа в кровати: звонил в Асканию, отдавал распоряжения. Раньше сам туда ездил. Теперь не могу: ноги не работают. Большую часть дня я один, в доме тишина. Это нелегко: человек должен иметь кого-то, с кем может поделиться. Иной раз с неба, проездом через Лихтенштейн, свалятся гости: "Пойдем посмотрим, что поделывает барон..."

- А ваша дочь Людмила...

- ...живет в Монте-Карло, раз в месяц они с моей внучкой Казмирой приезжают на недельку, дольше не могут оставлять свой дом. Я решил прожить не меньше 100 лет, осталось два года. Каждый день, просыпаясь, я думаю: это подарок от Бога. А как дальше пойдет - не знаю...

- В таком случае - последний вопрос, его просила задать моя жена: что вы едите? Да и мне любопытно - чем питается человек, решивший дожить до ста лет?

 - А-а, это очень важный вопрос! Люди - они ведь не едят, а жрут; не пьют, а напиваются. Я не знаю, что такое алкоголь, никогда в жизни не курил; ем, как птичка: утречком кусок черного хлеба с мёдом и шоколад Ovaltine; днем никакого супа или жаркого, съедаю один персик; вечерком супчик или борщик; много ем рыбы, никогда не ем мяса; пью молоко.

- Пожалуйста, не останавливайтесь на цифре 100. Живите долго-долго.

- Ну, если вы это говорите, пусть так и будет...

...Хозяину виллы в столице княжества Лихтенштейн исполнилось 103 года. 2-го января 2016-го он ответил на мой телефонный звонок. Услыхав, что я намерен обновить его прежнее интервью для публикации в "Кругозоре", он попросил передать привет читателям журнала. На мое пожелание не останавливаться на цифре 103 Эдуард фон Фальц-Фейн ответил почти как пять лет назад: "Пусть так и будет".

---------------------------------------------------------------
* Интересные подробности об этом можно прочитать в интервью, которое мне дал основатель музея Владимир Тесленко.

На снимке: в гостях у барона Э.А. фон Фальц-Фейна - основатель музея Екатерины Великой в городе Цербсте (ФРГ), бывший харьковчанин Владимир Тесленко.